У меня всего два недостатка: лень и чувство юмора. Одно постоянно мешает мне жить, а второе - не дает мне сдохнуть.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Внимание!
воскресенье, 13 июля 2014
20:46
Доступ к записи ограничен
С участие снимается следующий автор: Vitce, самоиллюстрирование (Саммари 3: Айзен Соуске/Хирако Шинджи, Урахара Киске, Акон; слэш; элементы стимпанк-АУ, элементы нуара, детектив, смерть персонажей), выкладка 15 июля.
@темы: Организационное, МиниБэнг-2014
пятница, 11 июля 2014
С участие снимается следующая команда: Пухоспинка и Vitce (Саммари 19: Куросаки Ичиго/Куросаки Иссин; слэш; вертикальный инцест, высокий рейтинг, UST), выкладка 11 июля.
Автор просит прощения у читателей и художника. И обещает, что фик обязательно будет дописан и выложен.
Автор просит прощения у читателей и художника. И обещает, что фик обязательно будет дописан и выложен.
@темы: Организационное, МиниБэнг-2014
понедельник, 07 июля 2014
20:45
Доступ к записи ограничен
Норма — это массовая патология. Лаконично законченная садистка! Альфа Ангел класса тополь м!
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 06 июля 2014
Дорогие участники и читатели!
История апдейтовАпдейт. Поднимаем в связи с некоторыми изменениями в расписании для саммари 2, 11 и 19.
Апдейт 2. Поднимаем в связи с некоторыми изменениями в расписании для саммари 2 и 11 (21 июня и 07 июля).
Апдейт 3. Поднимаем в связи с некоторыми изменениями в расписании для саммари 27 и 10 (29 июня и 17 июля) и продлением сроков выкладок.
Апдейт 4. Поднимаем из-за снятия с дистанции саммари 18, 22, 27, 10.
Апдейт 5. Поднимаем из-за изменения расписания: команда с саммари 4 выкладывается 7 июля.
Апдейт 6. С участия снимается саммари 19.
Апдейт 7. С участия снимается саммари 3.
Рады сообщить, что подготовительный этап Блич МиниБэнга-2014 завершился, и с завтрашнего дня начнутся выкладки работ.
С 9 июня по 15 июля нас будут радовать текстами и иллюстрациями все команды, добравшиеся до финиша. Это следующие авторы и иллюстраторы:
Расписание выкладок МиниБэнга-2014: с 9 июня по 17 21 15 13 июля
09 июня — Пэмдар и Это не моя нога: «Живые» (Гриммджо/Орихиме/Улькиорра; PG-13; гет, слэш; приключения, романс; миди, 11 тыс. слов)11 июня — Пухоспинка и Karego: «Цвет дыхания» (Гриммджо Джаггерджак/Куросаки Ичиго; NC-17; слэш; драма/романс; миди, 11,2 тыс. слов)
13 июня — Laora и Zetsuai89: «Иллюзии» (Хисаги Шухей/Мацумото Рангику, намек на Хицугая Тоширо/Хинамори Момо; PG-13; гет; приключения; миди, 10,4 тыс. слов)
15 июня — Анж - Мать Забвения и Gamma~: «В клетке памяти» (Гриммджо Джагерджек/Куросаки Ичиго, Хичиго/Улькиорра Шифер, Зараки Кенпачи/Кучики Бьякуя, Мугурума Кенсей/Хисаги Шухей; R; слэш; приключения/романс; миди, 10,3 тыс. слов)
17 июня — Eswet и iris M: «Опыт смерти» (Ичимару Гин/Кучики Бьякуя, Ичимару Гин|Кира Изуру, Абараи Ренджи/Кучики Бьякуя; R; джен, слэш; ангст, романс, мистика, приключения; макси, 31,8 тыс.слов)
19 июня — Laora, самоиллюстрирование: «Страх пустоты» (Куросаки Ичиго/Исида Урю, Иноуэ Орихиме, Арисава Тацки; R; слэш; ангст; миди, 10 тыс.слов)
21 июня — свободный день
23 июня — Chirsine и Мацу и немножко нервно: «Завитушки» (Улькиорра Шиффер/Иноуе Орихиме, разные персонажи; R; джен, гет; драма, приключения; миди, 25 тыс. слов)
25 июня — Engel_Diablo и Сиоми: «Потерянный герой» (Ичиго Куросаки, Ишшин Куросаки, Карин и Юдзу Куросаки, Орихиме Иноэ, Исида Урюю, Садо Ясутора, Ренджи Абарай, Киске Урахара, Кейго, Мидзуиро, Татсуки, Йоруйчи, Тессай и другие мимопробегающие; PG-13; джен; ангст, экшн, психология; миди, 14 тыс. слов)
27 июня — Hasegava Uki & Shadowdancer и Мацу и немножко нервно: «Закат солнца, восход луны» (перевод; автор - Jaina; Куросаки Ичиго/Кучики Рукия; NC-17; гет; драма, романс; макси, 42 тыс. слов)
29 июня — свободный день
01 июля — Пухоспинка& Vitce: «Точка равновесия» (Куросаки Ичиго/Тиа Халлибел — основной; Улькиорра Шиффер/Гриммджо Джаггерджак — второстепенный; NC-17; гет, слэш; романс; миди, 22,2 тыс. слов)
03 июля — Мэйо и SHtayn&Sink: «Метрология» (Маюри Куроцучи, Сенджумару Шутара; PG-13; джен; общий, драма; миди, 10 тыс. слов)
05 июля — свободный день
07 июля — Анж - Мать Забвения и [J]pumpkinfreak[/J]& AlfaRinoya и Аня.О.: «Headless» (Гриммджо Джагерджек, Абараи Ренджи, Кучики Рукия, Курасаки Ичиго | Гриммджо Джагерджек/Абараи Ренджи, Абараи Ренджи/Кучики Рукия, Гриммджо Джагерджек/Кучики Рукия; R; гет, слэш; Средневековье!АУ; миди, 10,4 тыс. слов)
09 июля — свободный день
11 июля — свободный день
13 июля — Ditrix Dem и Это не моя нога: «Синоптики» (Куроцучи Маюри/Урахара Киске; NC-17; слэш; ангст; миди, 13,7 тыс. слов)
Желаем удачи командам-участницам, а читателям и болельщикам — приятных чтения и просмотра 
!
!
Из-за форс-мажорных обстоятельств с участия снимаются следующие саммари:
Саммари 18: Маричие Омаэда/Сой Фонг; джен, гет; рейтинг PG-13, парапанк!АУ; жанры - общий, приключения.
Саммари 22: Куросаки Ичиго/Исида Урю, Исида Рюкен; слэш; рейтинг от R, постканон; жанры - драма, приключения.
Саммари 27: Куросаки Иссин/Урахара Киске, Шихоин Йоруичи; слэш, гет; рейтинг от R, возможна частичная канон!АУ; жанры - драма, приключения.
Саммари 10: Абарай Ренджи/Куросаки Ичиго, Кучики Рукия, Зараки Кенпачи, Урахара Киске, разные персонажи; слэш; рейтинг от R, якудза!АУ; жанры - общий, драма, экшен.
Обновленное расписание появится, как только мы согласуем детали с авторами, которые еще не выложились.
Саммари 18: Маричие Омаэда/Сой Фонг; джен, гет; рейтинг PG-13, парапанк!АУ; жанры - общий, приключения.
Саммари 22: Куросаки Ичиго/Исида Урю, Исида Рюкен; слэш; рейтинг от R, постканон; жанры - драма, приключения.
Саммари 27: Куросаки Иссин/Урахара Киске, Шихоин Йоруичи; слэш, гет; рейтинг от R, возможна частичная канон!АУ; жанры - драма, приключения.
Саммари 10: Абарай Ренджи/Куросаки Ичиго, Кучики Рукия, Зараки Кенпачи, Урахара Киске, разные персонажи; слэш; рейтинг от R, якудза!АУ; жанры - общий, драма, экшен.
Обновленное расписание появится, как только мы согласуем детали с авторами, которые еще не выложились.
@темы: Организационное, МиниБэнг-2014
четверг, 03 июля 2014
где ядом брызжет слово
Название: Метрология
Автор: Мэйо
Бета: Laen Rain
Иллюстраторы: SHtayn&Sink
Персонажи: Маюри Куроцучи, Сенджумару Шутара
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: общий, драма
Размер: миди (10 тысяч слов)
Саммари: Многие знания — многие печали. Одного ждет успех, а другого — вся тяжесть последствий. Сделанное Шутарой открытие дает Обществу душ повод уничтожить квинси. Почему же после этого ее призывают в Нулевой отряд, а Куроцучи попадает в Гнездо личинок? И что еще связывает этих двоих так прочно, что дает о себе знать даже через двести лет?
Примечания: фанфик написан на Bleach MiniBang-2014
Предупреждения: таймлайн — 90 лет до начала событий Маятника (200 лет до начала событий канона); унылые трудовые будни
Ссылки на скачивание: .doc (без иллюстрации) || .rtf (c иллюстрацией) || .pdf (c иллюстрацией)
Ссылка на скачивание иллюстрации: .jpg
В столе валялись крыло адской бабочки, начинающий загнивать яблочный огрызок, кусачки для ногтей, отвертка, палочки для еды, маленький синий тряпичный карп со Дня мальчиков, бюкс с гремучей ртутью, скальпель со следами засохшей карамели, мешочек с сушеным шалфеем, фигурка слона с облупившейся краской, протертый в двух местах непарный таби, подсыхающий от неиспользования контрацептив, плошка с серовато-зеленым пушистым кустиком плесени и банка белил. Господствующий над хаосом гений Маюри шмякнул сверху пестрящую закладками стопку бумаг, присыпал вывалившимися на пол записками, утрамбовал шелестящий ворох ладонями, надавив коленом, задвинул ящик и оскалился черногубым ртом.
У него все складывалось просто замечательно.
Больше не нужно было дремать от скуки в аудиториях, выслушивать зудящего «Маюри, опять двадцать грязных чашек у стола» соседа, подсчитывать, хватит ли денег на банку приличных чернил, ложиться спать, потому что надо, а не потому что хочется, откладывать интересную книгу, на которой невозможно сосредоточиться из-за галдежа за стеной, и дергаться, попадая кистью с краской в глаз, когда говорят под руку. Даже задания в Руконгае давали отличную возможность поразмышлять в одиночестве.
Единственным, что не устраивало Маюри в должности пятого офицера Двенадцатого отряда, был его капитан.
В Академии он почти не сталкивался с Хикифуне — она вела какой-то бестолковый курс, то ли домоводства, то ли кулинарии. Так что когда незадолго до выпуска Маюри получил из Двенадцатого приглашение на собеседование, то страшно удивился и приготовился к худшему.
Но не в его положении было упускать такую возможность. Пока гораздо менее одаренным сокурсникам обещали места в отрядах или даже привлекали к совместным заданиям, Маюри просто-напросто игнорировали.
Так повелось еще с первого года обучения. Тогда, начитавшись в библиотеке старых книг о пытках, Маюри вырвал себе все ногти на левой руке. Он создал сыворотку, которая ускорила восстановление, да и на вид зажившие пальцы не отличались от здоровых. Лекарством заинтересовалась капитан Унохана, после чего возможности регенерации они исследовали уже совместно. Однако с тех пор за ним прочно закрепилась репутация психа, и если на отшатывающихся от него студентов он чихать хотел, отстраненность инструкторов раздражала. А в вопросе дальнейшего устройства подобная «слава» и вовсе отсекала большинство возможностей.
Хикифуне оказалось... много. Она кокетливо встряхивала кудрями, при этом ее полная грудь покачивалась в опасной близости от Маюри, и бурно жестикулировала, заставляя опасаться, что чашка с чаем вот-вот опрокинется ему на колени. Он вежливо кивал, не понимая, чего эта шумная женщина от него хочет. Но Хикифуне не теряла энтузиазма и продолжала щебетать, подкладывая ему в тарелку шестое по счету пирожное. Маюри сквозь тошноту в переполненном желудке слушал о том, как хорошо «умненькому мальчику» будет в прекрасном дружном отряде, и малодушно подумывал о вступлении в Четвертый.
— А еще у нас есть небольшая лаборатория, где я провожу свое исследование. Мне кажется, ты сможешь мне помочь, да и чем-то своим будет где заняться.
Маюри едва не подавился чаем.
— Исследование?
— Да, ищу новые способы использования реяцу. Пока у нас свободна вакансия пятого офицера, а там посмотрим. Так что, Маюри-кун, ты согласен?
Лаборатория, где он сможет заниматься чем-то поинтереснее возни с ранеными и переучета чистых простыней? Да ради этого Маюри был согласен на все, даже изучить все секреты кулинарии и каждый день печь блинчики самому Ямамото.
— Да, — ответил он, принимая рукопожатие Хикифуне.
***
Десять, девять, восемь, семь…
Сенджумару всегда успокаивали цифры.
Сен. Джу. Мару. Круг тысячи рук. Когда-то давно, в детстве, только узнав значение своего имени, она любила представлять, как у нее за спиной цветком распускаются эти руки, которыми можно охватить весь мир, запустить пальцы в самые нежные уголки и ощутить его движение, дыхание и пульс. Исследовать его реакцию и понять, по каким законам он живет. Вот только свое мягкое нутро мир защищал зубами и когтями, и Сенджумару продиралась сквозь них с огромным трудом. Но, что самое смешное, вскоре ее глупая детская мечта вполне могла осуществиться.
Нужно было говорить ровно и тихо, разговор был совсем не по душе Ямамото. Она видела, как у него дернулась щека, стоило ему взглянуть на документ.
Ямамото стоял, опираясь одной рукой на посох, неподвижный и непоколебимый, только лист бумаги мелко подрагивал в вытянутой руке. Ямамото-скала. Ямамото-вулкан. И паниковать, глядя в его жерло, нельзя, пусть он дремал уже столетия, покрывался рытвинами морщин и шрамами, снежной шапкой седин, а возможно даже мхом. Не нужно проверять на прочность его кору, и плещущееся в красных глазах лавовое море не прольется, превращая все на своем пути в дым и пепел.
— Я могла бы получить точные данные…
— Чушь собачья! Или тебе девятка на спине надоела? Могу устроить.
Нахмурив седые брови, Ямамото буравил Сенджумару уничтожающим взглядом. Старая-старая игра — не перечь начальству, знай свое место. И правила ее давно истлели в труху, въевшуюся в кожу, ставшую маской и ролью — склони голову еще ниже, разгладь подол на коленях повлажневшими ладонями и трижды попроси прощения за неслыханную дерзость.
Шесть, пять, четыре…
Ритуальные танцы — затянутые и неживые. Сенджумару казалось, что еще немного, и ее руки так же пожелтеют и покроются сеточкой морщин.
— Это серьезная угроза безопасности, Генрюсай-доно.
— Это — не твоя забота.
Три, два, один…
Закостенелый консерватор, ревнитель традиций, строгий начальник. Так легко обмануться, если не замечать недобрый огонь в его глазах.
Шутара набрала воздуха в грудь и возразила:
— Но баланс…
— Не пошатнется из-за нескольких сотен человек. Главе готейской службы безопасности негоже носиться по миру живых, не девочка уже. Ступай, — он всучил ей так и не подписанный приказ и отвернулся.
Ноль.
***
Маюри не любил свое слишком обычное лицо, и поэтому никуда не выходил без грима. Не любил свой скрипучий голос, поэтому прислушивался к порхавшей по лаборатории Хикифуне и помалкивал, лишь изредка вставляя слово. Зато любил все новое, поэтому топтался на месте и изучал обстановку. Пальцы с синими ногтями бездумно огладили белую плитку, покрывавшую поверхность стола, ровный ряд стеклянных колб, матовые шероховатые чаши весов и круглый блестящий металлический бок дражировочного котла.
Хикифуне присела возле него, открыла дверцу стола и нырнула туда, словно залезла с головой в пасть особенного, лабораторного чудовища, и теперь перебирала его звякающие хромированные внутренности. Выныривая обратно с добычей, она ударилась головой, ойкнула, и, потирая кудрявую макушку, снова затараторила:
— Теория проста, да ты и так все это знаешь, а что не знаешь — прочтешь, так что перейдем сразу к практике. Я всегда думала — если мы едим, чтобы восстанавливать силы, почему нельзя управлять этим и добиться большего?
Хикифуне вытряхнула что-то из банки темного стекла.
— Вот, возьми.
Драже на ее ладони мягко опалесцировало.
«Жил-был мальчик, сам виноват», — промелькнула дурацкая мысль. Маюри взял белый шарик, покрутил между пальцами, рассматривая, но глотать не решился.
— А побочные эффекты есть?
— При столь малых дозах — никаких, — подбодрила его Хикифуне. — Попробуй.
Маюри пожал плечами и забросил драже в рот. Покатал шарик туда-сюда, прижал языком к зубам, чтобы раздавить. Прислушался к себе, ожидая результата, но ничего не изменилось, только зачесалась пятка. Он сглотнул вязкую слюну, и тут драже подействовало.
Теплая сладкая сытость толкнулась в солнечное сплетение и разлилась по телу щекоткой нетерпения. Хотелось сорваться с места, куда-то бежать и что-то делать, в ушах звенело, от легкого потока воздуха, шевелившего тонкие волоски на затылке и шее, по коже бежали мурашки. Чужая, чуждая сила с приторным вкусом плескалась внутри, ворочалась и больно билась о ребра. С шипов занпакто засочились струйки ядовитого пара, и Маюри успокаивающим жестом сжал рукоять. Тот дрогнул в ножнах и тонко монотонно запел в голове.
Хикифуне, словно отмахиваясь от мухи, вяло дернула кистью — установила барьер и впилась в Маюри изучающим взглядом.
— Ну как?
Маюри поморщился от ощущений и выдавил:
— Впечатляет.
— Вот и славно. А теперь перейдем к скучной части.
Хикифуне подошла к опутанному проводами креслу в дальнем углу лаборатории. Похожее Маюри видел в Четвертом, в отделении диагностики, и от не самых приятных воспоминаний у него заныло под ложечкой.
— На этой установке мы будем измерять уровень реяцу. Ну и извлекать ее. В процессе работы фиксаторы, — она подняла с сидения кожаный браслет и помахала перед его лицом, — поглощают небольшое количество духовных частиц, где-то процента четыре.
Хикифуне подняла рубильник на панели возле кресла, и установка громко загудела.
— Сейчас прогреется, и станет тише, — почти прокричала она и принялась вертеть ручки. — Смотри, вот здесь выставляется общая чувствительность в зависимости от уровня сил шинигами. Да, на себе я не смогу показать, так что подопытным будешь ты, хорошо?
Маюри кивнул, облизал внезапно пересохшие губы и потянул халат вверх.
— Ты что это делаешь?
— Раздеваюсь, — буркнул Маюри, не понимая, зачем комментировать очевидное.
Хикифуне схватилась за голову и расхохоталась.
— А в бой ты тоже голым бежишь? Ты уже не в Четвертом, Маюри-кун, мы не медициной тут занимаемся. Форму задерешь немного и все.
Маюри чертыхнулся сквозь зубы, закатал рукава и неловко взгромоздился в кресло. Он чувствовал себя идиотом, и мог радоваться только тому, что не умел краснеть. И что очень удобно прятать лицо, нагнувшись, чтобы приспустить таби пониже.
Но Хикифуне не стала заострять внимание на этой нерасторопности и развернула бурную деятельность. Сначала она протерла шею, запястья и щиколотки Маюри спиртом, потом смазала гелем с резким запахом и затянула на них ремни. И хотя Хикифуне утверждала, что у нее в отряде все иначе, Маюри все равно стало тошно и тоскливо, как бывало и во время медицинских обследований. Он поднял взгляд на установку, прислушиваясь к объяснениям.
— Смотри-ка, уже зашкаливает.
Хикифуне постучала пальцем по экранчику на панели, под которым было написано «Духовная сила», и повернула ручку чувствительности.
— Просто потрясающе! У тебя уже почти лейтенантский уровень.
Маюри пожал плечами. Значения боевых параметров интересовали его не больше, чем собственный рост или вес. Мало иметь выдающиеся способности, главное — применить их правильно. Воодушевления не прибавляло и его самочувствие — фиксаторы холодили кожу, словно только что наложенный компресс, еще и глаза слипались.
Из-под полуприкрытых век Маюри наблюдал, как Хикифуне записала результаты, выкрутила все ручки до нуля и, открыв дверцу в нижней части панели, достала оттуда кювету, наполненную розоватой жидкостью.
— Какой красивый цвет, ты только посмотри.
Хикифуне протянула кювету ему, но тут же нахмурилась
— Ой, да на тебе же лица нет! Ты как, нормально?
— Бывало и хуже.
— Не надо хуже.
Озабоченно кудахтая, она помогла Маюри освободиться от ремней и вытереться.
— Да в порядке я, — отмахнулся он.
— Да вижу я этот порядок. Иди домой и поешь, потерю сил нужно компенсировать. Для первого раза хватит. Вот, — Хикифуне сунула ему в руки лабораторный журнал, — читай, разбирайся.
Маюри не оставалось ничего другого, кроме как попрощаться и уйти.
До глубокой ночи он просидел, разглядывая убористые строчки, да так и уснул, опустив голову на сложенные на описании просеивания сахарных гранул через сита руки. Снился Маюри его занпакто. Ашисоги Джизо раскачивался в розовой дымке реяцу, перебирая ногами в коконе, и напевал, что хочет обрести крылья.
***
Поле колыхалось от ветра — сто тысяч гибких травинок и одна игла антенны. Узел номер тридцать семь в ее сети, безлюдный уголок в Тринадцатом районе и удачно подвернувшийся патрульным пустой — живописная картина, хоть пикник устраивай.
Работать не хотелось совершенно, зато хотелось спуститься ниже, к реке, пить вино, кормить мошек и глядеть, как по воде плывут отраженные облака. Интересно, дождалась бы Сенджумару момента, когда мимо проплывет труп ее врага?
А еще идиллию несколько портило громкое сосредоточенное сопение. Сенджумару совсем не была уверена, что его издавал именно пустой. Хмыкнув, она подняла взгляд от шкалы.
У пустого были отличные зубы — крупные и настолько ровные, что Сенджумару невольно вспомнила улыбку Хирако из Пятого отряда. Но этот оскал выражал отнюдь не веселье. Пустой и рад был бы вырваться из тесных объятий кидо и вцепиться в такую вкусную шинигами, но мог только капать слюной ей под ноги.
— Давай, Кенсей, на счет три.
Сенджумару отбросила за спину непослушную прядь, поднесла счетчик еще ближе к морде и начала отсчет. Она следила за показаниями прибора и не видела, как ее лейтенант точным ударом разрубил маску пустого. Стрелка качнулась, на мгновение коснулась другого деления, и снова вернулась обратно, застыв возле нуля.
— Ну что? — Кенсей отер ладонями форменные хакама и застыл перед ней.
— Минус ноль один, в пределах погрешности измерения. Доса-а-дно, — задумчиво протянула Сенджумару. — Вот если бы хоть на порядок больше. Не знаешь, где бы взять с десяток пустых, а?
— И еще меноса в придачу. Смотаемся в Уэко Мундо на часок?
— Целый час в день сдачи номера? — Сенджумару преувеличенно ужаснулась. — Да нас читатели порвут на духовные частицы. А главнокомандующий разотрет, что останется. Возвращаемся.
Они ушли в шунпо, и руконгайская зелень вскоре сменилась безликими стенами столицы.
Сенджумару слукавила, имевшихся у нее результатов по пустым было более чем достаточно. В Обществе Душ и Уэко Мундо сеть работала как часы, и отклонений это не объясняло. Вот провести бы измерения в мире живых… Сенджумару была уверена, что именно там крылась причина: в деятельности группы людей с высокой духовной силой — квинси. Их никогда не принимали всерьез, хоть и знали, что они нарушают баланс. Даже Ямамото убеждал ее, что значительного вреда квинси нанести не могут, и разрешения на исследования не давал. Не то чтобы Сенджумару не могла попасть в мир живых неофициально, но не хотелось спешить, не выяснив, что от нее скрывали.
***
За окном сгущались синие сумерки, и почти ничего не было видно, кроме отражения самого Маюри — белого пятна с темным провалом вместо глазниц. Драже в банке, которую он держал, были такими же безликими. И испорченными. Они разрушались уже через два дня, хрупкая оболочка крошилась, и реяцу испарялась наружу.
Банку с растворителем Маюри вытащил из стола с трудом — чего там только не было. Сахар и патока, уксус и спирт, тальк и мел, водоросли и травы,— он побывал почти в каждом районе Руконгая и собрал все возможные компоненты, да и свои запасы пополнил. Вот только ни минералы, ни экстракты — ни одна добавка не действовала.
Маюри уже готов был в Ад спуститься и принести адского пламени в пригоршне, если бы это могло подействовать.
Что угодно было бы лучше, чем этот, его персональный, ад, выложенный кафелем и укрепленный нержавеющей сталью.
Из-за остаточной реяцу драже растворялись, выделяя тепло, и Маюри обхватил банку пальцами.
За этим его и застала Хикифуне.
— Маюри-кун, ты еще здесь?
— Я утилизирую образцы.
— Как можно думать о работе в такой вечер?
Хикифуне выхватила у него банку и вылила ее содержимое в раковину. Густая бурая жидкость при соприкосновении с водой задымилась, и Маюри сжег ее окончательно вспышкой кидо.
Хикифуне уже носилась по лаборатории, щелкая выключателями приборов.
— Ты должен пойти со мной на фестиваль, все наши уже там. Говорят, скоро будет фейерверк.
Маюри иногда казалось, что он ее ненавидит. Хикифуне не пропускала ни одного праздника, выставки, концерта или банальной попойки и везде таскала его за собой, хотя и знала, что его все эти мероприятия раздражали. Общение с равными себе у Маюри не складывалось, что, впрочем, ни капли его не огорчало. А капитаны и лейтенанты смотрели на него как на пустое место, предпочитая развлекать себя болтовней ни о чем с Хикифуне. Так что версию, что она хвастается своей новой диковинной зверушкой Маюри вскоре отмел. Оставалось только догадываться, хотела ли Хикифуне поиздеваться над ним или просто причиняла добро — в своем понимании, конечно, — всем, кто попадался ей под руку.
— Не могу, завтра у меня…
— Выходной у тебя завтра. Не спорь со своим капитаном, это приказ.
— Слушаюсь.
Мысленно проклиная ее, Маюри стянул халат через голову, бросил его на стул и поплелся к выходу.
— Капитан Хикифуне, а что нового на грунте? Удалось что-то узнать о пустых?
— О, не переживай, ничего интересного ты не пропустил, — она потянулась и закинула руки за голову. — Я страшно хочу данго, а ты не голоден, Маюри-кун?
Он помотал головой. Если бы от этой жажды могла спасти пища…
***
Красноречивый взгляд Сенджумару Ямамото проигнорировал и разбираться с очередным нападением пустых отправил Шестой отряд. В последнее время атаки участились и с каждым разом становились все разрушительнее. Она было даже накричала на главнокомандующего — только слепой мог не заметить, что все инциденты происходили вблизи поселений квинси, а значит, следовало вмешаться ей, — но тот лишь немного смягчился и пообещал предоставить возможность. Только это удержало Сенджумару от того, чтобы швырнуть карту ему в лицо.
Однако отправлять ее в мир живых Ямамото не спешил, и теперь ничего не оставалось, кроме как развернуться и вслед за другими капитанами направиться к выходу из зала. Перед Сенджумару маячила черноволосая макушка Уноханы — погибшим дежурным Четвертый был уже без надобности.
Что ж, теперь оставалось только довести до конца начатое в Обществе Душ.
Сенджумару ускорила шаг, догоняя Кирио. Та обрадовалась ей, как родной, но не подначить было невозможно.
— Слыхала, Кирио-сан, что у тебя офицеры, и те при шикаях. Чтоб мне так жить!
Хикифуне, чуть наклонив голову вбок, хитро прищурилась.
— Офицеры, это, конечно, громко сказано, но Маюри-кун — парень толковый, тут не поспоришь.
— И весьма… необычный.
— Не без этого, да. Но где ты обычных-то видела? — Кирио кивнула в сторону остальных капитанов. — Все мы здесь немного того.
— Может, ты и права в чем-то. Что ж, надеюсь, из него когда-нибудь получится хороший лейтенант.
— Да нет, своим лейтенантом я более, чем довольна. А вот мне самой, — Кирио подмигнула ей с мечтательной улыбкой, — преемник не помешает.
— Вот как? Ты уже продвинулась в своих поисках так далеко, что волнуешься о том, кто придет тебе на смену?
— Ну, все не настолько безоблачно, как мне бы хотелось. Но, думаю, подобные дела лучше уладить заранее, а не в последний момент.
Сенджумару приобняла Кирио за талию, и они не спеша пошли вперед.
— К слову о делах. Могу я попросить тебя о небольшой услуге?
— Спрашиваешь! Что мне для тебя сделать?
— Выделишь мне уголок в своей лаборатории? У нее очень удачное расположение, а у нас и места свободного почти нету.
— Без проблем. Только чур Маюри-куна не обижать. Он у меня, между прочим, уникальный специалист. Такую косметику делает — закачаешься. Вот, смотри.
В подтверждение своих слов Кирио сунула в рот палец, а потом потерла им нарисованную на щеке завитушку. И действительно, краска держалась прочно, ни капли не размазываясь.
— Талант! — подытожила Шутара.
— А то! Кстати, о талантах, видела выступление Шиба на фестивале?
К фейерверкам и другим играм с огнем Сенджумару была равнодушна. Остаток пути она вежливо поддакивала Кирио, не особо вникая в ее слова.
Из собственной игры с огнем Сенджумару должна была выйти победителем.
***
Маюри отмерил пипеткой последнюю порцию раствора, и пальцы свело судорогой. Сколько раз он уже это делал сегодня? Десятки? Да хоть сотни, толку никакого. Маюри почти уронил подставку с жалобно звякнувшими пробирками и упал на стул, спрятав озябшие руки в рукавах. Ему всегда было холодно в лаборатории — на вентиляцию Хикифуне не поскупилась, — во что ни кутайся, напряженные мышцы начинали ныть уже через несколько часов. Маюри придвинул к себе лабораторный журнал. Кривые на графиках стабильности плавно ползли вверх лишь в самом начале, а затем неизменно падали до нуля. Он вздохнул и начал заносить новые результаты в таблицу.
Распахнутая дверь грохнула об угол стола, Маюри дернулся, и очередная цифра превратилась в закорючку. Он зачеркнул ее и поднял взгляд на посетительницу. Та простучала высокими подошвами деревянных сандалий мимо и уселась на стул возле Хикифуне, не позаботившись даже о том, чтобы расправить хаори с девяткой на спине.
Капитан Девятого отряда Сенджумару Шутара, насколько слышал Маюри, и к другим атрибутам своего положения относилась с тем же пренебрежением. Его однокурсник Ооторибаши, известный любитель музыки, рассказывал, что на собраниях в Девятом устраивали музыкальные репетиции вместо обсуждения текущих дел; при этом его всегда скучающее выражение лица сменялось мечтательной улыбкой. Маюри только скептически хмыкал в ответ. Разве могла служба безопасности Готей-13 существовать в условиях такого разгильдяйства?
И теперь, когда Маюри смог разглядеть ее вблизи, он был даже разочарован. Шутара была слишком юна, вела себя слишком демонстративно и слишком самодовольно смотрела из-под густо накрашенных ресниц.
— Какая приятная неожиданность, Сенджумару-сан! Очень рада тебя видеть, — кивнула Хикифуне.
— Я тоже, Кирио-сан. А… — она подняла бровь на Маюри.
— О, позволь представить тебе моего незаменимого помощника — Маюри-куна, то есть Куроцучи.
Маюри, услышав о своей незаменимости, с трудом удержался от того, чтобы фыркнуть, и внезапно охрипшим голосом проговорил:
— Приятно познакомиться, капитан Шутара.
Он почувствовал, как жалко и беспомощно это прозвучало, и склонился в поклоне еще более низком, чем того требовали правила этикета, чтобы не нужно было видеть пренебрежение в ее глазах.
Приступ самоуничижения прервала Хикифуне:
— Маюри-кун, принеси, пожалуйста, статью.
— Одну минуту, капитан Хикифуне.
Могла бы и так сказать, что им нужно поговорить наедине.
В кабинете Хикифуне Маюри вытащил из стопки бумаг на столе статью и уставился на нее. Строчки расплывались перед глазами, не складываясь в слова, хотя этого и не было нужно. Рецепт успокаивающего чая для колонки Хикифуне в Сейрейтейском вестнике он написал сам, и она даже почти не вносила в него правок, только бурно восторгалась тем, что у него, как оказалось, еще и литературный талант есть. Маюри не считал свой слог чем-то выдающимся, да и не видел ничего особенного в том, чтобы описать приготовление и свойства чая понятным языком. Но с Хикифуне не спорил, хотя ему бы хотелось получить более ощутимое признание своих талантов.
Маюри присел за стол, с тоской вспоминая все неудачные попытки усовершенствовать разработку Хикифуне. Неизвестно, сколько еще могли продлиться исследования, прежде чем получится хоть какой-то приличный результат. Хикифуне время не заботило — еще бы, она была капитаном, и ей не к чему было больше стремиться. Маюри же должность какого-то там Пятого офицера совсем не удовлетворяла. Единственным способом продвинуться выше была работа в лаборатории Хикифуне, ведь от большинства заданий она его отстранила, чтобы у него было больше сил и времени для исследований. А ведь он уже даже достиг шикая. Но от всех намеков Хикифуне только отмахивалась.
А тут еще эта, чтоб ей пусто было. Настоящую корону на голову нацепила. Хотя что с нее взять, если даже у Хикифуне вместо нормальной шпильки прическу удерживала обыкновенная ложка. Ты не прошел отбор в компанию самых долбанутых, Маюри, а посредственностей не берут в капитаны, вот и сиди безвольной и бессловесной тварью, жди, чтобы твои таланты из пыли откопали.
Он вздохнул и потопал обратно в лабораторию.
— …так что шеф стукнул этой своей палкой и заявил, что меноса мне полосатого, а не разрешение на использование сенкаймона для своих развлечений, представляешь?
Они заливисто рассмеялись и повернулись к Маюри. Шутара взяла документ из его рук и кивнула:
— Ах да, статья, — она проглядела текст и опять обратилась к Хикифуне: — Думаю, мы сможем опубликовать ее уже в следующем выпуске, во вторник.
— О, превосходно. Спасибо, Сенджумару-сан.
— Обращайтесь в любой момент. И да, я могу рассчитывать на вашу помощь?
— Разумеется. Ты можешь занять вот этот стол.
Когда за Шутарой закрылась дверь, Хикифуне продолжила прямо-таки лучиться радостью.
— Маюри-кун, будь так любезен, убери все из этого стола.
Ее оптимизм иногда пугал его.
— Хорошо. Но для чего?
— Сенджумару-сан будет работать здесь, — это звучало так, словно она обещала Маюри по меньшей мере вдвое увеличить его жалованье, — над своей Паутиной.
«Сомнительная радость», подумал Маюри.
От слова «Паутина» внутри что-то неприятно екнуло. Когда твой занпакто — кокон бабочки, вполне естественно недолюбливать пауков.
Но вдруг это — его шанс?
***
Большой черный кот развалился в полудреме на нагретом солнцем камне. Когда Сенджумару присела рядом, он лениво зевнул и потянулся всем телом, высоко задрав хвост. Она уважительно покосилась на его яйца.
— Наверное, много в Первом районе черных котят.
Кот хрипло засмеялся.
— Это надо же так похвалить, что хоть оскорбляйся. Я, по-твоему, с кошками, что ли? Думаешь, юноша какой откажется… кота почесать перед сном. Или девушка… — промурлыкал он и прищурился.
— Думаю, устоять сложно.
— Но ты ведь не о делах любовных поболтать пришла? А то, говорят, ты в последнее время в Двенадцатый зачастила, к одному юному дарованию.
— К Маюри-то? — Сенджумару фыркнула. — Да он смотрит на меня, будто вскрытие проводит.
— Никогда не недооценивай изобретателей. Если направить работу мысли в нужное русло…
— О, я просто преклоняюсь перед твоей мудростью. Но я, и вправду, не поговорить о личной жизни пришла, я пала еще ниже — хочу посплетничать о начальстве.
— Ой, и что же наш Ямамото? Разнос устроил? Или денег не выделил?
— Хуже. Дело в квинси. Он явно темнит что-то — я библиотеку перерыла, все ниточки к нему ведут. И мне это очень не нравится.
— А поподробнее? — навострил уши кот.
Сенджумару поерзала на камне, устраиваясь поудобнее, и вкратце рассказала о своих изысканиях. Кот задумчиво постукивал хвостом.
— Что я тебе скажу. Ямамото облажался.
— Хм?
—Все, что я знаю из наших архивов, это что он пытался когда-то уничтожить квинси, и, как видишь, дело до конца он не довел. Как давно, говоришь, началось смещение баланса?
— Где-то год назад, а в последнее время растет еще быстрее.
— А недавние происшествия в мире живых с этим связаны?
— Думаю, да.
— Тогда мы в большой заднице.
— И проваливаемся в нее еще глубже, пока у меня нет доказательств.
— Ты можешь ходить через мой сенкаймон.
— Боюсь, он уже не понадобится, — криво улыбнулась Сенджумару. — Чувствую, мне скоро придется бывать на грунте очень часто.
***
Когда Маюри услышал три глухих удара в дверь лаборатории, он знал, кто это стучит. И догадывался, чем. Открыв, он, как и ожидалось, увидел девятку на капитанском хаори. Шутара стояла спиной к нему и балансировала на одной ноге, пытаясь поправить спадавшую сандалию.
— Здравствуйте, капитан Шутара, — сказал Маюри, забирая у нее из рук большую коробку.
Тяжеленную коробку. Как она ее доволокла вообще?
— Здравствуй, здравствуй, Куроцучи. Ты сегодня один?
— Да, капитан на задании.
Маюри непривычно было слышать по-деловому нейтральное обращение, без лишней фамильярности. Отучить Хикифуне от ее извечного «Маюри-кун», словно она к ребенку обращалась, ему так и не удалось, и он уже устал ее поправлять.
А еще то, что его имя запомнили, приятно тешило самолюбие.
Маюри поставил коробку на стол, и Шутара тут же полезла внутрь, не дав ему даже помучиться от любопытства.
— Твоя статья, — она протянула ему свежий номер Сейрейтейского вестника.
Как будто его могла сейчас волновать такая ерунда. Маюри с гораздо большим интересом рассматривал, как она устанавливает на столе опутанный кучей проводов неизвестный прибор.
— Что он делает?
Шутара щелкнула выключателем, но даже после этого стрелка прибора не сдвинулась с нуля.
— Определяет соотношение душ в мире живых и в Сообществе Душ.
— Так их же должно быть поровну, и там, и там.
— Именно поэтому стрелка показывает на ноль, видишь?.Моя задача — откалибровать шкалу так, чтобы определить этот ноль с максимальной точностью.
— Понятно, — протянул Маюри.
Но не задать вопрос, который беспокоил его уже несколько дней, он не мог.
— А почему ваш проект называется «Паутина»?
— Мой проект еще никак не называется. Кирио-сан, — Шутара улыбнулась, — очень тонко намекает, что ей не терпится получить кружевную шаль моей работы. А еще она считает, что вот это, — она развернула рулон бумаги, на который Маюри как-то не обратил внимания, — похоже на паутину.
Перед ним была карта Общества Душ, вся покрытая пометками. Точки, которыми были отмечены населенные пункты, соединялись линиями, переплетающимися между собой сходившимися к центру — Сейрейтею.
— Как по мне, так очень даже похоже.
— Тоже любишь красивые слова? — хмыкнула Шутара. — А стихи ты случайно не пишешь?
— У меня нет времени на эту ерунду, — парировал Маюри.
— Да? А жаль, мне всегда не хватает хорошего материала для вестника.
— Даже не представляю, чем помочь.
— Посмотрим.
Шутара задумчиво вертела какую-то ручку, не особо стремясь продолжать разговор, и Маюри почувствовал, что стоять истуканом и разглядывать ее — не самая лучшая идея. Тем более разглядывать особо было нечего: если не учитывать капитанского хаори, ничего в Шутаре не выдавало ее силы. Ее руки покрылись гусиной кожей, и он подумал, что на сквозняке от вентиляции вполне можно замерзнуть.
— Что? — Шутара непонимающе покосилась на его протянутую руку.
— Халат. Лабораторный. В лаборатории положено быть в нем, а то можете испортить хаори, — Маюри позволил себе слегка улыбнуться краем рта.
— Тогда придется его беречь, ничего не поделаешь, — Шутара подмигнула ему и просунула руки в широкие рукава. — Спасибо.
Маюри пожал плечами и, не найдя, что еще сказать, отправился на свое рабочее место.
***
Деревня встретила Сенджумару зловещим оскалом обломанных зубов-стен. Она остановилась, прислушиваясь к далекому тихому перезвону. Но нет, должно быть, показалось, здесь не осталось ни души.
Стрелка на шкале счетчика колебалась между единицей и двойкой. Мир истончался на глазах.
Его оплетала ее сеть, расползались на все стороны света тонкие гудящие от текущей силы нити. В местах, где они переплетались в узлы, глядели в небо острые верхушки антенн.
Сжимавшая занпакто рука начала неметь от напряжения. Казалось, он цеплялся за неподвижный вязкий воздух. Сенджумару убрала ненужный теперь меч в ножны и побрела вперед, ощупывая жадным взглядом пространство вокруг.
Двое лежали, навечно сцепившись то ли в драке, то ли в объятии. Темные волосы смешались со светлыми, и смешивалась их кровь, стекая с израненных пальцев на готовую все принять землю. Еще теплый крест свешивался с запястья, свет искрился на гладких гранях. Отдавала неприятной незнакомой силой невесомая ткань белых плащей квинси. Змеились тонкой вязью по стенам слова. Разрушение. Смерть. Месть.
Люди всегда любили играться в войны. И высокая духовная сила ничего не меняла. Люди-квинси разрушали самих себя и все вокруг, и так спешили, будто боялись не успеть к концу света. Действовали так тонко, что Сенджумару не могла ни разгадать их тайну, ни предугадать, когда и где вновь запустится этот механизм самоуничтожения. А своих, шинигами, было мало, несколько тысяч всего, к каждому селению квинси дежурного не приставить.
Но где тонко, там и рвется.
Новые данные не вызывали сомнений, баланс неотвратимо смещался. Но если Сенджумару даже Ямамото едва уломала, хватит ли этого, чтобы склонить на свою сторону Совет?
***
— Что это? Заготовка для тех самых волшебных таблеток Кирио? Фу! Даже из-под вытяжки слышно, — сморщила нос Шутара.
Она стояла за спиной Маюри и разглядывала прозрачный раствор, который он перемешивал в фарфоровом стакане.
К манере Шутары подкрадываться он уже успел привыкнуть и не застывал больше с колотящимся в горле сердцем. А вот желание хорошенько двинуть ее локтем только росло.
Клуб по интересам у них, что ли? Соревнование, кто быстрее приведет Маюри в бешенство?
— Это лак для ногтей. В состав входит формальдегид, он укрепляет ногтевую пластину, делает ее тверже. Запах, конечно, так себе.
— А-а-а, — протянула Шутара. — ясно.
И тут же развернулась, утратив весь интерес, и снова рухнула на стул возле своего стола. Маюри с облегчением выдохнул.
В последнее время Шутара зачастила в лабораторию. Объясняла она это тем, что здесь, в тишине, ей лучше работалось. Как же, видел он эту «работу»: сверху лежала пара отчетов для приличия, а дальше в стопке были только рисунки — женские головы, увитые загогулинами локонов, силуэты, окруженные причудливыми драпировками, и даже набросок самого Маюри, с выражением неземного блаженства на лице гревшего руки над плиткой. А когда Шутаре надоедало изображать бурную деятельность и чиркать по бумаге, она просто сидела и пыталась прожечь дырку в своем оборудовании взглядом. Или путалась под ногами у Маюри, как сейчас.
— Куроцучи, а ты можешь мне сделать такой лак?
— Тоже синий?
— Прозрачный.
Маюри хмыкнул. Он с удовольствием сделал бы ей кляп. Или усадил бы в кресло в углу и затянул ремни потуже.
— А что мне за это будет?
«Она тебя сожрет, — говорил ему Ашисоги Джизо. — Вцепится как-нибудь и высосет досуха». Но самого Маюри подобные иррациональные подозрения не мучили. Он успел изучить ее целиком: три бессмысленных прибора, сорок семь лучей в заколке и сто семьдесят шесть сантиметров самомнения. Тем более, Шутара могла оказаться ему полезна.
Она закатила глаза, задумчиво накручивая на палец длинную прядь волос.
— Предложить тебе денег — банально и скучно. Даже не знаю, хочешь, статью напишу о твоих чудодейственных средствах? Пол-Готея в очередь выстроится.
— Ну уж нет, даром мне такой радости не надо. Пожалуйста.
Маюри поставил перед Шутарой флакон с лаком, и та радостно потерла руки, а потом откинулась, опасно балансируя на стуле, и полезла в ящик стола.
— Тогда ничего не остается, кроме как отдать тебе самое дорогое, что у меня есть.
Маюри с интересом наклонил голову и взял то самое «дорогое». Это был бежевый камень необычной формы: он состоял из хаотично сросшихся округлых пластинок.
— Что это?
— Это — сверхмощный магический артефакт, единственный в своем роде, он достался мне от деда, а ему — от его деда… — начала вещать замогильным голосом Шутара.
Маюри скептически прищурил глаз, и она прыснула со смеху.
— Это секкисеки.
— Из которого стена, что ли?
— Ага. Иногда, в определенных условиях, он образовывает причудливые формы. Люди в мире живых называют такие камни розами пустыни. Правда, красиво?
Маюри задумчиво вертел безделушку в руках.
Что если поглощающий реяцу материал мог помочь уменьшить потери реяцу и предотвратить разрушение драже?
Маюри вернул Шутаре ее камень и приложил руку к груди.
— Это большая честь для меня, но я не могу принять столь ценный подарок. У вас нет образца попроще?
— Есть и попроще. Держи, — Шутара вручила ему невзрачного вида камушек.
Нужно было обсудить это с Хикифуне.
— Я к капитану, — сообщил он Шутаре.
— Хорошо, — кивнула она и, когда Маюри уже почти вышел, снова окликнула: — Так чем мне-таки тебя отблагодарить?
«У тебя есть три желания, — ядовито прокомментировал голос в его голове, — и одно из них ты уже потратил».
— Возьмите меня с собой на операцию.
— СБшник с резиновой грушей, — насмешливо смерила его взглядом Шутара, — всех противников как ветром сдувает.
— Не смешно, — парировал Маюри. — У моего занпакто парализующая способность, и, вообще, у меня шикай есть, между прочим.
— И какой же? Раствори меня, пробирка? — поддразнила его Шутара, а затем, поскучнев, добавила: — Нет, я могу, конечно, но разве Кирио тебя куда-то отпустит?
— А вы ее уговорите, — сладко улыбнулся Маюри. — У вас это хорошо выходит, капитан Шутара.
Хикифуне смотрела на него глазами ребенка, получившего в подарок ведро мороженого.
— Отличная идея, Маюри-кун! В этот раз может получиться. Но как ты думаешь это сделать на практике?
Маюри обвел нарисованный на листке кружок.
— Добавим слой порошка секкисеки перед слоем сахара.
— Ну что ж, тогда иди, работай.
Вот так всегда: как работать, так Маюри, как чаи гонять, так капитан Хикифуне.
***
Сенджумару нравилось в лаборатории Кирио. Там всегда было тихо, спокойно и лейтенанты с отчетами не дергали. Можно было поразмышлять вдосталь, механически провожая взглядом озабоченно суетящегося Маюри.
Такой смешной мальчик. Сенджумару нравилось его дергать и наблюдать, как он каждый раз бесится. Хотя сам Маюри, наверное, думал, что его лицо кирпичом могло кого-то обмануть.
Однако, Сенджумару не могла отказать ему в сообразительности. Пожалуй, стоило-таки и вправду как-нибудь взять Маюри с собой, вдруг на свежую голову что-то полезное заметит.
А разобраться нужно было как можно скорее — с каждым днем баланс смещался сильнее, и все чаще приходилось менять настройки приборов, чтобы они не показывали ничего, кроме нуля. Секретными разработки Сенджумару не были, и, хоть в лаборатории Кирио и не было лишних людей, на всякий случай лучше было перестраховаться.
Отключить сигнал совсем, вот и вся проблема. Реальную картину она могла и на собственном переносном счетчике увидеть.
— Какой идиот спроектировал этот корпус? — пробормотала про себя Сенджумару.
Крышка держится на четырех защелках, одновременно их никак не нажать. Нельзя было шурупами прикрутить, что ли?
— Куроцучи, ты мне не поможешь?
Тот подошел, вытирая мокрые руки об халат, зыркнул недовольно дикими желтыми глазами. Что ж он так скалится вечно, думает, это его круче выглядеть заставляет? Так для этого силу иметь нужно, а не рожи корчить, чтобы от реяцу все разбегались, даже когда с голой задницей в кустах сидишь.
— Вот здесь нажми, пожалуйста.
Клацнули защелки, и их взглядам открылось пыльное нутро прибора.
— Нет, ты видел этот идиотизм? — пожаловалась Сенджумару и в доказательство тряхнула грязной крышкой, поднимая в воздух клочья пыли. — Невозможно работать, мне нужна еще пара рук.
— Ага, и парочка жвал на лице, — мрачно пробормотал Маюри.
Сенджумару расхохоталась. Какое восхитительное хамло!
— О, я уверена, они мне пойдут.
Маюри посмотрел на нее, как на слабоумную, и вздохнул.
— Спирт нужен?
— Нет, спасибо, у меня есть.
Маюри вернулся к своим пробиркам, и Сенджумару, тихо напевая, принялась вытирать грязь тряпкой. Выждав момент, когда он полностью погрузился в работу, даже губу от усердия закусил, она чиркнула ногтем по тонкому проводку, закрыла крышку и отправилась мыть руки. Все было кончено — теперь на шкале можно было увидеть разве что колебания баланса душ внутри лаборатории.
Сенджумару подошла к раковине, намылила руки и вытянула перед собой, разглядывая, как сильно отросли ногти. Лак был хорош, нечего говорить.
Такой талант нельзя было оставлять без внимания. Рассказать о нем, что ли? Не статьей, нет, просто слух пустить. Или лучше для себя приберечь?
***
Маюри хотелось подпрыгнуть и завопить от радости. Наконец-то задание, да еще и не просто патрулирование в Руконгае, а операция в мире живых. Хоть какая-то польза от этих нападений пустых, не все же двойную работу делать, за себя и замотанную напрочь Хикифуне.
Добавка секкисеки в состав драже не сработала так, как он думал. Теперь реяцу наружу не испарялась, с ее поглощением прекрасно справлялся и сам минерал. Но Хикифуне ни капли не расстроилась, утверждая, что из его идеи еще выйдет толк, нужно просто не опускать руки. Вот и приходилось торчать в лаборатории до упаду.
Хикифуне как раз распределяла офицеров по группам, будто и забыла совсем о Маюри. Он с наслаждением вдохнул свежий воздух мира живых, стараясь отвлечься от неприятных предчувствий. Опять за собой небось потащит. Но неважно, сегодня он должен стараться изо всех сил, не упустить этот шанс показать себя с лучшей стороны.
Шансов у Маюри, как на беду, мало.
А беда — одна.
Она опустилась перед Хикифуне из полета-шунпо, и капитанское хаори легло на землю крылом бабочки.
— Кирио-сан, можно я украду у тебя офицера?
У Сенджумару были глаза маньяка: горящие азартом, с воспаленной сеточкой сосудов.
— Кради, — усмехнулась Хикифуне. — Только потом верни, как и было.
Не успел Маюри и слова вставить, как Шутара схватила его за руку, больно оцарапав ногтем, и потащила за собой в сторону деревни. Дома и деревья проносились мимо них взбесившимся калейдоскопом. Из-за мельтешения пятен перед глазами и едва заметной незнакомой реяцу желудок сжимался в комок. И когда они остановились, Маюри сначала смог различить только два оставшихся цвета — белый и красный. Кровь на белых плащах мертвых людей.
Все остальное было сложно объяснить нападением пустых. Центр деревни лежал в руинах, словно все истолкли в гигантской ступке на однородные кусочки. Отдельные уцелевшие доски стен виднелись лишь поодаль. Пустые, конечно, иногда задевали здания, но Маюри не слышал, чтобы они разрушали их специально. Похожую картину дала бы человеческая взрывчатка, но тогда и тела людей изуродовало бы не меньше.
А главное, ни одного пустого рядом не было. Неужели они опоздали, и другой отряд шинигами уже побывал здесь?
— Четыре меноса и гиллиан в придачу, — тихо выругалась Шутара.
Счетчик в ее руках показывал невозможные три.
— Что случилось? — севшим голосом спросил Маюри.
— Да стукнула, наверное, где-то, вот и сломался. Подержи, — протянула ему прибор Шутара и опустилась на колени, осматривая мертвеца.
Маюри вздохнул и принялся разглядывать счетчик. Тот выглядел вполне исправным, даже стрелка чуть дрожала.
— Капитан Шутара, что вы делаете?
— Изучаю фасон его плаща, хочу себе такой же, — бросила она.
Маюри фыркнул и замолчал.
Стояла гулкая безжизненная тишина, и он завертел головой, пытаясь уловить хоть след чужого присутствия.
— Мы опоздали, я не чувствую здесь шинигами.
— О чем ты? Мы пришли раньше всех.
— А где же тогда пустые?
Сенджумару посмотрела на него, как на слабоумного.
— Это же квинси.
О квинси Маюри имел довольно расплычатое представление, но что они способны убивать пустых, знал. Интереса к их мертвым телам это ему не прибавило, и он медленно пошел в сторону, рассматривая развалины.
Еще один квинси лежал, вытянув вперед сжатую в кулак руку .Маюри пристроил счетчик на более-менее свободном от мусора месте и разжал ему пальцы. Как и ожидалось, в ладони был какой-то предмет.
— Капитан Шутара, идите сюда!
Маюри кивнул ей на свою находку.
— У него было вот это.
Она осторожно взяла половинку сломанного кружка.
— Это какая-то монета? — спросил он.
Маюри взял вторую половинку, и понял, что ошибся: материал был слишком легким для металла.
— Ты не слышишь разве, как фонит? И оно хрупкое.
Обломок раскрошился у Шутары в пальцах, а небо треснуло над их головами. Когтистая лапа протиснулась в разлом, и Маюри, не дожидаясь появления ее владельца, выбросил ладонь вперед.
— Хадо номер тридцать один! Шаккахо!
Сенджумару рванулась вперед, чтобы добить пустого, и вспышка взрыва осветила ее красным. Тяжело выдохнув, Маюри попытался стабилизировать реяцу и рванул занпакто из ножен, но опоздал — еще с тремя уже было покончено.
Так вот каков он, уровень капитана. Маюри почувствовал себя никчемным неудачником. Хотелось провалиться под землю. И еще больше — чтобы провалилась она.
Шутара опустилась перед ним, и обломок под ее ногами хрустнул с мерзким до тошноты звуком ломающейся кости.
— Нихрена себе приманка! Давай сюда, нужно немедленно…
Следующего пустого они заметили одновременно. Тот был чуть умнее своих собратьев и вместо того, чтобы наброситься с голодным ревом, решил незаметно подкрасться. Пустой лавировал между руинами почти бесшумно, смешно задирая тяжелые лапы с растопыренными пальцами. Прямо над оставленным Маюри счетчиком.
Вот дерьмо.
По шкале счетчика проползла тень пустого и накрыла собой стрелку, указывающую на двойку. Проклятый прибор работал, несмотря ни на что.
Пустой был совсем недалеко и раза в два выше Маюри. «Не зацепит», — подумал он, взглянув, как Шутара замахивалась занпакто, и сорвался в шунпо.
В Академии Маюри всегда был быстрее всех, и способности не подвели его и на этот раз. Он выхватил счетчик из-под ног пустого и пригнулся, давая Шутаре атаковать.
И тогда мир взорвался.
В этот раз она последовала его примеру и ударила кидо.
***
— Рецу, я прошу вас, — взмолилась Сенджумару.
У Рецу Уноханы были красивые руки, с длинными и твердыми пальцами, спокойно переворачивавшими страницы в пухлой папке. Сенджумару покосилась на них — чертежи каких-то механизмов и анатомические схемы, ничего не понятно, только каракули на полях смутно что-то напоминали. Сама она спокойствием похвастаться не могла и, сцепив перебинтованные руки в замок, зажала их между коленями.
— Жизни Маюри уже ничего не угрожает.
Как складно у нее это получилось. Голос благожелательный и ровный, словно запись.
— Да, он живучий, как таракан, — со смешком сказала Сенджумару.
— Хотите успокоительного, Сенджумару? Вовсе не стоит так переживать и мешать мне передохнуть хоть минуту тоже. — Рецу устало потерла глаз. — Мы сделали все, что было в наших силах. Да-да, и вы в том числе. Бинты, которыми он был перевязан — ваша работа?
— Какие еще к меносам бинты?
Сенджумару попыталась вспомнить.
Она опоздала на долю секунды и успела только чуть отвести руку в сторону. Пустой рассеивался на рейши, а Маюри, если еще можно было называть так то изодранное месиво, что от него осталось, отлетел дальше. Рука, сжимавшая злополучный счетчик, держалась на лоскуте кожи.
Идиота кусок! Конечно, счетчик был исправен. Не могла же Сенджумару просто сказать: «Ой, у нас тут немножко конец света намечается, но всем это похеру, так что заворачиваться в простыню будем только после соблюдения всех бюрократических формальностей». С Маюри сталось бы тут же рвануть в соседнее поселение, восстанавливать нарушенный баланс. Или, что еще хуже, поднять пол-Сейрейтея на уши.
Только массовой панической горячки в довершение всего не хватало.
И теперь он тут убился во имя науки, герой хренов.
Кажется, Сенджумару кричала. Может быть, она плакала. Горячая кровь пузырилась и прожигала кожу, будто кислота, а она пыталась собрать перемешанного с мусором Маюри обратно, подвязывая в нужных местах рваные полосы белой ткани.
Должно быть, Сенджумару представляла собой потрясающее зрелище, хоть сразу на обложку Вестника — полуголая, в крови пополам с грязью. Во всяком случае, подоспевшие офицеры Четвертого, застыли как вкопанные, и только Рецу, мягко отстранив ее, тут же наложила на Маюри исцеляющее кидо.
— Мое косоде. Я принесу вам такую ткань.
Рядовая выросла перед ними как из-под земли.
— Капитан, импланты готовы.
Рецу кивнула ей, отпуская, и поднялась со стула.
— Импланты? — переспросила Сенджумару.
— Чисто косметическая процедура. Состояние Маюри стабильно, все, что ему будет необходимо в ближайшее время, это отдых. И как бы вы ни были благодарны ему за спасение, вы тоже должны отдохнуть. И это — не совет.
По коже пробежали суровые металлические мурашки. Интересно, если ударить молотком по голосу Рецу, он бы разбился?
***
Первым, что Маюри увидел, когда пришел в себя, было его лицо на обложке Сейрейтейского вестника. Подпись гласила: «Отважный спаситель».
Что за чушь?
Маюри проглядел страницы по диагонали, потом внимательно прочел все от корки до корки.
При повреждениях мозга возможна амнезия. Может, после полученных травм он забыл, как выглядит слово «баланс»? Или «квинси»?Но другие воспоминания избирательностью совсем не отличались.
Скорее всего, кто-то заврался. Сначала сломанный счетчик, потом гениальный тактик Маюри, закрывающий грудью беспомощного капитана Девятого отряда.
Рыцарь на белом кидо, ага.
Примчавшаяся нарезать ему яблочных зайчиков Хикифуне принесла осознание, что в этот абсурд все поверили, и новость о расширении их лаборатории. Пока Маюри откачивали, ей удалось подобрать довольно удачный состав, и Ямамото дал добро на производство пробной партии драже и выделил под это дело склад неподалеку от расположения Двенадцатого отряда. Сейчас в помещении вовсю шла реконструкция.
— Разве это не замечательно? — воскликнула Хикифуне.
— Просто праздник какой-то, — буркнул Маюри.
Да они же сговорились! Врушки-подружки. Мало того что Шутара чрезвычайно важную информацию скрывала, так еще и подбила Хикифуне отослать его подальше от своих приборов, чтобы не отследил лишнего.
Просто восторг.
Но ничего, пусть держат его за дурака и дальше, он собирался разобраться во всем сам.
Хикифуне восприняла энтузиазм Маюри по обустройству нового помещения как должное. Все приговаривала, что это теперь будет его лаборатория. Маюри такое положение дел более чем устраивало, и он взялся за дело со всей серьезностью.
Кабинет у него получился небольшим, соответственно его положению. Правда, при строительстве произошел несчастный случай — троих рядовых придавило обрушившейся балкой. Никто не должен был знать, что за стеной кабинета Маюри скрывалась секретная комната.
Вскоре ремонт закончился, и вплотную к тайнику встал заваленный вещами стол. Внутри Маюри держал футон, ему часто приходилось оставаться допоздна, и сил дойти до дома уже не было, так что спал он прямо на месте.
По крайней мере, он делал это достаточно часто, чтобы его привычка сутками торчать в кабинете стала для всех обыденной.
Этой ночью Маюри не успел подремать и двух часов, как его подняла Хикифуне.
— Маюри-кун, у меня срочное задание, будь добр, пригляди за Наоко. Нехорошо оставлять девочку одну с работающим оборудованием.
Маюри, сонно щурясь от яркого света, ввалился в лабораторию. Хикифуне явно разбудила его просто для очистки совести. Ассистировавшая им рядовая, Наоко была отвратительно бодрой. Хотелось предложить ей лимон, чтобы не радовалась так поводу показать, какая она исполнительная. Наоко увлеченно строчила в лабораторном журнале и, едва подняв голову в ответ на приветственное мычание взъерошенного Маюри без привычного грима, снова вернулась к своей писанине.
Сообразительная девочка, поняла, что разглядывать его не стоит.
Убедившись, что все было в порядке, Маюри направился в душ, чтобы хоть чуть-чуть взбодриться.
Его тело уже восстановилось, только зудела новая кожа на шрамах, и прохладная вода приятно ее успокаивала.
Титановые колечки креплений вокруг ушного отверстия запотевали в заполненном паром помещении душевой. Щелкнула застежка, и там, где должны были быть уши, теперь располагались два золотых конуса.
Благодаря имплантам, которые он спроектировал, его слух стал гораздо острее, позволяя хорошо различить, как с тихим шелестом спадали барьеры-бакудо и клацнул замок. Маюри, не поворачиваясь к выходу, будто ничего не заметил, поправил полотенце на бедрах.
— Надо же, ты даже похож на человека.
— Вы слыхали когда-нибудь об отпугивающей окраске? У некоторых видов животных она служит предупреждением, что особь опасна. Все мои физиологические жидкости ядовиты.
— Я знаю.
Шутара обхватила себя руками и прислонилась к дверному косяку, кривя губы в уродливой гримасе то ли отвращения, то ли жалости. Маюри пожал плечами и провел тыльной стороной кисти по запотевшему зеркалу.
— У тебя уши хоть остались-то?
— Что вы, капитан Шутара, у меня теперь и мозгов нету. Внутри только веревочка, на которой все это держится, — огрызнулся Маюри и постучал ногтем по вершине золотого конуса. — Ваша заколка, очевидно, выполняет схожую функцию. Что за сказки о чудесном спасении?
— А что я должна была сказать? Что ты решил совершить самоубийство в лучших традициях героических песен? — повысила голос Шутара.
Маюри преувеличенно спокойным и плавным движением надорвал край бумажной гильзы с черным стержнем внутри и провел две горизонтальных полосы над бровями и по верхнему краю скул. Потом, прикрыв глаза, заштриховал веки. Затем взял из шкафчика банку белил, ковырнул густую массу и, разогревая, растер в ладонях.
— Правду. Еще пара таких инцидентов, и последствия будут непоправимыми. И вы знаете это лучше меня. Ведь это началось уже давно?
— Год назад.
Шутара опустила голову, и длинная челка закрыла ее глаза от Маюри. Он продолжил наносить грим. Пальцы касались лба, щек, носа, подбородка и шеи, оставляли там белые многоточия его молчания.
— Инцидентов больше не будет. В ближайшее время Совет сорока шести огласит свое решение, и ситуация будет исчерпана.
Маюри прошел вглубь душевой, повесил полотенце на крючок и натянул лабораторный халат прямо на голое тело. С ювелирной точностью он проскользнул мимо застывшей в дверях Шутары. От мысли, что он может к ней прикоснуться, пусть даже сквозь тонкую ткань ее алого кимоно, его охватило отвращение. В кабинете Маюри присел на крышку стола и тут же пожалел об этом. Шутара на своих высоченных ходулях была так близко, что он мог слышать ее учащенное сердцебиение, и нависала теперь над ним башней раскаяния.
Когда она подняла руку, Маюри потребовалось все его самообладание, чтобы не дернуться. Но Шутара всего лишь погладила корешок лежавшей на столе книги.
— Справочник по кидо продвинутого уровня. Я узнаю эту книгу, кажется, даже по обрывку страницы. Когда-то мне пришлось на спор выучить его наизусть.
Шутара улыбнулась своим воспоминаниям, и Маюри не выдержал.
— Да что вы себе позволяете? — прошипел он. — Вламываться ко мне, трогать мои вещи… Не удивительно, конечно, что ковыряние в моих внутренностях произвело на вас сильное впечатление — контакт со слизистой прямой кишки считается интимным. Но если вы думаете, что случившееся как-то нас сближает, то я вас разочарую. Насколько мне известно, для этого такие вещи должны происходить по обоюдному согласию, разве нет? — Маюри фыркнул и добавил: — Или то, что я бы не выжил, не окажи вы мне помощь, это очередная ложь?
Шутара улыбнулась еще шире и придвинулась к нему вплотную, почти прикасаясь грудью.
— Какой ты нервный, Куроцучи. Это правда, но, боюсь, ожоги давно прошли, и тебе придется поверить мне на слово.
В подтверждение сказанного она поднесла ладонь к его лицу. Маюри отшатнулся, еще больше вжимаясь в стол.
— Контакт со слизистой, говоришь? Раз ты этим хочешь меня отблагодарить, почему бы и нет. У тебя ведь есть антидот для таких случаев?
Шутара провела кончиками пальцев по его волосам, затем погладила по щеке и скользнула ниже, забираясь за воротник. Маюри тряхнул головой, отворачиваясь, но она неожиданно крепкой хваткой сжала его плечи и, почти навалившись сверху, протиснула бедро между его ног. Задохнувшись от ярости, он сбросил с себя руки Шутары, оттолкнул ее, вывернулся и отскочил в сторону.
Она окинула взглядом растрепанного и тяжело дышащего Маюри и расхохоталась.
— Ты что, шуток не понимаешь?
— Ваши шутки переходят все границы.
— А ты дергаешься, словно юный девственник. Или ты и есть юный девственник?
Маюри счел ниже своего достоинства отвечать и махнул рукой в сторону выхода.
— Благодарю вас за столь сильное беспокойство обо мне, капитан Шутара, — процедил он. — Но, боюсь, я больше ничем не в силах помочь, и прошу вас оставить меня. Работа, знаете ли, не ждет.
— О, тогда не смею тебя задерживать, Куроцучи, — пропела Шутара и, уже взявшись за дверную ручку, обернулась и добавила: — Как созреешь, приходи.
Дверь за собой она затворила тихо, но Маюри с непривычки показалось, что это был дикий грохот.
***
— …поэтому я прошу уважаемый Совет сорока шести принять решение по вопросу квинси безотлагательно! — звенящим голосом закончила Сенджумару.
Она опустила руки и замерла в квадрате яркого света, напряженно вглядываясь в тянущиеся вверх ряды табличек с цифрами. Несколько долгих мгновений судьи хранили молчание, чтобы заговорить одновременно.
— Почему вы решили взяться за изучение баланса душ?
— Каким методом вы рассчитали погрешность измерений в мире живых?
— Как вы выбирали позиции для расположения антенн?
— Каков точный состав приманки для пустых?
— На основании чего вы беретесь утверждать, что приманку создали и использовали квинси?
— Почему данные в таблице номер пять отличаются по формату от остальных?
Иерархическая лестница абсурда гудела неодобрением. Таблички с цифрами плясали перед глазами, сливаясь в дрожащую серую массу.
— Вы ничего не понимаете! — прокричала Сенджумару. — Они уничтожат весь мир!
Ударить бы чистой реяцу, чтобы все это сложилось карточным домиком.
— Капитан Девятого отряда Сенджумару Шутара! — прогремело ей в ответ. — Нарушение основного закона не доказано!
— Капитан Девятого отряда, — вторили другие голоса. — Капитан, капитан, капитан, капитан…
Сенджумару зажала уши руками, но ропот не становился тише, и тогда она закричала.
— Капитан Сенджумару! — тряс ее за плечо Кенсей, взволнованно хлопая глазами.
Это был всего лишь дурной сон. Жизнь пострашней будет.
Сенджумару села в постели, щурясь от яркого света, и положила ладонь на грудь — сердце бешено колотилось.
— Что-то случилось, Кенсей? — охрипшим со сна голосом спросила она.
— Я подумал, что это может быть важно, — развел руками Кенсей.
У него было такое виноватое лицо, что Сенджумару не выдержала и потрепала его по светлой макушке.
— Ну я и решил вас разбудить, а вы тут кричите еще. Вы в порядке? — спросил Кенсей, наклоняясь ближе и вглядываясь в ее лицо.
— В порядке, просто, ох, — душераздирающе зевнула Сенджумару, прикрывая рот ладонями. — Просто кошмар приснился. Так что случилось-то?
— Вот, письмо вам пришло, — он протянул ей белый прямоугольник.
Сенджумару взяла конверт и застыла, глядя на изображенный в уголке символ, — ромб с четырьмя цветками волчеягодника внутри.
Автор: Мэйо
Бета: Laen Rain
Иллюстраторы: SHtayn&Sink
Персонажи: Маюри Куроцучи, Сенджумару Шутара
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: общий, драма
Размер: миди (10 тысяч слов)
Саммари: Многие знания — многие печали. Одного ждет успех, а другого — вся тяжесть последствий. Сделанное Шутарой открытие дает Обществу душ повод уничтожить квинси. Почему же после этого ее призывают в Нулевой отряд, а Куроцучи попадает в Гнездо личинок? И что еще связывает этих двоих так прочно, что дает о себе знать даже через двести лет?
Примечания: фанфик написан на Bleach MiniBang-2014
Предупреждения: таймлайн — 90 лет до начала событий Маятника (200 лет до начала событий канона); унылые трудовые будни
Ссылки на скачивание: .doc (без иллюстрации) || .rtf (c иллюстрацией) || .pdf (c иллюстрацией)
Ссылка на скачивание иллюстрации: .jpg
В столе валялись крыло адской бабочки, начинающий загнивать яблочный огрызок, кусачки для ногтей, отвертка, палочки для еды, маленький синий тряпичный карп со Дня мальчиков, бюкс с гремучей ртутью, скальпель со следами засохшей карамели, мешочек с сушеным шалфеем, фигурка слона с облупившейся краской, протертый в двух местах непарный таби, подсыхающий от неиспользования контрацептив, плошка с серовато-зеленым пушистым кустиком плесени и банка белил. Господствующий над хаосом гений Маюри шмякнул сверху пестрящую закладками стопку бумаг, присыпал вывалившимися на пол записками, утрамбовал шелестящий ворох ладонями, надавив коленом, задвинул ящик и оскалился черногубым ртом.
У него все складывалось просто замечательно.
Больше не нужно было дремать от скуки в аудиториях, выслушивать зудящего «Маюри, опять двадцать грязных чашек у стола» соседа, подсчитывать, хватит ли денег на банку приличных чернил, ложиться спать, потому что надо, а не потому что хочется, откладывать интересную книгу, на которой невозможно сосредоточиться из-за галдежа за стеной, и дергаться, попадая кистью с краской в глаз, когда говорят под руку. Даже задания в Руконгае давали отличную возможность поразмышлять в одиночестве.
Единственным, что не устраивало Маюри в должности пятого офицера Двенадцатого отряда, был его капитан.
В Академии он почти не сталкивался с Хикифуне — она вела какой-то бестолковый курс, то ли домоводства, то ли кулинарии. Так что когда незадолго до выпуска Маюри получил из Двенадцатого приглашение на собеседование, то страшно удивился и приготовился к худшему.
Но не в его положении было упускать такую возможность. Пока гораздо менее одаренным сокурсникам обещали места в отрядах или даже привлекали к совместным заданиям, Маюри просто-напросто игнорировали.
Так повелось еще с первого года обучения. Тогда, начитавшись в библиотеке старых книг о пытках, Маюри вырвал себе все ногти на левой руке. Он создал сыворотку, которая ускорила восстановление, да и на вид зажившие пальцы не отличались от здоровых. Лекарством заинтересовалась капитан Унохана, после чего возможности регенерации они исследовали уже совместно. Однако с тех пор за ним прочно закрепилась репутация психа, и если на отшатывающихся от него студентов он чихать хотел, отстраненность инструкторов раздражала. А в вопросе дальнейшего устройства подобная «слава» и вовсе отсекала большинство возможностей.
Хикифуне оказалось... много. Она кокетливо встряхивала кудрями, при этом ее полная грудь покачивалась в опасной близости от Маюри, и бурно жестикулировала, заставляя опасаться, что чашка с чаем вот-вот опрокинется ему на колени. Он вежливо кивал, не понимая, чего эта шумная женщина от него хочет. Но Хикифуне не теряла энтузиазма и продолжала щебетать, подкладывая ему в тарелку шестое по счету пирожное. Маюри сквозь тошноту в переполненном желудке слушал о том, как хорошо «умненькому мальчику» будет в прекрасном дружном отряде, и малодушно подумывал о вступлении в Четвертый.
— А еще у нас есть небольшая лаборатория, где я провожу свое исследование. Мне кажется, ты сможешь мне помочь, да и чем-то своим будет где заняться.
Маюри едва не подавился чаем.
— Исследование?
— Да, ищу новые способы использования реяцу. Пока у нас свободна вакансия пятого офицера, а там посмотрим. Так что, Маюри-кун, ты согласен?
Лаборатория, где он сможет заниматься чем-то поинтереснее возни с ранеными и переучета чистых простыней? Да ради этого Маюри был согласен на все, даже изучить все секреты кулинарии и каждый день печь блинчики самому Ямамото.
— Да, — ответил он, принимая рукопожатие Хикифуне.
***
Десять, девять, восемь, семь…
Сенджумару всегда успокаивали цифры.
Сен. Джу. Мару. Круг тысячи рук. Когда-то давно, в детстве, только узнав значение своего имени, она любила представлять, как у нее за спиной цветком распускаются эти руки, которыми можно охватить весь мир, запустить пальцы в самые нежные уголки и ощутить его движение, дыхание и пульс. Исследовать его реакцию и понять, по каким законам он живет. Вот только свое мягкое нутро мир защищал зубами и когтями, и Сенджумару продиралась сквозь них с огромным трудом. Но, что самое смешное, вскоре ее глупая детская мечта вполне могла осуществиться.
Нужно было говорить ровно и тихо, разговор был совсем не по душе Ямамото. Она видела, как у него дернулась щека, стоило ему взглянуть на документ.
Ямамото стоял, опираясь одной рукой на посох, неподвижный и непоколебимый, только лист бумаги мелко подрагивал в вытянутой руке. Ямамото-скала. Ямамото-вулкан. И паниковать, глядя в его жерло, нельзя, пусть он дремал уже столетия, покрывался рытвинами морщин и шрамами, снежной шапкой седин, а возможно даже мхом. Не нужно проверять на прочность его кору, и плещущееся в красных глазах лавовое море не прольется, превращая все на своем пути в дым и пепел.
— Я могла бы получить точные данные…
— Чушь собачья! Или тебе девятка на спине надоела? Могу устроить.
Нахмурив седые брови, Ямамото буравил Сенджумару уничтожающим взглядом. Старая-старая игра — не перечь начальству, знай свое место. И правила ее давно истлели в труху, въевшуюся в кожу, ставшую маской и ролью — склони голову еще ниже, разгладь подол на коленях повлажневшими ладонями и трижды попроси прощения за неслыханную дерзость.
Шесть, пять, четыре…
Ритуальные танцы — затянутые и неживые. Сенджумару казалось, что еще немного, и ее руки так же пожелтеют и покроются сеточкой морщин.
— Это серьезная угроза безопасности, Генрюсай-доно.
— Это — не твоя забота.
Три, два, один…
Закостенелый консерватор, ревнитель традиций, строгий начальник. Так легко обмануться, если не замечать недобрый огонь в его глазах.
Шутара набрала воздуха в грудь и возразила:
— Но баланс…
— Не пошатнется из-за нескольких сотен человек. Главе готейской службы безопасности негоже носиться по миру живых, не девочка уже. Ступай, — он всучил ей так и не подписанный приказ и отвернулся.
Ноль.
***
Маюри не любил свое слишком обычное лицо, и поэтому никуда не выходил без грима. Не любил свой скрипучий голос, поэтому прислушивался к порхавшей по лаборатории Хикифуне и помалкивал, лишь изредка вставляя слово. Зато любил все новое, поэтому топтался на месте и изучал обстановку. Пальцы с синими ногтями бездумно огладили белую плитку, покрывавшую поверхность стола, ровный ряд стеклянных колб, матовые шероховатые чаши весов и круглый блестящий металлический бок дражировочного котла.
Хикифуне присела возле него, открыла дверцу стола и нырнула туда, словно залезла с головой в пасть особенного, лабораторного чудовища, и теперь перебирала его звякающие хромированные внутренности. Выныривая обратно с добычей, она ударилась головой, ойкнула, и, потирая кудрявую макушку, снова затараторила:
— Теория проста, да ты и так все это знаешь, а что не знаешь — прочтешь, так что перейдем сразу к практике. Я всегда думала — если мы едим, чтобы восстанавливать силы, почему нельзя управлять этим и добиться большего?
Хикифуне вытряхнула что-то из банки темного стекла.
— Вот, возьми.
Драже на ее ладони мягко опалесцировало.
«Жил-был мальчик, сам виноват», — промелькнула дурацкая мысль. Маюри взял белый шарик, покрутил между пальцами, рассматривая, но глотать не решился.
— А побочные эффекты есть?
— При столь малых дозах — никаких, — подбодрила его Хикифуне. — Попробуй.
Маюри пожал плечами и забросил драже в рот. Покатал шарик туда-сюда, прижал языком к зубам, чтобы раздавить. Прислушался к себе, ожидая результата, но ничего не изменилось, только зачесалась пятка. Он сглотнул вязкую слюну, и тут драже подействовало.
Теплая сладкая сытость толкнулась в солнечное сплетение и разлилась по телу щекоткой нетерпения. Хотелось сорваться с места, куда-то бежать и что-то делать, в ушах звенело, от легкого потока воздуха, шевелившего тонкие волоски на затылке и шее, по коже бежали мурашки. Чужая, чуждая сила с приторным вкусом плескалась внутри, ворочалась и больно билась о ребра. С шипов занпакто засочились струйки ядовитого пара, и Маюри успокаивающим жестом сжал рукоять. Тот дрогнул в ножнах и тонко монотонно запел в голове.
Хикифуне, словно отмахиваясь от мухи, вяло дернула кистью — установила барьер и впилась в Маюри изучающим взглядом.
— Ну как?
Маюри поморщился от ощущений и выдавил:
— Впечатляет.
— Вот и славно. А теперь перейдем к скучной части.
Хикифуне подошла к опутанному проводами креслу в дальнем углу лаборатории. Похожее Маюри видел в Четвертом, в отделении диагностики, и от не самых приятных воспоминаний у него заныло под ложечкой.
— На этой установке мы будем измерять уровень реяцу. Ну и извлекать ее. В процессе работы фиксаторы, — она подняла с сидения кожаный браслет и помахала перед его лицом, — поглощают небольшое количество духовных частиц, где-то процента четыре.
Хикифуне подняла рубильник на панели возле кресла, и установка громко загудела.
— Сейчас прогреется, и станет тише, — почти прокричала она и принялась вертеть ручки. — Смотри, вот здесь выставляется общая чувствительность в зависимости от уровня сил шинигами. Да, на себе я не смогу показать, так что подопытным будешь ты, хорошо?
Маюри кивнул, облизал внезапно пересохшие губы и потянул халат вверх.
— Ты что это делаешь?
— Раздеваюсь, — буркнул Маюри, не понимая, зачем комментировать очевидное.
Хикифуне схватилась за голову и расхохоталась.
— А в бой ты тоже голым бежишь? Ты уже не в Четвертом, Маюри-кун, мы не медициной тут занимаемся. Форму задерешь немного и все.
Маюри чертыхнулся сквозь зубы, закатал рукава и неловко взгромоздился в кресло. Он чувствовал себя идиотом, и мог радоваться только тому, что не умел краснеть. И что очень удобно прятать лицо, нагнувшись, чтобы приспустить таби пониже.
Но Хикифуне не стала заострять внимание на этой нерасторопности и развернула бурную деятельность. Сначала она протерла шею, запястья и щиколотки Маюри спиртом, потом смазала гелем с резким запахом и затянула на них ремни. И хотя Хикифуне утверждала, что у нее в отряде все иначе, Маюри все равно стало тошно и тоскливо, как бывало и во время медицинских обследований. Он поднял взгляд на установку, прислушиваясь к объяснениям.
— Смотри-ка, уже зашкаливает.
Хикифуне постучала пальцем по экранчику на панели, под которым было написано «Духовная сила», и повернула ручку чувствительности.
— Просто потрясающе! У тебя уже почти лейтенантский уровень.
Маюри пожал плечами. Значения боевых параметров интересовали его не больше, чем собственный рост или вес. Мало иметь выдающиеся способности, главное — применить их правильно. Воодушевления не прибавляло и его самочувствие — фиксаторы холодили кожу, словно только что наложенный компресс, еще и глаза слипались.
Из-под полуприкрытых век Маюри наблюдал, как Хикифуне записала результаты, выкрутила все ручки до нуля и, открыв дверцу в нижней части панели, достала оттуда кювету, наполненную розоватой жидкостью.
— Какой красивый цвет, ты только посмотри.
Хикифуне протянула кювету ему, но тут же нахмурилась
— Ой, да на тебе же лица нет! Ты как, нормально?
— Бывало и хуже.
— Не надо хуже.
Озабоченно кудахтая, она помогла Маюри освободиться от ремней и вытереться.
— Да в порядке я, — отмахнулся он.
— Да вижу я этот порядок. Иди домой и поешь, потерю сил нужно компенсировать. Для первого раза хватит. Вот, — Хикифуне сунула ему в руки лабораторный журнал, — читай, разбирайся.
Маюри не оставалось ничего другого, кроме как попрощаться и уйти.
До глубокой ночи он просидел, разглядывая убористые строчки, да так и уснул, опустив голову на сложенные на описании просеивания сахарных гранул через сита руки. Снился Маюри его занпакто. Ашисоги Джизо раскачивался в розовой дымке реяцу, перебирая ногами в коконе, и напевал, что хочет обрести крылья.
***
Поле колыхалось от ветра — сто тысяч гибких травинок и одна игла антенны. Узел номер тридцать семь в ее сети, безлюдный уголок в Тринадцатом районе и удачно подвернувшийся патрульным пустой — живописная картина, хоть пикник устраивай.
Работать не хотелось совершенно, зато хотелось спуститься ниже, к реке, пить вино, кормить мошек и глядеть, как по воде плывут отраженные облака. Интересно, дождалась бы Сенджумару момента, когда мимо проплывет труп ее врага?
А еще идиллию несколько портило громкое сосредоточенное сопение. Сенджумару совсем не была уверена, что его издавал именно пустой. Хмыкнув, она подняла взгляд от шкалы.
У пустого были отличные зубы — крупные и настолько ровные, что Сенджумару невольно вспомнила улыбку Хирако из Пятого отряда. Но этот оскал выражал отнюдь не веселье. Пустой и рад был бы вырваться из тесных объятий кидо и вцепиться в такую вкусную шинигами, но мог только капать слюной ей под ноги.
— Давай, Кенсей, на счет три.
Сенджумару отбросила за спину непослушную прядь, поднесла счетчик еще ближе к морде и начала отсчет. Она следила за показаниями прибора и не видела, как ее лейтенант точным ударом разрубил маску пустого. Стрелка качнулась, на мгновение коснулась другого деления, и снова вернулась обратно, застыв возле нуля.
— Ну что? — Кенсей отер ладонями форменные хакама и застыл перед ней.
— Минус ноль один, в пределах погрешности измерения. Доса-а-дно, — задумчиво протянула Сенджумару. — Вот если бы хоть на порядок больше. Не знаешь, где бы взять с десяток пустых, а?
— И еще меноса в придачу. Смотаемся в Уэко Мундо на часок?
— Целый час в день сдачи номера? — Сенджумару преувеличенно ужаснулась. — Да нас читатели порвут на духовные частицы. А главнокомандующий разотрет, что останется. Возвращаемся.
Они ушли в шунпо, и руконгайская зелень вскоре сменилась безликими стенами столицы.
Сенджумару слукавила, имевшихся у нее результатов по пустым было более чем достаточно. В Обществе Душ и Уэко Мундо сеть работала как часы, и отклонений это не объясняло. Вот провести бы измерения в мире живых… Сенджумару была уверена, что именно там крылась причина: в деятельности группы людей с высокой духовной силой — квинси. Их никогда не принимали всерьез, хоть и знали, что они нарушают баланс. Даже Ямамото убеждал ее, что значительного вреда квинси нанести не могут, и разрешения на исследования не давал. Не то чтобы Сенджумару не могла попасть в мир живых неофициально, но не хотелось спешить, не выяснив, что от нее скрывали.
***
За окном сгущались синие сумерки, и почти ничего не было видно, кроме отражения самого Маюри — белого пятна с темным провалом вместо глазниц. Драже в банке, которую он держал, были такими же безликими. И испорченными. Они разрушались уже через два дня, хрупкая оболочка крошилась, и реяцу испарялась наружу.
Банку с растворителем Маюри вытащил из стола с трудом — чего там только не было. Сахар и патока, уксус и спирт, тальк и мел, водоросли и травы,— он побывал почти в каждом районе Руконгая и собрал все возможные компоненты, да и свои запасы пополнил. Вот только ни минералы, ни экстракты — ни одна добавка не действовала.
Маюри уже готов был в Ад спуститься и принести адского пламени в пригоршне, если бы это могло подействовать.
Что угодно было бы лучше, чем этот, его персональный, ад, выложенный кафелем и укрепленный нержавеющей сталью.
Из-за остаточной реяцу драже растворялись, выделяя тепло, и Маюри обхватил банку пальцами.
За этим его и застала Хикифуне.
— Маюри-кун, ты еще здесь?
— Я утилизирую образцы.
— Как можно думать о работе в такой вечер?
Хикифуне выхватила у него банку и вылила ее содержимое в раковину. Густая бурая жидкость при соприкосновении с водой задымилась, и Маюри сжег ее окончательно вспышкой кидо.
Хикифуне уже носилась по лаборатории, щелкая выключателями приборов.
— Ты должен пойти со мной на фестиваль, все наши уже там. Говорят, скоро будет фейерверк.
Маюри иногда казалось, что он ее ненавидит. Хикифуне не пропускала ни одного праздника, выставки, концерта или банальной попойки и везде таскала его за собой, хотя и знала, что его все эти мероприятия раздражали. Общение с равными себе у Маюри не складывалось, что, впрочем, ни капли его не огорчало. А капитаны и лейтенанты смотрели на него как на пустое место, предпочитая развлекать себя болтовней ни о чем с Хикифуне. Так что версию, что она хвастается своей новой диковинной зверушкой Маюри вскоре отмел. Оставалось только догадываться, хотела ли Хикифуне поиздеваться над ним или просто причиняла добро — в своем понимании, конечно, — всем, кто попадался ей под руку.
— Не могу, завтра у меня…
— Выходной у тебя завтра. Не спорь со своим капитаном, это приказ.
— Слушаюсь.
Мысленно проклиная ее, Маюри стянул халат через голову, бросил его на стул и поплелся к выходу.
— Капитан Хикифуне, а что нового на грунте? Удалось что-то узнать о пустых?
— О, не переживай, ничего интересного ты не пропустил, — она потянулась и закинула руки за голову. — Я страшно хочу данго, а ты не голоден, Маюри-кун?
Он помотал головой. Если бы от этой жажды могла спасти пища…
***
Красноречивый взгляд Сенджумару Ямамото проигнорировал и разбираться с очередным нападением пустых отправил Шестой отряд. В последнее время атаки участились и с каждым разом становились все разрушительнее. Она было даже накричала на главнокомандующего — только слепой мог не заметить, что все инциденты происходили вблизи поселений квинси, а значит, следовало вмешаться ей, — но тот лишь немного смягчился и пообещал предоставить возможность. Только это удержало Сенджумару от того, чтобы швырнуть карту ему в лицо.
Однако отправлять ее в мир живых Ямамото не спешил, и теперь ничего не оставалось, кроме как развернуться и вслед за другими капитанами направиться к выходу из зала. Перед Сенджумару маячила черноволосая макушка Уноханы — погибшим дежурным Четвертый был уже без надобности.
Что ж, теперь оставалось только довести до конца начатое в Обществе Душ.
Сенджумару ускорила шаг, догоняя Кирио. Та обрадовалась ей, как родной, но не подначить было невозможно.
— Слыхала, Кирио-сан, что у тебя офицеры, и те при шикаях. Чтоб мне так жить!
Хикифуне, чуть наклонив голову вбок, хитро прищурилась.
— Офицеры, это, конечно, громко сказано, но Маюри-кун — парень толковый, тут не поспоришь.
— И весьма… необычный.
— Не без этого, да. Но где ты обычных-то видела? — Кирио кивнула в сторону остальных капитанов. — Все мы здесь немного того.
— Может, ты и права в чем-то. Что ж, надеюсь, из него когда-нибудь получится хороший лейтенант.
— Да нет, своим лейтенантом я более, чем довольна. А вот мне самой, — Кирио подмигнула ей с мечтательной улыбкой, — преемник не помешает.
— Вот как? Ты уже продвинулась в своих поисках так далеко, что волнуешься о том, кто придет тебе на смену?
— Ну, все не настолько безоблачно, как мне бы хотелось. Но, думаю, подобные дела лучше уладить заранее, а не в последний момент.
Сенджумару приобняла Кирио за талию, и они не спеша пошли вперед.
— К слову о делах. Могу я попросить тебя о небольшой услуге?
— Спрашиваешь! Что мне для тебя сделать?
— Выделишь мне уголок в своей лаборатории? У нее очень удачное расположение, а у нас и места свободного почти нету.
— Без проблем. Только чур Маюри-куна не обижать. Он у меня, между прочим, уникальный специалист. Такую косметику делает — закачаешься. Вот, смотри.
В подтверждение своих слов Кирио сунула в рот палец, а потом потерла им нарисованную на щеке завитушку. И действительно, краска держалась прочно, ни капли не размазываясь.
— Талант! — подытожила Шутара.
— А то! Кстати, о талантах, видела выступление Шиба на фестивале?
К фейерверкам и другим играм с огнем Сенджумару была равнодушна. Остаток пути она вежливо поддакивала Кирио, не особо вникая в ее слова.
Из собственной игры с огнем Сенджумару должна была выйти победителем.
***
Маюри отмерил пипеткой последнюю порцию раствора, и пальцы свело судорогой. Сколько раз он уже это делал сегодня? Десятки? Да хоть сотни, толку никакого. Маюри почти уронил подставку с жалобно звякнувшими пробирками и упал на стул, спрятав озябшие руки в рукавах. Ему всегда было холодно в лаборатории — на вентиляцию Хикифуне не поскупилась, — во что ни кутайся, напряженные мышцы начинали ныть уже через несколько часов. Маюри придвинул к себе лабораторный журнал. Кривые на графиках стабильности плавно ползли вверх лишь в самом начале, а затем неизменно падали до нуля. Он вздохнул и начал заносить новые результаты в таблицу.
Распахнутая дверь грохнула об угол стола, Маюри дернулся, и очередная цифра превратилась в закорючку. Он зачеркнул ее и поднял взгляд на посетительницу. Та простучала высокими подошвами деревянных сандалий мимо и уселась на стул возле Хикифуне, не позаботившись даже о том, чтобы расправить хаори с девяткой на спине.
Капитан Девятого отряда Сенджумару Шутара, насколько слышал Маюри, и к другим атрибутам своего положения относилась с тем же пренебрежением. Его однокурсник Ооторибаши, известный любитель музыки, рассказывал, что на собраниях в Девятом устраивали музыкальные репетиции вместо обсуждения текущих дел; при этом его всегда скучающее выражение лица сменялось мечтательной улыбкой. Маюри только скептически хмыкал в ответ. Разве могла служба безопасности Готей-13 существовать в условиях такого разгильдяйства?
И теперь, когда Маюри смог разглядеть ее вблизи, он был даже разочарован. Шутара была слишком юна, вела себя слишком демонстративно и слишком самодовольно смотрела из-под густо накрашенных ресниц.
— Какая приятная неожиданность, Сенджумару-сан! Очень рада тебя видеть, — кивнула Хикифуне.
— Я тоже, Кирио-сан. А… — она подняла бровь на Маюри.
— О, позволь представить тебе моего незаменимого помощника — Маюри-куна, то есть Куроцучи.
Маюри, услышав о своей незаменимости, с трудом удержался от того, чтобы фыркнуть, и внезапно охрипшим голосом проговорил:
— Приятно познакомиться, капитан Шутара.
Он почувствовал, как жалко и беспомощно это прозвучало, и склонился в поклоне еще более низком, чем того требовали правила этикета, чтобы не нужно было видеть пренебрежение в ее глазах.
Приступ самоуничижения прервала Хикифуне:
— Маюри-кун, принеси, пожалуйста, статью.
— Одну минуту, капитан Хикифуне.
Могла бы и так сказать, что им нужно поговорить наедине.
В кабинете Хикифуне Маюри вытащил из стопки бумаг на столе статью и уставился на нее. Строчки расплывались перед глазами, не складываясь в слова, хотя этого и не было нужно. Рецепт успокаивающего чая для колонки Хикифуне в Сейрейтейском вестнике он написал сам, и она даже почти не вносила в него правок, только бурно восторгалась тем, что у него, как оказалось, еще и литературный талант есть. Маюри не считал свой слог чем-то выдающимся, да и не видел ничего особенного в том, чтобы описать приготовление и свойства чая понятным языком. Но с Хикифуне не спорил, хотя ему бы хотелось получить более ощутимое признание своих талантов.
Маюри присел за стол, с тоской вспоминая все неудачные попытки усовершенствовать разработку Хикифуне. Неизвестно, сколько еще могли продлиться исследования, прежде чем получится хоть какой-то приличный результат. Хикифуне время не заботило — еще бы, она была капитаном, и ей не к чему было больше стремиться. Маюри же должность какого-то там Пятого офицера совсем не удовлетворяла. Единственным способом продвинуться выше была работа в лаборатории Хикифуне, ведь от большинства заданий она его отстранила, чтобы у него было больше сил и времени для исследований. А ведь он уже даже достиг шикая. Но от всех намеков Хикифуне только отмахивалась.
А тут еще эта, чтоб ей пусто было. Настоящую корону на голову нацепила. Хотя что с нее взять, если даже у Хикифуне вместо нормальной шпильки прическу удерживала обыкновенная ложка. Ты не прошел отбор в компанию самых долбанутых, Маюри, а посредственностей не берут в капитаны, вот и сиди безвольной и бессловесной тварью, жди, чтобы твои таланты из пыли откопали.
Он вздохнул и потопал обратно в лабораторию.
— …так что шеф стукнул этой своей палкой и заявил, что меноса мне полосатого, а не разрешение на использование сенкаймона для своих развлечений, представляешь?
Они заливисто рассмеялись и повернулись к Маюри. Шутара взяла документ из его рук и кивнула:
— Ах да, статья, — она проглядела текст и опять обратилась к Хикифуне: — Думаю, мы сможем опубликовать ее уже в следующем выпуске, во вторник.
— О, превосходно. Спасибо, Сенджумару-сан.
— Обращайтесь в любой момент. И да, я могу рассчитывать на вашу помощь?
— Разумеется. Ты можешь занять вот этот стол.
Когда за Шутарой закрылась дверь, Хикифуне продолжила прямо-таки лучиться радостью.
— Маюри-кун, будь так любезен, убери все из этого стола.
Ее оптимизм иногда пугал его.
— Хорошо. Но для чего?
— Сенджумару-сан будет работать здесь, — это звучало так, словно она обещала Маюри по меньшей мере вдвое увеличить его жалованье, — над своей Паутиной.
«Сомнительная радость», подумал Маюри.
От слова «Паутина» внутри что-то неприятно екнуло. Когда твой занпакто — кокон бабочки, вполне естественно недолюбливать пауков.
Но вдруг это — его шанс?
***
Большой черный кот развалился в полудреме на нагретом солнцем камне. Когда Сенджумару присела рядом, он лениво зевнул и потянулся всем телом, высоко задрав хвост. Она уважительно покосилась на его яйца.
— Наверное, много в Первом районе черных котят.
Кот хрипло засмеялся.
— Это надо же так похвалить, что хоть оскорбляйся. Я, по-твоему, с кошками, что ли? Думаешь, юноша какой откажется… кота почесать перед сном. Или девушка… — промурлыкал он и прищурился.
— Думаю, устоять сложно.
— Но ты ведь не о делах любовных поболтать пришла? А то, говорят, ты в последнее время в Двенадцатый зачастила, к одному юному дарованию.
— К Маюри-то? — Сенджумару фыркнула. — Да он смотрит на меня, будто вскрытие проводит.
— Никогда не недооценивай изобретателей. Если направить работу мысли в нужное русло…
— О, я просто преклоняюсь перед твоей мудростью. Но я, и вправду, не поговорить о личной жизни пришла, я пала еще ниже — хочу посплетничать о начальстве.
— Ой, и что же наш Ямамото? Разнос устроил? Или денег не выделил?
— Хуже. Дело в квинси. Он явно темнит что-то — я библиотеку перерыла, все ниточки к нему ведут. И мне это очень не нравится.
— А поподробнее? — навострил уши кот.
Сенджумару поерзала на камне, устраиваясь поудобнее, и вкратце рассказала о своих изысканиях. Кот задумчиво постукивал хвостом.
— Что я тебе скажу. Ямамото облажался.
— Хм?
—Все, что я знаю из наших архивов, это что он пытался когда-то уничтожить квинси, и, как видишь, дело до конца он не довел. Как давно, говоришь, началось смещение баланса?
— Где-то год назад, а в последнее время растет еще быстрее.
— А недавние происшествия в мире живых с этим связаны?
— Думаю, да.
— Тогда мы в большой заднице.
— И проваливаемся в нее еще глубже, пока у меня нет доказательств.
— Ты можешь ходить через мой сенкаймон.
— Боюсь, он уже не понадобится, — криво улыбнулась Сенджумару. — Чувствую, мне скоро придется бывать на грунте очень часто.
***
Когда Маюри услышал три глухих удара в дверь лаборатории, он знал, кто это стучит. И догадывался, чем. Открыв, он, как и ожидалось, увидел девятку на капитанском хаори. Шутара стояла спиной к нему и балансировала на одной ноге, пытаясь поправить спадавшую сандалию.
— Здравствуйте, капитан Шутара, — сказал Маюри, забирая у нее из рук большую коробку.
Тяжеленную коробку. Как она ее доволокла вообще?
— Здравствуй, здравствуй, Куроцучи. Ты сегодня один?
— Да, капитан на задании.
Маюри непривычно было слышать по-деловому нейтральное обращение, без лишней фамильярности. Отучить Хикифуне от ее извечного «Маюри-кун», словно она к ребенку обращалась, ему так и не удалось, и он уже устал ее поправлять.
А еще то, что его имя запомнили, приятно тешило самолюбие.
Маюри поставил коробку на стол, и Шутара тут же полезла внутрь, не дав ему даже помучиться от любопытства.
— Твоя статья, — она протянула ему свежий номер Сейрейтейского вестника.
Как будто его могла сейчас волновать такая ерунда. Маюри с гораздо большим интересом рассматривал, как она устанавливает на столе опутанный кучей проводов неизвестный прибор.
— Что он делает?
Шутара щелкнула выключателем, но даже после этого стрелка прибора не сдвинулась с нуля.
— Определяет соотношение душ в мире живых и в Сообществе Душ.
— Так их же должно быть поровну, и там, и там.
— Именно поэтому стрелка показывает на ноль, видишь?.Моя задача — откалибровать шкалу так, чтобы определить этот ноль с максимальной точностью.
— Понятно, — протянул Маюри.
Но не задать вопрос, который беспокоил его уже несколько дней, он не мог.
— А почему ваш проект называется «Паутина»?
— Мой проект еще никак не называется. Кирио-сан, — Шутара улыбнулась, — очень тонко намекает, что ей не терпится получить кружевную шаль моей работы. А еще она считает, что вот это, — она развернула рулон бумаги, на который Маюри как-то не обратил внимания, — похоже на паутину.
Перед ним была карта Общества Душ, вся покрытая пометками. Точки, которыми были отмечены населенные пункты, соединялись линиями, переплетающимися между собой сходившимися к центру — Сейрейтею.
— Как по мне, так очень даже похоже.
— Тоже любишь красивые слова? — хмыкнула Шутара. — А стихи ты случайно не пишешь?
— У меня нет времени на эту ерунду, — парировал Маюри.
— Да? А жаль, мне всегда не хватает хорошего материала для вестника.
— Даже не представляю, чем помочь.
— Посмотрим.
Шутара задумчиво вертела какую-то ручку, не особо стремясь продолжать разговор, и Маюри почувствовал, что стоять истуканом и разглядывать ее — не самая лучшая идея. Тем более разглядывать особо было нечего: если не учитывать капитанского хаори, ничего в Шутаре не выдавало ее силы. Ее руки покрылись гусиной кожей, и он подумал, что на сквозняке от вентиляции вполне можно замерзнуть.
— Что? — Шутара непонимающе покосилась на его протянутую руку.
— Халат. Лабораторный. В лаборатории положено быть в нем, а то можете испортить хаори, — Маюри позволил себе слегка улыбнуться краем рта.
— Тогда придется его беречь, ничего не поделаешь, — Шутара подмигнула ему и просунула руки в широкие рукава. — Спасибо.
Маюри пожал плечами и, не найдя, что еще сказать, отправился на свое рабочее место.
***
Деревня встретила Сенджумару зловещим оскалом обломанных зубов-стен. Она остановилась, прислушиваясь к далекому тихому перезвону. Но нет, должно быть, показалось, здесь не осталось ни души.
Стрелка на шкале счетчика колебалась между единицей и двойкой. Мир истончался на глазах.
Его оплетала ее сеть, расползались на все стороны света тонкие гудящие от текущей силы нити. В местах, где они переплетались в узлы, глядели в небо острые верхушки антенн.
Сжимавшая занпакто рука начала неметь от напряжения. Казалось, он цеплялся за неподвижный вязкий воздух. Сенджумару убрала ненужный теперь меч в ножны и побрела вперед, ощупывая жадным взглядом пространство вокруг.
Двое лежали, навечно сцепившись то ли в драке, то ли в объятии. Темные волосы смешались со светлыми, и смешивалась их кровь, стекая с израненных пальцев на готовую все принять землю. Еще теплый крест свешивался с запястья, свет искрился на гладких гранях. Отдавала неприятной незнакомой силой невесомая ткань белых плащей квинси. Змеились тонкой вязью по стенам слова. Разрушение. Смерть. Месть.
Люди всегда любили играться в войны. И высокая духовная сила ничего не меняла. Люди-квинси разрушали самих себя и все вокруг, и так спешили, будто боялись не успеть к концу света. Действовали так тонко, что Сенджумару не могла ни разгадать их тайну, ни предугадать, когда и где вновь запустится этот механизм самоуничтожения. А своих, шинигами, было мало, несколько тысяч всего, к каждому селению квинси дежурного не приставить.
Но где тонко, там и рвется.
Новые данные не вызывали сомнений, баланс неотвратимо смещался. Но если Сенджумару даже Ямамото едва уломала, хватит ли этого, чтобы склонить на свою сторону Совет?
***
— Что это? Заготовка для тех самых волшебных таблеток Кирио? Фу! Даже из-под вытяжки слышно, — сморщила нос Шутара.
Она стояла за спиной Маюри и разглядывала прозрачный раствор, который он перемешивал в фарфоровом стакане.
К манере Шутары подкрадываться он уже успел привыкнуть и не застывал больше с колотящимся в горле сердцем. А вот желание хорошенько двинуть ее локтем только росло.
Клуб по интересам у них, что ли? Соревнование, кто быстрее приведет Маюри в бешенство?
— Это лак для ногтей. В состав входит формальдегид, он укрепляет ногтевую пластину, делает ее тверже. Запах, конечно, так себе.
— А-а-а, — протянула Шутара. — ясно.
И тут же развернулась, утратив весь интерес, и снова рухнула на стул возле своего стола. Маюри с облегчением выдохнул.
В последнее время Шутара зачастила в лабораторию. Объясняла она это тем, что здесь, в тишине, ей лучше работалось. Как же, видел он эту «работу»: сверху лежала пара отчетов для приличия, а дальше в стопке были только рисунки — женские головы, увитые загогулинами локонов, силуэты, окруженные причудливыми драпировками, и даже набросок самого Маюри, с выражением неземного блаженства на лице гревшего руки над плиткой. А когда Шутаре надоедало изображать бурную деятельность и чиркать по бумаге, она просто сидела и пыталась прожечь дырку в своем оборудовании взглядом. Или путалась под ногами у Маюри, как сейчас.
— Куроцучи, а ты можешь мне сделать такой лак?
— Тоже синий?
— Прозрачный.
Маюри хмыкнул. Он с удовольствием сделал бы ей кляп. Или усадил бы в кресло в углу и затянул ремни потуже.
— А что мне за это будет?
«Она тебя сожрет, — говорил ему Ашисоги Джизо. — Вцепится как-нибудь и высосет досуха». Но самого Маюри подобные иррациональные подозрения не мучили. Он успел изучить ее целиком: три бессмысленных прибора, сорок семь лучей в заколке и сто семьдесят шесть сантиметров самомнения. Тем более, Шутара могла оказаться ему полезна.
Она закатила глаза, задумчиво накручивая на палец длинную прядь волос.
— Предложить тебе денег — банально и скучно. Даже не знаю, хочешь, статью напишу о твоих чудодейственных средствах? Пол-Готея в очередь выстроится.
— Ну уж нет, даром мне такой радости не надо. Пожалуйста.
Маюри поставил перед Шутарой флакон с лаком, и та радостно потерла руки, а потом откинулась, опасно балансируя на стуле, и полезла в ящик стола.
— Тогда ничего не остается, кроме как отдать тебе самое дорогое, что у меня есть.
Маюри с интересом наклонил голову и взял то самое «дорогое». Это был бежевый камень необычной формы: он состоял из хаотично сросшихся округлых пластинок.
— Что это?
— Это — сверхмощный магический артефакт, единственный в своем роде, он достался мне от деда, а ему — от его деда… — начала вещать замогильным голосом Шутара.
Маюри скептически прищурил глаз, и она прыснула со смеху.
— Это секкисеки.
— Из которого стена, что ли?
— Ага. Иногда, в определенных условиях, он образовывает причудливые формы. Люди в мире живых называют такие камни розами пустыни. Правда, красиво?
Маюри задумчиво вертел безделушку в руках.
Что если поглощающий реяцу материал мог помочь уменьшить потери реяцу и предотвратить разрушение драже?
Маюри вернул Шутаре ее камень и приложил руку к груди.
— Это большая честь для меня, но я не могу принять столь ценный подарок. У вас нет образца попроще?
— Есть и попроще. Держи, — Шутара вручила ему невзрачного вида камушек.
Нужно было обсудить это с Хикифуне.
— Я к капитану, — сообщил он Шутаре.
— Хорошо, — кивнула она и, когда Маюри уже почти вышел, снова окликнула: — Так чем мне-таки тебя отблагодарить?
«У тебя есть три желания, — ядовито прокомментировал голос в его голове, — и одно из них ты уже потратил».
— Возьмите меня с собой на операцию.
— СБшник с резиновой грушей, — насмешливо смерила его взглядом Шутара, — всех противников как ветром сдувает.
— Не смешно, — парировал Маюри. — У моего занпакто парализующая способность, и, вообще, у меня шикай есть, между прочим.
— И какой же? Раствори меня, пробирка? — поддразнила его Шутара, а затем, поскучнев, добавила: — Нет, я могу, конечно, но разве Кирио тебя куда-то отпустит?
— А вы ее уговорите, — сладко улыбнулся Маюри. — У вас это хорошо выходит, капитан Шутара.
Хикифуне смотрела на него глазами ребенка, получившего в подарок ведро мороженого.
— Отличная идея, Маюри-кун! В этот раз может получиться. Но как ты думаешь это сделать на практике?
Маюри обвел нарисованный на листке кружок.
— Добавим слой порошка секкисеки перед слоем сахара.
— Ну что ж, тогда иди, работай.
Вот так всегда: как работать, так Маюри, как чаи гонять, так капитан Хикифуне.
***
Сенджумару нравилось в лаборатории Кирио. Там всегда было тихо, спокойно и лейтенанты с отчетами не дергали. Можно было поразмышлять вдосталь, механически провожая взглядом озабоченно суетящегося Маюри.
Такой смешной мальчик. Сенджумару нравилось его дергать и наблюдать, как он каждый раз бесится. Хотя сам Маюри, наверное, думал, что его лицо кирпичом могло кого-то обмануть.
Однако, Сенджумару не могла отказать ему в сообразительности. Пожалуй, стоило-таки и вправду как-нибудь взять Маюри с собой, вдруг на свежую голову что-то полезное заметит.
А разобраться нужно было как можно скорее — с каждым днем баланс смещался сильнее, и все чаще приходилось менять настройки приборов, чтобы они не показывали ничего, кроме нуля. Секретными разработки Сенджумару не были, и, хоть в лаборатории Кирио и не было лишних людей, на всякий случай лучше было перестраховаться.
Отключить сигнал совсем, вот и вся проблема. Реальную картину она могла и на собственном переносном счетчике увидеть.
— Какой идиот спроектировал этот корпус? — пробормотала про себя Сенджумару.
Крышка держится на четырех защелках, одновременно их никак не нажать. Нельзя было шурупами прикрутить, что ли?
— Куроцучи, ты мне не поможешь?
Тот подошел, вытирая мокрые руки об халат, зыркнул недовольно дикими желтыми глазами. Что ж он так скалится вечно, думает, это его круче выглядеть заставляет? Так для этого силу иметь нужно, а не рожи корчить, чтобы от реяцу все разбегались, даже когда с голой задницей в кустах сидишь.
— Вот здесь нажми, пожалуйста.
Клацнули защелки, и их взглядам открылось пыльное нутро прибора.
— Нет, ты видел этот идиотизм? — пожаловалась Сенджумару и в доказательство тряхнула грязной крышкой, поднимая в воздух клочья пыли. — Невозможно работать, мне нужна еще пара рук.
— Ага, и парочка жвал на лице, — мрачно пробормотал Маюри.
Сенджумару расхохоталась. Какое восхитительное хамло!
— О, я уверена, они мне пойдут.
Маюри посмотрел на нее, как на слабоумную, и вздохнул.
— Спирт нужен?
— Нет, спасибо, у меня есть.
Маюри вернулся к своим пробиркам, и Сенджумару, тихо напевая, принялась вытирать грязь тряпкой. Выждав момент, когда он полностью погрузился в работу, даже губу от усердия закусил, она чиркнула ногтем по тонкому проводку, закрыла крышку и отправилась мыть руки. Все было кончено — теперь на шкале можно было увидеть разве что колебания баланса душ внутри лаборатории.
Сенджумару подошла к раковине, намылила руки и вытянула перед собой, разглядывая, как сильно отросли ногти. Лак был хорош, нечего говорить.
Такой талант нельзя было оставлять без внимания. Рассказать о нем, что ли? Не статьей, нет, просто слух пустить. Или лучше для себя приберечь?
***
Маюри хотелось подпрыгнуть и завопить от радости. Наконец-то задание, да еще и не просто патрулирование в Руконгае, а операция в мире живых. Хоть какая-то польза от этих нападений пустых, не все же двойную работу делать, за себя и замотанную напрочь Хикифуне.
Добавка секкисеки в состав драже не сработала так, как он думал. Теперь реяцу наружу не испарялась, с ее поглощением прекрасно справлялся и сам минерал. Но Хикифуне ни капли не расстроилась, утверждая, что из его идеи еще выйдет толк, нужно просто не опускать руки. Вот и приходилось торчать в лаборатории до упаду.
Хикифуне как раз распределяла офицеров по группам, будто и забыла совсем о Маюри. Он с наслаждением вдохнул свежий воздух мира живых, стараясь отвлечься от неприятных предчувствий. Опять за собой небось потащит. Но неважно, сегодня он должен стараться изо всех сил, не упустить этот шанс показать себя с лучшей стороны.
Шансов у Маюри, как на беду, мало.
А беда — одна.
Она опустилась перед Хикифуне из полета-шунпо, и капитанское хаори легло на землю крылом бабочки.
— Кирио-сан, можно я украду у тебя офицера?
У Сенджумару были глаза маньяка: горящие азартом, с воспаленной сеточкой сосудов.
— Кради, — усмехнулась Хикифуне. — Только потом верни, как и было.
Не успел Маюри и слова вставить, как Шутара схватила его за руку, больно оцарапав ногтем, и потащила за собой в сторону деревни. Дома и деревья проносились мимо них взбесившимся калейдоскопом. Из-за мельтешения пятен перед глазами и едва заметной незнакомой реяцу желудок сжимался в комок. И когда они остановились, Маюри сначала смог различить только два оставшихся цвета — белый и красный. Кровь на белых плащах мертвых людей.
Все остальное было сложно объяснить нападением пустых. Центр деревни лежал в руинах, словно все истолкли в гигантской ступке на однородные кусочки. Отдельные уцелевшие доски стен виднелись лишь поодаль. Пустые, конечно, иногда задевали здания, но Маюри не слышал, чтобы они разрушали их специально. Похожую картину дала бы человеческая взрывчатка, но тогда и тела людей изуродовало бы не меньше.
А главное, ни одного пустого рядом не было. Неужели они опоздали, и другой отряд шинигами уже побывал здесь?
— Четыре меноса и гиллиан в придачу, — тихо выругалась Шутара.
Счетчик в ее руках показывал невозможные три.
— Что случилось? — севшим голосом спросил Маюри.
— Да стукнула, наверное, где-то, вот и сломался. Подержи, — протянула ему прибор Шутара и опустилась на колени, осматривая мертвеца.
Маюри вздохнул и принялся разглядывать счетчик. Тот выглядел вполне исправным, даже стрелка чуть дрожала.
— Капитан Шутара, что вы делаете?
— Изучаю фасон его плаща, хочу себе такой же, — бросила она.
Маюри фыркнул и замолчал.
Стояла гулкая безжизненная тишина, и он завертел головой, пытаясь уловить хоть след чужого присутствия.
— Мы опоздали, я не чувствую здесь шинигами.
— О чем ты? Мы пришли раньше всех.
— А где же тогда пустые?
Сенджумару посмотрела на него, как на слабоумного.
— Это же квинси.
О квинси Маюри имел довольно расплычатое представление, но что они способны убивать пустых, знал. Интереса к их мертвым телам это ему не прибавило, и он медленно пошел в сторону, рассматривая развалины.
Еще один квинси лежал, вытянув вперед сжатую в кулак руку .Маюри пристроил счетчик на более-менее свободном от мусора месте и разжал ему пальцы. Как и ожидалось, в ладони был какой-то предмет.
— Капитан Шутара, идите сюда!
Маюри кивнул ей на свою находку.
— У него было вот это.
Она осторожно взяла половинку сломанного кружка.
— Это какая-то монета? — спросил он.
Маюри взял вторую половинку, и понял, что ошибся: материал был слишком легким для металла.
— Ты не слышишь разве, как фонит? И оно хрупкое.
Обломок раскрошился у Шутары в пальцах, а небо треснуло над их головами. Когтистая лапа протиснулась в разлом, и Маюри, не дожидаясь появления ее владельца, выбросил ладонь вперед.
— Хадо номер тридцать один! Шаккахо!
Сенджумару рванулась вперед, чтобы добить пустого, и вспышка взрыва осветила ее красным. Тяжело выдохнув, Маюри попытался стабилизировать реяцу и рванул занпакто из ножен, но опоздал — еще с тремя уже было покончено.
Так вот каков он, уровень капитана. Маюри почувствовал себя никчемным неудачником. Хотелось провалиться под землю. И еще больше — чтобы провалилась она.
Шутара опустилась перед ним, и обломок под ее ногами хрустнул с мерзким до тошноты звуком ломающейся кости.
— Нихрена себе приманка! Давай сюда, нужно немедленно…
Следующего пустого они заметили одновременно. Тот был чуть умнее своих собратьев и вместо того, чтобы наброситься с голодным ревом, решил незаметно подкрасться. Пустой лавировал между руинами почти бесшумно, смешно задирая тяжелые лапы с растопыренными пальцами. Прямо над оставленным Маюри счетчиком.
Вот дерьмо.
По шкале счетчика проползла тень пустого и накрыла собой стрелку, указывающую на двойку. Проклятый прибор работал, несмотря ни на что.
Пустой был совсем недалеко и раза в два выше Маюри. «Не зацепит», — подумал он, взглянув, как Шутара замахивалась занпакто, и сорвался в шунпо.
В Академии Маюри всегда был быстрее всех, и способности не подвели его и на этот раз. Он выхватил счетчик из-под ног пустого и пригнулся, давая Шутаре атаковать.
И тогда мир взорвался.
В этот раз она последовала его примеру и ударила кидо.
***
— Рецу, я прошу вас, — взмолилась Сенджумару.
У Рецу Уноханы были красивые руки, с длинными и твердыми пальцами, спокойно переворачивавшими страницы в пухлой папке. Сенджумару покосилась на них — чертежи каких-то механизмов и анатомические схемы, ничего не понятно, только каракули на полях смутно что-то напоминали. Сама она спокойствием похвастаться не могла и, сцепив перебинтованные руки в замок, зажала их между коленями.
— Жизни Маюри уже ничего не угрожает.
Как складно у нее это получилось. Голос благожелательный и ровный, словно запись.
— Да, он живучий, как таракан, — со смешком сказала Сенджумару.
— Хотите успокоительного, Сенджумару? Вовсе не стоит так переживать и мешать мне передохнуть хоть минуту тоже. — Рецу устало потерла глаз. — Мы сделали все, что было в наших силах. Да-да, и вы в том числе. Бинты, которыми он был перевязан — ваша работа?
— Какие еще к меносам бинты?
Сенджумару попыталась вспомнить.
Она опоздала на долю секунды и успела только чуть отвести руку в сторону. Пустой рассеивался на рейши, а Маюри, если еще можно было называть так то изодранное месиво, что от него осталось, отлетел дальше. Рука, сжимавшая злополучный счетчик, держалась на лоскуте кожи.
Идиота кусок! Конечно, счетчик был исправен. Не могла же Сенджумару просто сказать: «Ой, у нас тут немножко конец света намечается, но всем это похеру, так что заворачиваться в простыню будем только после соблюдения всех бюрократических формальностей». С Маюри сталось бы тут же рвануть в соседнее поселение, восстанавливать нарушенный баланс. Или, что еще хуже, поднять пол-Сейрейтея на уши.
Только массовой панической горячки в довершение всего не хватало.
И теперь он тут убился во имя науки, герой хренов.
Кажется, Сенджумару кричала. Может быть, она плакала. Горячая кровь пузырилась и прожигала кожу, будто кислота, а она пыталась собрать перемешанного с мусором Маюри обратно, подвязывая в нужных местах рваные полосы белой ткани.
Должно быть, Сенджумару представляла собой потрясающее зрелище, хоть сразу на обложку Вестника — полуголая, в крови пополам с грязью. Во всяком случае, подоспевшие офицеры Четвертого, застыли как вкопанные, и только Рецу, мягко отстранив ее, тут же наложила на Маюри исцеляющее кидо.
— Мое косоде. Я принесу вам такую ткань.
Рядовая выросла перед ними как из-под земли.
— Капитан, импланты готовы.
Рецу кивнула ей, отпуская, и поднялась со стула.
— Импланты? — переспросила Сенджумару.
— Чисто косметическая процедура. Состояние Маюри стабильно, все, что ему будет необходимо в ближайшее время, это отдых. И как бы вы ни были благодарны ему за спасение, вы тоже должны отдохнуть. И это — не совет.
По коже пробежали суровые металлические мурашки. Интересно, если ударить молотком по голосу Рецу, он бы разбился?
***
Первым, что Маюри увидел, когда пришел в себя, было его лицо на обложке Сейрейтейского вестника. Подпись гласила: «Отважный спаситель».
Что за чушь?
Маюри проглядел страницы по диагонали, потом внимательно прочел все от корки до корки.
При повреждениях мозга возможна амнезия. Может, после полученных травм он забыл, как выглядит слово «баланс»? Или «квинси»?Но другие воспоминания избирательностью совсем не отличались.
Скорее всего, кто-то заврался. Сначала сломанный счетчик, потом гениальный тактик Маюри, закрывающий грудью беспомощного капитана Девятого отряда.
Рыцарь на белом кидо, ага.
Примчавшаяся нарезать ему яблочных зайчиков Хикифуне принесла осознание, что в этот абсурд все поверили, и новость о расширении их лаборатории. Пока Маюри откачивали, ей удалось подобрать довольно удачный состав, и Ямамото дал добро на производство пробной партии драже и выделил под это дело склад неподалеку от расположения Двенадцатого отряда. Сейчас в помещении вовсю шла реконструкция.
— Разве это не замечательно? — воскликнула Хикифуне.
— Просто праздник какой-то, — буркнул Маюри.
Да они же сговорились! Врушки-подружки. Мало того что Шутара чрезвычайно важную информацию скрывала, так еще и подбила Хикифуне отослать его подальше от своих приборов, чтобы не отследил лишнего.
Просто восторг.
Но ничего, пусть держат его за дурака и дальше, он собирался разобраться во всем сам.
Хикифуне восприняла энтузиазм Маюри по обустройству нового помещения как должное. Все приговаривала, что это теперь будет его лаборатория. Маюри такое положение дел более чем устраивало, и он взялся за дело со всей серьезностью.
Кабинет у него получился небольшим, соответственно его положению. Правда, при строительстве произошел несчастный случай — троих рядовых придавило обрушившейся балкой. Никто не должен был знать, что за стеной кабинета Маюри скрывалась секретная комната.
Вскоре ремонт закончился, и вплотную к тайнику встал заваленный вещами стол. Внутри Маюри держал футон, ему часто приходилось оставаться допоздна, и сил дойти до дома уже не было, так что спал он прямо на месте.
По крайней мере, он делал это достаточно часто, чтобы его привычка сутками торчать в кабинете стала для всех обыденной.
Этой ночью Маюри не успел подремать и двух часов, как его подняла Хикифуне.
— Маюри-кун, у меня срочное задание, будь добр, пригляди за Наоко. Нехорошо оставлять девочку одну с работающим оборудованием.
Маюри, сонно щурясь от яркого света, ввалился в лабораторию. Хикифуне явно разбудила его просто для очистки совести. Ассистировавшая им рядовая, Наоко была отвратительно бодрой. Хотелось предложить ей лимон, чтобы не радовалась так поводу показать, какая она исполнительная. Наоко увлеченно строчила в лабораторном журнале и, едва подняв голову в ответ на приветственное мычание взъерошенного Маюри без привычного грима, снова вернулась к своей писанине.
Сообразительная девочка, поняла, что разглядывать его не стоит.
Убедившись, что все было в порядке, Маюри направился в душ, чтобы хоть чуть-чуть взбодриться.
Его тело уже восстановилось, только зудела новая кожа на шрамах, и прохладная вода приятно ее успокаивала.
Титановые колечки креплений вокруг ушного отверстия запотевали в заполненном паром помещении душевой. Щелкнула застежка, и там, где должны были быть уши, теперь располагались два золотых конуса.
Благодаря имплантам, которые он спроектировал, его слух стал гораздо острее, позволяя хорошо различить, как с тихим шелестом спадали барьеры-бакудо и клацнул замок. Маюри, не поворачиваясь к выходу, будто ничего не заметил, поправил полотенце на бедрах.
— Надо же, ты даже похож на человека.
— Вы слыхали когда-нибудь об отпугивающей окраске? У некоторых видов животных она служит предупреждением, что особь опасна. Все мои физиологические жидкости ядовиты.
— Я знаю.
Шутара обхватила себя руками и прислонилась к дверному косяку, кривя губы в уродливой гримасе то ли отвращения, то ли жалости. Маюри пожал плечами и провел тыльной стороной кисти по запотевшему зеркалу.
— У тебя уши хоть остались-то?
— Что вы, капитан Шутара, у меня теперь и мозгов нету. Внутри только веревочка, на которой все это держится, — огрызнулся Маюри и постучал ногтем по вершине золотого конуса. — Ваша заколка, очевидно, выполняет схожую функцию. Что за сказки о чудесном спасении?
— А что я должна была сказать? Что ты решил совершить самоубийство в лучших традициях героических песен? — повысила голос Шутара.
Маюри преувеличенно спокойным и плавным движением надорвал край бумажной гильзы с черным стержнем внутри и провел две горизонтальных полосы над бровями и по верхнему краю скул. Потом, прикрыв глаза, заштриховал веки. Затем взял из шкафчика банку белил, ковырнул густую массу и, разогревая, растер в ладонях.
— Правду. Еще пара таких инцидентов, и последствия будут непоправимыми. И вы знаете это лучше меня. Ведь это началось уже давно?
— Год назад.
Шутара опустила голову, и длинная челка закрыла ее глаза от Маюри. Он продолжил наносить грим. Пальцы касались лба, щек, носа, подбородка и шеи, оставляли там белые многоточия его молчания.
— Инцидентов больше не будет. В ближайшее время Совет сорока шести огласит свое решение, и ситуация будет исчерпана.
Маюри прошел вглубь душевой, повесил полотенце на крючок и натянул лабораторный халат прямо на голое тело. С ювелирной точностью он проскользнул мимо застывшей в дверях Шутары. От мысли, что он может к ней прикоснуться, пусть даже сквозь тонкую ткань ее алого кимоно, его охватило отвращение. В кабинете Маюри присел на крышку стола и тут же пожалел об этом. Шутара на своих высоченных ходулях была так близко, что он мог слышать ее учащенное сердцебиение, и нависала теперь над ним башней раскаяния.
Когда она подняла руку, Маюри потребовалось все его самообладание, чтобы не дернуться. Но Шутара всего лишь погладила корешок лежавшей на столе книги.
— Справочник по кидо продвинутого уровня. Я узнаю эту книгу, кажется, даже по обрывку страницы. Когда-то мне пришлось на спор выучить его наизусть.
Шутара улыбнулась своим воспоминаниям, и Маюри не выдержал.
— Да что вы себе позволяете? — прошипел он. — Вламываться ко мне, трогать мои вещи… Не удивительно, конечно, что ковыряние в моих внутренностях произвело на вас сильное впечатление — контакт со слизистой прямой кишки считается интимным. Но если вы думаете, что случившееся как-то нас сближает, то я вас разочарую. Насколько мне известно, для этого такие вещи должны происходить по обоюдному согласию, разве нет? — Маюри фыркнул и добавил: — Или то, что я бы не выжил, не окажи вы мне помощь, это очередная ложь?
Шутара улыбнулась еще шире и придвинулась к нему вплотную, почти прикасаясь грудью.
— Какой ты нервный, Куроцучи. Это правда, но, боюсь, ожоги давно прошли, и тебе придется поверить мне на слово.
В подтверждение сказанного она поднесла ладонь к его лицу. Маюри отшатнулся, еще больше вжимаясь в стол.
— Контакт со слизистой, говоришь? Раз ты этим хочешь меня отблагодарить, почему бы и нет. У тебя ведь есть антидот для таких случаев?
Шутара провела кончиками пальцев по его волосам, затем погладила по щеке и скользнула ниже, забираясь за воротник. Маюри тряхнул головой, отворачиваясь, но она неожиданно крепкой хваткой сжала его плечи и, почти навалившись сверху, протиснула бедро между его ног. Задохнувшись от ярости, он сбросил с себя руки Шутары, оттолкнул ее, вывернулся и отскочил в сторону.
Она окинула взглядом растрепанного и тяжело дышащего Маюри и расхохоталась.
— Ты что, шуток не понимаешь?
— Ваши шутки переходят все границы.
— А ты дергаешься, словно юный девственник. Или ты и есть юный девственник?
Маюри счел ниже своего достоинства отвечать и махнул рукой в сторону выхода.
— Благодарю вас за столь сильное беспокойство обо мне, капитан Шутара, — процедил он. — Но, боюсь, я больше ничем не в силах помочь, и прошу вас оставить меня. Работа, знаете ли, не ждет.
— О, тогда не смею тебя задерживать, Куроцучи, — пропела Шутара и, уже взявшись за дверную ручку, обернулась и добавила: — Как созреешь, приходи.
Дверь за собой она затворила тихо, но Маюри с непривычки показалось, что это был дикий грохот.
***
— …поэтому я прошу уважаемый Совет сорока шести принять решение по вопросу квинси безотлагательно! — звенящим голосом закончила Сенджумару.
Она опустила руки и замерла в квадрате яркого света, напряженно вглядываясь в тянущиеся вверх ряды табличек с цифрами. Несколько долгих мгновений судьи хранили молчание, чтобы заговорить одновременно.
— Почему вы решили взяться за изучение баланса душ?
— Каким методом вы рассчитали погрешность измерений в мире живых?
— Как вы выбирали позиции для расположения антенн?
— Каков точный состав приманки для пустых?
— На основании чего вы беретесь утверждать, что приманку создали и использовали квинси?
— Почему данные в таблице номер пять отличаются по формату от остальных?
Иерархическая лестница абсурда гудела неодобрением. Таблички с цифрами плясали перед глазами, сливаясь в дрожащую серую массу.
— Вы ничего не понимаете! — прокричала Сенджумару. — Они уничтожат весь мир!
Ударить бы чистой реяцу, чтобы все это сложилось карточным домиком.
— Капитан Девятого отряда Сенджумару Шутара! — прогремело ей в ответ. — Нарушение основного закона не доказано!
— Капитан Девятого отряда, — вторили другие голоса. — Капитан, капитан, капитан, капитан…
Сенджумару зажала уши руками, но ропот не становился тише, и тогда она закричала.
— Капитан Сенджумару! — тряс ее за плечо Кенсей, взволнованно хлопая глазами.
Это был всего лишь дурной сон. Жизнь пострашней будет.
Сенджумару села в постели, щурясь от яркого света, и положила ладонь на грудь — сердце бешено колотилось.
— Что-то случилось, Кенсей? — охрипшим со сна голосом спросила она.
— Я подумал, что это может быть важно, — развел руками Кенсей.
У него было такое виноватое лицо, что Сенджумару не выдержала и потрепала его по светлой макушке.
— Ну я и решил вас разбудить, а вы тут кричите еще. Вы в порядке? — спросил Кенсей, наклоняясь ближе и вглядываясь в ее лицо.
— В порядке, просто, ох, — душераздирающе зевнула Сенджумару, прикрывая рот ладонями. — Просто кошмар приснился. Так что случилось-то?
— Вот, письмо вам пришло, — он протянул ей белый прямоугольник.
Сенджумару взяла конверт и застыла, глядя на изображенный в уголке символ, — ромб с четырьмя цветками волчеягодника внутри.
@темы: Рейтинг: PG-13, Категория: джен, МиниБэнг-2014, Персонаж: Куроцучи Маюри, Персонаж: Сенджумару Шутара
вторник, 01 июля 2014
23:56
Доступ к записи ограничен
С капитаном Зараки время летит незаметно
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 27 июня 2014
22:46
Доступ к записи ограничен
книжки в этом каноне еще никого не спасли (с)
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 25 июня 2014
The Bird of Hermes is my name, Eating my wings to make me teame.
Название: Потерянный герой
Автор: Engel_Diablo
Бета: Мирилит Танарис
Иллюстратор: [J]Shioumi[/J]
Персонажи/Пейринг: Ичиго Куросаки, Ишшин Куросаки, Карин и Юдзу Куросаки, Орихиме Иноэ, Исида Урюю, Садо Ясутора, Ренджи Абарай, Киске Урахара, Кейго, Мидзуиро, Татсуки, Йоруйчи, Тессай и другие мимопробегающие.
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст, экшн, психология
Размер: миди, 13 933
Саммари: Зимняя битва выиграна, но каждый получил после нее бесценный дар. Кому-то повезло больше, кому-то меньше. Ичиго же везунчик Судьбы. Идут года, а сила все никак не возвращается, приходится жить обычной жизнью. Но чудеса случаются, пускай и такие странные. История начинается в момент, когда отец попросил присмотреть за сестрой, перенявшей добровольно ношу Ичиго по защите Каракуры. Враг, не похожий ни на пустых, ни на арранкаров, ни на шинигами. Нечто новое и опасное, лишающее памяти, а потом и жизни. Но именно его приход вернул бывшему герою уверенность, что в нем нуждаются и судьба не настолько жестока к нему.
Примечания: фанфик написан на Bleach MiniBang-2014
Предупреждения: Таймлайн после потери сил Ичиго, дальше история развивается несколько иначе и идет АУ.
Ссылка на скачивание: .doc(без иллюстраций)| .rtf / .docx
ЯндексДиск: .rtf(без иллюстраций); .doc(без иллюстраций)/ .docx
Начать жить сначала, как того желал всегда? Легко, но вот проживать все это необычайно сложно.
Цена заплачена за все, но результат стоил того. Теперь душа должна быть спокойна за друзей и родной город, ведь с мелкими проблемами справится и местный шинигами, или все тот же Исида. Но почему так тяжело?
Постоянно ловишь себя на мысли, что щуришься, всматриваясь в воздух, пытаешься заметить души людей. Останавливаешься в местах, где люди оставляют цветы погибшим, но никого не видишь там.
Поначалу все это было вполне объяснимо: Ичиго потерял силы, стал совершенно обычным человеком, и это было для него внове. Требовалось какое-то время, прежде чем он привыкнет к своей новой жизни, но оно не слишком помогало…
Проходили месяцы, а бывший временный шинигами продолжал щуриться и искать сверхъестественное рядом. Одноклассникам, знающим его тайну, больно и невыносимо было смотреть на его страдания. Призраки находились рядом, протяни руку и коснешься эфирного тела, почувствуешь холод кончиками пальцев. Но Ичиго смотрел сквозь них… Он стал обычным человеком…
Глава 1
Весеннее солнце радостно заглядывает в комнату, а ветер игриво ворошил волосы рыжего паренька, читающего книгу. Страницы то и дело хотели лишний раз перелистнуться, но Ичиго всегда успевал им помешать – придерживал пальцами.
Учебники нельзя назвать достойной для отдыха литературой, но на носу поступление в университет, так что лучше каждую свободную минуту посвятить учебе, а потом гулять с чистой совестью, зная, что поступил. Друзья так же следовали примеру Ичиго, но посвящать абсолютно все свободное время учебе не могли – сверхъестественные дела обязывали. Сам того не желая, парень стал отличником, и в таблице успеваемости его фамилия то и дело соперничала с Исидой. Кейго и Мидзуиро уже устали посмеиваться над новым «заучкой»; остальные боялись, помня, что кулаки у Ичиго все такие же крепкие и сильные, ведь от хорошей драки рыжик никогда не откажется.
В коридоре послышались быстрые шаги, резко переходящие в бег – Карен спешит по своим делам. После того как Ичиго ушел на «пенсию», дар его сестры стал развиваться, ведь больше не было его блокирующей рейяцу, её не было вообще… Но не только силы Карен стали развиваться, Юдзу тоже шла вперед, но вот природа её способностей несколько отличалась. Как-то раз, когда девочки ушли к себе, отец ненароком сболтнул, что Юдзу – вылитая мать. Ичиго удивился, но не стал задавать вопросов. Отец тоже вел себя сдержанно, понимая, что может расстроить сына. Хоть его силы и вернулись, но не было никакой гарантии, что с Ичиго будет точно так же. Причина потери у этих двух мужчин совершенно разная, но они оба с честью несли свое «наказание».
- Карен, что бы к 9 была! – послышался снизу голос отца.
Ичиго усмехнулся. Конечно же, Карен его послушается, равно, как и придет к 9. Папа ради приличия так говорит. Нет, это не значит, будто он за нее не волнуется, просто, когда все это началось, остановить Карен было нереально. Ишшин и сам все понимал, но ведь это его ребенок и волноваться за её жизнь вполне нормально.
Отложив в сторону книгу, Ичиго подошел к окну. Сестра бежала быстро, на перекрестке к ней присоединился Исида, и вскоре две знакомые спины скрылись из виду.
«Сильный пустой, раз требуется помощь квинси», - подумал Ичиго, садясь на подоконник. Внутри поселилось волнение за сестру, даже не смотря на то, что с ней будет Урюю. Уже прошло более полутора лет с момента той битвы, пустые продолжали захаживать в Каракуру, но они не были достаточно сильными, дабы потребовалось двое или даже больше людей. Даже этот горемычный городской шинигами мог с ними справиться играючи.
Погруженный в свои мысли, Ичиго не сразу заметил, как к нему в комнату тихо зашел отец.
- У Юдзу плохое предчувствие.
Куросаки вздрогнул, заметив рядом с собой отца. Тот был не просто обеспокоен: можно было сказать, что даже напуган.
- Так в чем проблема? Иди за ней, - буркнул Ичиго, продолжив смотреть вдаль.
- Я не могу оставить Юдзу и тех двух пациентов, - горько вздохнув, сказал Ишшин сыну, - Так же понимаю, что и просить тебя присмотреть за ней бессмысленно, но все же… Твое тело все помнит, а как и куда бежать, тебе подскажут.
Ичиго опустил голову.
- А может все же я подменю тебя? На медицинский поступаю, уже кое чему подучился, - парень не оставлял надежды отвертеться от этой плохой затеи.
- Нет. Твои знания не помогут в этом деле, лучше иди за сестрой.
- Не боишься, что меня зашибут, и я погибну?
Ишшин ласково растрепал Ичиго волосы и впервые за все не долгое общение ободряюще улыбнулся:
- Ты сильный и сумеешь со всем справиться.
- Ну да, если что, даже знаешь где искать… - буркнул в ответ сын, захлопнув учебник.
Раз пошло такое дело, значит, пустой не настолько слаб, даже для двоих. Неужели после всего этого затишья, Каракура стала вновь приманкой для всего сверхъестественного? Но, что, в таком случае, должно было произойти?
Ичиго нехотя слез с подоконника и взял со спинки стула кофту – весна весной, а вечером холодает, заболеть с экзаменами на носу не охота, будь его иммунитет хоть раз сто сильным.
Хоть еще и был день, но как-то улицы не спешили хвастаться большим количеством людей. Создавалось чувство, что сработал внутренний голос, отговоривший многих от всяческих гуляний по городу. Даже центр, казалось, вымер. Осталась лишь пара людей, да рабочий персонал кафешек и магазинов. Ичиго удивился лишь на мгновение – такое уже бывало однажды. Внутренне чутье советовало уходить отсюда поскорее, ничем хорошим эта затея отца не закончится, но не за этим ли тот его и послал?
Пришлось идти дальше: отец так же забыл уточнить, куда именно направилась Карен. Вот уж пустоголовый. Или наивный. Надеется, что вблизи к источнику сильной и неконтролируемой рейяцу силы могут вернуться к Ичиго? А ведь перед этим предупреждал о потере силы навсегда, как платы за спасенный мир, и вечную муку быть не таким как прежде.
Вдалеке послышался крик, больше похожий на рев большого животного. Куросаки перешел на бег, полностью положившись на внутреннее чувство. И оно не подвело. Впереди показалась школа, а за ней большое футбольное поле. Сегодня был выходной, дети предпочитали гулять в других местах, так что жертв практически не было. Видеть свою сестру, которая бьет воздух, и друга, выпускающего невидимые стрелы из такого же лука, странно и одновременно смешно, если б не было столь печально.
С другой стороны поля пришла подмога в лице Орихиме и Чада, и снова та же история, как и с этими двумя – ничего не видно, а выражение лиц серьезное. Никто из друзей не видел Ичиго, он же стоял неподалеку и сдерживал себя. Трудно и одновременно тяжело все это видеть и не иметь возможности хоть как-то помочь. Обуза…Именно обуза, ведь герой, потерявший силы, может помочь лишь таким же людям как и он, но не защитить, а бежать. Кулак пройдет сквозь любое духовное тело, не нанеся никакого вреда, чего не скажешь о сопернике. Повреждения на теле могут оказаться не совместимы с жизнью… Увы, такова ирония.
- Он не один, - тихо сказал сам себе Ичиго, простояв некоторое время и пронаблюдав за боем. Пустой, а в этом парень уже не был уверен, не мог быть настолько большим, дабы занять все футбольное поле, даже Ааронильо, Девятый Эспада не сумел бы так разрастись, равно как и Заель…. Или души-минусы за эти почти два года эволюционировали, или совершенно иной враг выплыл наружу.
- Нам не выстоять, пора уходить! – закричал Исида друзьям, поднимаясь с земли, на которую был откинут неведомым врагом. Друзья не услышали его, равно как и Карен, и продолжили свое сражение. Не будучи в силах докричаться до них, Исида то и дело рвался к ним, но каждый раз его откидывало. Похоже, враг установил силовое поле, обнаружив в этом очкарике негласного лидера. Ударившись в сотый раз об воздух, Урюю заметил стоящего неподалеку от него Ичиго.
- Что ты здесь забыл? - нервничая, он перешел на повышенные тона, чего прежде никогда не случалось. - Ты потерял свои силы, значит, ничем нам не поможешь! Ты не сумеешь себя защитить, беги!
Исида ранил друга по самым больным местам, но Ичиго никак не отреагировал, лишь спокойно ответил на все заявления:
- Меня отец послал приглядеть за Карен, у Юдзу плохое предчувствие, а сам он не мог отлучиться.
Друг изменился в лице, но затем вновь овладел собой.
- Это не пустые. - после недолгого молчания выдал Исида. - Ты наверняка догадался уже по остальным. Враг новый, неизведанный, похожий на духов, но не имеет лиц. Раз уж тебя втянули во все это, то ты имеешь полное право знать.
Ичиго кивнул, стараясь неотрывно наблюдать за сестрой и Орихиме. Вдруг нечто сильно ударило Орихиме, заставив ее отлететь к стене, но, к счастью, приземлилась она в близлежащие кусты. Мгновение и Куросаки уже сорвался с места, Исида не успел его даже остановить. Защитное поле не сумело препятствовать рыжему защитнику, и спустя несколько секунд он уже был рядом с Орихиме. В этот момент, как показалось всем, битва застыла, как и время на этой площадке. Враг остановился (Чад и Карен не могли понять, что же происходит) и внезапно исчез. Все прекратилось в один миг, барьер, мешающий Исиде проникнуть внутрь, разрушился.
- Куросаки-кун, что ты здесь забыл? – спросила Орихиме, подняв глаза вверх. - Ты ведь больше не можешь сражаться…
- Это уже не важно. - мягко ответил он, помогая девушке подняться. Раны были неглубокие, её щит крепок, да и способности за это время выросли – друзья тренировались, так что даже нечему удивляться.
Карен и Чад поспешили подойти к рыжей парочке, а вслед за ними подоспел и Исида.
- Ичиго, зачем ты пришел? – с упрека начала Карен.
- Волновался за тебя, дуреха.
- Ты мог погибнуть! Тебя могли зашибить или и того хуже! – продолжала наступление сестра.
- У меня и до этого были сотни шансов. - как-то беззаботно отреагировал Ичиго. - Но как видишь, жив, здоров и готов снова стать на путь героя. - улыбка появилась на лице парня, которая не сползла даже после любящего пинка по ноге от любимой сестры.
- Дурак… - пробурчала себе под нос Карен.
- Раз все с вами хорошо, - Ичиго посмотрел на стоящую рядом Орихиме, - то нам пора домой.
Карен без лишних слов подобрала с земли свои вещи и направилась домой, помахав всем рукой. Вслед за ней ушел и Ичиго, наскоро попрощавшись с друзьями.
Когда спины семейства Куросаки пропали из поля зрения, а Исида перестал чувствовать рейяцу Карен (у Ичиго он не чувствовал абсолютно ничего), то не выдержал и поделился одной мыслью:
- Безликие исчезли, стоило Ичиго войти в их барьер, к чему бы это?
Глава 2
Следующие несколько дней было тихо. Все вели себя так, будто ничего не произошло, а Ичиго просто выкинул все из головы – эта битва не его, он свое уже отыграл свою роль в этом спектакле мироздания. Да и Карен не бегала по делам, а отец вел себя как обычно. Складывалось впечатление, будто ничего не происходило вовсе, да еще и абсолютно никакой реакции на призраков. Уж Ичиго знал, что в их доме они водятся постоянно, хотя бы по старой памяти приходят, даже новенькие. А тут… Сплошная тишина…
Постепенно в душе у Куросаки появлялось волнение. Когда в семье все одаренные, и ничего у них сверхъестественного не происходит, то это уже не нормально. Друзья удивили еще больше.
Во время обеденного перерыва, Ичиго в компании друзей был сильно удивлен реакцией Чада с Орихиме (Исида в их посиделках никогда не участвовал), когда Кейго внезапно вскочил, увидев призрака и криком оповестив всех об этом.
- Призраки? Асано-сан, ты видимо перегрелся на солнце, - искренне удивилась Иное. - Может сходишь в медпункт?
- Что ты говоришь, Иное? Ты ведь тоже видишь их, и Садо тоже! – нарушил свое молчание доселе спокойно печатавший сообщение в телефоне Мидзуиро.
- А как же Ичиго? – поинтересовался и без того молчаливый Садо у всех, чем вызвал у Куросаки немало удивления.
- Ичиго уже свое отсмотрел, - нарочно наигранно сообщил парень, говоря о себе в третьем лице, - А вот что с вами?
- Нормально все, Куросаки-кун, - удивилась Орихиме, - Просто странно, что Асано-сан и Кодзима-сан стали видеть призраков, способности медиума редки.
Не веря своим ушам, особенно зная всю историю Ичиго, Кейго решил, будто часть его друзей сошла с ума. Вот так, вчера были нормальными, смеялись над тем, как тот улепетывал по всей крыше от безобидного духа под общий хохот, в том числе и самого усопшего, а сейчас считают чокнутым и ненормальным, в смысле одаренным.
- Да утихомирься ты, Кейго! – наконец рявкнул Ичиго, выводя друзей из состояния шока. – Не пей ты больше этот виноградный сок, ты после него слишком активный.
Пока парень смотрел удивлёнными глазами на Куросаки, остальные оценили шутку и засмеялись. На этом вся странная ситуация и завершилась. Орихиме с Чадом даже и не вспомнили к концу дня о ней. Сложилось впечатление, будто кто-то нарочно стирает им память обо всем сверхъестественном и блокирует рейяцу до уровня нормального человека. Никто не помнит произошедшее несколько дней назад, никого не волнует все это удивление помнящих друзей, но каждый имеет своим долгом поинтересоваться «А, что же Ичиго?». Исида вообще на заявление, что он квинси, предложил Куросаки провериться в больнице его отца у первоклассного психиатра, потому что на Ишшина надеяться бесполезно. И искренне недоумевал, слушая рассказ друга о его кресте на шее.
Дома было не лучше… Отец с Юдзу были необычайно напряжены, весь их внешний вид говорил о том, что им не терпится что-то рассказать, но постоянно находилась где-то внутри причина отложить разговор. Карин же, казалось, не замечала этого всего. Спокойно съела ужин и отправилась в свою комнату по делам, чем еще больше удивила домочадцев.
Нет, определенно этот мир начал сходить с ума…
- Ичиго! – стоило Карен скрыться из виду, как сестра с отцом схватили парня и потащили в помещение клиники, ну, так, на всякий случай, что бы подольше поискали их, в случае чего.
Бывшему шинигами стало немного не по себе, в глазах Юдзу виднелась одержимость на грани с безумием, и сестра впервые за всю жизнь стала его пугать.. Про отца вообще думать не хотелось, как и смотреть в его сторону. Ну, его, этого старого шинигами-капитана на пенсии в мире живых.
- А можно меня отлепить от стенки? – осторожно поинтересовался Ичиго, как только умел. Мало ли, сейчас он просто человек, раны чуть дольше заживать будут.
Ишшин молча отошел и придвинул к себе дочь, подарив сыну чуть больше личного пространства.
- И из-за чего весь сыр-бор, такая секретность и заговорщицкий вид? – потирая шею, поинтересовался у родственничков.
- Карен стала странной! – на одном духу выпалила Юдзу, - Она не видит призраков!
- Аааа, ну, так сразу бы и сказали, - спокойно отреагировал парень, понимая, что его лимит удивления на сегодня исчерпан. – На этом все?
- Её рейяцу ниже, чем у тебя, Ичиго. – не в своем стиле начал отец. Серьезное выражение лица ему шло, но не являлось привычным, особенно когда дело касалось семейных дел. – В тот день, когда я просил тебя пойти за ней, все еще было в порядке, но за ночь все изменилось. Поначалу я не придал этому значения, мало ли что там могло произойти, Карен не шинигами, и хоть её рейяцу стабильно, все же колебания вполне возможны. Так продолжалось несколько дней, подозрения сходили на нет, да и призраки как-то не особо нас тревожили, до вчерашнего дня. Ты тогда уже ушел, а девочки еще оставались дома. Мне надо было пойти по делам, - отец сделал небольшой акцент на последнем слове, не желая говорить прямо, как собирался линять из дому. - Уйти незаметно не получилось, Юдзу меня заметила, а Карен нет. Она так и не поняла, почему сестра разговаривала со мной, смотрела сквозь. А после, до ужина, к нам забрело пару призраков и все повторилось вновь.
- К чему ты это мне все рассказываешь? – немного не догоняя, спросил Ичиго у отца. - Все равно без твоих «по делам» я мало, что пойму. Но скажу одно: у всех участников той заварушки похожие симптомы. Но они слабо помнили, что я могу видеть призраков. Точнее мог. Кроме Исиды – тот послал к психиатру и чуть сам не пошел к травматологу.
На устах у Ишшина появилась легкая улыбка, которая почти сразу же исчезла.
- Хорошо, я все расскажу тебе. – отец повернулся к Юдзу. – Думаю тебе пора возвращаться, иначе Карен заметит наше отсутствие и начнет искать. К нашему с Ичиго отсутствию, думаю, вы привыкли. Ну, хотя бы впервые нынче мы с ним будем вместе на деле.
Девочка кивнула и как можно тише покинула приемный покой,
- Перед тем как я тебе расскажу зачем ходил в Сейретей, ответь мне на один вопрос. – этот тон отца насторожил Ичиго, лучше бы продолжал быть и дальше серьезным… - Еще до того как Карен стала обычной, кто-то осуществлял духовное погребение призраков. Штуки Урахары могут многое, но это была не она. Может ты знаешь о таинственном шинигами, изредка уничтожающем пустых, погребая невинные души и редко, когда сражающегося с арранкарами, Ичиго?
Пристальный взгляд пугал, отец сейчас оказался похожим именно на капитана отряда Готей 13. С трудом верится в него такого, но глаза не обманывают. Под таким напором хочется признаться во всем: грехах, тайнах, мечтах и планах на будущее.
«Нет, только не сейчас…» - думал Ичиго.
Тем временем отец решил, что пища для размышлений дана, а совесть уже взбудоражена и мечется из стороны в сторону, поэтому пора рассказать все на чистоту.
- Меня и Урахару вызвал к себе Генрюсай. С туннелем врат творится неладное. Ни одна душа, кроме шинигами, не может пройти сквозь него. Кототцу исчез, Дангай стал опасен. Все, кто попадает туда, теряют все, что имели раньше. Арранкары со своей синигамикой и поглощением душ и пустых для нее кажутся цветочками. Они просто поглощают личность, сливаются с ней. Это можно сравнить с нашим пищеварением. Здесь же все обстоит иначе – есть нечто, без лика, но с огромной силой. На окраинах Общества душ уже известны случаи поглощения, но те существа так и не находят себя, будучи поглощенными собственным безумием. Наша задача теперь не пустить их в этот мир.
- Поздно отец, они прорвались к нам раньше. Исида назвал их Безликими.
Глава 3
Раскрыв все карты о новом враге Ичиго с Ишшиином было теперь легче собирать информацию. Отцу так и не удалось получить ответ на свой вопрос, сын упорно игнорировал его, вызывая на свою голову подозрения. Но это дело может подождать, в отличие от другого. Было решено некоторое время понаблюдать за всеми, кто столкнулся с Безликими, и тогда уже идти к Урахаре. Ичиго не хотелось с этим панамочником встречаться ни при каких обстоятельствах, но он понимал, что сейчас не время показывать свой характер. В конце концов, прямо сейчас ставить эксперименты над бывшим временным шинигами тот не будет, а потом Куросаки найдет способ сбежать, в случае проявления интереса к своей персоне, естественно.
Дни стали чересчур однообразными и скучными: школа, работа, подготовка к экзаменам. Сюда еще вписывалось и наблюдение за объектами. Работать с отцом оказалось интересно, и несколько раз Ичиго ловил себя на мысли, что старик наверняка не такой уж и плохой капитан Готея, пускай и бывший. В его отряде было бы неплохо оказаться, но не судьба.
После зимней войны Ишшин предпочел умолчать свою историю, ведь потеря сил для Ичиго была немалым стрессом. А ворошить прошлое не хотелось. Да и сын не требовал от него объяснений, просто принял сей факт как должное и все. За что ему огромное спасибо. Дочерям пришлось рассказать, их сила стала стремительно расти, и скрывать периодические ночные вылазки становилось трудно.
Не смотря на то, что жизнь в Каракуре шла полным ходом, стали исчезать люди, а вместе с ними и незримые хранители города. Через пару дней они возвращались, но вели себя абсолютно иначе. Что же касается шинигами, то их судьба неизвестна. Нет никакой информации ни из Готея, ни от Урахары с его многочисленными изобретениями. Вся ситуация выглядела удручающей не смотря на то, что город и Сейретей жил обычной жизнью.
- Все люди, исчезнувшие неделю назад, сегодня были доставлены в местную городскую больницу в состоянии глубокой комы. – вещал диктор из телевизора в программе новостей. Ичиго как раз собирался выходить из дома, и ему прекрасно было слышно из комнаты. Веселое начало такого солнечного дня… То ли внутренне чутье, то ли отголосок былой силы подсказывал Ичиго, что это только начало. Урахара наверняка порадуется хоть еще какой-то информации об этих Безликих, но какова будет цена? Впрочем, ученые странные люди, их действия не всегда поддаются объяснениям. Хотя… Уж лучше Урахара, чем Маюри. От одного лишь воспоминания о нем у Ичиго по телу пробежал холодок. В такие моменты радуешься, что стал обычным.
Как всегда по пути в школу к Куросаки присоединились друзья, но на этот раз лишь Кейго, Мидзуиро куда-то исчез. Ну и ладно, в последнее время это явление стало таким обыденным, что уже попросту прекращаешь обращать внимание.
В классе было немноголюдно, и что странно, Орихиме, Исида и Чад также отсутствовали. Учитель начал урок, как ни в чем не бывало, а в перекличке даже не назвал фамилий друзей, равно как и отсутствующих. Создалось такое чувство, будто их не существует. Никого не волновало куда подевалась Орихиме, а ведь за ней бегала добрая половина школы, нет молчаливого Садо, чья игра на гитаре принесла школе одно из призовых мест в районном соревновании, даже тот же ботаник-заучка Исида, по совместительству еще и староста класса… Многие другие одноклассники: Тацуя, Акира, Юми… Их тоже никто не помнил. Кейго спросил о Юми, но Сенри только развел руками в сторону, так и не поняв про какую Юми Оу вообще была речь.
На обеденном перерыве к ребятам присоединилась Тацки.
- Ичиго, ты не видел Орихиме? – дождавшись, когда ребята хоть что-то прожуют, спросила девушка, - Мы договорились с ней встретиться перед школой, но когда я зашла за ней, то её уже не было дома. Хозяйка сказала, что квартира стоит пустой уже несколько лет и никакая семья не брала ее в аренду. Все это так странно…
- Мидзуиро тоже с нами не пошел в школу, но он учится в другом классе, так что без понятия. – пробубнил Кейго с полным ртом риса.
- Они изменились после битвы с новым врагом, в тот вечер, когда отец меня послал за Карен. – задумчиво произнес Ичиго. – Волновался! – поспешил сразу ответить на вопросы парень, а то мало ли. – Вечером еще было все нормально, а что потом… Мы заметили спустя несколько дней, ты тогда еще отсутствовала в Каракуре. Они забыли о том, что произошло, забыли свои силы, вели себя как обычные люди, и сильно удивились, когда Кейго бегал от призрака по крыше и чуть не упал вниз.
Ситуация с Асано смешная, кончики губ так и хотели расплыться в улыбке, но Тацки сдержалась. Не время сейчас смеяться над идиотизмом друга, когда дела складываются столь трагично. Орихиме исчезла, а вместе с ней еще много других людей. Лишь бы все не оказалось настолько плачевным, что вернуть её будет невозможно…
- Ичиго. – впервые подруга стала вести себя немного странно, зная ее мальчишеский характер, Куросаки поежился. Она придвинулась к нему и посмотрела так пронзительно и даже немного щенячьи, что даже попроси убить человека, Ичиго не сумел бы отказать. Радовало одно, на такое преступление Тацки не пойдет. – Просить тебя просто преступление, но никто лучше не справится с этим. Пожалуйста, найди Орихиме!
Она едва сдерживала слезы, такое состояние для нее было крайне необычным. Но раз дело дошло до такого, значит все еще печальней, чем казалось Ичиго с Ишшином. И если все друзья, участвовавшие в битве исчезли, получается, с Карен могло случиться тоже самое…
Отгоняя ужасные мысли о сестре, Ичиго ничего не оставалось сделать, как согласиться. Пускай он не шинигами, но и не последний подонок, который будет спасать свою шкуру, когда исчезли дорогие его сердцу люди. Орихиме… В последнее время он был холоден и даже немного отрешен от всего мира, пряталя за маской безразличия, убеждая себя, что так легче переносить свое бремя быть как все, нормальным… Тогда как раньше нормальностью считалось если не сражаться со всякими пустыми и арранкарами, а так же чокнутыми шинигами, то видеть призраков. Друзья не покидали его после Зимней Битвы, помогали пережить расплату за победу, Орихиме довольно часто приходила к нему, и Ичиго наконец для себя открыл, что и сам не безразличен к девушке. Тацки тогда вздохнула с облегчением, ведь наконец-то свершилась мечта Орихиме. Но счастье длилось не долго… Слишком трудно оказалось быть с друзьями, которые продолжали нести бремя Ичиго, когда сам герой оказался на пенсии. Пустота в душе отзывалась болью, его внутренний мир пуст. Нет ни этого надменного и дерзкого пустого – копии его самого, нет старика, который всегда даст ему под зад одним лишь словом, больше нет и олицетворения банкая… Нет никого, кроме одной его души.
Вот теперь приходится корить себя за эту отрешенность, его боль победила, и хоть он и волновался за друзей, но предпочел скорее спрятаться за книгами и учебой, нежели пытаться быть полезным для них даже без сил. Тренировки не заброшены, равно как и свидания с любимой девушкой, общение с родными оставалось на том же уровне, что и ранее, гуляния с друзьями, развлечения… Но все равно всё было не так как раньше. Наигранная веселость, наигранное спокойствие, когда кто-то из друзей как можно незаметнее убегал по «мелким» делам. Вот к чему все это привело. И кто знает, сколько друзей-шинигами тоже исчезло.
«А Кенпачи эти Безликие так просто не сожрут» - мысленно подумал Ичиго и сам себе улыбнулся, представляя как этот чокнутый капитан сражается с каким то неведомым врагом и при этом улыбается во все 32 зуба, пытаясь кромсать налево, направо и еще во всевозможные направления неведомую дрянь, получая истинное удовольствие, ведь враг не кромсается как надо, да еще и дразнит его.
Кейго и Тацки не заметили мгновенной улыбки Куросаки, полностью поглощенные своими мыслями. Бенто Арисавы закончилось, но она по инерции продолжала копошиться в нем, собирая каждую рисинку. Асано же тупо взял обед Ичиго и без малейшего зазрения совести уплетал карри Юдзу.
- Совесть имей. – рявкнул на друга бывший шинигами, отбирая свой завтрак обратно. – Могла и не просить. – повернулся Ичиго к подруге, на ходу пытаясь оценить нанесенный Кейго ущерб своему обеду. – Я не могу оставить это просто так.
Не говоря ни слова, Тацки обняла Ичиго, по её щекам текли слезы, а сама она едва смогла произнести одно единственное слово:
- Спасибо…
- Никогда не думал, что такая бойкая девчонка будет плакать, да еще и на груди у Рыжика. – подколол знакомый всем голос.
Ичиго не сразу понял, почему это Арисава мигом оторвалась от него и вытерла слезы, а Кейго пошел с кем-то здороваться.
Неожиданная помощь из Готея прибыла в лице красноволосого лейтенанта пятого отряда.
- Ну… судя по всему, пока ты не забрал у Урахары свой гигай, общаться с тобой будет одно удовольствие, Ренджи. – довольно улыбаясь произнес Ичиго. – Человеческий тебе привет, Ананс!
Глава 4
Бесконечно можно смотреть на несколько вещей: огонь, воду, как работают другие и… как Ичиго пытается отметелить невидимого врага. Ну, или наоборот: побить пытаются именно Куросаки. Ирония такова, что удары парня проходят сквозь Ренджи, зато все кулаки Абарая прекрасно чувствуются.
Нет ничего лучше хорошей драки с другом, которого не видел и не слышал несколько лет, и был бы не против не видеть и не слышать еще столько же.
С трудом уговорив Арисаву с Кейго не идти с ним, Ичиго забил на следующие пару уроков и с помощью «переводчика» Кейго договорился пойти с Ренджи к Урахаре. Вроде бы и отец там должен был уже быть. В любом случае Ичиго ничего не терял, а домашку ему и Асано притащит, если потребуется.
Разговаривать с тем, чьи ответы нельзя слышать, довольно забавно, но со стороны смахивает на сумасшествие. Зато Абарай мог высказать все, что думал о бывшем шинигами, без малейшего зазрения совести – не слышит, значит, ничего не было.
В магазине Урахары было пусто, никто не встречал, Джинто с Уруру еще не вернулись со школы, а владельца было не докричаться. Предложив Ренджи выбить дверь, и так и не дождавшись этого, Ичиго решил действовать сам. А что ему будет? Ну, убьет Урахара, зато сразу духов начнет видеть, а затем экспресс курс становления шинигами от Урахары и все! Дело в шляпе, все довольны, герой снова при делах.
Двери выбивать не пришлось, жалко их, и так живы лишь благодаря одной вере Урахары в них. Или то заслуга Тессая? В общем, не важно. Немного побродив по магазину и не найдя ни единой живой души, Ичиго с Ренджи отправились искать лаз в секретный тренировочный зал Киске. Как бы то не показалось странным, но Ичиго нашел его намного быстрее благодаря своей внимательности, нежели Ренджи, который пытался отследить духовный след экс-капитана 12 отряда.
Лезть вниз пришлось долго, раньше Ичиго казалось, что лестница не настолько большая. Видимо ошибался, и при том сильно. Из солидарности к другу Ренджи тоже лез, хотя мог и прибегнуть к помощи сюнпо. Внизу так же никого не оказалось, но где-то вдалеке слышались знакомые голоса.
Пока Ичиго бежал, он успел проклясть все и вся. Нет, бежать было легко, не было никаких препятствий, ловушек, но так далеко… И вообще, какого этот панамочник забрался в такую даль? Кому надо, те и так подслушают и проникнут. Хотя нет, не проникнут и не подслушают, Киске этого не допустит. Но тогда ж какого хрена так далеко забираться?!
Постоянные тренировки приносят свои плоды в совершенно идиотских ситуациях, вот и сейчас, достигнув цели, Ичиго даже не сбил дыхание, а внешне парень даже не устал. Зато, какая же буря творилась у него в душе, мысленно он разделывал Урахару на кучу маленьких панамочек.
- О! Куросаки, а мы тебя ждали чуточку позже. – радостно сообщил Урахара, прикрывшись веером. – Как и тебя, Абарай.
Тут даже не требовалось особых сил, простого знания друга было достаточно для того, чтобы догадаться, что Абарай пробурчит нечто нерадостное и малость грубое, но Киске даже не обратит на все это внимания.
Ишшин стоял немного позади панамочника и пугал своей непривычной серьезностью. Вопрос про Карен так и норовил сорваться с уст Ичиго, но он сдерживал себя. Казалось все и так предельно ясно.
- Все участники битвы с Безликими исчезли, словно их не было. – без эмоций сообщил Ичиго не дожидаясь лишних вопросов.
- Все пострадавшие так же исчезли из больниц. – Ишшин повернулся к Ичиго. - Это случилось примерно через два часа после выпуска новостей, которые ты наверняка слышал. Что у тебя, Урахара?
Панамочник о чем-то задумался, и на данный момент внимательно смотрел в пустоту и изредка кивал. Смотрелось забавно, но за событиями последних дней Ичиго немного привык к такому. Ну, а что? Поговорить с пустотой, послушать, что она говорит и разойтись тихо-мирно – все нормально!
Пока хозяин был занят, Тессай предложил отцу с сыном вернуться в магазинчик и выпить чаю, все равно на ногах такие разговоры не ведутся, лучше присесть. В комнате их уже ждали – черная кошка сидела на столе и выжидающе смотрела на Куросаки.
- Привет Йоруйчи, - махнул рукой Ичиго. Кошка кивнула в ответ и, как только парень сел, пришла и улеглась ему на колени, подставив голову, намекая, что пора бы её погладить.
Наигранно тяжко вздохнув, Куросаки-младший начать выполнять немой указ Йоруйчи. Теперь главное, чтобы она не превратилась в девушку – при отце за себя будет неудобно.
Тем временем пришел Тессай с чаем, а вслед за ним и Ренджи. Теперь-то, когда ему выдали гигай, Ичиго мог не только видеть друга, но еще и приложить к стеночке за то, что тот творил с ним по пути сюда. Урахараой пока что даже и не пахло.
- Он сказал его не ждать и свалил в свою лабораторию, - отпив из своей чашки, сказал Ренджи.
- Можно подумать ты ему сообщил нечто такое, что я не сумела разведать. – фыркнула
Йоруйчи, не прекращая получать удовольствие, лёжа на Куросаки. – Сейретей не настолько защищен, как казалось. Для внутренних врагов он весь как на ладони.
- Капитан Куротсучи уже приступил к разработке защитной стены для Общества Душ, не пропускающей ничего, что не состоит из духовных частиц.
Ишшин молча подавился чаем, лишь бы не засмеяться. В гениальном безумии ученого он не сомневался, но организовывать такую защиту глупо, особенно когда до сих пор не ясна природа врага.
- Вряд ли это поможет. – озвучил мысли Ишшина Тессай. – Но, зная Маюри ожидать можно всего. Он не из тех людей, кто готов сразу рассказать, что проектирует и для каких целей.
- Зато из тех, кто готов послать кучу своих людей ради добычи экземпляра для исследований. – мрачно поведал Ичиго. – Помнится в первый раз, когда мы вторглись в Сейретей спасать Рукию, Иное и Исиде именно он попался на пути. Гениальность граничащая с безумием… Не дай бог, когда я умру и выучусь на шинигами в академии, меня отправят служить к нему. Лучше Кенпачи.
Ситуация немного разрядилась, и в комнате даже послышались негромкие смешки. Дурной пример оказался заразителен, и теперь компания самозабвенно шутила над капитаном 12 отряда, заткнув свою совесть куда подальше. Время прошло незаметно за такими разговорами, и никто не заметил, как в комнату вошел Урахара.
- Самым лучшим подарком Маюри будет либо моя голова – не терпит конкуренции – либо ручной Заэль, как извечный конкурент и соперник. В таком случае я ему конкурент только в виде не менее гениального ученого. – сказал он, привлекая к себе внимание.
Все шутки разом замолкли, а Ренджи поспешил подвинуться, уступая место владельцу магазина.
- Теперь, когда все шутки закончились, а я проанализировал все, что хотел мне передать Готей, мотивы врага вполне легко предугадать. Они Безликие – существа неопределенного пола и вида, но состоят так же из духовных частиц. И пока что единственное, что мы можем сказать – им нужны тела, именно поэтому пропадают люди и шинигами. Когда Безликий полностью завладевает телом, период длится около недели-двух, все зависит от духовного уровня человека, все остальные забывают о нем, будто его никогда и не существовало. Единственные, кто помнит о пропавших, это шинигами, квинси и сильные медиумы. При любом контакте с Безликими человек заражается, а посторонний наблюдатель, - мужчина странно посмотрел на Ичиго, - через время забывает о том, что видел. При всей этой странно сложившейся ситуации меня мучает лишь один вопрос: как ты, Ичиго, сумел остаться невредимым и при этом помнить об остальных?
Глава 5
Сидеть за столом и пить чай под пристальными взглядами всех собравшихся в комнате трудно и не слишком удобно. От Ичиго требовали ответа, но парень даже глазом не моргнул и делал непонимающее лицо. Чего от него хотят? Он ведь обычный человек, никого не видит, силой не владеет, но отчего-то до сих пор помнит все произошедшее.
- Хватит на меня так смотреть, будто я съел последний кусок пирога! – не выдержал Ичиго и резко встал, скинув с себя Йоруйчи. Обиженная женщина шикнула на него и ушла ластиться к Урахаре.
- Все это слишком странно, не находишь? – уже более ласково, безо всякого обвинения в голосе спросил панамочник, - Твой рейяцу держится на постоянном уровне, периодами пропадая напрочь. Ты обычный человек. Можешь и не благодарить, но мы уже успели провести ряд исследований на эту тему. – отец виновато опустил глаза, стоило сыну с укором посмотреть на него. – И раз пошло такое дело, слишком странно, что Безликие не заинтересованы в тебе, ведь для них важно каждое тело. Ты видел сражение, даже прорвался сквозь их барьер и все равно не привлек этим внимание к своей персоне. Что же ты скрываешь от нас, Ичиго? Финальная Гетсуга Теншо забрала все твои силы, или мы введены в глубочайшее заблуждение?
- Я полностью потерял силы после Финальной Гетсуги. – немного помедлив, принялся опровергать сказанное Ичиго. – Не отрицаю, что пытался их восстановить, но все попытки терпели крах. Обращаться к вам также не хотелось, никто не может помочь мне в этом, кроме смерти! Но я не спешу на тот свет. Причин, по которым я прошел сквозь барьер, не забыл своих друзей и еще много чего – я не знаю! – последнее он проговорил четко по слогам, давая понять, что все наезды на него совершенно бессмысленны.
Ишшин не выдержал и подошел к сыну, положил руку на его плечо и согласно кивнул, показывая, что он на его стороне. И так будет всегда, даже когда сын не прав. Доверие своим детям значит многое, а он уже однажды потерял его, скрыв свое прошлое.
- Ну, раз так, то дело плохо! – как-то слишком жизнерадостно в данной ситуации сказал Урахара и хлопнул в ладоши. – В любом случае, хорошо бы иметь образец для опытов. – и снова взгляд оказался прикован к Ичиго.
- Эй. – парень встрепенулся и резко встал из-за стола. – Что за странные намеки? Не хочу я быть приманкой, в тот раз не заметили меня, а в этот вдруг все же приглянусь?!
Взгляд у Урахары стал хищным, Ичиго попятился назад, надеясь упереться в отца, но тот уже успел слинять, и рыжего встретила стенка – все входы и выходы заблокированы… Неужели у него нет шансов избежать этого добровольно-принудительного задания? А жизнь казалась такой безоблачной эти несколько лет…
- В таком случае у меня появится шанс извлечь это нечто из тебя! – еще более радостнее завил Урахара и приблизился к парню. – Сразу после контакта ты придешь сюда, а если проигнорируешь, то когда все забудешь, тебя приведет сюда Ишшин.
Отец согласно кивнул и тут же развел руками, мол «а что я могу поделать: сына терять не намерен, но и дочь тоже хочу вернуть».
Полную расшифровку термина «безысходность» Ичиго понял именно сейчас, на своей шкуре ощутил всю эту прелесть бытия без выбора и любого проявления собственной воли, затоптанной на корню… А некоторые в школе жалуются на свою жизнь… Наивные, они бы его шкуру примерили, сразу запоют «жизнь прекрасна»!
- Раз уж вы за меня все решили, - Ичиго решил вернуться на свое место, пока его не поспешил занять Ренджи, - рассказывайте план.
Приспособление Урахары доверия не внушало… Создавалось впечатление, будто этот чокнутый пересмотрел фильм «охотники за приведениями» и теперь воплощает в жизнь все эти ненормальные гаджеты. Особая соль была в том, что они еще и работали… Если не как было задумано, то хотя бы около того… Делая ситуацию печальней некуда.
Ладно еще глупое поручение найти Безликих – это еще полбеды, но вот как их… кхм… всосать в пылесос-духолов? У которого кнопка работает через раз! Ладно, допустим, все пройдет, как по маслу, но вот передвигаться по Каракуре и не привлекать внимания к своей персоне будет очень сложно. В спортивную сумку инструмент не поместится, а с чемоданом бегать трудно, да и снова возникает проблема всеобщего внимания людей к своей персоне… Но что тут поделаешь, дело обстоит слишком серьезно, приходится плевать на все… Жизнь сестры, а так же друзей и любимой девушки, рядом с которой в голову ползут мысли об их совместном будущем, зависит снова от него одного.
Пару первых кварталов Ичиго шел, полный всякого скепсиса и невозмутимости, потом же какая-то детвора увидела в нем косплеера, и, немного поразмыслив, парень понял, что так будет лучше. Эта мысль вселила немного уверенность в Куросаки: идеи Урахары может не всегда выглядят изящно, как то было с хогиоку, но работают.
Прогулка выдалась слишком долгой, в городе как на зло не было ничего интересного, Безликие словно в землю провалились. Когда порядочно стемнело, к Ичиго присоединился Ренджи. Гулять стало веселее.
- И как обстоят дела? – поинтересовался лейтенант 6 отряда.
- Краше некуда. – отгрызнулся Куросаки. – Косплеюю – последнее было сродни приговору. Ей богу, Ичиго уже передумал сотни вариантов, но лучше бы не ходил с этой штуковиной.
Абарай даже не пытался скрыть свой смех и нагло заржал на всю округу.
- А тебе идет. - «подбодрил» он друга и тут же едва увернулся от трубы пылесоса.
- Не донимай меня, Красный Ананас, или этому гигаю скоро придет конец, как и тебе от Урахары за порчу его личного имущества!
- Да ладно тебе, не кипятись. - развел руками Ренджи. - Меня как бы в помощь послали. - тут его энтузиазм немного поник, да и улыбка слезла с лица.
- Понятно, наживкой. - съязвил Ичиго, прежде не замечая у себя подобной привычки.
Ренджи промолчал, хотя тут и так все было понятно. Урахара послал Куросаки с этим пылесосом шляться по городу просто так, на удачу, ну и самому посмеяться чуток.
Спустя полчаса Ичиго вконец надоело таскаться с устройством Урахары, и он нагло спихнул его на Ренджи, даже приманке будет полезно некоторое время его потягать – потренируется заодно.
Даже с Ренджи и его разящей на всю округу рейяцу не было никаких успехов. На часах было далеко за полночь, продолжать бессмысленные шатания по городу было сродни идиотизму. Скорее эта парочка нарвется на шайку бандитов или пустых, чем найдет хотя бы одного Безликого.
- Союз пенсионера и действующего шинигами бесценен, но в данный момент более чем ничтожен. - с нотками усталости в голосе сказал Ренджи, намылившись свалить при любом удобном случае. - Сегодня уже ничего не поймаем, а я хочу спать!
Ичиго фыркнул:
- Можно подумать ты один устал за сегодня. - ему тоже хотелось поскорее домой, ноги просто подкашивались от усталости, в голове одна сплошная каша. Стоит закрыть глаз и возникал образ подушки и милой сердцу кровати, с которой он пережил много чего. И не только он… Но радостные мысли об отдыхе омрачала одна, достаточно большая, которая не давала ему кинуть эти шатания и вернуться – пропажа сестры. Он не сможет находиться дома, даже в своей комнате, с мыслью о том, что Карин нет. Она не умерла, её никто не похищал, она просто оказалась стертой из этой реальности. Даже если допустить, что она умерла, то Ичиго намного легче справился с подобной болью потери, ведь там, в Сейретее они бы встретились вновь. То же можно сказать об Орихиме и других друзьях.
- Эй, о чем задумался, Куросаки? – голос Абарая вернул Ичиго обратно в реальность из своих размышлений. Пока он думал о пропаже сестры, они успели навернуть еще пару кругов по району.
- Да пошло оно все к черту. - крикнул в сердцах бывший шинигами, но голос его прозвучал ровно, хотя и с раздраженностью. - Пошли спать! Безликие не рыба, выжиданием их не выловишь. Здесь требуется что-то больше и лучше, чем твоя поганная рейяцу.
- Да кто бы вообще говорил о рейяцу! У самого ее вообще нет!
- А у тебя есть предложения получше?
- Да!
- Какие же?!
- Пошли к Урахаре!
- И что с этого будет?
- Он что-то придумает!
- Гениально! А самому мозгами пораскинуть?
- Кто ботан, тот и думает!
- Ты кого это ботаном обозвал, лейтенантишка, едва закончивший академию?!
- Зато закончил, в отличие от некоторых!
- Зато я живой!
Перепалка двух друзей продолжалась вплоть до того самого момента, пока они не пришли к дому Куросаки. Вроде бы ничего странно не происходило поблизости, но тишина вокруг пугала. Время позднее, свет в окнах домов не горит, но все равно в этом спокойствии было что-то ужасающее, и не одному Ичиго так показалось.
Медленно и осторожно, Абарай обошел вокруг дома – ничего, тогда они все же решили зайти внутрь. Ничего и никого, вроде бы нормально для такого времени, ведь все спят. Еще у Урахары отец сообщил Ичиго, что останется у него по каким-то неотложным делам, Юдзу в курсе…
Юдзу!
Бросив на пол агрегат для ловли Безликих, бывший шинигами с два больших прыжка пересек лестницу и оказался у дверей в комнату сестры. Сердце бешено колотилось, а ноги подкашивались от волнения. Страшные мысли он гнал прочь, но эта тишина пугала. Будучи храбрецом, Ичиго собрался и тихо приоткрыл дверь – Юдзу спала. От сердца словно отлегло, но внутреннее чутье говорило, что рано радоваться.
Абарай поднялся следом за Ичиго, таща за собой пылесос.
- Кажется, не зря мы тащили эту хрень. - сообщил он, передавая Ичиго оружие. - Над твоей сестрой висит нечто, по описанию похожее на Безликого.
Автор: Engel_Diablo
Бета: Мирилит Танарис
Иллюстратор: [J]Shioumi[/J]
Персонажи/Пейринг: Ичиго Куросаки, Ишшин Куросаки, Карин и Юдзу Куросаки, Орихиме Иноэ, Исида Урюю, Садо Ясутора, Ренджи Абарай, Киске Урахара, Кейго, Мидзуиро, Татсуки, Йоруйчи, Тессай и другие мимопробегающие.
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст, экшн, психология
Размер: миди, 13 933
Саммари: Зимняя битва выиграна, но каждый получил после нее бесценный дар. Кому-то повезло больше, кому-то меньше. Ичиго же везунчик Судьбы. Идут года, а сила все никак не возвращается, приходится жить обычной жизнью. Но чудеса случаются, пускай и такие странные. История начинается в момент, когда отец попросил присмотреть за сестрой, перенявшей добровольно ношу Ичиго по защите Каракуры. Враг, не похожий ни на пустых, ни на арранкаров, ни на шинигами. Нечто новое и опасное, лишающее памяти, а потом и жизни. Но именно его приход вернул бывшему герою уверенность, что в нем нуждаются и судьба не настолько жестока к нему.
Примечания: фанфик написан на Bleach MiniBang-2014
Предупреждения: Таймлайн после потери сил Ичиго, дальше история развивается несколько иначе и идет АУ.
Ссылка на скачивание: .doc(без иллюстраций)| .rtf / .docx
ЯндексДиск: .rtf(без иллюстраций); .doc(без иллюстраций)/ .docx
Начать жить сначала, как того желал всегда? Легко, но вот проживать все это необычайно сложно.
Цена заплачена за все, но результат стоил того. Теперь душа должна быть спокойна за друзей и родной город, ведь с мелкими проблемами справится и местный шинигами, или все тот же Исида. Но почему так тяжело?
Постоянно ловишь себя на мысли, что щуришься, всматриваясь в воздух, пытаешься заметить души людей. Останавливаешься в местах, где люди оставляют цветы погибшим, но никого не видишь там.
Поначалу все это было вполне объяснимо: Ичиго потерял силы, стал совершенно обычным человеком, и это было для него внове. Требовалось какое-то время, прежде чем он привыкнет к своей новой жизни, но оно не слишком помогало…
Проходили месяцы, а бывший временный шинигами продолжал щуриться и искать сверхъестественное рядом. Одноклассникам, знающим его тайну, больно и невыносимо было смотреть на его страдания. Призраки находились рядом, протяни руку и коснешься эфирного тела, почувствуешь холод кончиками пальцев. Но Ичиго смотрел сквозь них… Он стал обычным человеком…
Глава 1
Весеннее солнце радостно заглядывает в комнату, а ветер игриво ворошил волосы рыжего паренька, читающего книгу. Страницы то и дело хотели лишний раз перелистнуться, но Ичиго всегда успевал им помешать – придерживал пальцами.
Учебники нельзя назвать достойной для отдыха литературой, но на носу поступление в университет, так что лучше каждую свободную минуту посвятить учебе, а потом гулять с чистой совестью, зная, что поступил. Друзья так же следовали примеру Ичиго, но посвящать абсолютно все свободное время учебе не могли – сверхъестественные дела обязывали. Сам того не желая, парень стал отличником, и в таблице успеваемости его фамилия то и дело соперничала с Исидой. Кейго и Мидзуиро уже устали посмеиваться над новым «заучкой»; остальные боялись, помня, что кулаки у Ичиго все такие же крепкие и сильные, ведь от хорошей драки рыжик никогда не откажется.
В коридоре послышались быстрые шаги, резко переходящие в бег – Карен спешит по своим делам. После того как Ичиго ушел на «пенсию», дар его сестры стал развиваться, ведь больше не было его блокирующей рейяцу, её не было вообще… Но не только силы Карен стали развиваться, Юдзу тоже шла вперед, но вот природа её способностей несколько отличалась. Как-то раз, когда девочки ушли к себе, отец ненароком сболтнул, что Юдзу – вылитая мать. Ичиго удивился, но не стал задавать вопросов. Отец тоже вел себя сдержанно, понимая, что может расстроить сына. Хоть его силы и вернулись, но не было никакой гарантии, что с Ичиго будет точно так же. Причина потери у этих двух мужчин совершенно разная, но они оба с честью несли свое «наказание».
- Карен, что бы к 9 была! – послышался снизу голос отца.
Ичиго усмехнулся. Конечно же, Карен его послушается, равно, как и придет к 9. Папа ради приличия так говорит. Нет, это не значит, будто он за нее не волнуется, просто, когда все это началось, остановить Карен было нереально. Ишшин и сам все понимал, но ведь это его ребенок и волноваться за её жизнь вполне нормально.
Отложив в сторону книгу, Ичиго подошел к окну. Сестра бежала быстро, на перекрестке к ней присоединился Исида, и вскоре две знакомые спины скрылись из виду.
«Сильный пустой, раз требуется помощь квинси», - подумал Ичиго, садясь на подоконник. Внутри поселилось волнение за сестру, даже не смотря на то, что с ней будет Урюю. Уже прошло более полутора лет с момента той битвы, пустые продолжали захаживать в Каракуру, но они не были достаточно сильными, дабы потребовалось двое или даже больше людей. Даже этот горемычный городской шинигами мог с ними справиться играючи.
Погруженный в свои мысли, Ичиго не сразу заметил, как к нему в комнату тихо зашел отец.
- У Юдзу плохое предчувствие.
Куросаки вздрогнул, заметив рядом с собой отца. Тот был не просто обеспокоен: можно было сказать, что даже напуган.
- Так в чем проблема? Иди за ней, - буркнул Ичиго, продолжив смотреть вдаль.
- Я не могу оставить Юдзу и тех двух пациентов, - горько вздохнув, сказал Ишшин сыну, - Так же понимаю, что и просить тебя присмотреть за ней бессмысленно, но все же… Твое тело все помнит, а как и куда бежать, тебе подскажут.
Ичиго опустил голову.
- А может все же я подменю тебя? На медицинский поступаю, уже кое чему подучился, - парень не оставлял надежды отвертеться от этой плохой затеи.
- Нет. Твои знания не помогут в этом деле, лучше иди за сестрой.
- Не боишься, что меня зашибут, и я погибну?
Ишшин ласково растрепал Ичиго волосы и впервые за все не долгое общение ободряюще улыбнулся:
- Ты сильный и сумеешь со всем справиться.
- Ну да, если что, даже знаешь где искать… - буркнул в ответ сын, захлопнув учебник.
Раз пошло такое дело, значит, пустой не настолько слаб, даже для двоих. Неужели после всего этого затишья, Каракура стала вновь приманкой для всего сверхъестественного? Но, что, в таком случае, должно было произойти?
Ичиго нехотя слез с подоконника и взял со спинки стула кофту – весна весной, а вечером холодает, заболеть с экзаменами на носу не охота, будь его иммунитет хоть раз сто сильным.
Хоть еще и был день, но как-то улицы не спешили хвастаться большим количеством людей. Создавалось чувство, что сработал внутренний голос, отговоривший многих от всяческих гуляний по городу. Даже центр, казалось, вымер. Осталась лишь пара людей, да рабочий персонал кафешек и магазинов. Ичиго удивился лишь на мгновение – такое уже бывало однажды. Внутренне чутье советовало уходить отсюда поскорее, ничем хорошим эта затея отца не закончится, но не за этим ли тот его и послал?
Пришлось идти дальше: отец так же забыл уточнить, куда именно направилась Карен. Вот уж пустоголовый. Или наивный. Надеется, что вблизи к источнику сильной и неконтролируемой рейяцу силы могут вернуться к Ичиго? А ведь перед этим предупреждал о потере силы навсегда, как платы за спасенный мир, и вечную муку быть не таким как прежде.
Вдалеке послышался крик, больше похожий на рев большого животного. Куросаки перешел на бег, полностью положившись на внутреннее чувство. И оно не подвело. Впереди показалась школа, а за ней большое футбольное поле. Сегодня был выходной, дети предпочитали гулять в других местах, так что жертв практически не было. Видеть свою сестру, которая бьет воздух, и друга, выпускающего невидимые стрелы из такого же лука, странно и одновременно смешно, если б не было столь печально.
С другой стороны поля пришла подмога в лице Орихиме и Чада, и снова та же история, как и с этими двумя – ничего не видно, а выражение лиц серьезное. Никто из друзей не видел Ичиго, он же стоял неподалеку и сдерживал себя. Трудно и одновременно тяжело все это видеть и не иметь возможности хоть как-то помочь. Обуза…Именно обуза, ведь герой, потерявший силы, может помочь лишь таким же людям как и он, но не защитить, а бежать. Кулак пройдет сквозь любое духовное тело, не нанеся никакого вреда, чего не скажешь о сопернике. Повреждения на теле могут оказаться не совместимы с жизнью… Увы, такова ирония.
- Он не один, - тихо сказал сам себе Ичиго, простояв некоторое время и пронаблюдав за боем. Пустой, а в этом парень уже не был уверен, не мог быть настолько большим, дабы занять все футбольное поле, даже Ааронильо, Девятый Эспада не сумел бы так разрастись, равно как и Заель…. Или души-минусы за эти почти два года эволюционировали, или совершенно иной враг выплыл наружу.
- Нам не выстоять, пора уходить! – закричал Исида друзьям, поднимаясь с земли, на которую был откинут неведомым врагом. Друзья не услышали его, равно как и Карен, и продолжили свое сражение. Не будучи в силах докричаться до них, Исида то и дело рвался к ним, но каждый раз его откидывало. Похоже, враг установил силовое поле, обнаружив в этом очкарике негласного лидера. Ударившись в сотый раз об воздух, Урюю заметил стоящего неподалеку от него Ичиго.
- Что ты здесь забыл? - нервничая, он перешел на повышенные тона, чего прежде никогда не случалось. - Ты потерял свои силы, значит, ничем нам не поможешь! Ты не сумеешь себя защитить, беги!
Исида ранил друга по самым больным местам, но Ичиго никак не отреагировал, лишь спокойно ответил на все заявления:
- Меня отец послал приглядеть за Карен, у Юдзу плохое предчувствие, а сам он не мог отлучиться.
Друг изменился в лице, но затем вновь овладел собой.
- Это не пустые. - после недолгого молчания выдал Исида. - Ты наверняка догадался уже по остальным. Враг новый, неизведанный, похожий на духов, но не имеет лиц. Раз уж тебя втянули во все это, то ты имеешь полное право знать.
Ичиго кивнул, стараясь неотрывно наблюдать за сестрой и Орихиме. Вдруг нечто сильно ударило Орихиме, заставив ее отлететь к стене, но, к счастью, приземлилась она в близлежащие кусты. Мгновение и Куросаки уже сорвался с места, Исида не успел его даже остановить. Защитное поле не сумело препятствовать рыжему защитнику, и спустя несколько секунд он уже был рядом с Орихиме. В этот момент, как показалось всем, битва застыла, как и время на этой площадке. Враг остановился (Чад и Карен не могли понять, что же происходит) и внезапно исчез. Все прекратилось в один миг, барьер, мешающий Исиде проникнуть внутрь, разрушился.
- Куросаки-кун, что ты здесь забыл? – спросила Орихиме, подняв глаза вверх. - Ты ведь больше не можешь сражаться…
- Это уже не важно. - мягко ответил он, помогая девушке подняться. Раны были неглубокие, её щит крепок, да и способности за это время выросли – друзья тренировались, так что даже нечему удивляться.
Карен и Чад поспешили подойти к рыжей парочке, а вслед за ними подоспел и Исида.
- Ичиго, зачем ты пришел? – с упрека начала Карен.
- Волновался за тебя, дуреха.
- Ты мог погибнуть! Тебя могли зашибить или и того хуже! – продолжала наступление сестра.
- У меня и до этого были сотни шансов. - как-то беззаботно отреагировал Ичиго. - Но как видишь, жив, здоров и готов снова стать на путь героя. - улыбка появилась на лице парня, которая не сползла даже после любящего пинка по ноге от любимой сестры.
- Дурак… - пробурчала себе под нос Карен.
- Раз все с вами хорошо, - Ичиго посмотрел на стоящую рядом Орихиме, - то нам пора домой.
Карен без лишних слов подобрала с земли свои вещи и направилась домой, помахав всем рукой. Вслед за ней ушел и Ичиго, наскоро попрощавшись с друзьями.
Когда спины семейства Куросаки пропали из поля зрения, а Исида перестал чувствовать рейяцу Карен (у Ичиго он не чувствовал абсолютно ничего), то не выдержал и поделился одной мыслью:
- Безликие исчезли, стоило Ичиго войти в их барьер, к чему бы это?
Глава 2
Следующие несколько дней было тихо. Все вели себя так, будто ничего не произошло, а Ичиго просто выкинул все из головы – эта битва не его, он свое уже отыграл свою роль в этом спектакле мироздания. Да и Карен не бегала по делам, а отец вел себя как обычно. Складывалось впечатление, будто ничего не происходило вовсе, да еще и абсолютно никакой реакции на призраков. Уж Ичиго знал, что в их доме они водятся постоянно, хотя бы по старой памяти приходят, даже новенькие. А тут… Сплошная тишина…
Постепенно в душе у Куросаки появлялось волнение. Когда в семье все одаренные, и ничего у них сверхъестественного не происходит, то это уже не нормально. Друзья удивили еще больше.
Во время обеденного перерыва, Ичиго в компании друзей был сильно удивлен реакцией Чада с Орихиме (Исида в их посиделках никогда не участвовал), когда Кейго внезапно вскочил, увидев призрака и криком оповестив всех об этом.
- Призраки? Асано-сан, ты видимо перегрелся на солнце, - искренне удивилась Иное. - Может сходишь в медпункт?
- Что ты говоришь, Иное? Ты ведь тоже видишь их, и Садо тоже! – нарушил свое молчание доселе спокойно печатавший сообщение в телефоне Мидзуиро.
- А как же Ичиго? – поинтересовался и без того молчаливый Садо у всех, чем вызвал у Куросаки немало удивления.
- Ичиго уже свое отсмотрел, - нарочно наигранно сообщил парень, говоря о себе в третьем лице, - А вот что с вами?
- Нормально все, Куросаки-кун, - удивилась Орихиме, - Просто странно, что Асано-сан и Кодзима-сан стали видеть призраков, способности медиума редки.
Не веря своим ушам, особенно зная всю историю Ичиго, Кейго решил, будто часть его друзей сошла с ума. Вот так, вчера были нормальными, смеялись над тем, как тот улепетывал по всей крыше от безобидного духа под общий хохот, в том числе и самого усопшего, а сейчас считают чокнутым и ненормальным, в смысле одаренным.
- Да утихомирься ты, Кейго! – наконец рявкнул Ичиго, выводя друзей из состояния шока. – Не пей ты больше этот виноградный сок, ты после него слишком активный.
Пока парень смотрел удивлёнными глазами на Куросаки, остальные оценили шутку и засмеялись. На этом вся странная ситуация и завершилась. Орихиме с Чадом даже и не вспомнили к концу дня о ней. Сложилось впечатление, будто кто-то нарочно стирает им память обо всем сверхъестественном и блокирует рейяцу до уровня нормального человека. Никто не помнит произошедшее несколько дней назад, никого не волнует все это удивление помнящих друзей, но каждый имеет своим долгом поинтересоваться «А, что же Ичиго?». Исида вообще на заявление, что он квинси, предложил Куросаки провериться в больнице его отца у первоклассного психиатра, потому что на Ишшина надеяться бесполезно. И искренне недоумевал, слушая рассказ друга о его кресте на шее.
Дома было не лучше… Отец с Юдзу были необычайно напряжены, весь их внешний вид говорил о том, что им не терпится что-то рассказать, но постоянно находилась где-то внутри причина отложить разговор. Карин же, казалось, не замечала этого всего. Спокойно съела ужин и отправилась в свою комнату по делам, чем еще больше удивила домочадцев.
Нет, определенно этот мир начал сходить с ума…
- Ичиго! – стоило Карен скрыться из виду, как сестра с отцом схватили парня и потащили в помещение клиники, ну, так, на всякий случай, что бы подольше поискали их, в случае чего.
Бывшему шинигами стало немного не по себе, в глазах Юдзу виднелась одержимость на грани с безумием, и сестра впервые за всю жизнь стала его пугать.. Про отца вообще думать не хотелось, как и смотреть в его сторону. Ну, его, этого старого шинигами-капитана на пенсии в мире живых.
- А можно меня отлепить от стенки? – осторожно поинтересовался Ичиго, как только умел. Мало ли, сейчас он просто человек, раны чуть дольше заживать будут.
Ишшин молча отошел и придвинул к себе дочь, подарив сыну чуть больше личного пространства.
- И из-за чего весь сыр-бор, такая секретность и заговорщицкий вид? – потирая шею, поинтересовался у родственничков.
- Карен стала странной! – на одном духу выпалила Юдзу, - Она не видит призраков!
- Аааа, ну, так сразу бы и сказали, - спокойно отреагировал парень, понимая, что его лимит удивления на сегодня исчерпан. – На этом все?
- Её рейяцу ниже, чем у тебя, Ичиго. – не в своем стиле начал отец. Серьезное выражение лица ему шло, но не являлось привычным, особенно когда дело касалось семейных дел. – В тот день, когда я просил тебя пойти за ней, все еще было в порядке, но за ночь все изменилось. Поначалу я не придал этому значения, мало ли что там могло произойти, Карен не шинигами, и хоть её рейяцу стабильно, все же колебания вполне возможны. Так продолжалось несколько дней, подозрения сходили на нет, да и призраки как-то не особо нас тревожили, до вчерашнего дня. Ты тогда уже ушел, а девочки еще оставались дома. Мне надо было пойти по делам, - отец сделал небольшой акцент на последнем слове, не желая говорить прямо, как собирался линять из дому. - Уйти незаметно не получилось, Юдзу меня заметила, а Карен нет. Она так и не поняла, почему сестра разговаривала со мной, смотрела сквозь. А после, до ужина, к нам забрело пару призраков и все повторилось вновь.
- К чему ты это мне все рассказываешь? – немного не догоняя, спросил Ичиго у отца. - Все равно без твоих «по делам» я мало, что пойму. Но скажу одно: у всех участников той заварушки похожие симптомы. Но они слабо помнили, что я могу видеть призраков. Точнее мог. Кроме Исиды – тот послал к психиатру и чуть сам не пошел к травматологу.
На устах у Ишшина появилась легкая улыбка, которая почти сразу же исчезла.
- Хорошо, я все расскажу тебе. – отец повернулся к Юдзу. – Думаю тебе пора возвращаться, иначе Карен заметит наше отсутствие и начнет искать. К нашему с Ичиго отсутствию, думаю, вы привыкли. Ну, хотя бы впервые нынче мы с ним будем вместе на деле.
Девочка кивнула и как можно тише покинула приемный покой,
- Перед тем как я тебе расскажу зачем ходил в Сейретей, ответь мне на один вопрос. – этот тон отца насторожил Ичиго, лучше бы продолжал быть и дальше серьезным… - Еще до того как Карен стала обычной, кто-то осуществлял духовное погребение призраков. Штуки Урахары могут многое, но это была не она. Может ты знаешь о таинственном шинигами, изредка уничтожающем пустых, погребая невинные души и редко, когда сражающегося с арранкарами, Ичиго?
Пристальный взгляд пугал, отец сейчас оказался похожим именно на капитана отряда Готей 13. С трудом верится в него такого, но глаза не обманывают. Под таким напором хочется признаться во всем: грехах, тайнах, мечтах и планах на будущее.
«Нет, только не сейчас…» - думал Ичиго.
Тем временем отец решил, что пища для размышлений дана, а совесть уже взбудоражена и мечется из стороны в сторону, поэтому пора рассказать все на чистоту.
- Меня и Урахару вызвал к себе Генрюсай. С туннелем врат творится неладное. Ни одна душа, кроме шинигами, не может пройти сквозь него. Кототцу исчез, Дангай стал опасен. Все, кто попадает туда, теряют все, что имели раньше. Арранкары со своей синигамикой и поглощением душ и пустых для нее кажутся цветочками. Они просто поглощают личность, сливаются с ней. Это можно сравнить с нашим пищеварением. Здесь же все обстоит иначе – есть нечто, без лика, но с огромной силой. На окраинах Общества душ уже известны случаи поглощения, но те существа так и не находят себя, будучи поглощенными собственным безумием. Наша задача теперь не пустить их в этот мир.
- Поздно отец, они прорвались к нам раньше. Исида назвал их Безликими.
Глава 3
Раскрыв все карты о новом враге Ичиго с Ишшиином было теперь легче собирать информацию. Отцу так и не удалось получить ответ на свой вопрос, сын упорно игнорировал его, вызывая на свою голову подозрения. Но это дело может подождать, в отличие от другого. Было решено некоторое время понаблюдать за всеми, кто столкнулся с Безликими, и тогда уже идти к Урахаре. Ичиго не хотелось с этим панамочником встречаться ни при каких обстоятельствах, но он понимал, что сейчас не время показывать свой характер. В конце концов, прямо сейчас ставить эксперименты над бывшим временным шинигами тот не будет, а потом Куросаки найдет способ сбежать, в случае проявления интереса к своей персоне, естественно.
Дни стали чересчур однообразными и скучными: школа, работа, подготовка к экзаменам. Сюда еще вписывалось и наблюдение за объектами. Работать с отцом оказалось интересно, и несколько раз Ичиго ловил себя на мысли, что старик наверняка не такой уж и плохой капитан Готея, пускай и бывший. В его отряде было бы неплохо оказаться, но не судьба.
После зимней войны Ишшин предпочел умолчать свою историю, ведь потеря сил для Ичиго была немалым стрессом. А ворошить прошлое не хотелось. Да и сын не требовал от него объяснений, просто принял сей факт как должное и все. За что ему огромное спасибо. Дочерям пришлось рассказать, их сила стала стремительно расти, и скрывать периодические ночные вылазки становилось трудно.
Не смотря на то, что жизнь в Каракуре шла полным ходом, стали исчезать люди, а вместе с ними и незримые хранители города. Через пару дней они возвращались, но вели себя абсолютно иначе. Что же касается шинигами, то их судьба неизвестна. Нет никакой информации ни из Готея, ни от Урахары с его многочисленными изобретениями. Вся ситуация выглядела удручающей не смотря на то, что город и Сейретей жил обычной жизнью.
- Все люди, исчезнувшие неделю назад, сегодня были доставлены в местную городскую больницу в состоянии глубокой комы. – вещал диктор из телевизора в программе новостей. Ичиго как раз собирался выходить из дома, и ему прекрасно было слышно из комнаты. Веселое начало такого солнечного дня… То ли внутренне чутье, то ли отголосок былой силы подсказывал Ичиго, что это только начало. Урахара наверняка порадуется хоть еще какой-то информации об этих Безликих, но какова будет цена? Впрочем, ученые странные люди, их действия не всегда поддаются объяснениям. Хотя… Уж лучше Урахара, чем Маюри. От одного лишь воспоминания о нем у Ичиго по телу пробежал холодок. В такие моменты радуешься, что стал обычным.
Как всегда по пути в школу к Куросаки присоединились друзья, но на этот раз лишь Кейго, Мидзуиро куда-то исчез. Ну и ладно, в последнее время это явление стало таким обыденным, что уже попросту прекращаешь обращать внимание.
В классе было немноголюдно, и что странно, Орихиме, Исида и Чад также отсутствовали. Учитель начал урок, как ни в чем не бывало, а в перекличке даже не назвал фамилий друзей, равно как и отсутствующих. Создалось такое чувство, будто их не существует. Никого не волновало куда подевалась Орихиме, а ведь за ней бегала добрая половина школы, нет молчаливого Садо, чья игра на гитаре принесла школе одно из призовых мест в районном соревновании, даже тот же ботаник-заучка Исида, по совместительству еще и староста класса… Многие другие одноклассники: Тацуя, Акира, Юми… Их тоже никто не помнил. Кейго спросил о Юми, но Сенри только развел руками в сторону, так и не поняв про какую Юми Оу вообще была речь.
На обеденном перерыве к ребятам присоединилась Тацки.
- Ичиго, ты не видел Орихиме? – дождавшись, когда ребята хоть что-то прожуют, спросила девушка, - Мы договорились с ней встретиться перед школой, но когда я зашла за ней, то её уже не было дома. Хозяйка сказала, что квартира стоит пустой уже несколько лет и никакая семья не брала ее в аренду. Все это так странно…
- Мидзуиро тоже с нами не пошел в школу, но он учится в другом классе, так что без понятия. – пробубнил Кейго с полным ртом риса.
- Они изменились после битвы с новым врагом, в тот вечер, когда отец меня послал за Карен. – задумчиво произнес Ичиго. – Волновался! – поспешил сразу ответить на вопросы парень, а то мало ли. – Вечером еще было все нормально, а что потом… Мы заметили спустя несколько дней, ты тогда еще отсутствовала в Каракуре. Они забыли о том, что произошло, забыли свои силы, вели себя как обычные люди, и сильно удивились, когда Кейго бегал от призрака по крыше и чуть не упал вниз.
Ситуация с Асано смешная, кончики губ так и хотели расплыться в улыбке, но Тацки сдержалась. Не время сейчас смеяться над идиотизмом друга, когда дела складываются столь трагично. Орихиме исчезла, а вместе с ней еще много других людей. Лишь бы все не оказалось настолько плачевным, что вернуть её будет невозможно…
- Ичиго. – впервые подруга стала вести себя немного странно, зная ее мальчишеский характер, Куросаки поежился. Она придвинулась к нему и посмотрела так пронзительно и даже немного щенячьи, что даже попроси убить человека, Ичиго не сумел бы отказать. Радовало одно, на такое преступление Тацки не пойдет. – Просить тебя просто преступление, но никто лучше не справится с этим. Пожалуйста, найди Орихиме!
Она едва сдерживала слезы, такое состояние для нее было крайне необычным. Но раз дело дошло до такого, значит все еще печальней, чем казалось Ичиго с Ишшином. И если все друзья, участвовавшие в битве исчезли, получается, с Карен могло случиться тоже самое…
Отгоняя ужасные мысли о сестре, Ичиго ничего не оставалось сделать, как согласиться. Пускай он не шинигами, но и не последний подонок, который будет спасать свою шкуру, когда исчезли дорогие его сердцу люди. Орихиме… В последнее время он был холоден и даже немного отрешен от всего мира, пряталя за маской безразличия, убеждая себя, что так легче переносить свое бремя быть как все, нормальным… Тогда как раньше нормальностью считалось если не сражаться со всякими пустыми и арранкарами, а так же чокнутыми шинигами, то видеть призраков. Друзья не покидали его после Зимней Битвы, помогали пережить расплату за победу, Орихиме довольно часто приходила к нему, и Ичиго наконец для себя открыл, что и сам не безразличен к девушке. Тацки тогда вздохнула с облегчением, ведь наконец-то свершилась мечта Орихиме. Но счастье длилось не долго… Слишком трудно оказалось быть с друзьями, которые продолжали нести бремя Ичиго, когда сам герой оказался на пенсии. Пустота в душе отзывалась болью, его внутренний мир пуст. Нет ни этого надменного и дерзкого пустого – копии его самого, нет старика, который всегда даст ему под зад одним лишь словом, больше нет и олицетворения банкая… Нет никого, кроме одной его души.
Вот теперь приходится корить себя за эту отрешенность, его боль победила, и хоть он и волновался за друзей, но предпочел скорее спрятаться за книгами и учебой, нежели пытаться быть полезным для них даже без сил. Тренировки не заброшены, равно как и свидания с любимой девушкой, общение с родными оставалось на том же уровне, что и ранее, гуляния с друзьями, развлечения… Но все равно всё было не так как раньше. Наигранная веселость, наигранное спокойствие, когда кто-то из друзей как можно незаметнее убегал по «мелким» делам. Вот к чему все это привело. И кто знает, сколько друзей-шинигами тоже исчезло.
«А Кенпачи эти Безликие так просто не сожрут» - мысленно подумал Ичиго и сам себе улыбнулся, представляя как этот чокнутый капитан сражается с каким то неведомым врагом и при этом улыбается во все 32 зуба, пытаясь кромсать налево, направо и еще во всевозможные направления неведомую дрянь, получая истинное удовольствие, ведь враг не кромсается как надо, да еще и дразнит его.
Кейго и Тацки не заметили мгновенной улыбки Куросаки, полностью поглощенные своими мыслями. Бенто Арисавы закончилось, но она по инерции продолжала копошиться в нем, собирая каждую рисинку. Асано же тупо взял обед Ичиго и без малейшего зазрения совести уплетал карри Юдзу.
- Совесть имей. – рявкнул на друга бывший шинигами, отбирая свой завтрак обратно. – Могла и не просить. – повернулся Ичиго к подруге, на ходу пытаясь оценить нанесенный Кейго ущерб своему обеду. – Я не могу оставить это просто так.
Не говоря ни слова, Тацки обняла Ичиго, по её щекам текли слезы, а сама она едва смогла произнести одно единственное слово:
- Спасибо…
- Никогда не думал, что такая бойкая девчонка будет плакать, да еще и на груди у Рыжика. – подколол знакомый всем голос.
Ичиго не сразу понял, почему это Арисава мигом оторвалась от него и вытерла слезы, а Кейго пошел с кем-то здороваться.
Неожиданная помощь из Готея прибыла в лице красноволосого лейтенанта пятого отряда.
- Ну… судя по всему, пока ты не забрал у Урахары свой гигай, общаться с тобой будет одно удовольствие, Ренджи. – довольно улыбаясь произнес Ичиго. – Человеческий тебе привет, Ананс!
Глава 4
Бесконечно можно смотреть на несколько вещей: огонь, воду, как работают другие и… как Ичиго пытается отметелить невидимого врага. Ну, или наоборот: побить пытаются именно Куросаки. Ирония такова, что удары парня проходят сквозь Ренджи, зато все кулаки Абарая прекрасно чувствуются.
Нет ничего лучше хорошей драки с другом, которого не видел и не слышал несколько лет, и был бы не против не видеть и не слышать еще столько же.
С трудом уговорив Арисаву с Кейго не идти с ним, Ичиго забил на следующие пару уроков и с помощью «переводчика» Кейго договорился пойти с Ренджи к Урахаре. Вроде бы и отец там должен был уже быть. В любом случае Ичиго ничего не терял, а домашку ему и Асано притащит, если потребуется.
Разговаривать с тем, чьи ответы нельзя слышать, довольно забавно, но со стороны смахивает на сумасшествие. Зато Абарай мог высказать все, что думал о бывшем шинигами, без малейшего зазрения совести – не слышит, значит, ничего не было.
В магазине Урахары было пусто, никто не встречал, Джинто с Уруру еще не вернулись со школы, а владельца было не докричаться. Предложив Ренджи выбить дверь, и так и не дождавшись этого, Ичиго решил действовать сам. А что ему будет? Ну, убьет Урахара, зато сразу духов начнет видеть, а затем экспресс курс становления шинигами от Урахары и все! Дело в шляпе, все довольны, герой снова при делах.
Двери выбивать не пришлось, жалко их, и так живы лишь благодаря одной вере Урахары в них. Или то заслуга Тессая? В общем, не важно. Немного побродив по магазину и не найдя ни единой живой души, Ичиго с Ренджи отправились искать лаз в секретный тренировочный зал Киске. Как бы то не показалось странным, но Ичиго нашел его намного быстрее благодаря своей внимательности, нежели Ренджи, который пытался отследить духовный след экс-капитана 12 отряда.
Лезть вниз пришлось долго, раньше Ичиго казалось, что лестница не настолько большая. Видимо ошибался, и при том сильно. Из солидарности к другу Ренджи тоже лез, хотя мог и прибегнуть к помощи сюнпо. Внизу так же никого не оказалось, но где-то вдалеке слышались знакомые голоса.
Пока Ичиго бежал, он успел проклясть все и вся. Нет, бежать было легко, не было никаких препятствий, ловушек, но так далеко… И вообще, какого этот панамочник забрался в такую даль? Кому надо, те и так подслушают и проникнут. Хотя нет, не проникнут и не подслушают, Киске этого не допустит. Но тогда ж какого хрена так далеко забираться?!
Постоянные тренировки приносят свои плоды в совершенно идиотских ситуациях, вот и сейчас, достигнув цели, Ичиго даже не сбил дыхание, а внешне парень даже не устал. Зато, какая же буря творилась у него в душе, мысленно он разделывал Урахару на кучу маленьких панамочек.
- О! Куросаки, а мы тебя ждали чуточку позже. – радостно сообщил Урахара, прикрывшись веером. – Как и тебя, Абарай.
Тут даже не требовалось особых сил, простого знания друга было достаточно для того, чтобы догадаться, что Абарай пробурчит нечто нерадостное и малость грубое, но Киске даже не обратит на все это внимания.
Ишшин стоял немного позади панамочника и пугал своей непривычной серьезностью. Вопрос про Карен так и норовил сорваться с уст Ичиго, но он сдерживал себя. Казалось все и так предельно ясно.
- Все участники битвы с Безликими исчезли, словно их не было. – без эмоций сообщил Ичиго не дожидаясь лишних вопросов.
- Все пострадавшие так же исчезли из больниц. – Ишшин повернулся к Ичиго. - Это случилось примерно через два часа после выпуска новостей, которые ты наверняка слышал. Что у тебя, Урахара?
Панамочник о чем-то задумался, и на данный момент внимательно смотрел в пустоту и изредка кивал. Смотрелось забавно, но за событиями последних дней Ичиго немного привык к такому. Ну, а что? Поговорить с пустотой, послушать, что она говорит и разойтись тихо-мирно – все нормально!
Пока хозяин был занят, Тессай предложил отцу с сыном вернуться в магазинчик и выпить чаю, все равно на ногах такие разговоры не ведутся, лучше присесть. В комнате их уже ждали – черная кошка сидела на столе и выжидающе смотрела на Куросаки.
- Привет Йоруйчи, - махнул рукой Ичиго. Кошка кивнула в ответ и, как только парень сел, пришла и улеглась ему на колени, подставив голову, намекая, что пора бы её погладить.
Наигранно тяжко вздохнув, Куросаки-младший начать выполнять немой указ Йоруйчи. Теперь главное, чтобы она не превратилась в девушку – при отце за себя будет неудобно.
Тем временем пришел Тессай с чаем, а вслед за ним и Ренджи. Теперь-то, когда ему выдали гигай, Ичиго мог не только видеть друга, но еще и приложить к стеночке за то, что тот творил с ним по пути сюда. Урахараой пока что даже и не пахло.
- Он сказал его не ждать и свалил в свою лабораторию, - отпив из своей чашки, сказал Ренджи.
- Можно подумать ты ему сообщил нечто такое, что я не сумела разведать. – фыркнула
Йоруйчи, не прекращая получать удовольствие, лёжа на Куросаки. – Сейретей не настолько защищен, как казалось. Для внутренних врагов он весь как на ладони.
- Капитан Куротсучи уже приступил к разработке защитной стены для Общества Душ, не пропускающей ничего, что не состоит из духовных частиц.
Ишшин молча подавился чаем, лишь бы не засмеяться. В гениальном безумии ученого он не сомневался, но организовывать такую защиту глупо, особенно когда до сих пор не ясна природа врага.
- Вряд ли это поможет. – озвучил мысли Ишшина Тессай. – Но, зная Маюри ожидать можно всего. Он не из тех людей, кто готов сразу рассказать, что проектирует и для каких целей.
- Зато из тех, кто готов послать кучу своих людей ради добычи экземпляра для исследований. – мрачно поведал Ичиго. – Помнится в первый раз, когда мы вторглись в Сейретей спасать Рукию, Иное и Исиде именно он попался на пути. Гениальность граничащая с безумием… Не дай бог, когда я умру и выучусь на шинигами в академии, меня отправят служить к нему. Лучше Кенпачи.
Ситуация немного разрядилась, и в комнате даже послышались негромкие смешки. Дурной пример оказался заразителен, и теперь компания самозабвенно шутила над капитаном 12 отряда, заткнув свою совесть куда подальше. Время прошло незаметно за такими разговорами, и никто не заметил, как в комнату вошел Урахара.
- Самым лучшим подарком Маюри будет либо моя голова – не терпит конкуренции – либо ручной Заэль, как извечный конкурент и соперник. В таком случае я ему конкурент только в виде не менее гениального ученого. – сказал он, привлекая к себе внимание.
Все шутки разом замолкли, а Ренджи поспешил подвинуться, уступая место владельцу магазина.
- Теперь, когда все шутки закончились, а я проанализировал все, что хотел мне передать Готей, мотивы врага вполне легко предугадать. Они Безликие – существа неопределенного пола и вида, но состоят так же из духовных частиц. И пока что единственное, что мы можем сказать – им нужны тела, именно поэтому пропадают люди и шинигами. Когда Безликий полностью завладевает телом, период длится около недели-двух, все зависит от духовного уровня человека, все остальные забывают о нем, будто его никогда и не существовало. Единственные, кто помнит о пропавших, это шинигами, квинси и сильные медиумы. При любом контакте с Безликими человек заражается, а посторонний наблюдатель, - мужчина странно посмотрел на Ичиго, - через время забывает о том, что видел. При всей этой странно сложившейся ситуации меня мучает лишь один вопрос: как ты, Ичиго, сумел остаться невредимым и при этом помнить об остальных?
Глава 5
Сидеть за столом и пить чай под пристальными взглядами всех собравшихся в комнате трудно и не слишком удобно. От Ичиго требовали ответа, но парень даже глазом не моргнул и делал непонимающее лицо. Чего от него хотят? Он ведь обычный человек, никого не видит, силой не владеет, но отчего-то до сих пор помнит все произошедшее.
- Хватит на меня так смотреть, будто я съел последний кусок пирога! – не выдержал Ичиго и резко встал, скинув с себя Йоруйчи. Обиженная женщина шикнула на него и ушла ластиться к Урахаре.
- Все это слишком странно, не находишь? – уже более ласково, безо всякого обвинения в голосе спросил панамочник, - Твой рейяцу держится на постоянном уровне, периодами пропадая напрочь. Ты обычный человек. Можешь и не благодарить, но мы уже успели провести ряд исследований на эту тему. – отец виновато опустил глаза, стоило сыну с укором посмотреть на него. – И раз пошло такое дело, слишком странно, что Безликие не заинтересованы в тебе, ведь для них важно каждое тело. Ты видел сражение, даже прорвался сквозь их барьер и все равно не привлек этим внимание к своей персоне. Что же ты скрываешь от нас, Ичиго? Финальная Гетсуга Теншо забрала все твои силы, или мы введены в глубочайшее заблуждение?
- Я полностью потерял силы после Финальной Гетсуги. – немного помедлив, принялся опровергать сказанное Ичиго. – Не отрицаю, что пытался их восстановить, но все попытки терпели крах. Обращаться к вам также не хотелось, никто не может помочь мне в этом, кроме смерти! Но я не спешу на тот свет. Причин, по которым я прошел сквозь барьер, не забыл своих друзей и еще много чего – я не знаю! – последнее он проговорил четко по слогам, давая понять, что все наезды на него совершенно бессмысленны.
Ишшин не выдержал и подошел к сыну, положил руку на его плечо и согласно кивнул, показывая, что он на его стороне. И так будет всегда, даже когда сын не прав. Доверие своим детям значит многое, а он уже однажды потерял его, скрыв свое прошлое.
- Ну, раз так, то дело плохо! – как-то слишком жизнерадостно в данной ситуации сказал Урахара и хлопнул в ладоши. – В любом случае, хорошо бы иметь образец для опытов. – и снова взгляд оказался прикован к Ичиго.
- Эй. – парень встрепенулся и резко встал из-за стола. – Что за странные намеки? Не хочу я быть приманкой, в тот раз не заметили меня, а в этот вдруг все же приглянусь?!
Взгляд у Урахары стал хищным, Ичиго попятился назад, надеясь упереться в отца, но тот уже успел слинять, и рыжего встретила стенка – все входы и выходы заблокированы… Неужели у него нет шансов избежать этого добровольно-принудительного задания? А жизнь казалась такой безоблачной эти несколько лет…
- В таком случае у меня появится шанс извлечь это нечто из тебя! – еще более радостнее завил Урахара и приблизился к парню. – Сразу после контакта ты придешь сюда, а если проигнорируешь, то когда все забудешь, тебя приведет сюда Ишшин.
Отец согласно кивнул и тут же развел руками, мол «а что я могу поделать: сына терять не намерен, но и дочь тоже хочу вернуть».
Полную расшифровку термина «безысходность» Ичиго понял именно сейчас, на своей шкуре ощутил всю эту прелесть бытия без выбора и любого проявления собственной воли, затоптанной на корню… А некоторые в школе жалуются на свою жизнь… Наивные, они бы его шкуру примерили, сразу запоют «жизнь прекрасна»!
- Раз уж вы за меня все решили, - Ичиго решил вернуться на свое место, пока его не поспешил занять Ренджи, - рассказывайте план.
Приспособление Урахары доверия не внушало… Создавалось впечатление, будто этот чокнутый пересмотрел фильм «охотники за приведениями» и теперь воплощает в жизнь все эти ненормальные гаджеты. Особая соль была в том, что они еще и работали… Если не как было задумано, то хотя бы около того… Делая ситуацию печальней некуда.
Ладно еще глупое поручение найти Безликих – это еще полбеды, но вот как их… кхм… всосать в пылесос-духолов? У которого кнопка работает через раз! Ладно, допустим, все пройдет, как по маслу, но вот передвигаться по Каракуре и не привлекать внимания к своей персоне будет очень сложно. В спортивную сумку инструмент не поместится, а с чемоданом бегать трудно, да и снова возникает проблема всеобщего внимания людей к своей персоне… Но что тут поделаешь, дело обстоит слишком серьезно, приходится плевать на все… Жизнь сестры, а так же друзей и любимой девушки, рядом с которой в голову ползут мысли об их совместном будущем, зависит снова от него одного.
Пару первых кварталов Ичиго шел, полный всякого скепсиса и невозмутимости, потом же какая-то детвора увидела в нем косплеера, и, немного поразмыслив, парень понял, что так будет лучше. Эта мысль вселила немного уверенность в Куросаки: идеи Урахары может не всегда выглядят изящно, как то было с хогиоку, но работают.
Прогулка выдалась слишком долгой, в городе как на зло не было ничего интересного, Безликие словно в землю провалились. Когда порядочно стемнело, к Ичиго присоединился Ренджи. Гулять стало веселее.
- И как обстоят дела? – поинтересовался лейтенант 6 отряда.
- Краше некуда. – отгрызнулся Куросаки. – Косплеюю – последнее было сродни приговору. Ей богу, Ичиго уже передумал сотни вариантов, но лучше бы не ходил с этой штуковиной.
Абарай даже не пытался скрыть свой смех и нагло заржал на всю округу.
- А тебе идет. - «подбодрил» он друга и тут же едва увернулся от трубы пылесоса.
- Не донимай меня, Красный Ананас, или этому гигаю скоро придет конец, как и тебе от Урахары за порчу его личного имущества!
- Да ладно тебе, не кипятись. - развел руками Ренджи. - Меня как бы в помощь послали. - тут его энтузиазм немного поник, да и улыбка слезла с лица.
- Понятно, наживкой. - съязвил Ичиго, прежде не замечая у себя подобной привычки.
Ренджи промолчал, хотя тут и так все было понятно. Урахара послал Куросаки с этим пылесосом шляться по городу просто так, на удачу, ну и самому посмеяться чуток.
Спустя полчаса Ичиго вконец надоело таскаться с устройством Урахары, и он нагло спихнул его на Ренджи, даже приманке будет полезно некоторое время его потягать – потренируется заодно.
Даже с Ренджи и его разящей на всю округу рейяцу не было никаких успехов. На часах было далеко за полночь, продолжать бессмысленные шатания по городу было сродни идиотизму. Скорее эта парочка нарвется на шайку бандитов или пустых, чем найдет хотя бы одного Безликого.
- Союз пенсионера и действующего шинигами бесценен, но в данный момент более чем ничтожен. - с нотками усталости в голосе сказал Ренджи, намылившись свалить при любом удобном случае. - Сегодня уже ничего не поймаем, а я хочу спать!
Ичиго фыркнул:
- Можно подумать ты один устал за сегодня. - ему тоже хотелось поскорее домой, ноги просто подкашивались от усталости, в голове одна сплошная каша. Стоит закрыть глаз и возникал образ подушки и милой сердцу кровати, с которой он пережил много чего. И не только он… Но радостные мысли об отдыхе омрачала одна, достаточно большая, которая не давала ему кинуть эти шатания и вернуться – пропажа сестры. Он не сможет находиться дома, даже в своей комнате, с мыслью о том, что Карин нет. Она не умерла, её никто не похищал, она просто оказалась стертой из этой реальности. Даже если допустить, что она умерла, то Ичиго намного легче справился с подобной болью потери, ведь там, в Сейретее они бы встретились вновь. То же можно сказать об Орихиме и других друзьях.
- Эй, о чем задумался, Куросаки? – голос Абарая вернул Ичиго обратно в реальность из своих размышлений. Пока он думал о пропаже сестры, они успели навернуть еще пару кругов по району.
- Да пошло оно все к черту. - крикнул в сердцах бывший шинигами, но голос его прозвучал ровно, хотя и с раздраженностью. - Пошли спать! Безликие не рыба, выжиданием их не выловишь. Здесь требуется что-то больше и лучше, чем твоя поганная рейяцу.
- Да кто бы вообще говорил о рейяцу! У самого ее вообще нет!
- А у тебя есть предложения получше?
- Да!
- Какие же?!
- Пошли к Урахаре!
- И что с этого будет?
- Он что-то придумает!
- Гениально! А самому мозгами пораскинуть?
- Кто ботан, тот и думает!
- Ты кого это ботаном обозвал, лейтенантишка, едва закончивший академию?!
- Зато закончил, в отличие от некоторых!
- Зато я живой!
Перепалка двух друзей продолжалась вплоть до того самого момента, пока они не пришли к дому Куросаки. Вроде бы ничего странно не происходило поблизости, но тишина вокруг пугала. Время позднее, свет в окнах домов не горит, но все равно в этом спокойствии было что-то ужасающее, и не одному Ичиго так показалось.
Медленно и осторожно, Абарай обошел вокруг дома – ничего, тогда они все же решили зайти внутрь. Ничего и никого, вроде бы нормально для такого времени, ведь все спят. Еще у Урахары отец сообщил Ичиго, что останется у него по каким-то неотложным делам, Юдзу в курсе…
Юдзу!
Бросив на пол агрегат для ловли Безликих, бывший шинигами с два больших прыжка пересек лестницу и оказался у дверей в комнату сестры. Сердце бешено колотилось, а ноги подкашивались от волнения. Страшные мысли он гнал прочь, но эта тишина пугала. Будучи храбрецом, Ичиго собрался и тихо приоткрыл дверь – Юдзу спала. От сердца словно отлегло, но внутреннее чутье говорило, что рано радоваться.
Абарай поднялся следом за Ичиго, таща за собой пылесос.
- Кажется, не зря мы тащили эту хрень. - сообщил он, передавая Ичиго оружие. - Над твоей сестрой висит нечто, по описанию похожее на Безликого.
@темы: Рейтинг: PG-13, Категория: джен, Персонаж: Абарай Ренджи, Персонаж: Куросаки Ичиго, МиниБэнг-2014, Персонаж: Урахара Киске, Персонаж: Куросаки Иссин, Персонаж: Исида Урю, Персонаж: Иноуе Орихиме
вторник, 24 июня 2014
а – апатичная аскарида анжела
Название: Завитушки
Автор: Chirsine
Бета: dysphoria
Иллюстраторы: [J]Мацу и немножко нервно[/J]
Персонажи/Пейринг: Улькиорра Шиффер/Иноуе Орихиме, разные персонажи
Тип: джен, гет
Рейтинг: R
Жанр: драма, приключения
Размер: миди, 25 тысяч слов
Саммари: Готей 13 готовится к отражению атаки квинси и набирает союзников. Орихиме не готова снова сражаться и не хочет убивать, но только так она преодолеет смерть Улькиорры. Только так она наконец исправит эту несправедливость и навсегда избавится от чувства вины.
Во всяком случае, если верить Куроцучи Маюри.
Примечания: фик написан на Bleach MiniBang-2014
Предупреждения: множественные смерти главных персонажей; возможно частичное АУ от начала арки квинси
Ссылка на скачивание: .doc (без разделителей и иллюстраций) || .rtf (c разделителями и иллюстрациями)|| .pdf (c разделителями и иллюстрациями)
Ссылка на скачивание иллюстраций: .rar (арты и заглушки)
Айзен любил повторять, что у нее сила Бога. Но не учел, что чувство справедливости от божественного очень далекое.
Айзен вообще говорил очень много и красиво: Орихиме каждый раз представляла перед собой водопад кокетливо танцующих в воздухе завитушек, — таких рыбок с красивыми волнистыми хвостами. Они все текли и текли перед глазами, складывались в волшебные узоры и, беззвучно открывая рты, звали в свой чудесный аквариум.
Каждый раз к концу речи Айзена в голове у Орихиме не оставалось ни словечка, ни единого образа, ни капли смысла. Только рыбки-завитушки.
После Айзена из Уэко Мундо прошло много времени и много всяких других Айзенов: получше, похуже, со своей Эспадой и без, со страстью ко всему божественному и без, с большими планами на мироздание и с планами сходить перекусить в столовую.
Но после каждого в голове оставались только гулкая тишина и рыбки. И каждый раз Орихиме что-то рассказывали, втолковывали, упрашивали. Угрожали. Ставили перед фактом. Заставляли. А перед глазами все кувыркались завитушки, и звенело в ушах.
И все еще звенит.
Орихиме несколько раз глубоко вдыхает, чтобы собраться с мыслями, и поднимает взгляд. Маюри смотрит на нее в ответ, как на мохнатого рыжего паучка в банке: такой маленький, бестолковый, все носится-носится по дну, скользит лапками по стенам и пытается взобраться выше.
А выше только крышка.
Пора ее отвинтить, выложить паучка на лабораторный стол, вскрыть ему брюшко и узнать наконец, что же внутри такого особенного.
— У меня есть просьба.
Голос у Орихиме тонкий и ломкий. Она знает, что должна, обязана и все равно будет помогать, что бы ей сейчас ни ответил капитан Куроцучи. Но все равно хочет попытаться.
Со стороны она кажется самой себе ужасно жалкой и, сглотнув, торопливо поправляется, стараясь говорить уверенней:
— Условие. У меня есть условие.
Она помнит разметаемую ветром горстку пепла перед собой: крыша Лас Ночес такая гладкая и ровная, что выдувает даже песок из мелких трещин, куда там пеплу.
Она думает, что все получилось не так. Все как-то неправильно: начиная с солнца под куполом и заканчивая луной в небе.
Начиная с Айзена и заканчивая пришедшим за ней из Каракуры Куросаки-куном. Где-то что-то пошло не так, а потом просто шло-шло-шло дальше само по себе, и Орихиме не могла ничего исправить. А она очень хотела.
Все еще хочет.
Потому что все должно было закончиться иначе, не так, как есть.
Не так несправедливо.
— Нему, — капитан и отец Куроцучи Маюри скрипит шестернями, выкручивая голову себе за спину, и щелкает пальцами.
Лейтенант и дочь Куроцучи Нему отделяется от стены, сгибается на шарнирах и коротко кланяется. Отец-кукловод отдается приказ дочери-марионетке.
Они оба в белых лабораторных халатах, таких больших и свободных, что, кажется, раскроются парусами, если подуть как следует.
Орихиме нервно теребит рукава скрывающего реяцу плаща, чтобы унять дрожь. И чувствует, как холодная и фарфорово-гладкая рука ложится ей между лопаток, чтобы подтолкнуть в нужном направлении.
Нему провожает Орихиме в соседний зал лабораторий: большой, полутемный, с единственной лампой по центру и высоким стулом, похожим на живое существо. Кажется, оно выломалось-изогнулось в странной позе и только и ждет того, кто опустится на сидение. Чтобы расправиться обратно, схватить, стиснуть изо всех сил и сломать.
И лампа, и стул — здесь все неродное, чужое, принесенное извне. Орихиме замечает желоба в стенах и темные пасти-жерла гигантских труб. Ноги холодит сквозняк, и по полу шуршит-стелется, пересыпаясь к дальним углам, песок.
— Не волнуйтесь, — ровно произносит Нему, продолжая настойчиво подталкивать вперед, к стулу-чудовищу.
Орихиме не может понять: она так успокаивает? Советует? Предупреждает? Отдает приказ? Нему для нее ничуть не понятнее, чем тот стул. Орихиме даже чудится, что у него на глазах повязка, а под ней щелкают маленькие рты, и из-за этого очень страшно прислоняться затылком к его резному лицу. Горбинка выступающего носа дает жутковатую тень на гладкое дерево.
— Садитесь сюда.
Орихиме колотит так, что зубы стучат — у нее, а не у стула под повязкой. Хотя там наверняка тоже что-то щелкает — она слышит. Почти как часовой механизм капитана Куроцучи, почти как шарнирные суставы лейтенанта Куроцучи.
— Скажите, когда будете готовы, и я запущу преобразователь, — говорит Нему. — Вспомните, что вам говорил Маюри-сама, и ничего не бойтесь. У вас все получится.
Она помогает Орихиме усесться — взобраться на верхотуру, как в орлиное гнездо: прижимает ее затылком к спинке стула, так, что в макушку упирается выступ-нос, а сама отходит в темноту. И темнота отступает от нее: целая стена вспыхивает рассеянными красными огоньками, ночным небом с озлобленными звездами. Углями в темноте.
Целая скала из углей, которые помогут сделать все, как надо. Как должно.
Нему ненадолго возвращается: только чтобы расправить на Орихиме юбку и высыпать ей на колени костяные осколки и смешанный с пеплом песок. А потом снова отходит к стене и, пощелкав тумблерами, замирает рядом с большим рычагом. Ждет отмашки.
Орихиме все ерзает на стуле, пытаясь настроиться на правильный лад, но почему-то не получается. Отвлекает все: начиная с перемигивающейся теплыми угольками стены и заканчивая жестким сидением. В голове красивым блестящим водопадом носятся в панике рыбки-завитушки. И вместе с ними мелькают смутные мысли о том, что делать, и как все исправить — у нее нет даже примерного плана, ни единой идеи с чего начать. Но Орихиме надеется, что разберется на месте и всех спасет. Как Куросаки-кун.
Да, совсем как он.
Надо только взять себя в руки.
Она делает несколько успокаивающих вздохов, болтая ногами в воздухе, совсем как в детстве, и пытается дотянуться носками до пола. Нужно взять и придумать, как все поправить: как-то найти то самое место, где свалялись все нитки, и нарушился узор. А потом развязать узел и начать все сначала.
Но Орихиме со своей неправильной справедливостью и беспомощной силой Бога может только прыгать в заячьи норы и прятаться в других мирах. Умеет только отрицать.
— Я готова.
Она накрывает ладонями заколки, и Нему опускает рычаг. Угли-индикаторы гаснут, и на центральном табло вместо ноля вспыхивает единица. Теперь остается только пристегнуть ремни и приготовиться к путешествию Алисы в Страну смертельных Чудес.
Ханагику тяжело, с присвистом, выдыхает у Орихиме над ухом, и Шун Шун Рикка послушно отрицает несправедливость.
Айзен говорил, что по силе она может сравниться с Богом. Только вот незадача: у Орихиме в голове рисовая каша, деревянная стружка и ржавые гвозди.
— За тобой пришли, Иноуе-сан, и уже ждут снаружи, у ворот школы. Поторопись, пожалуйста, мы же не хотим неприятностей, верно?
Сенсей стыдливо прячется за журналом. Плечи вздрагивают. Правильно, незачем ввязываться, если ничего не исправить.
Орихиме собирает вещи в сумку и выходит в пустой коридор.
Она в последнем классе, не умеет лечить и выводить за руку с того света. Она никогда не была в Готее, не уходила с Улькиоррой в Уэко Мундо. Куросаки-кун не отправлялся с командой спасателей в другие миры, его не предавали фуллбрингеры, и он не ломал занпакто в бою с квинси. Здесь нет арранкаров, квинси, шинигами и результата их перемножения. Здесь есть группировки и школьники, оказавшиеся в самом центре разборок за передел территории.
Орихиме спотыкается, сбивается с шага. На секунду у нее сбивается дыхание, и перед глазами вспыхивают цветные круги.
Здесь нет Шун Шун Рикки, но сила все еще в заколках.
Ценность Орихиме все еще в заколках: микрочипы и короткий код, который дает доступ к разработкам родителей. Самый большой на свете секрет для самого настоящего бессмертия.
Ценность Орихиме в близости к Куросаки Ичиго.
Ежась и кутаясь в толстый и длинный шерстяной шарф, она останавливается на крыльце у главного входа школы, под козырьком, и оглядывается. За воротами припаркован тонированный черный минивэн с заляпанными грязью номерами. Охранников на посту нет, идут занятия. Если вдруг станет одной Орихиме меньше, никто не заметит и не поднимает тревоги.
Даже если тетушка со всех ног бросится в Каракуру и поднимет на уши всю полицию.
Орихиме дышит на замерзшие руки.
В прошлый раз — тот, настоящий, — Улькиорра дал браслет, который должен был отвести всем глаза. Сделать ее бесплотной и cтереть о ней все воспоминания. В этот раз — теперь, справедливый, — Орихиме сделали невидимой безо всякой духовной силы. Оказывается, так тоже можно: нужно всего-то немного страха, чуть больше жестокости и несколько невинных жертв.
Орихиме нерешительно топчется на крыльце и ждет, сама не зная, чего именно: когда к ней придет смелость шагнуть вперед, когда сверху свалится метеорит или директор высунется из окна своего кабинета с громкоговорителем, чтобы ее подбодрить.
Орихиме ждет, пока распахнется дверь с водительской стороны, и на холод высунется Гриммджо.
— Эй, ты! А ну двигай сюда!
Пар от него так и валит. Внутри салона, наверное, очень тепло. Орихиме поправляет ремень сумки на плече и идет к минивэну. Все повторяется — опять и еще, по новому кругу. Но теперь идет так, как должно, как положено, даже если нет никаких арранкаров и Хогиоку. Потому что Орихиме, Куросаки-кун, заколки и Улькиорра — есть.
А это главное.
— Давай, шевели булками, — Гриммджо заталкивает ее внутрь салона, в пустое пространство, освобожденное от пассажирских кресел, и захлопывает боковую дверь.
Орихиме опускается на пол — ее ждет тонкая квадратная тряпка, собачий коврик, — и подтягивает колени к подбородку. След от чужой ладони горит огнем между лопаток. Единственной ладони — вместо второй руки у него завязанный узлом пустой рукав.
Минивэн трогается.
— Не пытайся сбежать, если не хочешь, чтобы кто-нибудь пострадал, — предупреждает Улькиорра и бросает короткий взгляд в зеркало заднего вида, на нее, прежде чем повернуть ключ зажигания.
— Как скажешь, Улькиорра-кун, — коротко произносит она.
Они успевают ненадолго встретиться взглядами, и Орихиме кладет голову на бок, касаясь щекой скрещенных рук — чтобы и дальше видеть, что происходит в передней части минивэна.
Плечи вздрагивают, но Улькиорра больше не оборачивается. Он сидит неестественно прямо и смотрит только на дорогу — точно так же вел Орихиме по проходу между мирами.
Странно, но она почему-то считала, что все будет совершенно иначе: может, в этом мире не окажется ее самой, Айзена или смерти родных. Или Куросаки-куна. Или всей этой бесконечной войны. Или все получится как в манге про попаданцев в другие миры — Орихиме всегда любила читать такие истории: магия, превращения, битвы, накама.
Ей это очень нравилось — представлять себя принцессой в платье-паутинке и летать по ветру, выдумывать ракетницы из рук и лазеры из глаз, вдохновлять на бой и ждать с войны, — до того момента, как оказалось, что все существует на самом деле.
И вот теперь снова.
Орихиме ничего не ждет, ни на что не надеется, но почему-то все подстраивается под нее само. Почти как дома. Даже Улькиорра и Гриммджо такие же: просто чуть больше жизни, чуть меньше бледности, кровь горячая, как у людей, а вместо костяных масок — татуировки. У Гриммджо она в пол-лица, а у Улькиорры ее линии уходят под волосы. И вместо дыр Пустых наверняка шрамы от пуль.
Этот мир все оставил на своих местах, только вычеркнул сверхъестественную силу.
Орихиме осторожно отводит в сторону ствол гранатомета носком туфли, чтобы темное дуло не смотрело прямо на нее — неуютно. На поворотах ее потряхивает, и очень хочется за что-нибудь уцепиться. Хочется — за плечо Улькиорры, но получается только за подголовник водительского сидения.
Сквозь толстый слой тонировки все темно-серое, выцветшее и полумертвое. Как в Уэко Мундо. Даже солнце в тучах больше похоже на белую рогатую луну.
— Держись подальше от окон, — предупреждает Улькиорра.
И Орихиме, успевшая податься вперед, покорно отодвигается обратно вглубь салона. Дело не в том, чтобы не было видно ее — салон и так не видно снаружи, тонировка. Дело в том, чтобы не было видно ей. Власть и влияние. Принуждение.
Почти как ее комнатка в Лас Ночес с узкой прорезью оконца под самым потолком.
Орихиме-из-этого-мира страшно напугана: ее еще нигде не запирали и никуда не забирали, только грозились, что однажды придут за ней, как за родителями и братом, и никакой Куросаки-кун ее не защитит. Орихиме-пришедшая-все-исправить надеется, что справится сама.
Гранатомет без подствольника подскакивает на рытвинах и заваливается на поворотах вместе с ней — их обоих везут к Айзену, — раньше опасный, а теперь пустой внутри груз.
Орихиме-здешняя, которая выросла в семье ученых, работавших под колпаком правительства, и прилежно проучилась одиннадцать классов, знает, что все случилось из-за заколок. Орихиме-чужая, которая отрицает несправедливость и ищет мир, где все останутся живы, уверена, что все случилось из-за Куросаки-куна.
Они вместе — одна целая Орихиме с чесночно-яблочной рисовой кашей в голове — прекрасно понимают, что все очень просто: таков порядок вещей.
— …Тоже скоро явится, — ворчит под нос Гриммджо, развалившись на переднем пассажирском сидении и закинув ноги на приборную панель.
Орихиме замечает его оскал в широкой полоске зеркала заднего вида. Татуировку перекореживает так, как никогда не корежило маску Пустого.
— Куросаки твой. Притащится обязательно, — поясняет Гриммджо, поймав ее настороженный взгляд, и облизывается. — С него должок.
А потом смеется: негромко и зло, так, что Орихиме сразу понимает: кое-что здесь иначе. Здесь умирают чаще, ненавидят сильнее, и ее Шун Шун Рикка не воскрешает погибших. Не отращивает заново руки.
— Хватит, — прерывает его смех Улькиорра.
— Эй, — с ухмылкой продолжает Гриммджо, будто и не слыша его. — Если хочешь, высунься в окно. Поорешь как следует, может, и заметит кто. Может, и Куросаки передаст. Ну? Опустить стекло или нет?
— Я сказал, хватит, — Улькиорра повышает голос и снова переводит взгляд на Орихиме в зеркало заднего вида. — Айзен-сама приказал сделать все быстро и тихо. Что именно тебе непонятно из слов «быстро и тихо»?
— Задолбал уже со своими приказами, — огрызается Гриммджо, отворачиваясь. — На дорогу смотри, придурок, а то груз своего «Айзена-сама» не довезешь.
У Улькиорры дергается щека.
— Все в порядке, правда, — быстро произносит Орихиме, надеясь, что голос ее не выдает.
Чем быстрее они доедут, тем лучше.
Потому что Гриммджо во всех существующих мирах инстинктивно чувствует слабость — чужую и свою. Лучше всего он распознает страх и жалость — и убивает за оба. И наверняка не оставит от Орихиме даже мокрого пятна на коврике, если узнает, что она их обоих — таких озлобленных и одиноких, — жалеет, как никогда в жизни.
Минивэн встряхивает еще раз и заваливает на повороте: они ныряют в переулок и несутся по узкой полутемной дороге. А потом Орихиме различает створки открывающихся ворот и обшарпанный грязный дворик. Горы ящиков, пахнет рыбой и морем, вокруг суетятся люди в серых комбинезонах.
В воздухе стелется грязно-белый дым.
Дверь в салон распахивается, и Гриммджо вытаскивает Орихиме точнехонько в лужу — в самое отражение неоновой вывески отеля. Над головой, за неровным волнистым краем лужи, отсвечивает указатель аварийного выхода.
— Бегом давай, Айзен хочет тебя видеть, — Гриммджо, выбравшийся наружу первым, рывком открывает дверь в салон, хватает Орихиме за плечо и ведет к входу. — Заждался уже, чтоб его.
Впереди полутемный коридор с мигающими лампами и стенами, выкрашенными в монотонный серый. Распахиваются боковые двери и мимо — Орихиме ненадолго тонет в звоне посуды, гомоне, шипении масла на сковородах и мешанине самых разных запахов, — проносят чан с помоями.
Гриммджо идет первым, Улькиорра замыкает. Они направляются к лифту.
Орихиме-из-этого-мира постоянно оборачивается, в надежде, что он где-нибудь задержится — на один страх меньше. Орихиме-не-из-этого-мира оборачивается на поворотах, чтобы увериться, что он не отстал.
Цельная Орихиме, та самая, которая все еще не знает, как обмануть смерть и победить несправедливость, ловит взглядом его тень, чтобы убедиться, что все идет как надо.
Двери лифта расходятся в стороны.
— Сама знаешь, что будет, если попробуешь удрать, — напоминает ей Гриммджо.
Орихиме в его голосе улавливает нетерпение и ожидание. Вызов ей. Провокацию. «Давай, беги, беги прямо сейчас, у тебя еще есть шанс». Действительно, у нее море шансов, а у них — Куросаки-кун и вся Каракура в распоряжении, чтобы отыграться. Кого удастся спасти без заживляющих кидо и духовной силы?
Кабину лифта мелко потряхивает между этажами, неровно гудят механизмы снаружи. Лампа под потолком пару раз мигает, и меняются цифры на матовом экране. Орихиме-из-другого-мира вспоминает стену углей, табло из маленьких ламп и горящую на нем единицу. Орихиме-из-этой-реальности выходит из лифта и оглядывается.
Этаж опоясывает широкий балкон: по такому они могут пройтись, держась за руки, все трое. Светлый пол, выложенный блестящей и скользкой плиткой. Широкая полоска ковра. Орихиме крутит головой, рассматривая резные колонны и узор на поручнях ограды у самого края, а потом заглядывает и за них, вниз. Там, далеко, в центре приемной залы на первом этаже шипит и пенится неглубокий фонтан: статуя, что-то западное, незнакомое, и целое озерцо вокруг нее. Мелкое, беспокойное, с целым выводком красно-золотых рыбок.
Падать отсюда до них будет высоко, приземляться — больно, а умирать — быстро.
Орихиме стискивает перила изо всех сил, вглядываясь в мельтешение под водой. Она не боится перевалиться за перила, упасть и утонуть — рыбки в фонтане для нее как родные.
Она боится не успеть.
Улькиорра стискивает плечо Орихиме — неожиданно сильно и болезненно — и оттягивает от перил.
— Какого хрена вы там залипли? Или полетать захотели оба? Двигайте сюда! — орет им ушедший вперед Гриммджо.
Улькиорра бросает на него короткий взгляд, и снова смотрит на Орихиме: внимательно сощурившись, оглядывает с ног до головы и, кажется, вот-вот что-то скажет.
— Ну? Кто всю дорогу ныл про своего Айзена-сама? Или так и будешь с ней стоять? Втрескался, что ли?
Улькиорра поджимает губы и ведет Орихиме дальше за нетерпеливо морщащимся Гриммджо: вперед, направо и через длинный коридор к дверям из белого дерева, у которых тот и останавливается. И Орихиме снова замечает на его лице ту неприятную усмешку, прежде чем Улькиорра заводит ее в комнату и закрывает за собой двери.
Сначала ей кажется, что все изменилось: вместо пустого зала их встречают в апартаментах, Айзен сидит в мягком дорогом кресле вместо каменного трона, а Халлибел в строгом офисном костюме и с записной книжкой в руках. Потом до Орихиме доходит: если снаружи что-то и изменилось, то внутри — ничего. Глубоко внутри она снова представляет себе, что засунула голову в аквариум, и вокруг, в колышущихся водорослях, рыбки-завитушки гоняются за хвостами друг друга и складываются в картинки-воспоминания. Беззвучно раскрывают рты под водой и говорят, что все здесь ненастоящее: это не ее, Орихиме не отсюда и вернется обратно, когда все получится. Говорят, что важно только вытащить всех.
Важно, то, зачем она здесь.
И она здесь: сидит напротив Айзена на каком-то нелепом мягком пуфике и вдруг понимает, что далеко-далеко, в мире сахарной ваты и круговорота перерождений, ей в затылок дышит деревянный нос.
Орихиме вздрагивает-выныривает и вскидывает глаза.
— Думаю, мы поняли друг друга, Иноуе-сан, — Айзен склоняет голову набок, ожидая, что она скажет что-нибудь в ответ.
А Орихиме на самом деле снова все пропустила и ничегошеньки не поняла. Но ей и не нужно: заколки-Хогиоку-Куросаки-Ичиго-весь-мир-вся-вечность-хоть-капелька-понимания — что еще может быть нужно Айзену? Халлибел за его спиной и отбивает ручкой мелодию по кожаному переплету записной книжки: «Кагомэ-кагомэ…».
— Иноуе-сан — наша дорогая гостья, — говорит Айзен. Орихиме он видится бумажной фигуркой: красиво покрашен, с целым набором одежек и рисованных друзей — осталось только продеть уголки в разрезы на картоном фоне. — Улькиорра-кун, проводи ее до комнаты и проследи, чтобы Иноуе-сан ни в чем не нуждалась.
Орихиме торопливо кивает, поднимается, и Улькиорра берет ее за локоть, чтобы вывести в коридор. Здесь и сейчас все проходит быстрее и проще: никаких демонстраций и убийств, никакой борьбы за право быть в Эспаде, Люппи нет в свите. Гриммджо не встречает их за дверями, и он не сможет вернуть себе потерянную руку, что бы ни стало в этом мире причиной ее потери.
Орихиме обнимает себя за плечи — ее колотит.
Здесь она никому и ничем не может помочь. И не должна.
— Сегодня мы видимся второй раз, — неожиданно произносит Улькиорра, останавливаясь перед ней, и продолжает: — Ответь: откуда ты знаешь мое имя? Ямми не называл его, когда мы пришли за тобой в парк. Откуда ты меня знаешь?
Орихиме закусывает губу, чувствуя, как в груди разливается приятное тепло, и дрожь отпускает. Он мог бы спросить тысячу и одну вещь или просто промолчать.
— Поверишь, если я скажу, что знаю тебя уже очень давно, Улькиорра-кун?
Он снова хмурится и непонимающе кривит губы. Орихиме очень хочется протянуть руку, чтобы разгладить ту складочку у него на лбу. Ей почему-то становится так легко и хорошо после его вопроса, будто все уже позади, все исправлено, и они оба вернулись обратно.
— Я пришла из другого мира, чтобы спасти твою жизнь, — серьезно произносит Орихиме. Совсем немного возмездия во имя рогатой луны. — Покажешь, где здесь моя комната?
И все же протягивает к нему руку. Улькиорра ее конечно перехватывает — машинально, не задумываясь, не отводя взгляда от лица Орихиме. Но потом не отпускает, только продолжает удерживать в воздухе, сжимая запястье.
Орихиме кажется, что они так стоят очень долго: все время этого мира, и еще чуточку дольше — ровно столько, сколько нужно, чтобы она бесконечное количество раз успела мысленно рассказать Улькиорре свою историю от самого начала и до конца.
Рассказать о тлеющем в ней, как целая стена углей, чувстве вины.
Только когда он разжимает захват и, сунув руки в карманы, уходит вперед, Орихиме вспоминает, что вообще-то безнадежно опаздывает и должна поторопиться сделать хоть что-нибудь.
— Ты странная, — не оборачиваясь, произносит Улькиорра. — Следуй за мной. Соседний коридор и до конца, твоя дверь — последняя.
— Пожалуйста, послушай меня, — настойчиво говорит Орихиме, нагоняя его. — Скоро здесь будет Куросаки-кун. Я не знаю, когда точно, но он придет не один. Вам придется с ним сражаться, и ты его встретишь одним из первых. Раньше ты был сильнее, и вы просто дрались...
— Этого не будет, — перебивает ее Улькиорра, глядя перед собой. Он ведет Орихиме вдоль балкона, дальше и дальше мимо белых дверей с золотыми номерными пластинками. — За тобой не придут. Гриммджо не удастся отомстить. Все уже закончилось.
Они доходят до поворота в следующий коридор в тишине, прежде чем он продолжает:
— Одновременно с нами, Айзен-сама отправил двоих к Куросаки. Люппи и Ямми
И Орихиме совершено не нравится этот новый взгляд — сосредоточенный и оценивающий, — который Улькиорра на нее бросает.
— Если ты знаешь меня, то знаешь и их. Знаешь, что их хватит, чтобы убить всех твоих друзей. И не важно, где они укрылись.
Орихиме-из-этого-мира покрывается липким холодным потом: она помнит, что случилось в Центральном парке, и в каком виде Урахара Киске забирал к себе Куросаки-куна. Орихиме-уже-прошедшая-через-это заставляет себя унять дрожь, она уверена: Ямми Лларго и Люппи Атеннор не вернутся с задания.
Цельная Орихиме идет по коридору, считая про себя шаги и повторения узора по кайме ковра.
— Ты догадывалась, что Айзен-сама не составит вас в покое, — продолжает Улькиорра. — Нельзя было верить ему на слово. Нельзя было выходить из школы. Но ты все равно села в машину. Зачем?
Он останавливается у коридорного тупика с последней дверью, но не открывает ее. Только смотрит на Орихиме через плечо и повторяет:
— Зачем?
Орихиме разглядывает контуры его маски, змеящиеся по шее под воротник и уходящие по скуле и лбу под челку. Кончики волос у него неровные и секутся.
Орихиме отводит взгляд и пожимает плечами.
— Ты или слишком умна, или очень глупа, Иноуе Орихиме.
Ее комната ничем не отличается от обычного гостиничного номера — в похожий заселили их с Тацки, когда Орихиме ездила сопровождать ее на соревнования уровня префектуры. Небольшая, уютная, с кремовым покрывалом на постели. Только окна тогда не были зарешечены — это единственное, что напоминает Орихиме об Уэко Мундо.
Гостиничный столик на колесах, накрытые салфетками тарелки. Улькиорра за спиной. Где-то внизу бьют часы — время обеда, прошло столько времени, а она и не заметила.
— Ешь, — приказывает Улькиорра и указывает подбородком на столик, когда Орихиме оглядывается. — Не вздумай объявлять голодовку, заставлю силой.
Она делает несколько шагов вперед и заглядывает под салфетки.
— Тут много, на двоих хватит. Останешься? — предлагает Орихиме, указывая на остывшие булочки с карри. — Хочешь что-нибудь попробовать?
Улькиорра качает головой и пятится, чтобы не выпускать ее из виду, в коридор. Он уже закрывает за собой двери, когда Орихиме, заглянув во все тарелки, успевает крикнуть:
— Тут есть пончики с огуречным кремом, не хочешь попробовать?
Щелкает замок, но Орихиме совершенно не думает, что делает — кроме того, как половчее перехватить палочками кусок и, подстраховав ладошкой, не уронить его форменную юбку. А еще о чем рассказать дальше: после рецепта тетушкиных пирожных, домашнего задания по истории и того, как ей страшно спать без включенного торшера-ночника.
Улькиорры наверняка уже давно нет с другой стороны дверей: он ее отвел в комнату, запер, и оставил за решеткой наедине с пончиками. Приказ Айзена выполнен, можно заняться своими делами.
Но он все еще может быть там. А у у нее каждая минута на счету.
Орихиме какое-то время бродит по комнате из угла в угол — пока ей еще есть, что рассказывать, и пока голос не хрипнет. А потом ложится на кровать, обняв подушку, и ждет. Все то же самое, ничего не изменилось, но Орихиме все равно не может выйти. Не может предсказать, как пойдет дальше. И без духовной силы даже не чувствует, есть ли рядом кто-нибудь еще.
Уже началось или еще нет.
Лоли и Меноли все те же, даже платья с короткими юбками и белого цвета. И ненавидят все так же. И завидуют все так же. И почти пустой поднос с остатками ужина переворачивают перед ней тем же самым движением.
Только Орихиме ничем не может им помочь: ни налетевшей виском на край тумбочки Меноли, ни скулящей у кровати Лоли. С ногой у нее что-то не в порядке, точно, но она даже не дает к себе приблизиться. Только визжит и размахивает руками.
— Зачем так жестоко? — спрашивает Орихиме.
Гриммджо только сплевывает и выволакивает ее за руку из комнаты. В коридоре повсюду горят лампы в стеклянных цветочных плафонах.
— Зачем так с ними? — повторяет она.
— Зачем-зачем, вот заладила, твою мать! — бросает он на ходу. Пустой рукав хлопает по спине. — Заело, как Улькиорру. Тебе какое до них дело?
— А вам? — Орихиме упирается пятками, собирает ковер складками, и представляет себя морским якорем, который оброс целым коралловым рифом за давностью лет. Помогает — Гриммджо останавливается. — Вам всем какое дело?
— Класть мне на всех, — тот дергает плечом, но все равно не выпускает ее руку. На запястье уже расцветают красные пятна. — Но ты — это совсем другое.
— Почему?
— Потому что не должна сдохнуть раньше, чем придет Куросаки, — просто отвечает он, и Орихиме не нравится эта убийственная честность. — Сначала я тебя ему покажу, живую и непуганую, а потом у него на глазах сверну шею, как куренку. Что, нравится? — Гриммджо дергает ее на себя и наклоняется, приближая свое лицо к лицу Орихиме. — Думаешь, хватит одной тебя за мою руку? Сорвет ему башню или нет? Или еще кого-нибудь у него забрать?
— Гриммджо. Убери руки.
Улькиорра останавливается у перил и смотрит на них исподлобья. Руки у него в карманах, и теперь, без Серо и «футляра отрицания», Орихиме, наверное, впервые не знает, чем все закончится. Иногда нож может бить сильнее, чем кидо или духовные способности.
— Повторяю еще раз. Руки. Если она не сможет работать с Айзеном-сама, виноват будешь ты.
— Руку, ублюдок. Теперь только одну, — бросает Гриммджо. И, выпустив запястье Орихиме, делает несколько шагов к нему навстречу. — Давай, тащи ее к Айзену. И пожалуйся на меня, ты же это так любишь...
Улькиорра мгновенно оказывается рядом — Орихиме успевает только неловко дернуться, — и, схватив его за ворот куртки, впечатывает спиной в колонну у перил.
— Надо же, как завелся, — ухмыляется Гриммджо. — Что, уже успел ее оприходовать? Быстро ты.
— Заткнись, — голос Улькиорры тяжелеет.
— Хватит, пожалуйста, — Орихиме приближается к ним, переводя взгляд с одного на другого. — Не нужно драться.
— Или вы старые знакомые? А? Смотри, как задергались оба. Может, ты и к Айзену из-за нее пошел, а?
Гриммджо кажется расслабленным — только прищур выдает. Почти. И когда Улькиорра расслабляет захват, чтобы другой рукой замахнуться и ударить, выворачивается. Давит, перехватывает — Орихиме толком не видно из-за его спины, что там происходит. Только она успевает заметить, как Гриммджо почти опрокидывает Улькиорру на спину и прижимает к перилам, удерживая того над пропастью из этажей.
И это очень-очень плохо.
— Пасть на меня не разевай, понял? — цедит Гриммджо, давя и давя сильнее на Улькиорру. Мышцы его руки напряжены до предела, и вздуваются вены, там, где в нее вцепился Улькиорра.
Улькиорра со свистом втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.
— Прекратите оба! — Орихиме хватает его за плечо и тянет пустой рукав на себя. — Да хватит же!
— Отвалила живо, — не оборачиваясь, рявкает тот. — Потом к нему обжиматься полезешь.
— Если что-нибудь с ним случится, я прыгну!
— Чего? — Гриммджо морщится, оглядываясь на нее. — Да ладно.
— И тогда ничего с местью Куросаки-куну не получится, ясно?
Он фыркает.
— Твоя женщина тебя спасла, — ухмыляясь, сообщает Гриммджо и отпускает Улькиорру. Орихиме едва успевает схватить его за руку, чтобы помочь поймать равновесие. — Охренеть, какая бойкая. Даже жалко тебя. Что, Айзен запретил меня убивать, да? Тогда терпи.
Улькиорра смотрит ему в спину, сжав губы с тонкую линию.
— Теперь я понял, — наконец произносит он. — Ты действительно слишком глупа. Особенно, если считаешь, что можешь угрожать подобными вещами.
— Я бы действительно прыгнула, — пожимает плечами Орихиме. Она учится убийственной прямоте у Гриммджо: — Айзену нужны заколки, Гриммджо нужен Куросаки-кун, но без меня ничего не получится.
— В таком случае, что нужно тебе?
— Не дать тебе умереть, — серьезно произносит она.
Улькиорра ненадолго прикрывает глаза.
— Тогда подчиняйся Айзену-сама и делай все, чего он потребует. Иди за мной.
И она идет.
Орихиме-из-этого-мира в панике, хочет бежать, не хочет сдаваться и не верит, что они проиграют. Орихиме-из-другого-мира знает, что пробудет здесь недолго. Цельная-Орихиме понимает, что сопротивляться бесполезно, и соединяет заколки в карту-идентификатор, а потом подключает ее к ноутбуку.
Айзен за ее спиной ждет результата, Халлибел договаривается по телефону, а Улькиорра просто смотрит. Иногда — на кольцо будущих синяков на руке Орихиме, она ловит этот его непонятный взгляд. Иногда — на монитор.
Точно не смотрит на Айзена и на нее, когда Орихиме пытается встретиться с ним взглядами.
Код Хогиоку загружается долго. Орихиме досчитывает рыбок-завитушек до миллиона, успевает заметить, как дрожат пальцы Улькиорры — он стискивает их в кулаки и снова прячет руки в карманы, — и вводит пароль в ответ на аутентификационные запросы столько раз, что уже перестает смотреть на клавиатуру. Ее пароль — «Ханагику» и длинная вереница цифр. А все, что ей остается — только подождать, когда установится соединение.
Остается подождать, когда все начнется.
Орихиме кажется, она предугадывает происходящее: видит совсем чуть-чуть, всего на пару мгновений вперед. И просыпается, как утром — за пару вдохов до того, как срабатывает будильник на телефоне.
Пожарная сигнализация накрывает оглушающим воем все этажи сразу.
— Улькиорра, проследи за всем и уведи ее, — приказывает Айзен, захлопывая ноутбук и подавая Халлибел знак идти первой. — Оставляю все на тебя, решай сам, как выбираться отсюда. Иноуе-сан нужна живой.
Улькиорра быстро выводит ее в коридор — в противоположную Айзену сторону, к лифтам. Орихиме даже догадывается, куда именно. Крыша. Только туда им нельзя, потому что Куросаки-кун и Гриммджо запросто поубивают друг друга, а она не сможет даже помочь им дождаться приезда скорой.
И оживить пустоту в дыре вместо сердца — тоже.
Пассажирские лифты не работают, лифт для персонала ползет слишком медленно, а до грузового им добираться через весь этаж — в аварийном освещении этажей и с работающими разбрызгивателями. Откуда-то снаружи доносятся полицейские сирены.
Орихиме уверена — это знак.
— К лестницам, — командует Улькиорра и тянет ее за собой.
— Подожди, пожалуйста, нам нужно совсем не туда, я точно знаю, — давясь через слово собственным дыханием, произносит она.
— Ошибаешься, — коротко возражает он.
— Ты погибнешь, если мы выйдем на крышу! — выпаливает Орихиме.
Она вся мокрая, продрогла, и вода заливает ей глаза. И еще она чувствует, что это — тот самый шанс.
— Думай о своих друзьях. Думай о Куросаки. Думай о себе. Что с тобой не так, Иноуе Орихиме? Какое тебе дело до моей жизни?
Улькиорра чудовищно бледный в тусклом аварийном освещении, у него холодные руки, и из-за криков, сигнализации, выстрелов и сирен Орихиме не разбирает даже половины того, что он говорит.
Но ей это и не нужно. Главное — чтобы разобрал и услышал он.
— Я здесь, чтобы тебя спасти, Улькиорра-кун, когда же ты поймешь!
Он — первый, с кем так получилось. С кем не получилось вовсе.
Даже брата Орихиме по-своему смогла спасти и успела попрощаться. Но не с Улькиоррой.
— Чушь. Ты и полдня меня не знаешь.
Орихиме качает головой и не трогается с места.
— Полтора года. Я знаю тебя два дня и помню полтора года! — невнятно произносит она — от холода стучат зубы.
Улькиорра наконец поворачивается и смотрит ей в глаза, как тогда. Как на крыше Лас Ночес. Как будто вот-вот все закончится.
Но в этом мире и полдня не прошло: здесь все совсем иначе, все слишком быстро, Орихиме купилась на общую суть и пропустила остальное. Никто не играл с ней в поддавки.
— Не надо умирать, Улькиорра-кун, хорошо?
Ей кажется, он поддается — весь этот дурацкий ущербный мир снова поддается, прежде чем выгнуться, вывернуться и залепить ей звонкую оплеуху. И у Орихиме все еще хороводы золотисто-зеленых рыбок перед глазами, а Улькиорра уже загораживает ее.
От Куросаки-куна.
Потому что здесь от него иногда нужно защищать. Здесь он выживал совершенно иначе — без силы квинси, шинигами и Пустого, один на один со всеми из района Готей каждый день. Он весь в застывшей багровой корке бинтов, лицо разбито, глаза мутные-мутные, но рука крепко держит пистолет и совсем не дрожит.
Орихиме-из-этого-мира вспоминает все его драки, все проломанные черепа, все разбирательства и приводы в полицию, все, что он нем говорят в школе, и все, что она видела своими глазами.
Орихиме-пришелец помнит совсем другого человека.
Цельная Орихиме чувствует странное жжение в висках, там, где должны быть заколки, и понимает, что это — тоже знак.
— Иноуе.
Он такой же злой и поломанный, как Гриммджо, как другие.
Орихиме не нравится этот мир, если он может испортить даже Куросаки-куна.
— Не двигайся, — предупреждает ее Улькиорра. — Он под наркотиками.
— Отпусти ее и отойди в сторону, — старательно выговаривая каждое слово, приказывает Куросаки-кун. — Медленно. И подними руки, чтобы я их видел.
Рукоять пистолета Улькиорры торчит у него за поясом — со спины, и Орихиме достаточно только потянуться нему.
— Куросаки-кун, не нужно этого делать, — просит она.
Проблема в том, что они обязательно друг друга убьют — как только начнется стрельба, этот мир войдет точно в ту же колею.
— Улькиорра-кун мне ничего не сделал, он поможет мне выбраться, правда? — Орихиме оглядывается на него с молчаливой просьбой в глазах.
— Вот только сейчас давай обойдемся без этого! — вскидывается Куросаки-кун. — После всего, что случилось, ты продолжаешь его выгораживать! Напомнить про Рукию? Про остальных? Отойди от него, Иноуе, я серьезно! — он взводит курок.
— Не пытайся ей угрожать, — медленно произносит Улькиорра, выставив одну руку так, чтобы загородить и оттеснить Орихиме назад. — Опусти пушку.
Лампы мигают, ненадолго все погружается в темноту. А потом одна из них взрывается прямо над их головами, и Орихиме в снопах искр видит, как на Куросаки-куна со спины бросается огромная тень.
— Придурок, ты ее в заложники должен брать! — орет им Гриммджо, сбивая его на пол и выбивая из рук пистолет. — Вали отсюда, этот — мой!
С лестницы слышатся быстро приближающиеся голоса.
— Чего встал, дебил? Уходи! — рычит Гриммджо. — Иначе станешь покойником!
Здесь нет Серо, нет кидо-барьеров, нет волшебного исцеления и ресуррекшенов. Они с Куросаки-куном дерутся как люди, бьют, как люди, катаются по полу, опасно перекатываясь к перилам, и кровь из их ран льется на пол совсем обычная, человеческая, без духовных частиц.
Улькиорра достает из-за пояса пистолет и прицеливается: ствол какое-то время ходит из стороны в сторону, будто он выбирает. А потом останавливается.
И тогда Орихиме бросается вперед, выскакивая прямо перед ним.
Маюри предупреждал, что она поймет, когда наступит тот-самый-момент.
Куроцучи Нему говорила: «Вспомните, что вам говорил Маюри-сама, и ничего не бойтесь».
Куроцучи Маюри говорил: «Если умрешь, то постарайся сделать это с пользой».
На самом деле условий всего два: она сама должна дожить до того-самого-момента, а Улькиорра-кун должен его пережить.
Ей просто нужно что-то сделать в решающий момент. Принять решение и все изменить, главное только не опоздать. Главное — дождаться. И тогда он останется в живых, а она искупит свою вину за то, что не смогла его уговорить, удержать и спасти. За то, что так легко призвала на их головы Васто Лорде Куросаки-куна, но даже не попыталась остановить рассыпание Улькиорры-куна с помощью Шун Шун Рикки.
Эти ее навязчивая идея и давящий груз на плечах.
Секунды тянутся-тянутся-тянутся, как в боевике со слоу-мо, только все равно нельзя ничего исправить. Выстрелом Орихиме отбрасывает к перилам, и, взмахнув руками, она вываливается с балкона. Но почти сразу же чувствует рывок, и онемевшее плечо вдруг простреливает болью.
Улькиорра, согнувшись так, что вот-вот свалится сам, удерживает ее за руку.
— Не вздумай! — кричит он и с перекошенным от напряжения лицом пытается втянуть ее обратно.
А потом раздается несколько хлопков — откуда-то с лестницы, из распахнувшихся дверей, — и Улькиорра на перилах обмякает. Ладони, удерживающие Орихиме, постепенно разжимаются, становятся скользкими от крови.
Она слышит крики Гриммджо и Куросаки-куна, чужие голоса все ближе и ближе, топот ног, снова выстрелы — и Улькиорра, соскользнув с перил, падает вместе с ней. В его глазах еще остается слабый огонек сознания, когда они переворачиваются в воздухе: так, чтобы Орихиме оказалась при падении сверху.
Она видит фонтан: неглубокий, бурлящий розовой пеной — вода в нем насыщенно-красная от крови, — и с золотистыми рыбками, объедающими мясо с костей на всплывших кверху спинами телах.
Уже перед самым ударом Орихиме вдруг понимает, что все это время слышала не пожарную сигнализацию, а отчаянный вопль плавящегося Ханагику.
Орихиме срывается в кашель и царапает горло ногтями. Она вся мокрая от пота, трясется от страха и холода и долго не может понять, где находится. Кажется, вода все еще внутри, от нее никак не избавиться, даже если перегнуться через ручку кресла и заставить себя вытошнить все, что есть внутри.
Орихиме зажмуривается — рвотные позывы подкатывают к горлу, — и ее выворачивает на пол: желчью, слюной и желудочным соком. Соленой с медью кровавой воды из фонтана в рвоте нет.
— Возьмите, — Нему подает ей салфетки и стакан воды.
Орихиме, утершись, с трудом уговаривает себя сделать несколько глотков — только чтобы сполоснуть рот. Гадкий кисло-острый привкус смыть не удается. Левое плечо, ближе к ключице, ноет тупой болью, хотя оно точно цело.
У нее ничего не получилось.
Странно, если бы все вышло с первого раза — она же не Куросаки-кун — но все равно почему-то обидно. Орихиме машинально щупает заколки и почти сразу отдергивает руку — горячие. А один из лепестков по форме похож на круглый оплавившийся шарик.
Ханагику.
— Мне нужно туда, — сбивчиво произносит Орихиме. — Запустите все еще раз, я должна вернуться и попробовать снова
Нему стоит перед ней неподвижно.
— Почему нет? — наконец спрашивает Орихиме, пытаясь подняться.
Нему, качнувшись, подается ей навстречу, прижимая предплечья Орихиме к подлокотникам и не давая ей встать с места.
— Вы все просыплете, не двигайтесь, — предупреждает она, глядя Орихиме прямо в глаза.
От пепла с песком остались влажные грязные следы — и на ткани, и на костяных обломках. Но не осталось ни песчинки. Нему стряхнула?
— Почему мне нельзя вернуться? — упрямо повторяет Орихиме.
— Не вы выбираете.
— А кто тогда? Капитан Куроцучи? Урахара-сан? Кто выбирает?
Нему медленно переводит взгляд в сторону — к ее вискам. Там, где среди лепестков должна быть маленькая черная головешка.
— Я попрошу, и Шун Шун Рикка выберет правильно, — убежденно произносит Орихиме. — Дайте мне еще один шанс.
Похожий мир с похожей сутью обманул и запутал, но больше Орихиме такой ошибки не допустит. Она не поверит.
Нему молча отстраняется и обходит вокруг нее, замеряя тонкой пластинкой-экраном остаточный уровень реяцу. Потом вытирает пол вокруг кресла. Орихиме не видит на ее лице брезгливости — вообще ничего не видит, лицо Нему ей кажется красивой маской из матового пластика, — но все равно благодарит ее:
— Спасибо за то, что возитесь со мной, — неловко произносит Орихиме.
— Мне приказал Маюри-сама, — ровно отвечает та и, вернувшись из коридора, спрашивает: — Вы готовы продолжить?
Нему снова дергает рычаг, так и не дождавшись ответа, и счетчик на ламповом табло увеличивается на единицу.
Они проскакивают еще через четыре вероятности.
В одной из них Орихиме так и не дозывается Ичиго: он остается лежать на крыше с дырой в груди, мертвый, неподвижный. Так и не сумевший никого защитить. Орихиме удивляется, как в этом мире все успевают погибнуть так быстро: Исида-кун, убитый Улькиоррой, Кучики-сан и Абарай-сан, поднявшиеся за ними на крышу. Внизу остаются другие шинигами, но заколкам не нравится мир, и Нему уже переключает дальше. Поэтому Орихиме не успевает досмотреть, что же станет с этой реальностью. Хотя она и так знает, что точно ничего хорошего — без Куросаки-куна не может быть ничего хорошего, — но было бы полезно на это посмотреть.
Чтобы понять, почему им никак нельзя проиграть.
Почему ей самой нельзя больше проиграть.
В еще одной реальности она тоже не дозывается Ичиго, но совсем другого: Пустого, рогатого, с дырой в груди и рвущего Улькиорру на части. Позже он убивает и Орихиме тоже, потому что Пустые — голодные души и всегда тянутся к близким. К тем, кого оставили. Бессердечным и одиноким быть очень удобно, сожрать все, что дорого — проще простого, ведь тогда точно ничего не будет болеть.
В еще одной реальности с ней самой случается ерунда. Большая и тяжелая плита-ерунда. Куросаки-кун и Улькиорра не смотрят по сторонам, они смотрят друг на друга и сражаются — каждый с самим собой — друг с другом. Все вокруг ломается, трещит, плавится от Серо. Фонтанчики каменного крошева и пыли мешают дышать, и ничего толком не видно. А Орихиме просто случайно задевает.
И это больно и совершенно не смешно.
И это — алое пятно на белом-белом камне вместо живой Орихиме.
— Подождите! Пожалуйста, подождите немного! — кричит она.
Заколки не только отказались возвращать ее в-мир-без-силы, но и отвергают еще четыре мира. Орихиме так страшно, что она задыхается.
Нему смотрит на нее через плечо — рука все еще на рычаге, табло ненадолго гаснет, — и ждет отмашки. Орихиме видится осуждение в ее взгляде — мешать эксперименту из-за каких-то усталости и страха, как только можно.
— Еще минуту!
Она пытается отдышаться. Закрывает глаза, откидывает голову на спинку стула, и чувствует, как волосы на затылке снова раздувает чужое дыхание. Слабое, прерывистое, с запахом гнилой плоти. Орихиме кажется, что она скоро вся будет так пахнуть. А потом Нему снова переключает реальности, и лепесток-Аяме на заколке тоненько вскрикивает, начиная нагреваться — пришла ее очередь.
Отсчет пошел.
Айзен говорил, что из Орихиме выйдет неплохое божество. Но он не учел, что она вполне может угробиться раньше.
Система относится к появлению еще одной личности стоически и только выделяет для поддержки отдельную область оперативной памяти. Теперь их трое: базовая программа-имитатор, группа управляющих процессов, запущенная системой, и новая Орихиме.
Орихиме-гость, Орихиме-вторженец, Орихиме-вирус. Защитные программы долго проверяют и сканируют ее, проверяют исходный код до самого последнего символа, прежде чем допустить к управлению телом. Это все ужасно напоминает медосмотр в старшей школе, только теперь приходится снять даже бюстгальтер.
Когда Орихиме наконец подключается к датчикам видеонаблюдения, оказывается, что она сидит в дальнем углу зала собраний: пьет энергонапиток, усевшись на табурет, и постоянно меняет угол обзора датчиков.
«Оглядывается».
Ощущения удивительные: теперь она может проследить каждый электромагнитный импульс, проходящий по ее телу: от его источника до места назначения, всю цепь целиком. И даже больше — она обязана это делать, обязана постоянно проверять, все ли части кибернетического тела в порядке и работают в штатном режиме. С каждой секундой она все глубже вязнет в потоках информационных запросов, пакетов информации и борьбы с центральным процессором за свободную память.
Орихиме чувствует свое тело, как никогда хорошо: она андроид поддержки второго поколения с чипсетом класса «Иноуе», модель «Орихиме», управляющая система «Шун Шун Рикка», базовые пресеты внешнего вида и характера. Небазовый вирус-вселенец из другой реальности, который удивительно легко встраивается в код системы и сливается с ней.
Датчик позиционирования сообщает, что они находятся под землей. Из логов центральный процессор вытягивает информацию о подполье, подземных ходах, тайной базе и лидере восстания. Орихиме запрокидывает голову, не переставая посасывать через трубочку энергонапиток, и сканирует потолок. Там, в темноте, везде незакрытые в защитные коробы кабели и трубы, все сырое, промозглое, грязное и тусклое, много бетонных блоков, толстая цинковая прослойка, остатки коммуникаций с довоенных времен, обвалившиеся тоннели метро и разруха.
Дырявые, пыльные и полуразрушенные башни из стекла и полопавшегося бетона напоминают детский апокалиптический конструктор.
Больные, усталые и сдавшиеся люди, перемещающиеся по улицам мелкими группами и под постоянным надзором охранных андроидов, похожи на игровых неписей.
Шейный сервопривод щелкает, и Орихиме опускает голову обратно. Механическим телом оказывается сложнее управлять, оно отзывается дольше, чем человеческое, и приоритет на управление каждый раз приходится добыть у управляющей программы с боем. Почти как Пакмэн — только у нее в голове, и игра длится доли микросекунд.
Это очень отвлекает от главной цели и того, зачем она здесь — от цели ее функционирования. Орихиме передергивает: кажется, будто она слышит щелчок внутри своей головы, переключающий все ее мысли и внимание с чего-то очень важного обратно на режим наблюдения.
И она наблюдает.
Куросаки-кун — взъерошенный, грязный и исцарапанный, вернулся из разведывательного рейда с новостями, и сразу собрал всех, — стоит у стены с проектором. Он объясняет по голографической схеме задание для каждого из них.
«Их» центральный процессор классифицирует как повстанцев, «cхему» — как план охраняемых Центров Статистической Обработки, «миссию» — как спасение чистокровной по имени Кучики Рукия. А «цель» — как энергоблоки и вычислительные системы с хитрой программной защитой и подразделениями боевых андроидов на страже.
Орихиме пьет свой энергонапиток через ребристую пластмассовую трубочку, и думает, что во всех мирах, как бы внешне они не отличались друг от друга, все равно есть нечто неизменное и обязательное. Вечное.
Махинатор, как кто-нибудь у руля.
Стержень, как Куросаки-кун.
Смертник, как Улькиорра.
Жертва, как Кучики-сан.
Тот, кто пытается все исправить — иногда это сама Орихиме.
— Иноуе, ты слушаешь? Иноуе! Ты, странная железяка, ау! — шикают на нее.
Она неловко дергается, опрокидывает табурет и вскакивает.
Средний уровень фонового шума — перешептывания, негромкие разговоры, смешки — сразу снижается. Эмоциональный корректор советует Орихиме обратить внимание на свое поведение — установившаяся обстановка может быть психологически некомфортной для пользователей.
А все пользователи смотрят на нее. Исподтишка, через плечо, ловят отражение в металлических поверхностях и стекловолокне. В глаза смотреть боятся — пользователям некомфортно, они не привыкли к дружелюбным андроидам, поддерживающим идеи противомашинной революции.
Ичиго вздыхает и чешет в затылке.
— Иноуе, я знаю, что ты потом можешь проиграть себе запись собрания, но хотя бы сделай вид, что слушаешь, хорошо?
Пользователи. Люди. Им непривычно видеть рядом с собой андроида, не подключенного к Глобальной Статистической Сети.
Орихиме-человек вспоминает, как в первом классе старшей школы им дали творческое задание. И она нарисовала себя гусеничным роботом с ракетницей и лазерами в глазах.
Центральный процессор Орихиме-андроида напоминает, что ее защитная система последней модели не позволяет стрелять лазерами, но генерирует неплохие щиты. Контакты находятся на висках, кнопочки-цветки — синхронное нажатие замыкает контур. А ракетницу в подполье достать не проблема, можно даже встроить в левую руку. Или в грудину — у моделей ее типа там много свободного места.
А у энергонапитка вкус соленых огурцов с клубничным вареньем.
От дверей к Орихиме подходит Тацки: она только что вернулась из душа после ремонта и тестирования ховеркара — полотенце еще на плечах поверх футболки из новой ремонтной униформы, с кончиков волос капает на него.
— Как ты только можешь пить эту дрянь, — вздыхает Тацки и утирает полотенцем пот со лба — системы кондиционирования в подвалах работают плохо.
В этих их катакомбах, забытых богами, машинами и остатками выжившего человечества, плохо работает все: у Орихиме перед глазами высвечивается целый список, начинающийся чудовищными антисанитарными условиями и заканчивающийся на безобразно слабом сигнале подключения к открытым информационным сетям.
— Что у тебя там? — продолжает Тацки, переводя взгляд на этикетку упаковки. — Все самое противное, что есть на этом свете?
Орихиме оглядывает коробочку с энергонапитком. Полный набор необходимых витаминов и микроэлементов — и от сети электропитания можно не заряжаться еще несколько дней. Еще несколько дней ее не найдут — в добавок к прошедшим трем.
Корректор поведения сообщает об эмоциональной нестабильности Тацки: психологическое давление, «груз ответственности», усталость, сильное раздражение слизистых носоглотки и гайморовых пазух — успела где-то простыть? — и легкая изжога.
Тацки находится в «избранных пользователях», а это значит, что Орихиме должна о ней заботиться больше, чем о других. Синтезировать антивоспалительное и средство от желудка прямо на собрании не получится — в мини-тридэ-принтере Орихиме недостает органических материалов, да и другие пользователи могут воспринять ее действия как попытку атаки. Значит, нужно хотя бы разрядить обстановку и поднять Тацки настроение.
— Зря ты так, Тацки-чан, это очень вкусно. Хочешь попробовать? — Орихиме с улыбкой протягивает ей ополовиненную коробочку.
По идее, людям энергонапиток тоже полезен — сытно и питательно, все, что надо за день в одной пачке, — иначе сработало бы «не навреди пользователю своему». Для обычных людей он входит в социальный паек. Для тех, кто подверг тело аугментациям, как Садо-кун или Исида-кун, входит в обязательную месячную норму потребления. А для андроидов вроде Орихиме он — единственная альтернатива зарядке через канал с Центром.
Энергонапиток не пьют только чистокровные: делают вид, что это ниже их достоинства, но на самом деле — перед глазами Орихиме разворачиваются строчки медицинских отчетов, — он вызывает у них страшную аллергию.
Так в подполье вычислили Кучики Рукию.
— Тебе будет полезно, — Орихиме настойчиво встряхивает коробочкой.
Тацки отмахивается, тянет ее за руку на последние ряды и, надавив на плечи, опускает на стул рядом с собой.
— Сиди и слушай, — буркает она, скрещивая руки на груди и впериваясь хмурым взглядом в стену.
— Арисава, с возвращением, — Ичиго вскидывает руку в приветственном жесте и меняет схему на голопроекторе. — Ладно, продолжаем. Я связался с Ренджи, и он обещает подстраховать нас на проходной Шестого блока, но, черт подери, мы будем полными идиотами, если не проверим заранее, как будет...
Орихиме проверяет автозапись и снова отвлекается.
Она опять делает это — «оглядывается».
Автор: Chirsine
Бета: dysphoria
Иллюстраторы: [J]Мацу и немножко нервно[/J]
Персонажи/Пейринг: Улькиорра Шиффер/Иноуе Орихиме, разные персонажи
Тип: джен, гет
Рейтинг: R
Жанр: драма, приключения
Размер: миди, 25 тысяч слов
Саммари: Готей 13 готовится к отражению атаки квинси и набирает союзников. Орихиме не готова снова сражаться и не хочет убивать, но только так она преодолеет смерть Улькиорры. Только так она наконец исправит эту несправедливость и навсегда избавится от чувства вины.
Во всяком случае, если верить Куроцучи Маюри.
Примечания: фик написан на Bleach MiniBang-2014
Предупреждения: множественные смерти главных персонажей; возможно частичное АУ от начала арки квинси
Ссылка на скачивание: .doc (без разделителей и иллюстраций) || .rtf (c разделителями и иллюстрациями)|| .pdf (c разделителями и иллюстрациями)
Ссылка на скачивание иллюстраций: .rar (арты и заглушки)
Айзен вообще говорил очень много и красиво: Орихиме каждый раз представляла перед собой водопад кокетливо танцующих в воздухе завитушек, — таких рыбок с красивыми волнистыми хвостами. Они все текли и текли перед глазами, складывались в волшебные узоры и, беззвучно открывая рты, звали в свой чудесный аквариум.
Каждый раз к концу речи Айзена в голове у Орихиме не оставалось ни словечка, ни единого образа, ни капли смысла. Только рыбки-завитушки.
После Айзена из Уэко Мундо прошло много времени и много всяких других Айзенов: получше, похуже, со своей Эспадой и без, со страстью ко всему божественному и без, с большими планами на мироздание и с планами сходить перекусить в столовую.
Но после каждого в голове оставались только гулкая тишина и рыбки. И каждый раз Орихиме что-то рассказывали, втолковывали, упрашивали. Угрожали. Ставили перед фактом. Заставляли. А перед глазами все кувыркались завитушки, и звенело в ушах.
И все еще звенит.
Орихиме несколько раз глубоко вдыхает, чтобы собраться с мыслями, и поднимает взгляд. Маюри смотрит на нее в ответ, как на мохнатого рыжего паучка в банке: такой маленький, бестолковый, все носится-носится по дну, скользит лапками по стенам и пытается взобраться выше.
А выше только крышка.
Пора ее отвинтить, выложить паучка на лабораторный стол, вскрыть ему брюшко и узнать наконец, что же внутри такого особенного.
— У меня есть просьба.
Голос у Орихиме тонкий и ломкий. Она знает, что должна, обязана и все равно будет помогать, что бы ей сейчас ни ответил капитан Куроцучи. Но все равно хочет попытаться.
Со стороны она кажется самой себе ужасно жалкой и, сглотнув, торопливо поправляется, стараясь говорить уверенней:
— Условие. У меня есть условие.
Она помнит разметаемую ветром горстку пепла перед собой: крыша Лас Ночес такая гладкая и ровная, что выдувает даже песок из мелких трещин, куда там пеплу.
Она думает, что все получилось не так. Все как-то неправильно: начиная с солнца под куполом и заканчивая луной в небе.
Начиная с Айзена и заканчивая пришедшим за ней из Каракуры Куросаки-куном. Где-то что-то пошло не так, а потом просто шло-шло-шло дальше само по себе, и Орихиме не могла ничего исправить. А она очень хотела.
Все еще хочет.
Потому что все должно было закончиться иначе, не так, как есть.
Не так несправедливо.
— Нему, — капитан и отец Куроцучи Маюри скрипит шестернями, выкручивая голову себе за спину, и щелкает пальцами.
Лейтенант и дочь Куроцучи Нему отделяется от стены, сгибается на шарнирах и коротко кланяется. Отец-кукловод отдается приказ дочери-марионетке.
Они оба в белых лабораторных халатах, таких больших и свободных, что, кажется, раскроются парусами, если подуть как следует.
Орихиме нервно теребит рукава скрывающего реяцу плаща, чтобы унять дрожь. И чувствует, как холодная и фарфорово-гладкая рука ложится ей между лопаток, чтобы подтолкнуть в нужном направлении.
Нему провожает Орихиме в соседний зал лабораторий: большой, полутемный, с единственной лампой по центру и высоким стулом, похожим на живое существо. Кажется, оно выломалось-изогнулось в странной позе и только и ждет того, кто опустится на сидение. Чтобы расправиться обратно, схватить, стиснуть изо всех сил и сломать.
И лампа, и стул — здесь все неродное, чужое, принесенное извне. Орихиме замечает желоба в стенах и темные пасти-жерла гигантских труб. Ноги холодит сквозняк, и по полу шуршит-стелется, пересыпаясь к дальним углам, песок.
— Не волнуйтесь, — ровно произносит Нему, продолжая настойчиво подталкивать вперед, к стулу-чудовищу.
Орихиме не может понять: она так успокаивает? Советует? Предупреждает? Отдает приказ? Нему для нее ничуть не понятнее, чем тот стул. Орихиме даже чудится, что у него на глазах повязка, а под ней щелкают маленькие рты, и из-за этого очень страшно прислоняться затылком к его резному лицу. Горбинка выступающего носа дает жутковатую тень на гладкое дерево.
— Садитесь сюда.
Орихиме колотит так, что зубы стучат — у нее, а не у стула под повязкой. Хотя там наверняка тоже что-то щелкает — она слышит. Почти как часовой механизм капитана Куроцучи, почти как шарнирные суставы лейтенанта Куроцучи.
— Скажите, когда будете готовы, и я запущу преобразователь, — говорит Нему. — Вспомните, что вам говорил Маюри-сама, и ничего не бойтесь. У вас все получится.
Она помогает Орихиме усесться — взобраться на верхотуру, как в орлиное гнездо: прижимает ее затылком к спинке стула, так, что в макушку упирается выступ-нос, а сама отходит в темноту. И темнота отступает от нее: целая стена вспыхивает рассеянными красными огоньками, ночным небом с озлобленными звездами. Углями в темноте.
Целая скала из углей, которые помогут сделать все, как надо. Как должно.
Нему ненадолго возвращается: только чтобы расправить на Орихиме юбку и высыпать ей на колени костяные осколки и смешанный с пеплом песок. А потом снова отходит к стене и, пощелкав тумблерами, замирает рядом с большим рычагом. Ждет отмашки.
Орихиме все ерзает на стуле, пытаясь настроиться на правильный лад, но почему-то не получается. Отвлекает все: начиная с перемигивающейся теплыми угольками стены и заканчивая жестким сидением. В голове красивым блестящим водопадом носятся в панике рыбки-завитушки. И вместе с ними мелькают смутные мысли о том, что делать, и как все исправить — у нее нет даже примерного плана, ни единой идеи с чего начать. Но Орихиме надеется, что разберется на месте и всех спасет. Как Куросаки-кун.
Да, совсем как он.
Надо только взять себя в руки.
Она делает несколько успокаивающих вздохов, болтая ногами в воздухе, совсем как в детстве, и пытается дотянуться носками до пола. Нужно взять и придумать, как все поправить: как-то найти то самое место, где свалялись все нитки, и нарушился узор. А потом развязать узел и начать все сначала.
Но Орихиме со своей неправильной справедливостью и беспомощной силой Бога может только прыгать в заячьи норы и прятаться в других мирах. Умеет только отрицать.
— Я готова.
Она накрывает ладонями заколки, и Нему опускает рычаг. Угли-индикаторы гаснут, и на центральном табло вместо ноля вспыхивает единица. Теперь остается только пристегнуть ремни и приготовиться к путешествию Алисы в Страну смертельных Чудес.
Ханагику тяжело, с присвистом, выдыхает у Орихиме над ухом, и Шун Шун Рикка послушно отрицает несправедливость.
Айзен говорил, что по силе она может сравниться с Богом. Только вот незадача: у Орихиме в голове рисовая каша, деревянная стружка и ржавые гвозди.
— За тобой пришли, Иноуе-сан, и уже ждут снаружи, у ворот школы. Поторопись, пожалуйста, мы же не хотим неприятностей, верно?
Сенсей стыдливо прячется за журналом. Плечи вздрагивают. Правильно, незачем ввязываться, если ничего не исправить.
Орихиме собирает вещи в сумку и выходит в пустой коридор.
Она в последнем классе, не умеет лечить и выводить за руку с того света. Она никогда не была в Готее, не уходила с Улькиоррой в Уэко Мундо. Куросаки-кун не отправлялся с командой спасателей в другие миры, его не предавали фуллбрингеры, и он не ломал занпакто в бою с квинси. Здесь нет арранкаров, квинси, шинигами и результата их перемножения. Здесь есть группировки и школьники, оказавшиеся в самом центре разборок за передел территории.
Орихиме спотыкается, сбивается с шага. На секунду у нее сбивается дыхание, и перед глазами вспыхивают цветные круги.
Здесь нет Шун Шун Рикки, но сила все еще в заколках.
Ценность Орихиме все еще в заколках: микрочипы и короткий код, который дает доступ к разработкам родителей. Самый большой на свете секрет для самого настоящего бессмертия.
Ценность Орихиме в близости к Куросаки Ичиго.
Ежась и кутаясь в толстый и длинный шерстяной шарф, она останавливается на крыльце у главного входа школы, под козырьком, и оглядывается. За воротами припаркован тонированный черный минивэн с заляпанными грязью номерами. Охранников на посту нет, идут занятия. Если вдруг станет одной Орихиме меньше, никто не заметит и не поднимает тревоги.
Даже если тетушка со всех ног бросится в Каракуру и поднимет на уши всю полицию.
Орихиме дышит на замерзшие руки.
В прошлый раз — тот, настоящий, — Улькиорра дал браслет, который должен был отвести всем глаза. Сделать ее бесплотной и cтереть о ней все воспоминания. В этот раз — теперь, справедливый, — Орихиме сделали невидимой безо всякой духовной силы. Оказывается, так тоже можно: нужно всего-то немного страха, чуть больше жестокости и несколько невинных жертв.
Орихиме нерешительно топчется на крыльце и ждет, сама не зная, чего именно: когда к ней придет смелость шагнуть вперед, когда сверху свалится метеорит или директор высунется из окна своего кабинета с громкоговорителем, чтобы ее подбодрить.
Орихиме ждет, пока распахнется дверь с водительской стороны, и на холод высунется Гриммджо.
— Эй, ты! А ну двигай сюда!
Пар от него так и валит. Внутри салона, наверное, очень тепло. Орихиме поправляет ремень сумки на плече и идет к минивэну. Все повторяется — опять и еще, по новому кругу. Но теперь идет так, как должно, как положено, даже если нет никаких арранкаров и Хогиоку. Потому что Орихиме, Куросаки-кун, заколки и Улькиорра — есть.
А это главное.
— Давай, шевели булками, — Гриммджо заталкивает ее внутрь салона, в пустое пространство, освобожденное от пассажирских кресел, и захлопывает боковую дверь.
Орихиме опускается на пол — ее ждет тонкая квадратная тряпка, собачий коврик, — и подтягивает колени к подбородку. След от чужой ладони горит огнем между лопаток. Единственной ладони — вместо второй руки у него завязанный узлом пустой рукав.
Минивэн трогается.
— Не пытайся сбежать, если не хочешь, чтобы кто-нибудь пострадал, — предупреждает Улькиорра и бросает короткий взгляд в зеркало заднего вида, на нее, прежде чем повернуть ключ зажигания.
— Как скажешь, Улькиорра-кун, — коротко произносит она.
Они успевают ненадолго встретиться взглядами, и Орихиме кладет голову на бок, касаясь щекой скрещенных рук — чтобы и дальше видеть, что происходит в передней части минивэна.
Плечи вздрагивают, но Улькиорра больше не оборачивается. Он сидит неестественно прямо и смотрит только на дорогу — точно так же вел Орихиме по проходу между мирами.
Странно, но она почему-то считала, что все будет совершенно иначе: может, в этом мире не окажется ее самой, Айзена или смерти родных. Или Куросаки-куна. Или всей этой бесконечной войны. Или все получится как в манге про попаданцев в другие миры — Орихиме всегда любила читать такие истории: магия, превращения, битвы, накама.
Ей это очень нравилось — представлять себя принцессой в платье-паутинке и летать по ветру, выдумывать ракетницы из рук и лазеры из глаз, вдохновлять на бой и ждать с войны, — до того момента, как оказалось, что все существует на самом деле.
И вот теперь снова.
Орихиме ничего не ждет, ни на что не надеется, но почему-то все подстраивается под нее само. Почти как дома. Даже Улькиорра и Гриммджо такие же: просто чуть больше жизни, чуть меньше бледности, кровь горячая, как у людей, а вместо костяных масок — татуировки. У Гриммджо она в пол-лица, а у Улькиорры ее линии уходят под волосы. И вместо дыр Пустых наверняка шрамы от пуль.
Этот мир все оставил на своих местах, только вычеркнул сверхъестественную силу.
Орихиме осторожно отводит в сторону ствол гранатомета носком туфли, чтобы темное дуло не смотрело прямо на нее — неуютно. На поворотах ее потряхивает, и очень хочется за что-нибудь уцепиться. Хочется — за плечо Улькиорры, но получается только за подголовник водительского сидения.
Сквозь толстый слой тонировки все темно-серое, выцветшее и полумертвое. Как в Уэко Мундо. Даже солнце в тучах больше похоже на белую рогатую луну.
— Держись подальше от окон, — предупреждает Улькиорра.
И Орихиме, успевшая податься вперед, покорно отодвигается обратно вглубь салона. Дело не в том, чтобы не было видно ее — салон и так не видно снаружи, тонировка. Дело в том, чтобы не было видно ей. Власть и влияние. Принуждение.
Почти как ее комнатка в Лас Ночес с узкой прорезью оконца под самым потолком.
Орихиме-из-этого-мира страшно напугана: ее еще нигде не запирали и никуда не забирали, только грозились, что однажды придут за ней, как за родителями и братом, и никакой Куросаки-кун ее не защитит. Орихиме-пришедшая-все-исправить надеется, что справится сама.
Гранатомет без подствольника подскакивает на рытвинах и заваливается на поворотах вместе с ней — их обоих везут к Айзену, — раньше опасный, а теперь пустой внутри груз.
Орихиме-здешняя, которая выросла в семье ученых, работавших под колпаком правительства, и прилежно проучилась одиннадцать классов, знает, что все случилось из-за заколок. Орихиме-чужая, которая отрицает несправедливость и ищет мир, где все останутся живы, уверена, что все случилось из-за Куросаки-куна.
Они вместе — одна целая Орихиме с чесночно-яблочной рисовой кашей в голове — прекрасно понимают, что все очень просто: таков порядок вещей.
— …Тоже скоро явится, — ворчит под нос Гриммджо, развалившись на переднем пассажирском сидении и закинув ноги на приборную панель.
Орихиме замечает его оскал в широкой полоске зеркала заднего вида. Татуировку перекореживает так, как никогда не корежило маску Пустого.
— Куросаки твой. Притащится обязательно, — поясняет Гриммджо, поймав ее настороженный взгляд, и облизывается. — С него должок.
А потом смеется: негромко и зло, так, что Орихиме сразу понимает: кое-что здесь иначе. Здесь умирают чаще, ненавидят сильнее, и ее Шун Шун Рикка не воскрешает погибших. Не отращивает заново руки.
— Хватит, — прерывает его смех Улькиорра.
— Эй, — с ухмылкой продолжает Гриммджо, будто и не слыша его. — Если хочешь, высунься в окно. Поорешь как следует, может, и заметит кто. Может, и Куросаки передаст. Ну? Опустить стекло или нет?
— Я сказал, хватит, — Улькиорра повышает голос и снова переводит взгляд на Орихиме в зеркало заднего вида. — Айзен-сама приказал сделать все быстро и тихо. Что именно тебе непонятно из слов «быстро и тихо»?
— Задолбал уже со своими приказами, — огрызается Гриммджо, отворачиваясь. — На дорогу смотри, придурок, а то груз своего «Айзена-сама» не довезешь.
У Улькиорры дергается щека.
— Все в порядке, правда, — быстро произносит Орихиме, надеясь, что голос ее не выдает.
Чем быстрее они доедут, тем лучше.
Потому что Гриммджо во всех существующих мирах инстинктивно чувствует слабость — чужую и свою. Лучше всего он распознает страх и жалость — и убивает за оба. И наверняка не оставит от Орихиме даже мокрого пятна на коврике, если узнает, что она их обоих — таких озлобленных и одиноких, — жалеет, как никогда в жизни.
Минивэн встряхивает еще раз и заваливает на повороте: они ныряют в переулок и несутся по узкой полутемной дороге. А потом Орихиме различает створки открывающихся ворот и обшарпанный грязный дворик. Горы ящиков, пахнет рыбой и морем, вокруг суетятся люди в серых комбинезонах.
В воздухе стелется грязно-белый дым.
Дверь в салон распахивается, и Гриммджо вытаскивает Орихиме точнехонько в лужу — в самое отражение неоновой вывески отеля. Над головой, за неровным волнистым краем лужи, отсвечивает указатель аварийного выхода.
— Бегом давай, Айзен хочет тебя видеть, — Гриммджо, выбравшийся наружу первым, рывком открывает дверь в салон, хватает Орихиме за плечо и ведет к входу. — Заждался уже, чтоб его.
Впереди полутемный коридор с мигающими лампами и стенами, выкрашенными в монотонный серый. Распахиваются боковые двери и мимо — Орихиме ненадолго тонет в звоне посуды, гомоне, шипении масла на сковородах и мешанине самых разных запахов, — проносят чан с помоями.
Гриммджо идет первым, Улькиорра замыкает. Они направляются к лифту.
Орихиме-из-этого-мира постоянно оборачивается, в надежде, что он где-нибудь задержится — на один страх меньше. Орихиме-не-из-этого-мира оборачивается на поворотах, чтобы увериться, что он не отстал.
Цельная Орихиме, та самая, которая все еще не знает, как обмануть смерть и победить несправедливость, ловит взглядом его тень, чтобы убедиться, что все идет как надо.
Двери лифта расходятся в стороны.
— Сама знаешь, что будет, если попробуешь удрать, — напоминает ей Гриммджо.
Орихиме в его голосе улавливает нетерпение и ожидание. Вызов ей. Провокацию. «Давай, беги, беги прямо сейчас, у тебя еще есть шанс». Действительно, у нее море шансов, а у них — Куросаки-кун и вся Каракура в распоряжении, чтобы отыграться. Кого удастся спасти без заживляющих кидо и духовной силы?
Кабину лифта мелко потряхивает между этажами, неровно гудят механизмы снаружи. Лампа под потолком пару раз мигает, и меняются цифры на матовом экране. Орихиме-из-другого-мира вспоминает стену углей, табло из маленьких ламп и горящую на нем единицу. Орихиме-из-этой-реальности выходит из лифта и оглядывается.
Этаж опоясывает широкий балкон: по такому они могут пройтись, держась за руки, все трое. Светлый пол, выложенный блестящей и скользкой плиткой. Широкая полоска ковра. Орихиме крутит головой, рассматривая резные колонны и узор на поручнях ограды у самого края, а потом заглядывает и за них, вниз. Там, далеко, в центре приемной залы на первом этаже шипит и пенится неглубокий фонтан: статуя, что-то западное, незнакомое, и целое озерцо вокруг нее. Мелкое, беспокойное, с целым выводком красно-золотых рыбок.
Падать отсюда до них будет высоко, приземляться — больно, а умирать — быстро.
Орихиме стискивает перила изо всех сил, вглядываясь в мельтешение под водой. Она не боится перевалиться за перила, упасть и утонуть — рыбки в фонтане для нее как родные.
Она боится не успеть.
Улькиорра стискивает плечо Орихиме — неожиданно сильно и болезненно — и оттягивает от перил.
— Какого хрена вы там залипли? Или полетать захотели оба? Двигайте сюда! — орет им ушедший вперед Гриммджо.
Улькиорра бросает на него короткий взгляд, и снова смотрит на Орихиме: внимательно сощурившись, оглядывает с ног до головы и, кажется, вот-вот что-то скажет.
— Ну? Кто всю дорогу ныл про своего Айзена-сама? Или так и будешь с ней стоять? Втрескался, что ли?
Улькиорра поджимает губы и ведет Орихиме дальше за нетерпеливо морщащимся Гриммджо: вперед, направо и через длинный коридор к дверям из белого дерева, у которых тот и останавливается. И Орихиме снова замечает на его лице ту неприятную усмешку, прежде чем Улькиорра заводит ее в комнату и закрывает за собой двери.
Сначала ей кажется, что все изменилось: вместо пустого зала их встречают в апартаментах, Айзен сидит в мягком дорогом кресле вместо каменного трона, а Халлибел в строгом офисном костюме и с записной книжкой в руках. Потом до Орихиме доходит: если снаружи что-то и изменилось, то внутри — ничего. Глубоко внутри она снова представляет себе, что засунула голову в аквариум, и вокруг, в колышущихся водорослях, рыбки-завитушки гоняются за хвостами друг друга и складываются в картинки-воспоминания. Беззвучно раскрывают рты под водой и говорят, что все здесь ненастоящее: это не ее, Орихиме не отсюда и вернется обратно, когда все получится. Говорят, что важно только вытащить всех.
Важно, то, зачем она здесь.
И она здесь: сидит напротив Айзена на каком-то нелепом мягком пуфике и вдруг понимает, что далеко-далеко, в мире сахарной ваты и круговорота перерождений, ей в затылок дышит деревянный нос.
Орихиме вздрагивает-выныривает и вскидывает глаза.
— Думаю, мы поняли друг друга, Иноуе-сан, — Айзен склоняет голову набок, ожидая, что она скажет что-нибудь в ответ.
А Орихиме на самом деле снова все пропустила и ничегошеньки не поняла. Но ей и не нужно: заколки-Хогиоку-Куросаки-Ичиго-весь-мир-вся-вечность-хоть-капелька-понимания — что еще может быть нужно Айзену? Халлибел за его спиной и отбивает ручкой мелодию по кожаному переплету записной книжки: «Кагомэ-кагомэ…».
— Иноуе-сан — наша дорогая гостья, — говорит Айзен. Орихиме он видится бумажной фигуркой: красиво покрашен, с целым набором одежек и рисованных друзей — осталось только продеть уголки в разрезы на картоном фоне. — Улькиорра-кун, проводи ее до комнаты и проследи, чтобы Иноуе-сан ни в чем не нуждалась.
Орихиме торопливо кивает, поднимается, и Улькиорра берет ее за локоть, чтобы вывести в коридор. Здесь и сейчас все проходит быстрее и проще: никаких демонстраций и убийств, никакой борьбы за право быть в Эспаде, Люппи нет в свите. Гриммджо не встречает их за дверями, и он не сможет вернуть себе потерянную руку, что бы ни стало в этом мире причиной ее потери.
Орихиме обнимает себя за плечи — ее колотит.
Здесь она никому и ничем не может помочь. И не должна.
— Сегодня мы видимся второй раз, — неожиданно произносит Улькиорра, останавливаясь перед ней, и продолжает: — Ответь: откуда ты знаешь мое имя? Ямми не называл его, когда мы пришли за тобой в парк. Откуда ты меня знаешь?
Орихиме закусывает губу, чувствуя, как в груди разливается приятное тепло, и дрожь отпускает. Он мог бы спросить тысячу и одну вещь или просто промолчать.
— Поверишь, если я скажу, что знаю тебя уже очень давно, Улькиорра-кун?
Он снова хмурится и непонимающе кривит губы. Орихиме очень хочется протянуть руку, чтобы разгладить ту складочку у него на лбу. Ей почему-то становится так легко и хорошо после его вопроса, будто все уже позади, все исправлено, и они оба вернулись обратно.
— Я пришла из другого мира, чтобы спасти твою жизнь, — серьезно произносит Орихиме. Совсем немного возмездия во имя рогатой луны. — Покажешь, где здесь моя комната?
И все же протягивает к нему руку. Улькиорра ее конечно перехватывает — машинально, не задумываясь, не отводя взгляда от лица Орихиме. Но потом не отпускает, только продолжает удерживать в воздухе, сжимая запястье.
Орихиме кажется, что они так стоят очень долго: все время этого мира, и еще чуточку дольше — ровно столько, сколько нужно, чтобы она бесконечное количество раз успела мысленно рассказать Улькиорре свою историю от самого начала и до конца.
Рассказать о тлеющем в ней, как целая стена углей, чувстве вины.
Только когда он разжимает захват и, сунув руки в карманы, уходит вперед, Орихиме вспоминает, что вообще-то безнадежно опаздывает и должна поторопиться сделать хоть что-нибудь.
— Ты странная, — не оборачиваясь, произносит Улькиорра. — Следуй за мной. Соседний коридор и до конца, твоя дверь — последняя.
— Пожалуйста, послушай меня, — настойчиво говорит Орихиме, нагоняя его. — Скоро здесь будет Куросаки-кун. Я не знаю, когда точно, но он придет не один. Вам придется с ним сражаться, и ты его встретишь одним из первых. Раньше ты был сильнее, и вы просто дрались...
— Этого не будет, — перебивает ее Улькиорра, глядя перед собой. Он ведет Орихиме вдоль балкона, дальше и дальше мимо белых дверей с золотыми номерными пластинками. — За тобой не придут. Гриммджо не удастся отомстить. Все уже закончилось.
Они доходят до поворота в следующий коридор в тишине, прежде чем он продолжает:
— Одновременно с нами, Айзен-сама отправил двоих к Куросаки. Люппи и Ямми
И Орихиме совершено не нравится этот новый взгляд — сосредоточенный и оценивающий, — который Улькиорра на нее бросает.
— Если ты знаешь меня, то знаешь и их. Знаешь, что их хватит, чтобы убить всех твоих друзей. И не важно, где они укрылись.
Орихиме-из-этого-мира покрывается липким холодным потом: она помнит, что случилось в Центральном парке, и в каком виде Урахара Киске забирал к себе Куросаки-куна. Орихиме-уже-прошедшая-через-это заставляет себя унять дрожь, она уверена: Ямми Лларго и Люппи Атеннор не вернутся с задания.
Цельная Орихиме идет по коридору, считая про себя шаги и повторения узора по кайме ковра.
— Ты догадывалась, что Айзен-сама не составит вас в покое, — продолжает Улькиорра. — Нельзя было верить ему на слово. Нельзя было выходить из школы. Но ты все равно села в машину. Зачем?
Он останавливается у коридорного тупика с последней дверью, но не открывает ее. Только смотрит на Орихиме через плечо и повторяет:
— Зачем?
Орихиме разглядывает контуры его маски, змеящиеся по шее под воротник и уходящие по скуле и лбу под челку. Кончики волос у него неровные и секутся.
Орихиме отводит взгляд и пожимает плечами.
— Ты или слишком умна, или очень глупа, Иноуе Орихиме.
Ее комната ничем не отличается от обычного гостиничного номера — в похожий заселили их с Тацки, когда Орихиме ездила сопровождать ее на соревнования уровня префектуры. Небольшая, уютная, с кремовым покрывалом на постели. Только окна тогда не были зарешечены — это единственное, что напоминает Орихиме об Уэко Мундо.
Гостиничный столик на колесах, накрытые салфетками тарелки. Улькиорра за спиной. Где-то внизу бьют часы — время обеда, прошло столько времени, а она и не заметила.
— Ешь, — приказывает Улькиорра и указывает подбородком на столик, когда Орихиме оглядывается. — Не вздумай объявлять голодовку, заставлю силой.
Она делает несколько шагов вперед и заглядывает под салфетки.
— Тут много, на двоих хватит. Останешься? — предлагает Орихиме, указывая на остывшие булочки с карри. — Хочешь что-нибудь попробовать?
Улькиорра качает головой и пятится, чтобы не выпускать ее из виду, в коридор. Он уже закрывает за собой двери, когда Орихиме, заглянув во все тарелки, успевает крикнуть:
— Тут есть пончики с огуречным кремом, не хочешь попробовать?
Щелкает замок, но Орихиме совершенно не думает, что делает — кроме того, как половчее перехватить палочками кусок и, подстраховав ладошкой, не уронить его форменную юбку. А еще о чем рассказать дальше: после рецепта тетушкиных пирожных, домашнего задания по истории и того, как ей страшно спать без включенного торшера-ночника.
Улькиорры наверняка уже давно нет с другой стороны дверей: он ее отвел в комнату, запер, и оставил за решеткой наедине с пончиками. Приказ Айзена выполнен, можно заняться своими делами.
Но он все еще может быть там. А у у нее каждая минута на счету.
Орихиме какое-то время бродит по комнате из угла в угол — пока ей еще есть, что рассказывать, и пока голос не хрипнет. А потом ложится на кровать, обняв подушку, и ждет. Все то же самое, ничего не изменилось, но Орихиме все равно не может выйти. Не может предсказать, как пойдет дальше. И без духовной силы даже не чувствует, есть ли рядом кто-нибудь еще.
Уже началось или еще нет.
Лоли и Меноли все те же, даже платья с короткими юбками и белого цвета. И ненавидят все так же. И завидуют все так же. И почти пустой поднос с остатками ужина переворачивают перед ней тем же самым движением.
Только Орихиме ничем не может им помочь: ни налетевшей виском на край тумбочки Меноли, ни скулящей у кровати Лоли. С ногой у нее что-то не в порядке, точно, но она даже не дает к себе приблизиться. Только визжит и размахивает руками.
— Зачем так жестоко? — спрашивает Орихиме.
Гриммджо только сплевывает и выволакивает ее за руку из комнаты. В коридоре повсюду горят лампы в стеклянных цветочных плафонах.
— Зачем так с ними? — повторяет она.
— Зачем-зачем, вот заладила, твою мать! — бросает он на ходу. Пустой рукав хлопает по спине. — Заело, как Улькиорру. Тебе какое до них дело?
— А вам? — Орихиме упирается пятками, собирает ковер складками, и представляет себя морским якорем, который оброс целым коралловым рифом за давностью лет. Помогает — Гриммджо останавливается. — Вам всем какое дело?
— Класть мне на всех, — тот дергает плечом, но все равно не выпускает ее руку. На запястье уже расцветают красные пятна. — Но ты — это совсем другое.
— Почему?
— Потому что не должна сдохнуть раньше, чем придет Куросаки, — просто отвечает он, и Орихиме не нравится эта убийственная честность. — Сначала я тебя ему покажу, живую и непуганую, а потом у него на глазах сверну шею, как куренку. Что, нравится? — Гриммджо дергает ее на себя и наклоняется, приближая свое лицо к лицу Орихиме. — Думаешь, хватит одной тебя за мою руку? Сорвет ему башню или нет? Или еще кого-нибудь у него забрать?
— Гриммджо. Убери руки.
Улькиорра останавливается у перил и смотрит на них исподлобья. Руки у него в карманах, и теперь, без Серо и «футляра отрицания», Орихиме, наверное, впервые не знает, чем все закончится. Иногда нож может бить сильнее, чем кидо или духовные способности.
— Повторяю еще раз. Руки. Если она не сможет работать с Айзеном-сама, виноват будешь ты.
— Руку, ублюдок. Теперь только одну, — бросает Гриммджо. И, выпустив запястье Орихиме, делает несколько шагов к нему навстречу. — Давай, тащи ее к Айзену. И пожалуйся на меня, ты же это так любишь...
Улькиорра мгновенно оказывается рядом — Орихиме успевает только неловко дернуться, — и, схватив его за ворот куртки, впечатывает спиной в колонну у перил.
— Надо же, как завелся, — ухмыляется Гриммджо. — Что, уже успел ее оприходовать? Быстро ты.
— Заткнись, — голос Улькиорры тяжелеет.
— Хватит, пожалуйста, — Орихиме приближается к ним, переводя взгляд с одного на другого. — Не нужно драться.
— Или вы старые знакомые? А? Смотри, как задергались оба. Может, ты и к Айзену из-за нее пошел, а?
Гриммджо кажется расслабленным — только прищур выдает. Почти. И когда Улькиорра расслабляет захват, чтобы другой рукой замахнуться и ударить, выворачивается. Давит, перехватывает — Орихиме толком не видно из-за его спины, что там происходит. Только она успевает заметить, как Гриммджо почти опрокидывает Улькиорру на спину и прижимает к перилам, удерживая того над пропастью из этажей.
И это очень-очень плохо.
— Пасть на меня не разевай, понял? — цедит Гриммджо, давя и давя сильнее на Улькиорру. Мышцы его руки напряжены до предела, и вздуваются вены, там, где в нее вцепился Улькиорра.
Улькиорра со свистом втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.
— Прекратите оба! — Орихиме хватает его за плечо и тянет пустой рукав на себя. — Да хватит же!
— Отвалила живо, — не оборачиваясь, рявкает тот. — Потом к нему обжиматься полезешь.
— Если что-нибудь с ним случится, я прыгну!
— Чего? — Гриммджо морщится, оглядываясь на нее. — Да ладно.
— И тогда ничего с местью Куросаки-куну не получится, ясно?
Он фыркает.
— Твоя женщина тебя спасла, — ухмыляясь, сообщает Гриммджо и отпускает Улькиорру. Орихиме едва успевает схватить его за руку, чтобы помочь поймать равновесие. — Охренеть, какая бойкая. Даже жалко тебя. Что, Айзен запретил меня убивать, да? Тогда терпи.
Улькиорра смотрит ему в спину, сжав губы с тонкую линию.
— Теперь я понял, — наконец произносит он. — Ты действительно слишком глупа. Особенно, если считаешь, что можешь угрожать подобными вещами.
— Я бы действительно прыгнула, — пожимает плечами Орихиме. Она учится убийственной прямоте у Гриммджо: — Айзену нужны заколки, Гриммджо нужен Куросаки-кун, но без меня ничего не получится.
— В таком случае, что нужно тебе?
— Не дать тебе умереть, — серьезно произносит она.
Улькиорра ненадолго прикрывает глаза.
— Тогда подчиняйся Айзену-сама и делай все, чего он потребует. Иди за мной.
И она идет.
Орихиме-из-этого-мира в панике, хочет бежать, не хочет сдаваться и не верит, что они проиграют. Орихиме-из-другого-мира знает, что пробудет здесь недолго. Цельная-Орихиме понимает, что сопротивляться бесполезно, и соединяет заколки в карту-идентификатор, а потом подключает ее к ноутбуку.
Айзен за ее спиной ждет результата, Халлибел договаривается по телефону, а Улькиорра просто смотрит. Иногда — на кольцо будущих синяков на руке Орихиме, она ловит этот его непонятный взгляд. Иногда — на монитор.
Точно не смотрит на Айзена и на нее, когда Орихиме пытается встретиться с ним взглядами.
Код Хогиоку загружается долго. Орихиме досчитывает рыбок-завитушек до миллиона, успевает заметить, как дрожат пальцы Улькиорры — он стискивает их в кулаки и снова прячет руки в карманы, — и вводит пароль в ответ на аутентификационные запросы столько раз, что уже перестает смотреть на клавиатуру. Ее пароль — «Ханагику» и длинная вереница цифр. А все, что ей остается — только подождать, когда установится соединение.
Остается подождать, когда все начнется.
Орихиме кажется, она предугадывает происходящее: видит совсем чуть-чуть, всего на пару мгновений вперед. И просыпается, как утром — за пару вдохов до того, как срабатывает будильник на телефоне.
Пожарная сигнализация накрывает оглушающим воем все этажи сразу.
— Улькиорра, проследи за всем и уведи ее, — приказывает Айзен, захлопывая ноутбук и подавая Халлибел знак идти первой. — Оставляю все на тебя, решай сам, как выбираться отсюда. Иноуе-сан нужна живой.
Улькиорра быстро выводит ее в коридор — в противоположную Айзену сторону, к лифтам. Орихиме даже догадывается, куда именно. Крыша. Только туда им нельзя, потому что Куросаки-кун и Гриммджо запросто поубивают друг друга, а она не сможет даже помочь им дождаться приезда скорой.
И оживить пустоту в дыре вместо сердца — тоже.
Пассажирские лифты не работают, лифт для персонала ползет слишком медленно, а до грузового им добираться через весь этаж — в аварийном освещении этажей и с работающими разбрызгивателями. Откуда-то снаружи доносятся полицейские сирены.
Орихиме уверена — это знак.
— К лестницам, — командует Улькиорра и тянет ее за собой.
— Подожди, пожалуйста, нам нужно совсем не туда, я точно знаю, — давясь через слово собственным дыханием, произносит она.
— Ошибаешься, — коротко возражает он.
— Ты погибнешь, если мы выйдем на крышу! — выпаливает Орихиме.
Она вся мокрая, продрогла, и вода заливает ей глаза. И еще она чувствует, что это — тот самый шанс.
— Думай о своих друзьях. Думай о Куросаки. Думай о себе. Что с тобой не так, Иноуе Орихиме? Какое тебе дело до моей жизни?
Улькиорра чудовищно бледный в тусклом аварийном освещении, у него холодные руки, и из-за криков, сигнализации, выстрелов и сирен Орихиме не разбирает даже половины того, что он говорит.
Но ей это и не нужно. Главное — чтобы разобрал и услышал он.
— Я здесь, чтобы тебя спасти, Улькиорра-кун, когда же ты поймешь!
Он — первый, с кем так получилось. С кем не получилось вовсе.
Даже брата Орихиме по-своему смогла спасти и успела попрощаться. Но не с Улькиоррой.
— Чушь. Ты и полдня меня не знаешь.
Орихиме качает головой и не трогается с места.
— Полтора года. Я знаю тебя два дня и помню полтора года! — невнятно произносит она — от холода стучат зубы.
Улькиорра наконец поворачивается и смотрит ей в глаза, как тогда. Как на крыше Лас Ночес. Как будто вот-вот все закончится.
Но в этом мире и полдня не прошло: здесь все совсем иначе, все слишком быстро, Орихиме купилась на общую суть и пропустила остальное. Никто не играл с ней в поддавки.
— Не надо умирать, Улькиорра-кун, хорошо?
Ей кажется, он поддается — весь этот дурацкий ущербный мир снова поддается, прежде чем выгнуться, вывернуться и залепить ей звонкую оплеуху. И у Орихиме все еще хороводы золотисто-зеленых рыбок перед глазами, а Улькиорра уже загораживает ее.
От Куросаки-куна.
Потому что здесь от него иногда нужно защищать. Здесь он выживал совершенно иначе — без силы квинси, шинигами и Пустого, один на один со всеми из района Готей каждый день. Он весь в застывшей багровой корке бинтов, лицо разбито, глаза мутные-мутные, но рука крепко держит пистолет и совсем не дрожит.
Орихиме-из-этого-мира вспоминает все его драки, все проломанные черепа, все разбирательства и приводы в полицию, все, что он нем говорят в школе, и все, что она видела своими глазами.
Орихиме-пришелец помнит совсем другого человека.
Цельная Орихиме чувствует странное жжение в висках, там, где должны быть заколки, и понимает, что это — тоже знак.
— Иноуе.
Он такой же злой и поломанный, как Гриммджо, как другие.
Орихиме не нравится этот мир, если он может испортить даже Куросаки-куна.
— Не двигайся, — предупреждает ее Улькиорра. — Он под наркотиками.
— Отпусти ее и отойди в сторону, — старательно выговаривая каждое слово, приказывает Куросаки-кун. — Медленно. И подними руки, чтобы я их видел.
Рукоять пистолета Улькиорры торчит у него за поясом — со спины, и Орихиме достаточно только потянуться нему.
— Куросаки-кун, не нужно этого делать, — просит она.
Проблема в том, что они обязательно друг друга убьют — как только начнется стрельба, этот мир войдет точно в ту же колею.
— Улькиорра-кун мне ничего не сделал, он поможет мне выбраться, правда? — Орихиме оглядывается на него с молчаливой просьбой в глазах.
— Вот только сейчас давай обойдемся без этого! — вскидывается Куросаки-кун. — После всего, что случилось, ты продолжаешь его выгораживать! Напомнить про Рукию? Про остальных? Отойди от него, Иноуе, я серьезно! — он взводит курок.
— Не пытайся ей угрожать, — медленно произносит Улькиорра, выставив одну руку так, чтобы загородить и оттеснить Орихиме назад. — Опусти пушку.
Лампы мигают, ненадолго все погружается в темноту. А потом одна из них взрывается прямо над их головами, и Орихиме в снопах искр видит, как на Куросаки-куна со спины бросается огромная тень.
— Придурок, ты ее в заложники должен брать! — орет им Гриммджо, сбивая его на пол и выбивая из рук пистолет. — Вали отсюда, этот — мой!
С лестницы слышатся быстро приближающиеся голоса.
— Чего встал, дебил? Уходи! — рычит Гриммджо. — Иначе станешь покойником!
Здесь нет Серо, нет кидо-барьеров, нет волшебного исцеления и ресуррекшенов. Они с Куросаки-куном дерутся как люди, бьют, как люди, катаются по полу, опасно перекатываясь к перилам, и кровь из их ран льется на пол совсем обычная, человеческая, без духовных частиц.
Улькиорра достает из-за пояса пистолет и прицеливается: ствол какое-то время ходит из стороны в сторону, будто он выбирает. А потом останавливается.
И тогда Орихиме бросается вперед, выскакивая прямо перед ним.
Маюри предупреждал, что она поймет, когда наступит тот-самый-момент.
Куроцучи Нему говорила: «Вспомните, что вам говорил Маюри-сама, и ничего не бойтесь».
Куроцучи Маюри говорил: «Если умрешь, то постарайся сделать это с пользой».
На самом деле условий всего два: она сама должна дожить до того-самого-момента, а Улькиорра-кун должен его пережить.
Ей просто нужно что-то сделать в решающий момент. Принять решение и все изменить, главное только не опоздать. Главное — дождаться. И тогда он останется в живых, а она искупит свою вину за то, что не смогла его уговорить, удержать и спасти. За то, что так легко призвала на их головы Васто Лорде Куросаки-куна, но даже не попыталась остановить рассыпание Улькиорры-куна с помощью Шун Шун Рикки.
Эти ее навязчивая идея и давящий груз на плечах.
Секунды тянутся-тянутся-тянутся, как в боевике со слоу-мо, только все равно нельзя ничего исправить. Выстрелом Орихиме отбрасывает к перилам, и, взмахнув руками, она вываливается с балкона. Но почти сразу же чувствует рывок, и онемевшее плечо вдруг простреливает болью.
Улькиорра, согнувшись так, что вот-вот свалится сам, удерживает ее за руку.
— Не вздумай! — кричит он и с перекошенным от напряжения лицом пытается втянуть ее обратно.
А потом раздается несколько хлопков — откуда-то с лестницы, из распахнувшихся дверей, — и Улькиорра на перилах обмякает. Ладони, удерживающие Орихиме, постепенно разжимаются, становятся скользкими от крови.
Она слышит крики Гриммджо и Куросаки-куна, чужие голоса все ближе и ближе, топот ног, снова выстрелы — и Улькиорра, соскользнув с перил, падает вместе с ней. В его глазах еще остается слабый огонек сознания, когда они переворачиваются в воздухе: так, чтобы Орихиме оказалась при падении сверху.
Она видит фонтан: неглубокий, бурлящий розовой пеной — вода в нем насыщенно-красная от крови, — и с золотистыми рыбками, объедающими мясо с костей на всплывших кверху спинами телах.
Уже перед самым ударом Орихиме вдруг понимает, что все это время слышала не пожарную сигнализацию, а отчаянный вопль плавящегося Ханагику.
Орихиме срывается в кашель и царапает горло ногтями. Она вся мокрая от пота, трясется от страха и холода и долго не может понять, где находится. Кажется, вода все еще внутри, от нее никак не избавиться, даже если перегнуться через ручку кресла и заставить себя вытошнить все, что есть внутри.
Орихиме зажмуривается — рвотные позывы подкатывают к горлу, — и ее выворачивает на пол: желчью, слюной и желудочным соком. Соленой с медью кровавой воды из фонтана в рвоте нет.
— Возьмите, — Нему подает ей салфетки и стакан воды.
Орихиме, утершись, с трудом уговаривает себя сделать несколько глотков — только чтобы сполоснуть рот. Гадкий кисло-острый привкус смыть не удается. Левое плечо, ближе к ключице, ноет тупой болью, хотя оно точно цело.
У нее ничего не получилось.
Странно, если бы все вышло с первого раза — она же не Куросаки-кун — но все равно почему-то обидно. Орихиме машинально щупает заколки и почти сразу отдергивает руку — горячие. А один из лепестков по форме похож на круглый оплавившийся шарик.
Ханагику.
— Мне нужно туда, — сбивчиво произносит Орихиме. — Запустите все еще раз, я должна вернуться и попробовать снова
Нему стоит перед ней неподвижно.
— Почему нет? — наконец спрашивает Орихиме, пытаясь подняться.
Нему, качнувшись, подается ей навстречу, прижимая предплечья Орихиме к подлокотникам и не давая ей встать с места.
— Вы все просыплете, не двигайтесь, — предупреждает она, глядя Орихиме прямо в глаза.
От пепла с песком остались влажные грязные следы — и на ткани, и на костяных обломках. Но не осталось ни песчинки. Нему стряхнула?
— Почему мне нельзя вернуться? — упрямо повторяет Орихиме.
— Не вы выбираете.
— А кто тогда? Капитан Куроцучи? Урахара-сан? Кто выбирает?
Нему медленно переводит взгляд в сторону — к ее вискам. Там, где среди лепестков должна быть маленькая черная головешка.
— Я попрошу, и Шун Шун Рикка выберет правильно, — убежденно произносит Орихиме. — Дайте мне еще один шанс.
Похожий мир с похожей сутью обманул и запутал, но больше Орихиме такой ошибки не допустит. Она не поверит.
Нему молча отстраняется и обходит вокруг нее, замеряя тонкой пластинкой-экраном остаточный уровень реяцу. Потом вытирает пол вокруг кресла. Орихиме не видит на ее лице брезгливости — вообще ничего не видит, лицо Нему ей кажется красивой маской из матового пластика, — но все равно благодарит ее:
— Спасибо за то, что возитесь со мной, — неловко произносит Орихиме.
— Мне приказал Маюри-сама, — ровно отвечает та и, вернувшись из коридора, спрашивает: — Вы готовы продолжить?
Нему снова дергает рычаг, так и не дождавшись ответа, и счетчик на ламповом табло увеличивается на единицу.
Они проскакивают еще через четыре вероятности.
В одной из них Орихиме так и не дозывается Ичиго: он остается лежать на крыше с дырой в груди, мертвый, неподвижный. Так и не сумевший никого защитить. Орихиме удивляется, как в этом мире все успевают погибнуть так быстро: Исида-кун, убитый Улькиоррой, Кучики-сан и Абарай-сан, поднявшиеся за ними на крышу. Внизу остаются другие шинигами, но заколкам не нравится мир, и Нему уже переключает дальше. Поэтому Орихиме не успевает досмотреть, что же станет с этой реальностью. Хотя она и так знает, что точно ничего хорошего — без Куросаки-куна не может быть ничего хорошего, — но было бы полезно на это посмотреть.
Чтобы понять, почему им никак нельзя проиграть.
Почему ей самой нельзя больше проиграть.
В еще одной реальности она тоже не дозывается Ичиго, но совсем другого: Пустого, рогатого, с дырой в груди и рвущего Улькиорру на части. Позже он убивает и Орихиме тоже, потому что Пустые — голодные души и всегда тянутся к близким. К тем, кого оставили. Бессердечным и одиноким быть очень удобно, сожрать все, что дорого — проще простого, ведь тогда точно ничего не будет болеть.
В еще одной реальности с ней самой случается ерунда. Большая и тяжелая плита-ерунда. Куросаки-кун и Улькиорра не смотрят по сторонам, они смотрят друг на друга и сражаются — каждый с самим собой — друг с другом. Все вокруг ломается, трещит, плавится от Серо. Фонтанчики каменного крошева и пыли мешают дышать, и ничего толком не видно. А Орихиме просто случайно задевает.
И это больно и совершенно не смешно.
И это — алое пятно на белом-белом камне вместо живой Орихиме.
— Подождите! Пожалуйста, подождите немного! — кричит она.
Заколки не только отказались возвращать ее в-мир-без-силы, но и отвергают еще четыре мира. Орихиме так страшно, что она задыхается.
Нему смотрит на нее через плечо — рука все еще на рычаге, табло ненадолго гаснет, — и ждет отмашки. Орихиме видится осуждение в ее взгляде — мешать эксперименту из-за каких-то усталости и страха, как только можно.
— Еще минуту!
Она пытается отдышаться. Закрывает глаза, откидывает голову на спинку стула, и чувствует, как волосы на затылке снова раздувает чужое дыхание. Слабое, прерывистое, с запахом гнилой плоти. Орихиме кажется, что она скоро вся будет так пахнуть. А потом Нему снова переключает реальности, и лепесток-Аяме на заколке тоненько вскрикивает, начиная нагреваться — пришла ее очередь.
Отсчет пошел.
Айзен говорил, что из Орихиме выйдет неплохое божество. Но он не учел, что она вполне может угробиться раньше.
Система относится к появлению еще одной личности стоически и только выделяет для поддержки отдельную область оперативной памяти. Теперь их трое: базовая программа-имитатор, группа управляющих процессов, запущенная системой, и новая Орихиме.
Орихиме-гость, Орихиме-вторженец, Орихиме-вирус. Защитные программы долго проверяют и сканируют ее, проверяют исходный код до самого последнего символа, прежде чем допустить к управлению телом. Это все ужасно напоминает медосмотр в старшей школе, только теперь приходится снять даже бюстгальтер.
Когда Орихиме наконец подключается к датчикам видеонаблюдения, оказывается, что она сидит в дальнем углу зала собраний: пьет энергонапиток, усевшись на табурет, и постоянно меняет угол обзора датчиков.
«Оглядывается».
Ощущения удивительные: теперь она может проследить каждый электромагнитный импульс, проходящий по ее телу: от его источника до места назначения, всю цепь целиком. И даже больше — она обязана это делать, обязана постоянно проверять, все ли части кибернетического тела в порядке и работают в штатном режиме. С каждой секундой она все глубже вязнет в потоках информационных запросов, пакетов информации и борьбы с центральным процессором за свободную память.
Орихиме чувствует свое тело, как никогда хорошо: она андроид поддержки второго поколения с чипсетом класса «Иноуе», модель «Орихиме», управляющая система «Шун Шун Рикка», базовые пресеты внешнего вида и характера. Небазовый вирус-вселенец из другой реальности, который удивительно легко встраивается в код системы и сливается с ней.
Датчик позиционирования сообщает, что они находятся под землей. Из логов центральный процессор вытягивает информацию о подполье, подземных ходах, тайной базе и лидере восстания. Орихиме запрокидывает голову, не переставая посасывать через трубочку энергонапиток, и сканирует потолок. Там, в темноте, везде незакрытые в защитные коробы кабели и трубы, все сырое, промозглое, грязное и тусклое, много бетонных блоков, толстая цинковая прослойка, остатки коммуникаций с довоенных времен, обвалившиеся тоннели метро и разруха.
Дырявые, пыльные и полуразрушенные башни из стекла и полопавшегося бетона напоминают детский апокалиптический конструктор.
Больные, усталые и сдавшиеся люди, перемещающиеся по улицам мелкими группами и под постоянным надзором охранных андроидов, похожи на игровых неписей.
Шейный сервопривод щелкает, и Орихиме опускает голову обратно. Механическим телом оказывается сложнее управлять, оно отзывается дольше, чем человеческое, и приоритет на управление каждый раз приходится добыть у управляющей программы с боем. Почти как Пакмэн — только у нее в голове, и игра длится доли микросекунд.
Это очень отвлекает от главной цели и того, зачем она здесь — от цели ее функционирования. Орихиме передергивает: кажется, будто она слышит щелчок внутри своей головы, переключающий все ее мысли и внимание с чего-то очень важного обратно на режим наблюдения.
И она наблюдает.
Куросаки-кун — взъерошенный, грязный и исцарапанный, вернулся из разведывательного рейда с новостями, и сразу собрал всех, — стоит у стены с проектором. Он объясняет по голографической схеме задание для каждого из них.
«Их» центральный процессор классифицирует как повстанцев, «cхему» — как план охраняемых Центров Статистической Обработки, «миссию» — как спасение чистокровной по имени Кучики Рукия. А «цель» — как энергоблоки и вычислительные системы с хитрой программной защитой и подразделениями боевых андроидов на страже.
Орихиме пьет свой энергонапиток через ребристую пластмассовую трубочку, и думает, что во всех мирах, как бы внешне они не отличались друг от друга, все равно есть нечто неизменное и обязательное. Вечное.
Махинатор, как кто-нибудь у руля.
Стержень, как Куросаки-кун.
Смертник, как Улькиорра.
Жертва, как Кучики-сан.
Тот, кто пытается все исправить — иногда это сама Орихиме.
— Иноуе, ты слушаешь? Иноуе! Ты, странная железяка, ау! — шикают на нее.
Она неловко дергается, опрокидывает табурет и вскакивает.
Средний уровень фонового шума — перешептывания, негромкие разговоры, смешки — сразу снижается. Эмоциональный корректор советует Орихиме обратить внимание на свое поведение — установившаяся обстановка может быть психологически некомфортной для пользователей.
А все пользователи смотрят на нее. Исподтишка, через плечо, ловят отражение в металлических поверхностях и стекловолокне. В глаза смотреть боятся — пользователям некомфортно, они не привыкли к дружелюбным андроидам, поддерживающим идеи противомашинной революции.
Ичиго вздыхает и чешет в затылке.
— Иноуе, я знаю, что ты потом можешь проиграть себе запись собрания, но хотя бы сделай вид, что слушаешь, хорошо?
Пользователи. Люди. Им непривычно видеть рядом с собой андроида, не подключенного к Глобальной Статистической Сети.
Орихиме-человек вспоминает, как в первом классе старшей школы им дали творческое задание. И она нарисовала себя гусеничным роботом с ракетницей и лазерами в глазах.
Центральный процессор Орихиме-андроида напоминает, что ее защитная система последней модели не позволяет стрелять лазерами, но генерирует неплохие щиты. Контакты находятся на висках, кнопочки-цветки — синхронное нажатие замыкает контур. А ракетницу в подполье достать не проблема, можно даже встроить в левую руку. Или в грудину — у моделей ее типа там много свободного места.
А у энергонапитка вкус соленых огурцов с клубничным вареньем.
От дверей к Орихиме подходит Тацки: она только что вернулась из душа после ремонта и тестирования ховеркара — полотенце еще на плечах поверх футболки из новой ремонтной униформы, с кончиков волос капает на него.
— Как ты только можешь пить эту дрянь, — вздыхает Тацки и утирает полотенцем пот со лба — системы кондиционирования в подвалах работают плохо.
В этих их катакомбах, забытых богами, машинами и остатками выжившего человечества, плохо работает все: у Орихиме перед глазами высвечивается целый список, начинающийся чудовищными антисанитарными условиями и заканчивающийся на безобразно слабом сигнале подключения к открытым информационным сетям.
— Что у тебя там? — продолжает Тацки, переводя взгляд на этикетку упаковки. — Все самое противное, что есть на этом свете?
Орихиме оглядывает коробочку с энергонапитком. Полный набор необходимых витаминов и микроэлементов — и от сети электропитания можно не заряжаться еще несколько дней. Еще несколько дней ее не найдут — в добавок к прошедшим трем.
Корректор поведения сообщает об эмоциональной нестабильности Тацки: психологическое давление, «груз ответственности», усталость, сильное раздражение слизистых носоглотки и гайморовых пазух — успела где-то простыть? — и легкая изжога.
Тацки находится в «избранных пользователях», а это значит, что Орихиме должна о ней заботиться больше, чем о других. Синтезировать антивоспалительное и средство от желудка прямо на собрании не получится — в мини-тридэ-принтере Орихиме недостает органических материалов, да и другие пользователи могут воспринять ее действия как попытку атаки. Значит, нужно хотя бы разрядить обстановку и поднять Тацки настроение.
— Зря ты так, Тацки-чан, это очень вкусно. Хочешь попробовать? — Орихиме с улыбкой протягивает ей ополовиненную коробочку.
По идее, людям энергонапиток тоже полезен — сытно и питательно, все, что надо за день в одной пачке, — иначе сработало бы «не навреди пользователю своему». Для обычных людей он входит в социальный паек. Для тех, кто подверг тело аугментациям, как Садо-кун или Исида-кун, входит в обязательную месячную норму потребления. А для андроидов вроде Орихиме он — единственная альтернатива зарядке через канал с Центром.
Энергонапиток не пьют только чистокровные: делают вид, что это ниже их достоинства, но на самом деле — перед глазами Орихиме разворачиваются строчки медицинских отчетов, — он вызывает у них страшную аллергию.
Так в подполье вычислили Кучики Рукию.
— Тебе будет полезно, — Орихиме настойчиво встряхивает коробочкой.
Тацки отмахивается, тянет ее за руку на последние ряды и, надавив на плечи, опускает на стул рядом с собой.
— Сиди и слушай, — буркает она, скрещивая руки на груди и впериваясь хмурым взглядом в стену.
— Арисава, с возвращением, — Ичиго вскидывает руку в приветственном жесте и меняет схему на голопроекторе. — Ладно, продолжаем. Я связался с Ренджи, и он обещает подстраховать нас на проходной Шестого блока, но, черт подери, мы будем полными идиотами, если не проверим заранее, как будет...
Орихиме проверяет автозапись и снова отвлекается.
Она опять делает это — «оглядывается».
@темы: Рейтинг: R, Категория: джен, Категория: гет, МиниБэнг-2014, Персонаж: Улькиорра Шиффер, Персонаж: Иноуе Орихиме
четверг, 19 июня 2014
23:46
Доступ к записи ограничен
Милосердие выше справедливости (с)
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 17 июня 2014
Cimex amantissimus. В диване с 2003 г.
Название: Опыт смерти
Автор: Eswet
Бета: Сакура-химэ
Иллюстратор: iris M
Персонажи/Пейринг: Ичимару Гин/Кучики Бьякуя, Ичимару Гин|Кира Изуру, Абараи Ренджи/Кучики Бьякуя, Акон, Оторибаши Роджуро, Укитаке Джуширо и другие
Тип: джен, слэш
Рейтинг: R
Жанр: ангст, романс, мистика, приключения
Размер: макси, 31,8 тыс.слов
Саммари: Шинигами - "боги смерти", но много ли они знают о смерти на самом деле? Что им, психопомпам и стражам порядка, известно о путях, которыми проходят души в круге перерождений? По правде сказать, немногое. длинный текст
После Битвы над Каракурой Кира тщетно пытается с головой погрузиться в рабочую рутину. Ни новый капитан, ни выматывающие тренировки не могут отвлечь от мыслей о погибшем Ичимару. Кира сознает, что неспособность отпустить своих мертвых грозит ему в конечном итоге безумием. Он ищет способ отделаться от навязчивых размышлений, но случайная фраза, оброненная как-то собутыльником, заставляет его задуматься о принципиально ином решении. Правда, для воплощения этого решения придется нарушить кучу правил Готея, а может, и пару законов мироздания, но Кире кажется, что терять ему уже нечего.
Где-то примерно в то же время Бьякую в его доме начинает посещать незваный и очень таинственный гость. В стремлении разгадать его загадку Бьякуя мало-помалу пренебрегает соображениями личной безопасности. Он уверен, что в случае чего сумеет справиться с неприятностями, и вряд ли способен здраво оценить, сколь далеко заводят его любопытство и гордыня.
А тем временем окружающим остается только гадать, что происходит, и реагировать... как-нибудь.
Примечания: фанфик написан на Bleach MiniBang-2014
Предупреждения: автор использует «-тайчо» как хонорифик
Ссылка на скачивание: .rtf | .txt
Ссылка на скачивание иллюстраций: архив
– Все-таки редкая вы скотина, капитан. Редкостная, – вздохнул Изуру, расставляя на полке папки с документами. С десяток подшивок он держал на сгибе локтя, прижимая подбородком, а остальные распихивал по местам свободной рукой.
– О? Позволь узнать, чем я провинился? – раздался за спиной удивленный и обиженный голос, и Изуру подпрыгнул на месте, роняя папки:
– А?! Ох, Оторибаши-тайчо! Простите, я… я это не вам.
Капитан, стоя в дверях, сокрушенно – и очень театрально – покачал головой. В золотистых локонах, казалось, запутались солнечные лучи. Картиночка, не шинигами. Изуру коротко вздохнул: как человек Роуз ему, пожалуй, нравился, но вот к капитану Оторибаши привыкнуть было тяжело. Какой-то он был слишком легковесный для капитана. Без второго дна. Чересчур открытый, чересчур искренний. Готовый в любую секунду поделиться хорошим настроением, но не навязываясь. Изуру подозревал поначалу, что никто из вайзардов не так прост, как кажется, но постепенно это подозрение улетучилось.
Не хотелось признаваться себе, но с «простым» капитаном было неинтересно. Всю предыдущую карьеру Изуру везло на многогранных начальников: Айзен, Унохана, Ичимару… Он привык наблюдать, подмечать детали, сопоставлять, делать выводы, искать и находить тайное в явном. Ошибаться, обманывать себя, выворачивать на верный путь снова и снова. С Ичимару он практиковался в этом искусстве ежеминутно.
Не думать об Ичимару, приказал себе Изуру. Не сметь думать.
Он опустился на одно колено, собирая рассыпанные папки. Сосредоточился на ощущениях: шершавое плетение татами, теплеющая под пальцами кожа обложек, сладковатый запах туши и бумаги. Ничего, что могло бы увести мысли с протоптанных дорожек.
Оторибаши так и стоял на пороге, как будто что-то не давало ему пройти в помещение. Молчал, неотрывно следя за лейтенантом: Изуру чувствовал его взгляд загривком, как настоящее прикосновение.
Папки на полу кончились, Изуру поднялся. Поворачиваться к капитану спиной и продолжать работать было не вполне прилично, стоять столбом – странно, а о чем заговорить – совершенно непонятно. Можно было посмотреть вопросительно: Оторибаши никогда не делал вид, что не понимает намеков, он как-нибудь разрешил бы ситуацию. Вот только Изуру не хотелось смотреть ему в лицо.
Он попытался вспомнить, какого цвета у капитана глаза. Не смог. Да и видел ли когда-нибудь, какого они цвета?..
– Нельзя же так с собой, Изуру, – сказал Оторибаши, и Изуру едва не уронил папки повторно.
– Простите?
– Своих мертвых нужно отпускать. Иначе они рано или поздно утащат с собой тебя.
Изуру потребовалось с полминуты, чтобы осознать, о чем это. Оторибаши не шевелился, а выражения его лица против солнца было не разобрать. Судя по тону – сочувствовал. Или жалел.
Когда дошло, Изуру глубоко вздохнул, готовясь пережидать всплеск тихого бешенства. Разве только ленивый еще не посоветовал ему оставить воспоминания о покойном Ичимару и жить дальше. Некоторые неленивые говорили такое на каждой попойке. Абараи умудрился даже получить за это в лоб, после чего от изумления заткнулся надолго.
Оторибаши, правда, завел речь на эту тему впервые и был сравнительно деликатен. И, возможно, у него было больше всего прав на такие разговоры. Если он считает, что душевное состояние его лейтенанта мешает работе…
Чего уж там: Изуру и сам так считал. Может, потому вместо гнева он почувствовал только усталость и безысходность.
– Я пробовал. Не получается. Извините, капитан.
Золотые искры, казалось, брызнули от волос Оторибаши, когда он склонил голову. Серые, вдруг вспомнил Изуру, глаза у капитана серые – это было заметно под маской, тогда, в бою над Каракурой.
– Может быть, если тебе нужна какая-то помощь…
Вот спасибо, что хотя бы у Роуза нет универсальных рецептов вроде «напиться и забыться», усмехнулся про себя Изуру. Помощь… да не помешала бы помощь, он это понимал чем дальше, тем яснее. Только вот чем тут поможешь? Рассказывали, что в Генсее водятся специальные врачи – целители душ, которые помогают людям смиряться с потерями. Но им ведь надо рассказывать, что у тебя случилось, а как шинигами заявиться к живому врачу с подобными разговорами? Найти бы такого в Руконгае, из недавно умерших… Впрочем, дурная затея: отыскать душу в Руконгае неимоверно сложно, даже зная, кого точно ищешь, когда он умер, как его звали и как он выглядел. А просто лекаря определенной специальности – да всей шинигамской жизни на это не хватит, разве что чудо случится.
– Если я пойму, какого рода помощь могла бы мне пригодиться, я непременно попрошу, Оторибаши-тайчо. И почтительнейше благодарю за предложение.
Похоже, капитан что-то еще хотел сказать, но не сказал, только махнул рукой и удалился куда-то, почти сразу растаяв в лучах вечернего солнца.
Изуру вернулся к папкам, вновь погружаясь в мелочи: расположение документов на полках, смазанный хвостик иероглифа на корешке, какие-то белые шерстинки, липнущие к пальцам, мимолетный запах жасмина – кто-то положил под крышку папки цветок, а может, ветер принес… Все вещественное, материальное, краски, вкусы и ароматы, фактуры и температуры – он пытался укорениться, прорасти в мир, почувствовать себя как можно более живым, и все это только для того, чтобы игнорировать фантом, преследующий его. Вот как сейчас: «Ай-я-яй, Изуру, разве можно так холодно обходиться со своим капитаном…» Голос из-за плеча, не слышимый ни для кого более. Или тень, протянувшаяся из-за угла, такая знакомая… а это просто куст. Или шлейф запаха, на мгновение касающийся ноздрей. Первые два-три месяца Изуру оборачивался, бежал посмотреть, что происходит, принюхивался. Потом перестал. Наверное, сейчас он выглядел не настолько безумцем, как в ту пору: научился делать вид, что ничего этакого, постороннего не видит и не слышит.
На самом деле Изуру очень боялся, что однажды примет за фантом что-то настоящее. И если это случится в бою…
– Отпустите меня, капитан, – прошептал он, утыкаясь лбом в плотный ряд папок. – Ну пожалуйста, отпустите меня. Я же так с ума сойду.
«А откуда ты знаешь, что уже не сошел?» – насмешливо прошелестело где-то под потолком.
Изуру сморгнул с ресниц теплые, отвратительно соленые слезы.
Ичимару Гин никогда не упускал случая немного поиздеваться над своим лейтенантом. Но настолько жесток при жизни все-таки не был.
Бьякуе снилось, что кто-то вытащил пробку из его солнечного сплетения, и из тела потихоньку вытекает рейрёку: тонкой прерывистой струйкой, впитываясь в простыню, растворяясь в воздухе.
Он сел рывком, задыхаясь от странного и неприятного ощущения. Рука дернулась к груди: пощупать, проверить...
Не было там, конечно, никакой дыры, и пробки тоже не могло быть. Чувство опустошенности постепенно проходило. Всего лишь дурной сон.
Он огляделся: полная луна стояла высоко, и за открытыми сёдзи дремал контрастный черно-серебряный сад. Водопад цветущей глицинии, зыбкое зеркало пруда, полупрозрачный силуэт на пороге... Что?!
Рука дернулась к занпакто на стойке сама собой.
Неведомый гость сидел, привалившись спиной к раме сёдзи, белые одежды в темных кровавых пятнах теребил нездешний, неощутимый ветерок. Волосы серебрились под луной, как еще одна кисть глицинии.
– Ичимару, – узнал его Бьякуя. – Что ты тут делаешь?
Глупый был вопрос, он это знал, еще произнося последнее слово. Нашел что спрашивать у покойника.
Гость повернул голову – несомненно, это был Ичимару: его улыбка, его прищур, – шевельнул губами. Бьякуя не услышал ровным счетом ничего. И ни малейшего движения рейацу не почуял.
Ичимару досадливо всплеснул руками. Сквозь одежду просвечивали очертания мостика над прудом. Призрак?
Живые называют призраками души, задержавшиеся в Генсее вместо того, чтобы переместиться в Руконгай. Шинигами, погибая, сразу превращаются в россыпь духовных частиц, рассеиваются по миру, вливаясь в общий фон... Или – необязательно? Какие еще эксперименты проводил Айзен над собой и своей гвардией? Мог ли Ичимару, убитый им, умереть... не до конца?
– Что ты такое?
Призрак недовольно дернул плечом: мол, а что, так не понятно?!
Бьякуя поймал себя на полуулыбке. Все-таки Ичимару даже в странном своем недопосмертии оставался язвителен. И даже лишенный речи, ухитрялся выражать свои чувства более чем ясно.
За все месяцы, прошедшие со дня гибели Ичимару, Бьякуя едва ли вспомнил о нем лишний раз, ничуть не скучал… и вот теперь понимал, что все это время в жизни чего-то недоставало, самую малость. Как щепотки пряной приправы в большом блюде. Не хватало ухмылок, неслышных шагов, тихих обидных смешков, ядовитой сладости речей. С должностью капитана-всех-достану отменно справлялся Хирако Шинджи, но Бьякуя, как ни странно, предпочел бы его грубоватым и занозистым шуткам опасное изящество Ичимару.
А ведь когда было – не ценил.
– У тебя ко мне дело, или ты явился любоваться садом?
Широкий жест в сторону сада, сладчайшее выражение на лице. «Сад прекрасен», – мысленно перевел Бьякуя. «Но!» – указательный палец, со значением поднятый перед лицом. И рука, протянутая раскрытой ладонью вверх, рука просителя: «Мне кое-что нужно от тебя».
– Что ты хочешь?
Ичимару задумался: видимо, жестов уже не хватало. Он поднял руку и размашисто начертил в воздухе иероглиф. Кончик его пальца будто бы оставлял в воздухе светящийся след – столь мимолетный, что, вероятно, Бьякуе это просто мерещилось. Но иероглиф он прочел легко.
«Помощь».
– Помощь?..
Призрак пристально глянул и полуотвернулся, опустив голову и перекосив плечи. Если до сих пор у Бьякуи и были сомнения, Ичимару ли это, сейчас они развеялись. Гордость и беспомощность, настоящая беда и привычка смеяться над бедами, даже своими – все в одной позе. Кто бы еще так мог?
Не сказать чтобы Бьякуя хорошо знал Ичимару. До вторжения рёка и Зимней войны они никогда не были близки, вряд ли ладили, но находили своеобразное удовольствие друг в друге. По крайней мере, Бьякуе казалось, что это чувство взаимно: Ичимару регулярно пробовал на прочность доспехи Бьякуиного воспитания, Бьякуя держал лицо, и обоим было интересно, кто сдастся первым. Безобидное и даже в какой-то мере изысканное развлечение. Бьякуя раздражался поначалу, а позже научился видеть некоторую прелесть в этой азартной игре без правил и ставок.
Оставался, конечно, вопрос, почему Ичимару явился за помощью именно сюда, однако Бьякуя не рассчитывал получить внятный ответ, коль скоро общение возможно было только жестами.
Он намеревался было спросить, с какой стати должен выручать дважды предателя, но прикусил язык. Во-первых, это слишком походило на торговлю, а не к лицу благородному мужу торговаться в таких ситуациях: либо откажи, либо соглашайся, как сам посчитаешь нужным, но не заставляй уговаривать себя. Во-вторых, и на такой вопрос сложно было бы получить развернутый ответ. А в-третьих, хотя Бьякуя предпочитал себе в этом не признаваться, любопытство уже приняло решение прежде разума.
– Что я могу для тебя сделать?
Призрак быстро облизнул губы, словно в нерешительности, и потянулся к Бьякуе. Полупрозрачная рука наткнулась на какую-то незримую преграду. Ичимару сокрушенно покачал головой, заглянул Бьякуе в лицо.
– Порог тебя не пускает? – догадался тот. Первое, что приходит в голову любому, кто слушал в детстве бабкины или нянькины сказки. – Мне придется выйти к тебе или пригласить тебя в дом?
Резкий кивок.
– Тебе нужно до меня дотронуться?
Опять согласие.
– Хорошо, – Бьякуя поднялся. Пальцы левой руки, словно бы ненароком заведенной за спину, согревало незавершенное боевое кидо. Хватит мгновения, чтобы швырнуть в призрака мощное заклинание.
Можно было бы потребовать у Ичимару клятвы, что он не причинит вреда, но Бьякуя затруднялся быстро сформулировать ее так, чтобы не оставить никаких лазеек. Да и потом, Пустым призрак определенно не был, а душа-плюс вряд ли способна нанести серьезный ущерб шинигами, к тому же капитану. Следовательно, для страховки хватало одного кидо.
Бьякуя перешагнул порог своего дома и встал перед Ичимару.
– Коснись, если хочешь, – разрешил он.
«Вот это настоящее испытание», – пронеслась мысль, пока просвечивающие под луной пальцы медленно приближались к его груди. Инстинктивное желание заорать и отпрыгнуть было сильно как никогда. Кто-то боится безобидных лягушек, мышей или цикад, у кого-то истерику вызывает вид извивающегося змеиного тела, а у него, Кучики Бьякуи, мурашки по спине от перспективы, что до него дотронется привидение. Как пошло и глупо.
Само касание он едва почувствовал: как будто ветерок забрался под одежду, тронул кожу и тут же стих, задушенный слоями ткани. На мгновение все тело словно бы сковало легким онемением, но тут же все прошло, и секунду спустя Бьякуя усомнился, не померещилось ли ему и не было ли это лишь проявлением его иррационального страха.
Ичимару отступил на шаг и поклонился, благодаря.
– Это все? – удивился Бьякуя.
«Нет, конечно!» – ответил Ичимару очень выразительно, всем телом. Задрал голову к луне и принялся загибать пальцы: один, два, три…
– Три луны? Хочешь сказать, тебе нужно три месяца? Каждую ночь? И что же будет потом?
Гримасу Ичимару можно было интерпретировать и как «посмотрим», и как «увидишь».
– Пусть так, – медленно сказал Бьякуя. – Приходи. Но сейчас оставь меня.
В следующий момент призрака не стало. Не колыхнулся воздух, не дрогнуло ни травинки перед энгавой – но полупрозрачная фигура бесследно исчезла.
Бьякуя вернулся в спальню, полный смутных сомнений. Возможно, утром нужно будет покопаться в библиотеке… спросить совета у Укитаке – вдруг на его памяти подобное случалось…
Утреннее солнце било прямо в глаза. Бьякуя заслонился локтем, перевернулся на живот. Годами он просыпался в одно и то же время, вот и сегодня проснулся по привычке, но освеженным себя не чувствовал. Смутно помнились события ночи – кошмар с рейрёку, призрак, обещание помощи... «Приснится же такая ерунда», – вздохнул Бьякуя, потер виски и решительно встал с постели. Служба есть служба, а он не болен, чтобы валяться дольше положенного, даже если не выспался.
Изуру чувствовал себя так, будто его прокрутили в огромной стиральной машине. А потом еще через гладильный пресс пропустили. Болело все, болели мышцы, о существовании которых он помнил – по книгам, не на опыте! – только во время службы в четвертом отряде.
Зато ехидный голос покойного капитана до мозга почти не доходил.
Тренировка с одиннадцатым отрядом – отличное средство избавиться хоть на время от призраков в собственной голове. Главное – не злоупотреблять, чтобы случайно не подохнуть от передозировки. Впрочем, со временем переносимость улучшится – кстати, медицинскими терминами Изуру не мыслил уже давным-давно, к чему вдруг сейчас?.. – а действенность, напротив, ухудшится. Придется искать что-то другое.
Безнадежность собственных перспектив он тоже отметил. Надежды, что удастся каким-то образом изгнать навязчивого призрака, почему-то не осталось.
Еще немного – и придется просить отставки, сдавать дела и переселяться в палату с мягкими стенами. В четвертом такие были, он знал. Правда, постояльцы там надолго не задерживались: либо в один прекрасный день рассыпались снопом искр, уходя на перерождение, либо за ними являлись молчаливые, с закрытыми лицами тени из Оммицукидо. Ни тот, ни другой вариант не прельщал Изуру. Пока было возможно, он старался сохранять хотя бы видимость здравого рассудка. И глушил голос Ичимару в голове как только мог.
Вот, например, сейчас вместо того, чтобы идти отдыхать после утомительной тренировки, Изуру тащился на заседание Мужской Ассоциации Шинигами.
«Заседание» было, конечно, слишком сильным словом для залихватской пьянки, втиснутой в чудом не захваченный еще Женской Ассоциацией сарай на территории седьмого отряда. Однако Изуру именно на пьянку и рассчитывал. Серьезные вопросы, даже если бы они вдруг откуда-то всплыли, он вряд ли был в состоянии воспринимать.
Сарай приветствовал его аплодисментами.
– Видали героя! – торжествовал Хисаги. – Ну что, прав я был? Прав?
Некоторые присутствовавшие с кислыми лицами вкладывали ему в ладонь бумажные свертки с монетами, из чего Изуру заключил, что Хисаги, зная о сегодняшних планах, делал ставки на то, явится ли он, Изуру, после тренировки на заседание. Что ж, неплохой спор, ничем не хуже прочих.
– С меня выпивка, – довольный Хисаги сунул ему в руку бутыль – изрядную, пузатую. Из таких полагалось пить большими глотками или вовсе заливать напиток в горло «винтом», примотав сосуд к руке веревкой. Изуру от души понадеялся, что в бутыли сакэ, а не что покрепче. От сётю у него бывало жуткое похмелье, не говоря о том, что после такой дозы сётю его, вполне возможно, потребовалось бы не провожать, а нести, и не домой, а в тот же четвертый отряд, который Изуру изо всех сил старался обходить стороной.
Аттракцион с молодецким питьем стоило отложить – это забавно, когда все уже изрядно набрались, а не в начале вечера. Изуру поблагодарил Хисаги, прицепил бутыль к поясу и взялся за более привычную посуду. Обыкновенно ему требовалось четыре-пять порций, чтобы чувствительно опьянеть, но после выматывающей тренировки, наверно, должно было хватить и двух.
Мацумото недавно поинтересовалась, почему он стал так много пить. Изуру пожал плечами: мол, как-то само собой получается. Подлинная причина состояла в том, что с ним пьяным отказывался разговаривать Ичимару – словно обижался. Но эту причину Изуру никогда бы не озвучил вслух. Средство покамест работало безотказно, но чтобы не заделаться конченым алкоголиком, Изуру старался уменьшать потребное количество выпивки за счет крайней физической усталости.
Народу прибывало. Появились неразлучные Мадараме с Аясегавой («Сколько можно было торчать в душе?! Без нас, небось, все выпили! Вон Кира с бутылкой обнимается…»). Прокрался вдоль стены Иэмура из четвертого, с привычно постной рожей и с флягой спирта под мышкой. Спирт приходилось прятать и делиться только с избранными, делом доказавшими устойчивость к этому виду алкоголя. Остальным, когда пить становилось больше нечего, наливали в бутылку по четверть пробирки и разбавляли водой до краев. Изуру, зная свои пределы, к Иэмуре даже не подходил. Возможно, когда-нибудь потом… если сакэ перестанет действовать…
Появление Акона он пропустил. Все-таки тренировка и вправду качественно отключала мозги: только что перед ним никого не было, а в следующий момент напротив уже восседал Акон и вытряхивал в рот последние капли из бутылки.
– У тебя на халате пятна синие, – меланхолично заметил Изуру.
– Угу, – не удивился Акон, – подопытный лопнул. Не отчищается, зараза. А новый халат до конца месяца не дадут.
– Четвертый снабжение зажал?
– Не. Капитан лейтенанту чего-то в голове подкрутил опять. Теперь у нас экономия. Скоро, чувствую, расходники по списку учитывать будем, как положено.
– Главное, чтобы не утилизировать по сроку годности.
– Молчи лучше, еще накликаешь…
Изуру был рад, что Акон сел рядом. Ученый появлялся на алкозаседаниях редко, причем по большей части – не менее измученным, чем Изуру сегодня. Но с ним было уютно пить молча, или трепаться о пустяках и повседневной текучке, или иногда поддерживать сумбурную беседу на научные темы. Даже очень пьяного, Акона не обуревал лихой азарт, свойственный шинигами-бойцам. Его не тянуло на приключения, разве что на задушевные разговоры, где Изуру понимал от силы половину, и то исключительно благодаря медицинскому прошлому. Водить компанию с Аконом было безопасно для здоровья и репутации, и Изуру порой удивлялся, почему это от милейшего парня в халате, забрызганном чьей-то синей кровью, многие предпочитают держаться подальше.
– Кира! Покажи класс! – возле них возник Иба, постучал по бутыли у Изуру на поясе.
Аудитория дозрела.
Изуру неслышно вздохнул. Скорее всего, на этом сегодняшнее заседание для него закончится. Только бы не сётю!
Он обмотал кулак веревкой, выдернул пробку, опрокинул бутыль, готовый глотать напиток, не ощущая вкуса и запаха…
Запаха?
Доля секунды его спасла. Это оказалось не сётю, а наоборот – амадзакэ. Хисаги, видимо, и здесь с кем-то поспорил и решил чуть-чуть схитрить, чтобы обеспечить себе выигрыш. Бутыль амадзакэ Изуру, безусловно, мог выхлебать без особого ущерба для здоровья, главное – не поперхнуться зернами риса, болтающимися в жидкости. Хорош бы он был, попади хоть одна рисинка не в то горло…
Под нестройные хлопки зрителей он влил в себя всю бутыль, сморгнул выступившие слезы, вздохнул поглубже.
– Предупреждать же надо, Хисаги-сан…
– Ну извини, – раскрасневшийся от выпивки и выигрыша Хисаги явно не чувствовал себя виноватым. – В следующий раз с меня процент.
– Возьму деньгами.
– Договорились!
Акон проводил Хисаги взглядом.
– Жулики, – заметил он беззлобно.
– Я не знал.
– Да уж, лицо тебя выдало по полной.
Изуру рассмеялся, прикинул, следует ли выпить еще бутылочку или ему хватит. Решил, что все-таки следует. И тут же вспомнил давешние свои размышления про лекарей душ.
– Акон-сан, а вот по твоему ведомству вопрос… Насколько вообще реально разыскать конкретную душу умершего, зная про него имя да род занятий?
В конце концов, рассудил он, в Генсее все в порядке с документооборотом, и если немного порыться в записях гражданского состояния, уж имя-то отыскать можно.
Акон задумчиво нахмурился:
– Теоретически – чисто теоретически – возможно. Технически крайне затруднительно, – он почесал основание одного из рожек на лбу. – Ну и этически, понимаешь ли, это дело сомнительное… так что лучше бы тебе, наверное, считать, что сделать этого нельзя.
– Этически сомнительное? – Изуру сморгнул. – То есть как? В чем сомнительность поиска определенной души в Руконгае?
Акон уставился на него изумленно.
– В Руконгае? А разве… Ох, – он вдруг недовольно передернул плечами, – так тебе по нашу сторону надо! Прошу прощения. Я решил, что ты собрался умершего шинигами искать. Ну, сам понимаешь…
– Да ну тебя, – Изуру даже немного обиделся. – Что же я, так на психа похож?
– Да не без того, если честно, – неловко усмехнулся Акон, – а тебе кого нужно-то? В Руконгае искать тоже не сахар, но технология такая есть и аппаратура тоже…
В этот момент у Изуру словно что-то щелкнуло в голове.
– Погоди, – попросил он, и Акон осекся, глядя тревожно и подозрительно. – Погоди. Ты вот это что сказал сейчас, Акон-сан? Теоретически возможно? Найти погибшего шинигами?!
Акон схватился за голову.
– Чтоб у меня язык отсох, – простонал он, нашарил на столе бутылку сакэ и выпил залпом, как воду. – А может, забудешь? – он уставился на Изуру гипнотически-белесыми глазами так, словно и впрямь рассчитывал, что собеседнику мгновенно откажет память о последних пяти минутах. – Вот честно, Кира, лучше б забыл.
– Я столько еще не выпил, – отрезал Изуру, который в этот момент почувствовал себя трезвым как стеклышко. – В чем проблема с этикой? А с техникой?
– Долго объяснять.
– Куда-то торопишься?
Взгляд Акона стал немного загнанным.
– Ты б себя видел сейчас… следователь. Ладно, расскажу. Только пойдем выйдем, не надо об этом при всех.
В душе Изуру слабо шевельнулась совесть.
– Это секретная информация? Тебе попадет за разглашение?
Акон досадливо мотнул головой, выбираясь из-за стола:
– Какая секретная, она в открытом доступе, знать только надо, где что искать. Просто если вся эта нетрезвая орава краем уха услышит, что смерть шинигами, гм, может не быть окончательной… – последние слова он договаривал шепотом, на всякий случай оглянувшись через плечо.
Изуру его отлично понял. Среди старших офицеров Готея не было ни единого, кто бы не потерял кого-то – друга ли, любимого ли человека. Об этом редко говорили, стараясь и вправду отпускать своих мертвых; но мало ли как легла бы поверх обильных возлияний идея о поиске ушедших! Вот хоть на самого Изуру посмотреть.
Их никто не окликнул – стало быть, никто не обратил особого внимания, что два офицера покинули заседание. И хорошо: ни о чем назавтра не спросят.
– А хоть бы и сюда, – сказал Акон и запрыгнул на крышу сарая. Изуру взметнулся следом, позабыв о перетруженных мышцах. А ведь еще с час назад еле ноги волочил.
– Я весь внимание.
– Капитан.
Бьякуя даже глаза прикрыл на мгновение: так трудно было удержаться от ответной улыбки, глядя на сияющего Ренджи. А удержаться было необходимо. Одно дело, когда лейтенант весь светится, стоит капитану появиться в поле зрения; совсем другое, если и капитан демонстрирует сходные чувства при всех.
– Зайди после построения, Ренджи, – бросил он, стараясь говорить как можно суше, и прошел к себе, не оборачиваясь. Знал, что за спиной у него Ренджи вздрогнул и напрягся, пытаясь сообразить, провинился ли он чем-то, или что-то не в порядке в отряде, или это просто капитан с утра не в духе.
Вести себя как обычно становилось все труднее. В сущности, Бьякуя сознавал, что уже проиграл этот бой, и, более того, не жалел о поражении. Его отношение к Ренджи как к младшему, отстающему, нуждающемуся в опеке и – при случае – в окороте переплавилось сначала в уважение и симпатию, какие испытываешь только к равным и близким, а позже…
Имени этому чувству Бьякуя не знал, когда оно возникло и разгорелось – не заметил. Он не рискнул бы назвать это любовью: любовью было то, что он испытывал к Хисане. Он хорошо помнил то ощущение парения над землей, впечатление, что все птицы поют специально для него, флер сладкого безумия, которым окутался мир.
Ничего подобного сейчас не происходило. Просто у Бьякуи теплело на сердце, когда Ренджи видел его и улыбался, явно не замечая, что улыбается; просто рядом с Ренджи было спокойно и надежно, и никакого отношения это не имело к их боевым навыкам или уровню рейацу. И Бьякуя уже не раз ловил себя на том, что без веской причины затягивает их общение. А Ренджи ничуть не возражал.
Однако чувства не отменяли необходимости держать лицо. Вне службы это было бы не обязательно, но Бьякуя пока не решался перевести отношения в личную плоскость. Что греха таить: боялся утратить контроль за ситуацией. Ведь отношения капитана и лейтенанта – это иерархия, раз и навсегда заданные рамки; а отношения с человеком, которого приглашаешь выпить чаю или полюбоваться луной, – это непредсказуемая стихия. Со стихией в делах… сердечных, если быть честным, Бьякуя связываться опасался.
Ну, а на службе все должно было быть в строгом порядке, поэтому Бьякуя запрещал себе проявлять избыточную симпатию – да и вообще какую бы то ни было симпатию, чтобы ненароком не дать отряду повод думать лишнее. Правда, из-за этого со стороны, наверное, казалось, что Бьякуя постоянно недоволен лейтенантом, а может, и самому Ренджи так казалось, и что-нибудь надо было бы с этим сделать, только вот что…
– Капитан?
Теперь вздрогнул уже Бьякуя. Оказывается, он настолько погрузился в размышления, что не заметил, как вошел Ренджи. Вошел и стоял теперь, неловко переминаясь с ноги на ногу, и может статься, что и голос-то подавал не в первый раз.
Бьякуя подавил желание растереть лицо ладонями. Все-таки на удивление скверно спалось сегодня, вот и внимание рассеивается, и думается совсем не о том, о чем стоило бы думать.
– Как прошло построение?
– Все в порядке, капитан. Отсутствующих нет, заболевших нет, одна просьба о внеочередной увольнительной по личному вопросу. Я взял на себя смелость разрешить.
– А в чем дело? – Бьякуя удивленно шевельнул бровью. Обычно он не ставил решения такого рода под сомнение: Ренджи достаточно долго занимал пост лейтенанта, чтобы не ошибаться в пустяках. Но формулировка… «Взял на себя смелость», надо же. Не все так просто с этой увольнительной? Или Ренджи попросту старается говорить как положено?
«Да что же это я, в конце концов, – рассердился Бьякуя сам на себя. – Сколько можно заниматься чепухой?!»
– Впрочем, неважно, – решительно оборвал он скомканное объяснение Ренджи, которого, похоже, задело и расстроило проявленное недоверие. – Ты разрешил – значит, так и будет. Что на сегодня? – и самому полегчало при виде того, как Ренджи моментально воспрял духом.
Изложение вслух предполагаемого распорядка на текущий день было новшеством в их общении – одним из тех, которые позволяли чуть подольше побыть вместе. Бьякуя мог бы в десять раз быстрее прочесть все то же самое с листа, дать указания и внести поправки двумя-тремя росчерками кисти. Мог. А вместо этого выслушивал доклад, переспрашивал, уточнял и даже позволял завязаться обсуждению, если их с Ренджи мнения по какому-то пункту не сходились. В конце концов, лейтенант знал личный состав отряда ближе и лучше, чем капитан. Почему бы не использовать это знание.
Однако сегодня Бьякуя никак не мог сосредоточиться на том, что говорил Ренджи. Мысли уплывали куда-то, ускользал смысл слов, звуки сливались в неразличимый шум, и приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы следить за докладом.
«Может, я и правда захворал?..» – подумал Бьякуя почти испуганно. Он и припомнить не мог, когда в последний раз болел – не был ранен, а банально болел. Еще в детстве, кажется.
– Ренджи, – позвал он. Лейтенант осекся на вдохе. – Ренджи, у меня нет замечаний. Прими командование на сегодня. Мне нужно уйти.
– Но ведь… – ошарашенно начал Ренджи, тут же прикусил язык – а Бьякуя уже сообразил, что, кажется, только что Ренджи рассказывал про тренировку, где непременно должен присутствовать капитан. Очень некрасиво получилось. Стыдно.
Он даже чуть покачнулся, поднимаясь из-за стола, так велико было желание остаться на месте и попытаться перебороть рассеянность. Ведь долг превыше всего…
– Капитан, вам нехорошо?
Ренджи всполошился настолько, что попытался поддержать Бьякую, как если бы тот собрался падать.
Бьякуя перехватил его руку – прикасаться к себе он обычно не позволял, разве что врачам.
– Все в порядке, Ренджи.
«Кого я обманываю?.. – подумал он, глядя, как острая тревога на лице Ренджи мешается с растерянностью. – И зачем?»
Ведь хотелось же: опереться на подставленную руку, а может, даже прислониться на секунду плечом. Почувствовать тепло, дать себе мгновение отдыха, когда не отвечаешь ни за что, и за себя в том числе. Кто бы осудил такую мимолетную слабость, особенно когда и впрямь нездоровится, а человек, предлагающий помощь, давно заслужил твое доверие?
Но вместо этого Бьякуя повторил:
– Все в порядке, – и только, не удержавшись, слегка сжал пальцами запястье Ренджи, прежде чем убрать руку.
Тут же и пожалел: даже этого было многовато. Чересчур вольное поведение для того, кто никак не может разобраться в своих чувствах.
– Позвольте вас проводить, капитан.
Бьякуя нахмурился: неужели он и впрямь так плохо выглядит? Хотя вряд ли. Это Ренджи слишком хорошо его знает.
– Ценю твою заботу, – ответил он, стараясь не дать голосу дрогнуть, потому что да, ему хотелось бы пройтись бок о бок с Ренджи, и нет, увы, ни в коем случае нельзя было этого показать. – У тебя много дел.
Плохо прозвучало, колюче и неприятно. Ренджи понурился, потускнел.
– Да, капитан. Прошу меня извинить.
«Зачем я это делаю? С ним, с собой? Почему не могу разрешить себе хоть немного искренности?»
Ответов на эти вопросы у Бьякуи не было – и не появилось, когда он летел в шунпо к воротам своей усадьбы, и когда из обжигающе-горячей ванны перебирался в обжигающе-ледяную ключевую воду, и когда с чашкой чая сидел у пруда, пытаясь привести мысли в порядок. Он не чувствовал себя больным – только невыспавшимся, даже невзирая на купание и чай, – но странная рассеянность никуда не делась, и это страшно раздражало.
На закате он лег спать, но заснуть не мог еще долго, злился на себя за это и задремал в отвратительном настроении, когда по саду уже протянулись длинные тени: всходила луна.
Как спрятать информацию, не пряча ее? Разложить кусками в разных местах, где никто не додумается искать. Тот, кто придумал засекретить таким образом данные о принудительной реинкарнации, был очень хитер и прекрасно знал людей. Требовалось доподлинно знать, что искать и куда соваться; случайно наткнуться на нужные книги было невозможно. На одну – да, но не на те полторы дюжины, которые сейчас громоздились на столе Изуру.
«– Некоторые из них написаны манъёганой, пара – по-китайски, а одна даже на пали, – стращал его Акон. – Кира, ты умеешь читать деванагари?
– Не умею. Акон-сан, а ты-то сам можешь прочесть палийский текст, записанный деванагари?
– Нет, – надулся Акон. – Там есть китайский подстрочник.»
Изуру не особенно хорошо владел китайским, особенно двухтысячелетней давности, но в библиотеке имелась поисковая система, она же – словарь. В конце концов, ни один шинигами не знал всех языков, книги на которых тут содержались! С полчаса Изуру потратил на освоение программы, но потом дело пошло быстрее: на экране замелькали иероглифы, начали выстраиваться смысловые ряды и даже ссылки – где еще есть информация по введенным понятиям.
Спустя четыре часа Изуру ощущал, что голова у него распухла от буддийской философии и инженерной премудрости. Теперь он прекрасно понимал, почему Акон пересказал вчера только самые базовые положения теории, а за подробностями послал в библиотеку. Теория была крайне зыбкой, основывалась не столько на фактах, сколько на предположениях и религиозных постулатах, и создать ее практическое воплощение мог бы решиться разве что настоящий маньяк от науки. Или просто безумец. А еще лучше – и тот, и другой разом.
На исходе пятого часа Изуру уверился, что на самом деле принудительная реинкарнация невозможна. И в теории тоже. Шанс на успех был что-то около одного к сотне тысяч. Бессмысленно даже думать об этом.
«Что же, ты так и бросишь эту затею, Изуру? Оставишь меня мертвым? Как это грустно, как грустно…»
Изуру, уже встававший из-за стола с намерением вернуть книги на место и перестать засорять себе мозги, как подкошенный рухнул обратно на стул.
Один шанс на сто тысяч. В теории. Проверить на практике никто никогда даже не пытался.
Но разве это повод отступить?
– Безумец для такого дела есть, – произнес он вслух, пробуя решение на вкус. В черной глубине погасшего экрана отражалось его лицо, причудливо искаженное, с лихорадочно горящими глазами. – Что до ученого-маньяка… думаю, я знаю, где его взять. Вы довольны, Ичимару-тайчо?
Изуру всерьез ожидал увидеть в отражении силуэт Ичимару у себя за плечом. Но не увидел.
И не услышал ответа.
Он назначил Акону встречу вечером, после отбоя, в одном из уютных заведений первого района, где шинигами не боялись, но и не фамильярничали с ними.
Акон явился даже чуть раньше оговоренного времени, и Изуру понял, что все получится. Как ни возмущался вчера Акон, что Изуру вообще что-то думает на тему реинкарнации после всех объяснений, – ему и самому было очень интересно. Иначе он просто не пришел бы сегодня. Собственно, дожидаться «окна» в его расписании можно было и неделю, и то, что он нашел время для встречи сразу же, походило на чудо.
– Я так понял, до библиотеки ты дошел, – уточнил Акон вместо приветствия, плюхнулся за стол и решительно потянул к себе кувшин с ячменным пивом. – Ну и как, не испугался?
– Испугался я еще вчера, – чистосердечно сознался Изуру. – А сегодня понял, что это трудно, но не страшно.
Акон подавился пивом.
– Первое место по Готею в искусстве преуменьшать проблемы – твое, – в несколько приемов прокашлял он. – «Трудно», надо же!
– Но не совсем ведь невозможно.
– Так, – продышавшись, Акон поставил на стол локти, сплел пальцы «корзинкой» и подпер подбородок. – Давай по порядку. Теория без доказательств. Риск вляпаться во временной парадокс. Риск убить, лишить перерождения или непоправимо изуродовать кого-то в Генсее. Несуществующее в природе оборудование. Потребность в энергии, примерно так равная годовым затратам на подпитку сейрейтейского защитного купола. Я ничего не упустил? Это у тебя называется «не совсем невозможно»?
Изуру поспешно сделал большой глоток из своего стакана, чтобы скрыть усмешку. Годовые затраты, вот как? Этого в книгах не было, да и быть не могло, потому что ко времени их написания никто даже не пытался рассчитать параметры реинкарнационной машины. Стало быть, сам Акон их и считал – развлекался ли, или в двенадцатом отряде уже всерьез задумывались над проектом.
– Кое-что упустил, Акон-сан. Например, что манипуляции с душами, лишенными формы, запрещены со времен провала проекта боевых душ-плюс…
– Ох, ну вот это как раз чепух… гхм! В общем, по сравнению со всем остальным это наименьшая из трудностей.
– А все остальное разве трудности? То есть придется, конечно, поработать, но в худшем-то случае просто ничего не получится.
Акон глянул недоверчиво.
– Ты это сейчас серьезно? В худшем случае, Кира, твою установку разнесет на рейши – и вместе с ней все окрестности.
– О…
– А ты думал! Но это полбеды, предохранители придумали до нас, а вот где ты взял бы столько энергии, к примеру?
Изуру прикусил губу. Акону, безусловно, было интересно, но до такой ли степени, чтобы в самом деле ввязаться в постройку машины? Ему-то Ичимару живым низачем не надобен, да и надобен ли вообще кто-то из ушедших?
– Где взять энергию, я знаю, – решился Изуру. – Даже знаю, где взять те материалы, про которые сегодня читал. Но самому собрать установку мне не под силу, Акон-сан.
Лицо у Акона сделалось абсолютно отрешенным. Он зачем-то заглянул в кувшин, побарабанил пальцами по столу.
– Если это получится – ты себе представляешь объем последующих неприятностей? – спросил вполголоса. – Ведь до небес полыхнет: нарушение естественного хода вещей, изъятие души из цикла перерождений, да не говоря о том, кого ты воскресить хочешь…
– Я об этом помню, – соврал Изуру, которому даже в голову не пришло, чем чревата его затея. – Но иначе просто не могу.
Акон знакомо почесал основание рога.
– Видно было, конечно, что у тебя с головой не все хорошо, но чтобы так…
Откажется, понял Изуру. Под языком стало горько, как от мерзкой микстуры. Нельзя было надеяться. В конце концов, Акон не вольный исследователь, чего ради он будет лезть в такую авантюру, рискуя должностью, а учитывая, кто у него капитан – так и жизнью…
– Я не вправе тебя уговаривать, Акон-сан. Извини, что затеял этот разговор.
– Вот! – просветлел лицом Акон. – Говорил же, забудь.
Изуру помотал головой:
– Я попробую сам. Все равно время для мертвых не имеет значения.
Акон уставился на него во все глаза. Затем опустил голову, упершись взглядом в новое пятно на рукаве, на сей раз желто-зеленое.
– Имеет, – сказал он глухо. – Ты невнимательно читал. Или просто в предмете не подкован… Короче, Кира. Сам ты только загремишь в Улей со своими заморочками. Раз я так лихо протрепался, буду в деле. Что говорить-то, я даже чертежи делал для этой установки, безумно ведь интересная штука. И если ты знаешь, где добыть энергию… Только тихо, понял? – зашипел он, видя, как вскинулся Изуру. – Тихо и аккуратно, как будто ты этим занимаешься в Лас Ночес и вокруг шляется толпа голодных Пустых. И так уже тебя, наверное, под наблюдение взяли из-за книг этих.
– Как это – под наблюдение? – опешил Изуру.
– А так, – Акон пожал плечами и залпом допил пиво. – Следят же, кто что читает и не завелись ли у кого от чтения опасные мысли. Так что ты сейчас сиди тише мыши, ничего не разведывай, веди себя как обычно. И со мной не вздумай связываться, иначе наблюдение еще когда снимут, а у тебя времени мало. Тут каждый день на счету, и так вон полгода с хвостом… меносу под хвост. Понял? Я тебе сам посигналю, когда можно будет что-то делать.
Вот теперь – от деловитой тревожности Акона, от неожиданных вестей про слежку – Изуру и в самом деле стало не по себе.
– Акон-сан, – нервно начал он, – но если что… и у тебя ведь будут проблемы?
В белесых глазах мелькнуло неприятное выражение.
– Двенадцатый отряд, начиная с капитана, и так в Улье одной ногой, – сказал Акон сквозь зубы и поднялся. – Я как-нибудь отмашусь, не в первый раз. Скажу вот, если поймают, что ты меня заставил. Угрозами. И знаешь, поверят. Потому как то, что у тебя крыша слетела, даже доказывать не требуется… Имей в виду, Кира, я не шучу.
– Все в порядке, Акон-сан, – кивнул Изуру. – Это и правда целиком моя ответственность.
Почему-то ему стало легче от собственных слов – хотя можно подумать, и впрямь кому-то будет дело до того, кто именно зачинщик опасного и преступного эксперимента.
Акон посмотрел странно, как будто ждал какой-то совсем другой реакции, но ничего не ответил. Потом он ушел, сунув руки в карманы и недовольно нахохлившись, а Изуру попросил еще пива и сидел в питейной до поздней ночи. Ни в отряд, ни тем более домой не хотелось.
Фантом Ичимару молчал как рыба, хотя пьян Изуру не был. Возможно, в кои-то веки покойный капитан не знал, что сказать.
Изуру это устраивало.
Знакомое ощущение вытекающей из тела рейрёку подняло Бьякую на ноги едва ли не прежде самого пробуждения. Во всяком случае, очнулся он, уже стоя и сжимая рукоять Сенбонзакуры.
Луна сегодня была не серебряной, а желтой, как сливочное масло; в саду пересвистывались ночные птахи; полупрозрачный силуэт на пороге отбрасывал еле заметную тень.
Запятнанный кровью рукав Ичимару сполз до самого плеча, когда тот поднял руку в знак приветствия.
Сейчас, в пору теней и шорохов, гость-призрак казался куда более реальным и важным, чем все дневные дела. Бьякуя усмехнулся: надо же, а при солнечном свете он совершенно позабыл про Ичимару: счел его сном и позабыл, как обычно это бывает со снами. Вот сейчас в памяти бледнели картины прошедшего дня: чай у пруда, встревоженный Ренджи – что так его обеспокоило? ах, неважно…
Снится ли мудрецу, что он бабочка, или бабочке – что она мудрец?
– Тебе нужно то же, что вчера? – спросил Бьякуя, опуская занпакто обратно на стойку.
Ичимару ухмыльнулся, кивнул. Узкие губы дрогнули, произнося что-то, и на сей раз Бьякуе показалось, что он расслышал… не звук – призрак звука, но все-таки нечто большее, чем вчерашняя тишина.
Сонливость, одолевавшая Бьякую днем, отступила, но не исчезла. Нельзя было тратить драгоценные минуты отдыха даже хоть бы и на редкую диковину вроде привидения шинигами. Поэтому Бьякуя не раздумывая вышел на энгаву. О боевом кидо он на сей раз не позаботился.
– Дотронься и исчезни. Сегодня у меня нет на тебя времени.
Против воли он залюбовался тем, как Ичимару встает – гибко и текуче, будто в его теле нет костей. Впрочем, а само-то тело есть ли? Вероятно, призрак бесплотен в той же мере, в какой души-плюс бесплотны по отношению к живым. И ведь даже души-плюс довольно быстро обретают способность струиться по воздуху, забывая о прежней своей материальности. Вот и Ичимару, наверное, начал забывать.
Усилием воли Бьякуя заставил себя остаться неподвижным, когда Ичимару подошел вплотную. По спине поползла капля пота, холодя кожу. Почему так жутко, ведь призрак безобиден!
Глупых, иррациональных страхов Бьякуя стыдился с детства. Он нарочно не просил оставить в спальне зажженный фонарь, хотя до тошноты боялся засыпать во мраке. Ведь в комнате нет никаких чудовищ, даже если кажется, что они есть! Значит, и бояться нечего. Наутро он появлялся с синяками под глазами, с искусанными до крови губами, нянька ахала, видя это, и плакала тайком… но ночи проходили одна за другой, чудовища так и не появились, и Бьякуя перестал опасаться сна в темноте.
Так он поступал со всеми тревогами, которые считал необоснованными. Прыгнуть в воду с высокой скалы? Под скалой глубоко, он проверил. О дно разбиться нельзя, следовательно, это не страшно, и наплевать, что колени слабеют, пока поднимаешься на вершину. Стоять посреди вихря смертоносных лепестков Сенбонзакуры? Есть зона, свободная от роя лезвий, она достаточно велика, опасаться нечего, а что внутри все сжимается в ожидании укуса стали – так это позорный, животный страх, и им следует пренебречь.
Призрак Ичимару не выглядел угрожающим, у него не было рейацу, не было и меча, да и что может неприкаянная душа против Кучики Бьякуи? Кроме того, один лишь шаг назад – и между ними окажется порог жилища, который оберегает от нежити надежнее сейрейтейских стен. Не о чем тревожиться, а глупое тело пусть подчинится разуму, а не страху.
Тем временем Ичимару в свойственной ему при жизни манере делал все, чтобы Бьякуе было неуютно: подошел чересчур близко, руку протягивал медленно-медленно, словно бабочку или ящерицу ловил. И вдобавок, кажется, собирался не кончиками пальцев прикоснуться, а всей ладонью. Почему-то от этого было неприятнее всего.
– Ты намерен развлекаться так всю ночь? – холодно поинтересовался Бьякуя, следя, чтобы лед в голосе не дал трещину.
Ичимару поднял брови в показном изумлении, дернул плечом, как бы говоря: «Хорошо, раз ты спешишь…», и рука его метнулась вперед быстрее жабьего языка. Бьякуя судорожно вздохнул: он не ожидал резкого движения, и чувство было не слишком приятное: как будто совсем рядом с кожей пронесли что-то очень холодное, дышащее морозом.
Сегодня призрак не исчез в мгновение ока: он растаял в лунном свете подобно облачку пара, и казалось, что последней пропала из виду широкая ухмылка.
Бьякуя досадливо нахмурился: по всему выходило, что в этой партии старой игры победа осталась за Ичимару. Во всяком случае, он таки заставил Бьякую показать растерянность и недовольство.
Что ж, впредь следует быть сдержаннее.
Луну постепенно занавешивали полупрозрачные облака, и вокруг ее желтой лепешки образовался ржавый ореол. Птицы в саду смолкли. В тишине стало слышно, как где-то в отдалении перекрикиваются часовые. Даже эти едва доносящиеся голоса почему-то раздражали, и Бьякуя поймал себя на том, что забыл формулу ночной переклички. Как там было? «Северный перекресток, все спокойно!» Или нет?
Сон наваливался, как огромная горячая подушка; Бьякуя с трудом добрел до постели, лег, укрылся одеялом. Надо выспаться, непременно надо. Завтра он обязан проснуться бодрым.
Только вот никак не припоминалось – зачем.
Автор: Eswet
Бета: Сакура-химэ
Иллюстратор: iris M
Персонажи/Пейринг: Ичимару Гин/Кучики Бьякуя, Ичимару Гин|Кира Изуру, Абараи Ренджи/Кучики Бьякуя, Акон, Оторибаши Роджуро, Укитаке Джуширо и другие
Тип: джен, слэш
Рейтинг: R
Жанр: ангст, романс, мистика, приключения
Размер: макси, 31,8 тыс.слов
Саммари: Шинигами - "боги смерти", но много ли они знают о смерти на самом деле? Что им, психопомпам и стражам порядка, известно о путях, которыми проходят души в круге перерождений? По правде сказать, немногое. длинный текст
После Битвы над Каракурой Кира тщетно пытается с головой погрузиться в рабочую рутину. Ни новый капитан, ни выматывающие тренировки не могут отвлечь от мыслей о погибшем Ичимару. Кира сознает, что неспособность отпустить своих мертвых грозит ему в конечном итоге безумием. Он ищет способ отделаться от навязчивых размышлений, но случайная фраза, оброненная как-то собутыльником, заставляет его задуматься о принципиально ином решении. Правда, для воплощения этого решения придется нарушить кучу правил Готея, а может, и пару законов мироздания, но Кире кажется, что терять ему уже нечего.
Где-то примерно в то же время Бьякую в его доме начинает посещать незваный и очень таинственный гость. В стремлении разгадать его загадку Бьякуя мало-помалу пренебрегает соображениями личной безопасности. Он уверен, что в случае чего сумеет справиться с неприятностями, и вряд ли способен здраво оценить, сколь далеко заводят его любопытство и гордыня.
А тем временем окружающим остается только гадать, что происходит, и реагировать... как-нибудь.
Примечания: фанфик написан на Bleach MiniBang-2014
Предупреждения: автор использует «-тайчо» как хонорифик
Ссылка на скачивание: .rtf | .txt
Ссылка на скачивание иллюстраций: архив
Сам себе загадай, сам себе ответь:
Нужен ли опыт смерти твоей душе?
Даже такая жизнь веселей, чем смерть.
Забывай ее, забывай ее…
О. Медведев, «Кайнозой»
Нужен ли опыт смерти твоей душе?
Даже такая жизнь веселей, чем смерть.
Забывай ее, забывай ее…
О. Медведев, «Кайнозой»
– Все-таки редкая вы скотина, капитан. Редкостная, – вздохнул Изуру, расставляя на полке папки с документами. С десяток подшивок он держал на сгибе локтя, прижимая подбородком, а остальные распихивал по местам свободной рукой.
– О? Позволь узнать, чем я провинился? – раздался за спиной удивленный и обиженный голос, и Изуру подпрыгнул на месте, роняя папки:
– А?! Ох, Оторибаши-тайчо! Простите, я… я это не вам.
Капитан, стоя в дверях, сокрушенно – и очень театрально – покачал головой. В золотистых локонах, казалось, запутались солнечные лучи. Картиночка, не шинигами. Изуру коротко вздохнул: как человек Роуз ему, пожалуй, нравился, но вот к капитану Оторибаши привыкнуть было тяжело. Какой-то он был слишком легковесный для капитана. Без второго дна. Чересчур открытый, чересчур искренний. Готовый в любую секунду поделиться хорошим настроением, но не навязываясь. Изуру подозревал поначалу, что никто из вайзардов не так прост, как кажется, но постепенно это подозрение улетучилось.
Не хотелось признаваться себе, но с «простым» капитаном было неинтересно. Всю предыдущую карьеру Изуру везло на многогранных начальников: Айзен, Унохана, Ичимару… Он привык наблюдать, подмечать детали, сопоставлять, делать выводы, искать и находить тайное в явном. Ошибаться, обманывать себя, выворачивать на верный путь снова и снова. С Ичимару он практиковался в этом искусстве ежеминутно.
Не думать об Ичимару, приказал себе Изуру. Не сметь думать.
Он опустился на одно колено, собирая рассыпанные папки. Сосредоточился на ощущениях: шершавое плетение татами, теплеющая под пальцами кожа обложек, сладковатый запах туши и бумаги. Ничего, что могло бы увести мысли с протоптанных дорожек.
Оторибаши так и стоял на пороге, как будто что-то не давало ему пройти в помещение. Молчал, неотрывно следя за лейтенантом: Изуру чувствовал его взгляд загривком, как настоящее прикосновение.
Папки на полу кончились, Изуру поднялся. Поворачиваться к капитану спиной и продолжать работать было не вполне прилично, стоять столбом – странно, а о чем заговорить – совершенно непонятно. Можно было посмотреть вопросительно: Оторибаши никогда не делал вид, что не понимает намеков, он как-нибудь разрешил бы ситуацию. Вот только Изуру не хотелось смотреть ему в лицо.
Он попытался вспомнить, какого цвета у капитана глаза. Не смог. Да и видел ли когда-нибудь, какого они цвета?..
– Нельзя же так с собой, Изуру, – сказал Оторибаши, и Изуру едва не уронил папки повторно.
– Простите?
– Своих мертвых нужно отпускать. Иначе они рано или поздно утащат с собой тебя.
Изуру потребовалось с полминуты, чтобы осознать, о чем это. Оторибаши не шевелился, а выражения его лица против солнца было не разобрать. Судя по тону – сочувствовал. Или жалел.
Когда дошло, Изуру глубоко вздохнул, готовясь пережидать всплеск тихого бешенства. Разве только ленивый еще не посоветовал ему оставить воспоминания о покойном Ичимару и жить дальше. Некоторые неленивые говорили такое на каждой попойке. Абараи умудрился даже получить за это в лоб, после чего от изумления заткнулся надолго.
Оторибаши, правда, завел речь на эту тему впервые и был сравнительно деликатен. И, возможно, у него было больше всего прав на такие разговоры. Если он считает, что душевное состояние его лейтенанта мешает работе…
Чего уж там: Изуру и сам так считал. Может, потому вместо гнева он почувствовал только усталость и безысходность.
– Я пробовал. Не получается. Извините, капитан.
Золотые искры, казалось, брызнули от волос Оторибаши, когда он склонил голову. Серые, вдруг вспомнил Изуру, глаза у капитана серые – это было заметно под маской, тогда, в бою над Каракурой.
– Может быть, если тебе нужна какая-то помощь…
Вот спасибо, что хотя бы у Роуза нет универсальных рецептов вроде «напиться и забыться», усмехнулся про себя Изуру. Помощь… да не помешала бы помощь, он это понимал чем дальше, тем яснее. Только вот чем тут поможешь? Рассказывали, что в Генсее водятся специальные врачи – целители душ, которые помогают людям смиряться с потерями. Но им ведь надо рассказывать, что у тебя случилось, а как шинигами заявиться к живому врачу с подобными разговорами? Найти бы такого в Руконгае, из недавно умерших… Впрочем, дурная затея: отыскать душу в Руконгае неимоверно сложно, даже зная, кого точно ищешь, когда он умер, как его звали и как он выглядел. А просто лекаря определенной специальности – да всей шинигамской жизни на это не хватит, разве что чудо случится.
– Если я пойму, какого рода помощь могла бы мне пригодиться, я непременно попрошу, Оторибаши-тайчо. И почтительнейше благодарю за предложение.
Похоже, капитан что-то еще хотел сказать, но не сказал, только махнул рукой и удалился куда-то, почти сразу растаяв в лучах вечернего солнца.
Изуру вернулся к папкам, вновь погружаясь в мелочи: расположение документов на полках, смазанный хвостик иероглифа на корешке, какие-то белые шерстинки, липнущие к пальцам, мимолетный запах жасмина – кто-то положил под крышку папки цветок, а может, ветер принес… Все вещественное, материальное, краски, вкусы и ароматы, фактуры и температуры – он пытался укорениться, прорасти в мир, почувствовать себя как можно более живым, и все это только для того, чтобы игнорировать фантом, преследующий его. Вот как сейчас: «Ай-я-яй, Изуру, разве можно так холодно обходиться со своим капитаном…» Голос из-за плеча, не слышимый ни для кого более. Или тень, протянувшаяся из-за угла, такая знакомая… а это просто куст. Или шлейф запаха, на мгновение касающийся ноздрей. Первые два-три месяца Изуру оборачивался, бежал посмотреть, что происходит, принюхивался. Потом перестал. Наверное, сейчас он выглядел не настолько безумцем, как в ту пору: научился делать вид, что ничего этакого, постороннего не видит и не слышит.
На самом деле Изуру очень боялся, что однажды примет за фантом что-то настоящее. И если это случится в бою…
– Отпустите меня, капитан, – прошептал он, утыкаясь лбом в плотный ряд папок. – Ну пожалуйста, отпустите меня. Я же так с ума сойду.
«А откуда ты знаешь, что уже не сошел?» – насмешливо прошелестело где-то под потолком.
Изуру сморгнул с ресниц теплые, отвратительно соленые слезы.
Ичимару Гин никогда не упускал случая немного поиздеваться над своим лейтенантом. Но настолько жесток при жизни все-таки не был.
* * *
Бьякуе снилось, что кто-то вытащил пробку из его солнечного сплетения, и из тела потихоньку вытекает рейрёку: тонкой прерывистой струйкой, впитываясь в простыню, растворяясь в воздухе.
Он сел рывком, задыхаясь от странного и неприятного ощущения. Рука дернулась к груди: пощупать, проверить...
Не было там, конечно, никакой дыры, и пробки тоже не могло быть. Чувство опустошенности постепенно проходило. Всего лишь дурной сон.
Он огляделся: полная луна стояла высоко, и за открытыми сёдзи дремал контрастный черно-серебряный сад. Водопад цветущей глицинии, зыбкое зеркало пруда, полупрозрачный силуэт на пороге... Что?!
Рука дернулась к занпакто на стойке сама собой.
Неведомый гость сидел, привалившись спиной к раме сёдзи, белые одежды в темных кровавых пятнах теребил нездешний, неощутимый ветерок. Волосы серебрились под луной, как еще одна кисть глицинии.
– Ичимару, – узнал его Бьякуя. – Что ты тут делаешь?
Глупый был вопрос, он это знал, еще произнося последнее слово. Нашел что спрашивать у покойника.
Гость повернул голову – несомненно, это был Ичимару: его улыбка, его прищур, – шевельнул губами. Бьякуя не услышал ровным счетом ничего. И ни малейшего движения рейацу не почуял.
Ичимару досадливо всплеснул руками. Сквозь одежду просвечивали очертания мостика над прудом. Призрак?
Живые называют призраками души, задержавшиеся в Генсее вместо того, чтобы переместиться в Руконгай. Шинигами, погибая, сразу превращаются в россыпь духовных частиц, рассеиваются по миру, вливаясь в общий фон... Или – необязательно? Какие еще эксперименты проводил Айзен над собой и своей гвардией? Мог ли Ичимару, убитый им, умереть... не до конца?
– Что ты такое?
Призрак недовольно дернул плечом: мол, а что, так не понятно?!
Бьякуя поймал себя на полуулыбке. Все-таки Ичимару даже в странном своем недопосмертии оставался язвителен. И даже лишенный речи, ухитрялся выражать свои чувства более чем ясно.
За все месяцы, прошедшие со дня гибели Ичимару, Бьякуя едва ли вспомнил о нем лишний раз, ничуть не скучал… и вот теперь понимал, что все это время в жизни чего-то недоставало, самую малость. Как щепотки пряной приправы в большом блюде. Не хватало ухмылок, неслышных шагов, тихих обидных смешков, ядовитой сладости речей. С должностью капитана-всех-достану отменно справлялся Хирако Шинджи, но Бьякуя, как ни странно, предпочел бы его грубоватым и занозистым шуткам опасное изящество Ичимару.
А ведь когда было – не ценил.
– У тебя ко мне дело, или ты явился любоваться садом?
Широкий жест в сторону сада, сладчайшее выражение на лице. «Сад прекрасен», – мысленно перевел Бьякуя. «Но!» – указательный палец, со значением поднятый перед лицом. И рука, протянутая раскрытой ладонью вверх, рука просителя: «Мне кое-что нужно от тебя».
– Что ты хочешь?
Ичимару задумался: видимо, жестов уже не хватало. Он поднял руку и размашисто начертил в воздухе иероглиф. Кончик его пальца будто бы оставлял в воздухе светящийся след – столь мимолетный, что, вероятно, Бьякуе это просто мерещилось. Но иероглиф он прочел легко.
«Помощь».
– Помощь?..
Призрак пристально глянул и полуотвернулся, опустив голову и перекосив плечи. Если до сих пор у Бьякуи и были сомнения, Ичимару ли это, сейчас они развеялись. Гордость и беспомощность, настоящая беда и привычка смеяться над бедами, даже своими – все в одной позе. Кто бы еще так мог?
Не сказать чтобы Бьякуя хорошо знал Ичимару. До вторжения рёка и Зимней войны они никогда не были близки, вряд ли ладили, но находили своеобразное удовольствие друг в друге. По крайней мере, Бьякуе казалось, что это чувство взаимно: Ичимару регулярно пробовал на прочность доспехи Бьякуиного воспитания, Бьякуя держал лицо, и обоим было интересно, кто сдастся первым. Безобидное и даже в какой-то мере изысканное развлечение. Бьякуя раздражался поначалу, а позже научился видеть некоторую прелесть в этой азартной игре без правил и ставок.
Оставался, конечно, вопрос, почему Ичимару явился за помощью именно сюда, однако Бьякуя не рассчитывал получить внятный ответ, коль скоро общение возможно было только жестами.
Он намеревался было спросить, с какой стати должен выручать дважды предателя, но прикусил язык. Во-первых, это слишком походило на торговлю, а не к лицу благородному мужу торговаться в таких ситуациях: либо откажи, либо соглашайся, как сам посчитаешь нужным, но не заставляй уговаривать себя. Во-вторых, и на такой вопрос сложно было бы получить развернутый ответ. А в-третьих, хотя Бьякуя предпочитал себе в этом не признаваться, любопытство уже приняло решение прежде разума.
– Что я могу для тебя сделать?
Призрак быстро облизнул губы, словно в нерешительности, и потянулся к Бьякуе. Полупрозрачная рука наткнулась на какую-то незримую преграду. Ичимару сокрушенно покачал головой, заглянул Бьякуе в лицо.
– Порог тебя не пускает? – догадался тот. Первое, что приходит в голову любому, кто слушал в детстве бабкины или нянькины сказки. – Мне придется выйти к тебе или пригласить тебя в дом?
Резкий кивок.
– Тебе нужно до меня дотронуться?
Опять согласие.
– Хорошо, – Бьякуя поднялся. Пальцы левой руки, словно бы ненароком заведенной за спину, согревало незавершенное боевое кидо. Хватит мгновения, чтобы швырнуть в призрака мощное заклинание.
Можно было бы потребовать у Ичимару клятвы, что он не причинит вреда, но Бьякуя затруднялся быстро сформулировать ее так, чтобы не оставить никаких лазеек. Да и потом, Пустым призрак определенно не был, а душа-плюс вряд ли способна нанести серьезный ущерб шинигами, к тому же капитану. Следовательно, для страховки хватало одного кидо.
Бьякуя перешагнул порог своего дома и встал перед Ичимару.
– Коснись, если хочешь, – разрешил он.
«Вот это настоящее испытание», – пронеслась мысль, пока просвечивающие под луной пальцы медленно приближались к его груди. Инстинктивное желание заорать и отпрыгнуть было сильно как никогда. Кто-то боится безобидных лягушек, мышей или цикад, у кого-то истерику вызывает вид извивающегося змеиного тела, а у него, Кучики Бьякуи, мурашки по спине от перспективы, что до него дотронется привидение. Как пошло и глупо.
Само касание он едва почувствовал: как будто ветерок забрался под одежду, тронул кожу и тут же стих, задушенный слоями ткани. На мгновение все тело словно бы сковало легким онемением, но тут же все прошло, и секунду спустя Бьякуя усомнился, не померещилось ли ему и не было ли это лишь проявлением его иррационального страха.
Ичимару отступил на шаг и поклонился, благодаря.
– Это все? – удивился Бьякуя.
«Нет, конечно!» – ответил Ичимару очень выразительно, всем телом. Задрал голову к луне и принялся загибать пальцы: один, два, три…
– Три луны? Хочешь сказать, тебе нужно три месяца? Каждую ночь? И что же будет потом?
Гримасу Ичимару можно было интерпретировать и как «посмотрим», и как «увидишь».
– Пусть так, – медленно сказал Бьякуя. – Приходи. Но сейчас оставь меня.
В следующий момент призрака не стало. Не колыхнулся воздух, не дрогнуло ни травинки перед энгавой – но полупрозрачная фигура бесследно исчезла.
Бьякуя вернулся в спальню, полный смутных сомнений. Возможно, утром нужно будет покопаться в библиотеке… спросить совета у Укитаке – вдруг на его памяти подобное случалось…
Утреннее солнце било прямо в глаза. Бьякуя заслонился локтем, перевернулся на живот. Годами он просыпался в одно и то же время, вот и сегодня проснулся по привычке, но освеженным себя не чувствовал. Смутно помнились события ночи – кошмар с рейрёку, призрак, обещание помощи... «Приснится же такая ерунда», – вздохнул Бьякуя, потер виски и решительно встал с постели. Служба есть служба, а он не болен, чтобы валяться дольше положенного, даже если не выспался.
* * *
Изуру чувствовал себя так, будто его прокрутили в огромной стиральной машине. А потом еще через гладильный пресс пропустили. Болело все, болели мышцы, о существовании которых он помнил – по книгам, не на опыте! – только во время службы в четвертом отряде.
Зато ехидный голос покойного капитана до мозга почти не доходил.
Тренировка с одиннадцатым отрядом – отличное средство избавиться хоть на время от призраков в собственной голове. Главное – не злоупотреблять, чтобы случайно не подохнуть от передозировки. Впрочем, со временем переносимость улучшится – кстати, медицинскими терминами Изуру не мыслил уже давным-давно, к чему вдруг сейчас?.. – а действенность, напротив, ухудшится. Придется искать что-то другое.
Безнадежность собственных перспектив он тоже отметил. Надежды, что удастся каким-то образом изгнать навязчивого призрака, почему-то не осталось.
Еще немного – и придется просить отставки, сдавать дела и переселяться в палату с мягкими стенами. В четвертом такие были, он знал. Правда, постояльцы там надолго не задерживались: либо в один прекрасный день рассыпались снопом искр, уходя на перерождение, либо за ними являлись молчаливые, с закрытыми лицами тени из Оммицукидо. Ни тот, ни другой вариант не прельщал Изуру. Пока было возможно, он старался сохранять хотя бы видимость здравого рассудка. И глушил голос Ичимару в голове как только мог.
Вот, например, сейчас вместо того, чтобы идти отдыхать после утомительной тренировки, Изуру тащился на заседание Мужской Ассоциации Шинигами.
«Заседание» было, конечно, слишком сильным словом для залихватской пьянки, втиснутой в чудом не захваченный еще Женской Ассоциацией сарай на территории седьмого отряда. Однако Изуру именно на пьянку и рассчитывал. Серьезные вопросы, даже если бы они вдруг откуда-то всплыли, он вряд ли был в состоянии воспринимать.
Сарай приветствовал его аплодисментами.
– Видали героя! – торжествовал Хисаги. – Ну что, прав я был? Прав?
Некоторые присутствовавшие с кислыми лицами вкладывали ему в ладонь бумажные свертки с монетами, из чего Изуру заключил, что Хисаги, зная о сегодняшних планах, делал ставки на то, явится ли он, Изуру, после тренировки на заседание. Что ж, неплохой спор, ничем не хуже прочих.
– С меня выпивка, – довольный Хисаги сунул ему в руку бутыль – изрядную, пузатую. Из таких полагалось пить большими глотками или вовсе заливать напиток в горло «винтом», примотав сосуд к руке веревкой. Изуру от души понадеялся, что в бутыли сакэ, а не что покрепче. От сётю у него бывало жуткое похмелье, не говоря о том, что после такой дозы сётю его, вполне возможно, потребовалось бы не провожать, а нести, и не домой, а в тот же четвертый отряд, который Изуру изо всех сил старался обходить стороной.
Аттракцион с молодецким питьем стоило отложить – это забавно, когда все уже изрядно набрались, а не в начале вечера. Изуру поблагодарил Хисаги, прицепил бутыль к поясу и взялся за более привычную посуду. Обыкновенно ему требовалось четыре-пять порций, чтобы чувствительно опьянеть, но после выматывающей тренировки, наверно, должно было хватить и двух.
Мацумото недавно поинтересовалась, почему он стал так много пить. Изуру пожал плечами: мол, как-то само собой получается. Подлинная причина состояла в том, что с ним пьяным отказывался разговаривать Ичимару – словно обижался. Но эту причину Изуру никогда бы не озвучил вслух. Средство покамест работало безотказно, но чтобы не заделаться конченым алкоголиком, Изуру старался уменьшать потребное количество выпивки за счет крайней физической усталости.
Народу прибывало. Появились неразлучные Мадараме с Аясегавой («Сколько можно было торчать в душе?! Без нас, небось, все выпили! Вон Кира с бутылкой обнимается…»). Прокрался вдоль стены Иэмура из четвертого, с привычно постной рожей и с флягой спирта под мышкой. Спирт приходилось прятать и делиться только с избранными, делом доказавшими устойчивость к этому виду алкоголя. Остальным, когда пить становилось больше нечего, наливали в бутылку по четверть пробирки и разбавляли водой до краев. Изуру, зная свои пределы, к Иэмуре даже не подходил. Возможно, когда-нибудь потом… если сакэ перестанет действовать…
Появление Акона он пропустил. Все-таки тренировка и вправду качественно отключала мозги: только что перед ним никого не было, а в следующий момент напротив уже восседал Акон и вытряхивал в рот последние капли из бутылки.
– У тебя на халате пятна синие, – меланхолично заметил Изуру.
– Угу, – не удивился Акон, – подопытный лопнул. Не отчищается, зараза. А новый халат до конца месяца не дадут.
– Четвертый снабжение зажал?
– Не. Капитан лейтенанту чего-то в голове подкрутил опять. Теперь у нас экономия. Скоро, чувствую, расходники по списку учитывать будем, как положено.
– Главное, чтобы не утилизировать по сроку годности.
– Молчи лучше, еще накликаешь…
Изуру был рад, что Акон сел рядом. Ученый появлялся на алкозаседаниях редко, причем по большей части – не менее измученным, чем Изуру сегодня. Но с ним было уютно пить молча, или трепаться о пустяках и повседневной текучке, или иногда поддерживать сумбурную беседу на научные темы. Даже очень пьяного, Акона не обуревал лихой азарт, свойственный шинигами-бойцам. Его не тянуло на приключения, разве что на задушевные разговоры, где Изуру понимал от силы половину, и то исключительно благодаря медицинскому прошлому. Водить компанию с Аконом было безопасно для здоровья и репутации, и Изуру порой удивлялся, почему это от милейшего парня в халате, забрызганном чьей-то синей кровью, многие предпочитают держаться подальше.
– Кира! Покажи класс! – возле них возник Иба, постучал по бутыли у Изуру на поясе.
Аудитория дозрела.
Изуру неслышно вздохнул. Скорее всего, на этом сегодняшнее заседание для него закончится. Только бы не сётю!
Он обмотал кулак веревкой, выдернул пробку, опрокинул бутыль, готовый глотать напиток, не ощущая вкуса и запаха…
Запаха?
Доля секунды его спасла. Это оказалось не сётю, а наоборот – амадзакэ. Хисаги, видимо, и здесь с кем-то поспорил и решил чуть-чуть схитрить, чтобы обеспечить себе выигрыш. Бутыль амадзакэ Изуру, безусловно, мог выхлебать без особого ущерба для здоровья, главное – не поперхнуться зернами риса, болтающимися в жидкости. Хорош бы он был, попади хоть одна рисинка не в то горло…
Под нестройные хлопки зрителей он влил в себя всю бутыль, сморгнул выступившие слезы, вздохнул поглубже.
– Предупреждать же надо, Хисаги-сан…
– Ну извини, – раскрасневшийся от выпивки и выигрыша Хисаги явно не чувствовал себя виноватым. – В следующий раз с меня процент.
– Возьму деньгами.
– Договорились!
Акон проводил Хисаги взглядом.
– Жулики, – заметил он беззлобно.
– Я не знал.
– Да уж, лицо тебя выдало по полной.
Изуру рассмеялся, прикинул, следует ли выпить еще бутылочку или ему хватит. Решил, что все-таки следует. И тут же вспомнил давешние свои размышления про лекарей душ.
– Акон-сан, а вот по твоему ведомству вопрос… Насколько вообще реально разыскать конкретную душу умершего, зная про него имя да род занятий?
В конце концов, рассудил он, в Генсее все в порядке с документооборотом, и если немного порыться в записях гражданского состояния, уж имя-то отыскать можно.
Акон задумчиво нахмурился:
– Теоретически – чисто теоретически – возможно. Технически крайне затруднительно, – он почесал основание одного из рожек на лбу. – Ну и этически, понимаешь ли, это дело сомнительное… так что лучше бы тебе, наверное, считать, что сделать этого нельзя.
– Этически сомнительное? – Изуру сморгнул. – То есть как? В чем сомнительность поиска определенной души в Руконгае?
Акон уставился на него изумленно.
– В Руконгае? А разве… Ох, – он вдруг недовольно передернул плечами, – так тебе по нашу сторону надо! Прошу прощения. Я решил, что ты собрался умершего шинигами искать. Ну, сам понимаешь…
– Да ну тебя, – Изуру даже немного обиделся. – Что же я, так на психа похож?
– Да не без того, если честно, – неловко усмехнулся Акон, – а тебе кого нужно-то? В Руконгае искать тоже не сахар, но технология такая есть и аппаратура тоже…
В этот момент у Изуру словно что-то щелкнуло в голове.
– Погоди, – попросил он, и Акон осекся, глядя тревожно и подозрительно. – Погоди. Ты вот это что сказал сейчас, Акон-сан? Теоретически возможно? Найти погибшего шинигами?!
Акон схватился за голову.
– Чтоб у меня язык отсох, – простонал он, нашарил на столе бутылку сакэ и выпил залпом, как воду. – А может, забудешь? – он уставился на Изуру гипнотически-белесыми глазами так, словно и впрямь рассчитывал, что собеседнику мгновенно откажет память о последних пяти минутах. – Вот честно, Кира, лучше б забыл.
– Я столько еще не выпил, – отрезал Изуру, который в этот момент почувствовал себя трезвым как стеклышко. – В чем проблема с этикой? А с техникой?
– Долго объяснять.
– Куда-то торопишься?
Взгляд Акона стал немного загнанным.
– Ты б себя видел сейчас… следователь. Ладно, расскажу. Только пойдем выйдем, не надо об этом при всех.
В душе Изуру слабо шевельнулась совесть.
– Это секретная информация? Тебе попадет за разглашение?
Акон досадливо мотнул головой, выбираясь из-за стола:
– Какая секретная, она в открытом доступе, знать только надо, где что искать. Просто если вся эта нетрезвая орава краем уха услышит, что смерть шинигами, гм, может не быть окончательной… – последние слова он договаривал шепотом, на всякий случай оглянувшись через плечо.
Изуру его отлично понял. Среди старших офицеров Готея не было ни единого, кто бы не потерял кого-то – друга ли, любимого ли человека. Об этом редко говорили, стараясь и вправду отпускать своих мертвых; но мало ли как легла бы поверх обильных возлияний идея о поиске ушедших! Вот хоть на самого Изуру посмотреть.
Их никто не окликнул – стало быть, никто не обратил особого внимания, что два офицера покинули заседание. И хорошо: ни о чем назавтра не спросят.
– А хоть бы и сюда, – сказал Акон и запрыгнул на крышу сарая. Изуру взметнулся следом, позабыв о перетруженных мышцах. А ведь еще с час назад еле ноги волочил.
– Я весь внимание.
* * *
– Капитан.
Бьякуя даже глаза прикрыл на мгновение: так трудно было удержаться от ответной улыбки, глядя на сияющего Ренджи. А удержаться было необходимо. Одно дело, когда лейтенант весь светится, стоит капитану появиться в поле зрения; совсем другое, если и капитан демонстрирует сходные чувства при всех.
– Зайди после построения, Ренджи, – бросил он, стараясь говорить как можно суше, и прошел к себе, не оборачиваясь. Знал, что за спиной у него Ренджи вздрогнул и напрягся, пытаясь сообразить, провинился ли он чем-то, или что-то не в порядке в отряде, или это просто капитан с утра не в духе.
Вести себя как обычно становилось все труднее. В сущности, Бьякуя сознавал, что уже проиграл этот бой, и, более того, не жалел о поражении. Его отношение к Ренджи как к младшему, отстающему, нуждающемуся в опеке и – при случае – в окороте переплавилось сначала в уважение и симпатию, какие испытываешь только к равным и близким, а позже…
Имени этому чувству Бьякуя не знал, когда оно возникло и разгорелось – не заметил. Он не рискнул бы назвать это любовью: любовью было то, что он испытывал к Хисане. Он хорошо помнил то ощущение парения над землей, впечатление, что все птицы поют специально для него, флер сладкого безумия, которым окутался мир.
Ничего подобного сейчас не происходило. Просто у Бьякуи теплело на сердце, когда Ренджи видел его и улыбался, явно не замечая, что улыбается; просто рядом с Ренджи было спокойно и надежно, и никакого отношения это не имело к их боевым навыкам или уровню рейацу. И Бьякуя уже не раз ловил себя на том, что без веской причины затягивает их общение. А Ренджи ничуть не возражал.
Однако чувства не отменяли необходимости держать лицо. Вне службы это было бы не обязательно, но Бьякуя пока не решался перевести отношения в личную плоскость. Что греха таить: боялся утратить контроль за ситуацией. Ведь отношения капитана и лейтенанта – это иерархия, раз и навсегда заданные рамки; а отношения с человеком, которого приглашаешь выпить чаю или полюбоваться луной, – это непредсказуемая стихия. Со стихией в делах… сердечных, если быть честным, Бьякуя связываться опасался.
Ну, а на службе все должно было быть в строгом порядке, поэтому Бьякуя запрещал себе проявлять избыточную симпатию – да и вообще какую бы то ни было симпатию, чтобы ненароком не дать отряду повод думать лишнее. Правда, из-за этого со стороны, наверное, казалось, что Бьякуя постоянно недоволен лейтенантом, а может, и самому Ренджи так казалось, и что-нибудь надо было бы с этим сделать, только вот что…
– Капитан?
Теперь вздрогнул уже Бьякуя. Оказывается, он настолько погрузился в размышления, что не заметил, как вошел Ренджи. Вошел и стоял теперь, неловко переминаясь с ноги на ногу, и может статься, что и голос-то подавал не в первый раз.
Бьякуя подавил желание растереть лицо ладонями. Все-таки на удивление скверно спалось сегодня, вот и внимание рассеивается, и думается совсем не о том, о чем стоило бы думать.
– Как прошло построение?
– Все в порядке, капитан. Отсутствующих нет, заболевших нет, одна просьба о внеочередной увольнительной по личному вопросу. Я взял на себя смелость разрешить.
– А в чем дело? – Бьякуя удивленно шевельнул бровью. Обычно он не ставил решения такого рода под сомнение: Ренджи достаточно долго занимал пост лейтенанта, чтобы не ошибаться в пустяках. Но формулировка… «Взял на себя смелость», надо же. Не все так просто с этой увольнительной? Или Ренджи попросту старается говорить как положено?
«Да что же это я, в конце концов, – рассердился Бьякуя сам на себя. – Сколько можно заниматься чепухой?!»
– Впрочем, неважно, – решительно оборвал он скомканное объяснение Ренджи, которого, похоже, задело и расстроило проявленное недоверие. – Ты разрешил – значит, так и будет. Что на сегодня? – и самому полегчало при виде того, как Ренджи моментально воспрял духом.
Изложение вслух предполагаемого распорядка на текущий день было новшеством в их общении – одним из тех, которые позволяли чуть подольше побыть вместе. Бьякуя мог бы в десять раз быстрее прочесть все то же самое с листа, дать указания и внести поправки двумя-тремя росчерками кисти. Мог. А вместо этого выслушивал доклад, переспрашивал, уточнял и даже позволял завязаться обсуждению, если их с Ренджи мнения по какому-то пункту не сходились. В конце концов, лейтенант знал личный состав отряда ближе и лучше, чем капитан. Почему бы не использовать это знание.
Однако сегодня Бьякуя никак не мог сосредоточиться на том, что говорил Ренджи. Мысли уплывали куда-то, ускользал смысл слов, звуки сливались в неразличимый шум, и приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы следить за докладом.
«Может, я и правда захворал?..» – подумал Бьякуя почти испуганно. Он и припомнить не мог, когда в последний раз болел – не был ранен, а банально болел. Еще в детстве, кажется.
– Ренджи, – позвал он. Лейтенант осекся на вдохе. – Ренджи, у меня нет замечаний. Прими командование на сегодня. Мне нужно уйти.
– Но ведь… – ошарашенно начал Ренджи, тут же прикусил язык – а Бьякуя уже сообразил, что, кажется, только что Ренджи рассказывал про тренировку, где непременно должен присутствовать капитан. Очень некрасиво получилось. Стыдно.
Он даже чуть покачнулся, поднимаясь из-за стола, так велико было желание остаться на месте и попытаться перебороть рассеянность. Ведь долг превыше всего…
– Капитан, вам нехорошо?
Ренджи всполошился настолько, что попытался поддержать Бьякую, как если бы тот собрался падать.
Бьякуя перехватил его руку – прикасаться к себе он обычно не позволял, разве что врачам.
– Все в порядке, Ренджи.
«Кого я обманываю?.. – подумал он, глядя, как острая тревога на лице Ренджи мешается с растерянностью. – И зачем?»
Ведь хотелось же: опереться на подставленную руку, а может, даже прислониться на секунду плечом. Почувствовать тепло, дать себе мгновение отдыха, когда не отвечаешь ни за что, и за себя в том числе. Кто бы осудил такую мимолетную слабость, особенно когда и впрямь нездоровится, а человек, предлагающий помощь, давно заслужил твое доверие?
Но вместо этого Бьякуя повторил:
– Все в порядке, – и только, не удержавшись, слегка сжал пальцами запястье Ренджи, прежде чем убрать руку.
Тут же и пожалел: даже этого было многовато. Чересчур вольное поведение для того, кто никак не может разобраться в своих чувствах.
– Позвольте вас проводить, капитан.
Бьякуя нахмурился: неужели он и впрямь так плохо выглядит? Хотя вряд ли. Это Ренджи слишком хорошо его знает.
– Ценю твою заботу, – ответил он, стараясь не дать голосу дрогнуть, потому что да, ему хотелось бы пройтись бок о бок с Ренджи, и нет, увы, ни в коем случае нельзя было этого показать. – У тебя много дел.
Плохо прозвучало, колюче и неприятно. Ренджи понурился, потускнел.
– Да, капитан. Прошу меня извинить.
«Зачем я это делаю? С ним, с собой? Почему не могу разрешить себе хоть немного искренности?»
Ответов на эти вопросы у Бьякуи не было – и не появилось, когда он летел в шунпо к воротам своей усадьбы, и когда из обжигающе-горячей ванны перебирался в обжигающе-ледяную ключевую воду, и когда с чашкой чая сидел у пруда, пытаясь привести мысли в порядок. Он не чувствовал себя больным – только невыспавшимся, даже невзирая на купание и чай, – но странная рассеянность никуда не делась, и это страшно раздражало.
На закате он лег спать, но заснуть не мог еще долго, злился на себя за это и задремал в отвратительном настроении, когда по саду уже протянулись длинные тени: всходила луна.
* * *
Как спрятать информацию, не пряча ее? Разложить кусками в разных местах, где никто не додумается искать. Тот, кто придумал засекретить таким образом данные о принудительной реинкарнации, был очень хитер и прекрасно знал людей. Требовалось доподлинно знать, что искать и куда соваться; случайно наткнуться на нужные книги было невозможно. На одну – да, но не на те полторы дюжины, которые сейчас громоздились на столе Изуру.
«– Некоторые из них написаны манъёганой, пара – по-китайски, а одна даже на пали, – стращал его Акон. – Кира, ты умеешь читать деванагари?
– Не умею. Акон-сан, а ты-то сам можешь прочесть палийский текст, записанный деванагари?
– Нет, – надулся Акон. – Там есть китайский подстрочник.»
Изуру не особенно хорошо владел китайским, особенно двухтысячелетней давности, но в библиотеке имелась поисковая система, она же – словарь. В конце концов, ни один шинигами не знал всех языков, книги на которых тут содержались! С полчаса Изуру потратил на освоение программы, но потом дело пошло быстрее: на экране замелькали иероглифы, начали выстраиваться смысловые ряды и даже ссылки – где еще есть информация по введенным понятиям.
Спустя четыре часа Изуру ощущал, что голова у него распухла от буддийской философии и инженерной премудрости. Теперь он прекрасно понимал, почему Акон пересказал вчера только самые базовые положения теории, а за подробностями послал в библиотеку. Теория была крайне зыбкой, основывалась не столько на фактах, сколько на предположениях и религиозных постулатах, и создать ее практическое воплощение мог бы решиться разве что настоящий маньяк от науки. Или просто безумец. А еще лучше – и тот, и другой разом.
На исходе пятого часа Изуру уверился, что на самом деле принудительная реинкарнация невозможна. И в теории тоже. Шанс на успех был что-то около одного к сотне тысяч. Бессмысленно даже думать об этом.
«Что же, ты так и бросишь эту затею, Изуру? Оставишь меня мертвым? Как это грустно, как грустно…»
Изуру, уже встававший из-за стола с намерением вернуть книги на место и перестать засорять себе мозги, как подкошенный рухнул обратно на стул.
Один шанс на сто тысяч. В теории. Проверить на практике никто никогда даже не пытался.
Но разве это повод отступить?
– Безумец для такого дела есть, – произнес он вслух, пробуя решение на вкус. В черной глубине погасшего экрана отражалось его лицо, причудливо искаженное, с лихорадочно горящими глазами. – Что до ученого-маньяка… думаю, я знаю, где его взять. Вы довольны, Ичимару-тайчо?
Изуру всерьез ожидал увидеть в отражении силуэт Ичимару у себя за плечом. Но не увидел.
И не услышал ответа.
Он назначил Акону встречу вечером, после отбоя, в одном из уютных заведений первого района, где шинигами не боялись, но и не фамильярничали с ними.
Акон явился даже чуть раньше оговоренного времени, и Изуру понял, что все получится. Как ни возмущался вчера Акон, что Изуру вообще что-то думает на тему реинкарнации после всех объяснений, – ему и самому было очень интересно. Иначе он просто не пришел бы сегодня. Собственно, дожидаться «окна» в его расписании можно было и неделю, и то, что он нашел время для встречи сразу же, походило на чудо.
– Я так понял, до библиотеки ты дошел, – уточнил Акон вместо приветствия, плюхнулся за стол и решительно потянул к себе кувшин с ячменным пивом. – Ну и как, не испугался?
– Испугался я еще вчера, – чистосердечно сознался Изуру. – А сегодня понял, что это трудно, но не страшно.
Акон подавился пивом.
– Первое место по Готею в искусстве преуменьшать проблемы – твое, – в несколько приемов прокашлял он. – «Трудно», надо же!
– Но не совсем ведь невозможно.
– Так, – продышавшись, Акон поставил на стол локти, сплел пальцы «корзинкой» и подпер подбородок. – Давай по порядку. Теория без доказательств. Риск вляпаться во временной парадокс. Риск убить, лишить перерождения или непоправимо изуродовать кого-то в Генсее. Несуществующее в природе оборудование. Потребность в энергии, примерно так равная годовым затратам на подпитку сейрейтейского защитного купола. Я ничего не упустил? Это у тебя называется «не совсем невозможно»?
Изуру поспешно сделал большой глоток из своего стакана, чтобы скрыть усмешку. Годовые затраты, вот как? Этого в книгах не было, да и быть не могло, потому что ко времени их написания никто даже не пытался рассчитать параметры реинкарнационной машины. Стало быть, сам Акон их и считал – развлекался ли, или в двенадцатом отряде уже всерьез задумывались над проектом.
– Кое-что упустил, Акон-сан. Например, что манипуляции с душами, лишенными формы, запрещены со времен провала проекта боевых душ-плюс…
– Ох, ну вот это как раз чепух… гхм! В общем, по сравнению со всем остальным это наименьшая из трудностей.
– А все остальное разве трудности? То есть придется, конечно, поработать, но в худшем-то случае просто ничего не получится.
Акон глянул недоверчиво.
– Ты это сейчас серьезно? В худшем случае, Кира, твою установку разнесет на рейши – и вместе с ней все окрестности.
– О…
– А ты думал! Но это полбеды, предохранители придумали до нас, а вот где ты взял бы столько энергии, к примеру?
Изуру прикусил губу. Акону, безусловно, было интересно, но до такой ли степени, чтобы в самом деле ввязаться в постройку машины? Ему-то Ичимару живым низачем не надобен, да и надобен ли вообще кто-то из ушедших?
– Где взять энергию, я знаю, – решился Изуру. – Даже знаю, где взять те материалы, про которые сегодня читал. Но самому собрать установку мне не под силу, Акон-сан.
Лицо у Акона сделалось абсолютно отрешенным. Он зачем-то заглянул в кувшин, побарабанил пальцами по столу.
– Если это получится – ты себе представляешь объем последующих неприятностей? – спросил вполголоса. – Ведь до небес полыхнет: нарушение естественного хода вещей, изъятие души из цикла перерождений, да не говоря о том, кого ты воскресить хочешь…
– Я об этом помню, – соврал Изуру, которому даже в голову не пришло, чем чревата его затея. – Но иначе просто не могу.
Акон знакомо почесал основание рога.
– Видно было, конечно, что у тебя с головой не все хорошо, но чтобы так…
Откажется, понял Изуру. Под языком стало горько, как от мерзкой микстуры. Нельзя было надеяться. В конце концов, Акон не вольный исследователь, чего ради он будет лезть в такую авантюру, рискуя должностью, а учитывая, кто у него капитан – так и жизнью…
– Я не вправе тебя уговаривать, Акон-сан. Извини, что затеял этот разговор.
– Вот! – просветлел лицом Акон. – Говорил же, забудь.
Изуру помотал головой:
– Я попробую сам. Все равно время для мертвых не имеет значения.
Акон уставился на него во все глаза. Затем опустил голову, упершись взглядом в новое пятно на рукаве, на сей раз желто-зеленое.
– Имеет, – сказал он глухо. – Ты невнимательно читал. Или просто в предмете не подкован… Короче, Кира. Сам ты только загремишь в Улей со своими заморочками. Раз я так лихо протрепался, буду в деле. Что говорить-то, я даже чертежи делал для этой установки, безумно ведь интересная штука. И если ты знаешь, где добыть энергию… Только тихо, понял? – зашипел он, видя, как вскинулся Изуру. – Тихо и аккуратно, как будто ты этим занимаешься в Лас Ночес и вокруг шляется толпа голодных Пустых. И так уже тебя, наверное, под наблюдение взяли из-за книг этих.
– Как это – под наблюдение? – опешил Изуру.
– А так, – Акон пожал плечами и залпом допил пиво. – Следят же, кто что читает и не завелись ли у кого от чтения опасные мысли. Так что ты сейчас сиди тише мыши, ничего не разведывай, веди себя как обычно. И со мной не вздумай связываться, иначе наблюдение еще когда снимут, а у тебя времени мало. Тут каждый день на счету, и так вон полгода с хвостом… меносу под хвост. Понял? Я тебе сам посигналю, когда можно будет что-то делать.
Вот теперь – от деловитой тревожности Акона, от неожиданных вестей про слежку – Изуру и в самом деле стало не по себе.
– Акон-сан, – нервно начал он, – но если что… и у тебя ведь будут проблемы?
В белесых глазах мелькнуло неприятное выражение.
– Двенадцатый отряд, начиная с капитана, и так в Улье одной ногой, – сказал Акон сквозь зубы и поднялся. – Я как-нибудь отмашусь, не в первый раз. Скажу вот, если поймают, что ты меня заставил. Угрозами. И знаешь, поверят. Потому как то, что у тебя крыша слетела, даже доказывать не требуется… Имей в виду, Кира, я не шучу.
– Все в порядке, Акон-сан, – кивнул Изуру. – Это и правда целиком моя ответственность.
Почему-то ему стало легче от собственных слов – хотя можно подумать, и впрямь кому-то будет дело до того, кто именно зачинщик опасного и преступного эксперимента.
Акон посмотрел странно, как будто ждал какой-то совсем другой реакции, но ничего не ответил. Потом он ушел, сунув руки в карманы и недовольно нахохлившись, а Изуру попросил еще пива и сидел в питейной до поздней ночи. Ни в отряд, ни тем более домой не хотелось.
Фантом Ичимару молчал как рыба, хотя пьян Изуру не был. Возможно, в кои-то веки покойный капитан не знал, что сказать.
Изуру это устраивало.
* * *
Знакомое ощущение вытекающей из тела рейрёку подняло Бьякую на ноги едва ли не прежде самого пробуждения. Во всяком случае, очнулся он, уже стоя и сжимая рукоять Сенбонзакуры.
Луна сегодня была не серебряной, а желтой, как сливочное масло; в саду пересвистывались ночные птахи; полупрозрачный силуэт на пороге отбрасывал еле заметную тень.
Запятнанный кровью рукав Ичимару сполз до самого плеча, когда тот поднял руку в знак приветствия.
Сейчас, в пору теней и шорохов, гость-призрак казался куда более реальным и важным, чем все дневные дела. Бьякуя усмехнулся: надо же, а при солнечном свете он совершенно позабыл про Ичимару: счел его сном и позабыл, как обычно это бывает со снами. Вот сейчас в памяти бледнели картины прошедшего дня: чай у пруда, встревоженный Ренджи – что так его обеспокоило? ах, неважно…
Снится ли мудрецу, что он бабочка, или бабочке – что она мудрец?
– Тебе нужно то же, что вчера? – спросил Бьякуя, опуская занпакто обратно на стойку.
Ичимару ухмыльнулся, кивнул. Узкие губы дрогнули, произнося что-то, и на сей раз Бьякуе показалось, что он расслышал… не звук – призрак звука, но все-таки нечто большее, чем вчерашняя тишина.
Сонливость, одолевавшая Бьякую днем, отступила, но не исчезла. Нельзя было тратить драгоценные минуты отдыха даже хоть бы и на редкую диковину вроде привидения шинигами. Поэтому Бьякуя не раздумывая вышел на энгаву. О боевом кидо он на сей раз не позаботился.
– Дотронься и исчезни. Сегодня у меня нет на тебя времени.
Против воли он залюбовался тем, как Ичимару встает – гибко и текуче, будто в его теле нет костей. Впрочем, а само-то тело есть ли? Вероятно, призрак бесплотен в той же мере, в какой души-плюс бесплотны по отношению к живым. И ведь даже души-плюс довольно быстро обретают способность струиться по воздуху, забывая о прежней своей материальности. Вот и Ичимару, наверное, начал забывать.
Усилием воли Бьякуя заставил себя остаться неподвижным, когда Ичимару подошел вплотную. По спине поползла капля пота, холодя кожу. Почему так жутко, ведь призрак безобиден!
Глупых, иррациональных страхов Бьякуя стыдился с детства. Он нарочно не просил оставить в спальне зажженный фонарь, хотя до тошноты боялся засыпать во мраке. Ведь в комнате нет никаких чудовищ, даже если кажется, что они есть! Значит, и бояться нечего. Наутро он появлялся с синяками под глазами, с искусанными до крови губами, нянька ахала, видя это, и плакала тайком… но ночи проходили одна за другой, чудовища так и не появились, и Бьякуя перестал опасаться сна в темноте.
Так он поступал со всеми тревогами, которые считал необоснованными. Прыгнуть в воду с высокой скалы? Под скалой глубоко, он проверил. О дно разбиться нельзя, следовательно, это не страшно, и наплевать, что колени слабеют, пока поднимаешься на вершину. Стоять посреди вихря смертоносных лепестков Сенбонзакуры? Есть зона, свободная от роя лезвий, она достаточно велика, опасаться нечего, а что внутри все сжимается в ожидании укуса стали – так это позорный, животный страх, и им следует пренебречь.
Призрак Ичимару не выглядел угрожающим, у него не было рейацу, не было и меча, да и что может неприкаянная душа против Кучики Бьякуи? Кроме того, один лишь шаг назад – и между ними окажется порог жилища, который оберегает от нежити надежнее сейрейтейских стен. Не о чем тревожиться, а глупое тело пусть подчинится разуму, а не страху.
Тем временем Ичимару в свойственной ему при жизни манере делал все, чтобы Бьякуе было неуютно: подошел чересчур близко, руку протягивал медленно-медленно, словно бабочку или ящерицу ловил. И вдобавок, кажется, собирался не кончиками пальцев прикоснуться, а всей ладонью. Почему-то от этого было неприятнее всего.
– Ты намерен развлекаться так всю ночь? – холодно поинтересовался Бьякуя, следя, чтобы лед в голосе не дал трещину.
Ичимару поднял брови в показном изумлении, дернул плечом, как бы говоря: «Хорошо, раз ты спешишь…», и рука его метнулась вперед быстрее жабьего языка. Бьякуя судорожно вздохнул: он не ожидал резкого движения, и чувство было не слишком приятное: как будто совсем рядом с кожей пронесли что-то очень холодное, дышащее морозом.
Сегодня призрак не исчез в мгновение ока: он растаял в лунном свете подобно облачку пара, и казалось, что последней пропала из виду широкая ухмылка.
Бьякуя досадливо нахмурился: по всему выходило, что в этой партии старой игры победа осталась за Ичимару. Во всяком случае, он таки заставил Бьякую показать растерянность и недовольство.
Что ж, впредь следует быть сдержаннее.
Луну постепенно занавешивали полупрозрачные облака, и вокруг ее желтой лепешки образовался ржавый ореол. Птицы в саду смолкли. В тишине стало слышно, как где-то в отдалении перекрикиваются часовые. Даже эти едва доносящиеся голоса почему-то раздражали, и Бьякуя поймал себя на том, что забыл формулу ночной переклички. Как там было? «Северный перекресток, все спокойно!» Или нет?
Сон наваливался, как огромная горячая подушка; Бьякуя с трудом добрел до постели, лег, укрылся одеялом. Надо выспаться, непременно надо. Завтра он обязан проснуться бодрым.
Только вот никак не припоминалось – зачем.
@темы: Рейтинг: R, Категория: джен, Категория: слэш, Персонаж: Абарай Ренджи, Персонаж: Ичимару Гин, Персонаж: Кучики Бьякуя, МиниБэнг-2014, Персонаж: Кира Изуру
воскресенье, 15 июня 2014
13:09
Доступ к записи ограничен
Норма — это массовая патология. Лаконично законченная садистка! Альфа Ангел класса тополь м!
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 13 июня 2014
Милосердие выше справедливости (с)
Название: Иллюзии
Автор: Laora
Бета: patlatanata
Иллюстратор: Zetsuai89
Персонажи/Пейринг: Шухей/Рангику, намек на Хицугая/Хинамори
Тип: гет
Рейтинг: PG-13
Жанр: приключения
Размер: миди (10,4 тыс. слов)
Саммари: Рангику получает отпуск и отправляется на грунт. Поначалу она развлекается, но быстро устает.
Досрочное возвращение к работе приходится очень кстати: в помощь Рангику на грунт направлены Шухей и Тоширо. Им нужно проверить подозрительный район...
Примечания: фанфик написан на Bleach MiniBang-2014
Предупреждения: ООС, сомнительный обоснуй, провисающая матчасть, не шибко убедительные кровавые моменты
Ссылка на скачивание: .txt || .doc
Ссылка на иллюстрацию: .jpg
читать дальше— Похоже на отпуск, — сказала Рангику и улыбнулась, чувствуя, как болят уголки губ от этой улыбки. Момо несмело улыбнулась в ответ. Это было похоже на отражение в зеркале, но сейчас Рангику не хотелось думать о том, насколько они похожи.
Ей часто хотелось избавиться от мыслей радикальным путем — выпить вместо саке кислоты, к примеру. Когда внутренности превратились бы в кипящее месиво, обнажив скелет, — она не смогла бы думать ни о чем.
Есть боль, от которой умираешь сразу. Есть и такая, которая грызет тебя день за днем, изнутри, пока не взвоешь. Каждый день человек — или шинигами — вынужден бороться с такой болью. Более того, она — доказательство того, что он еще дышит.
Но ведь есть и другие дни. Рангику помнит.
Больнее всего, когда тот, с кем было хорошо, в ком заключался смысл жизни, оказывается предателем. Это убивает веру не только в него, даже не в людей в принципе — в себя.
А жизнь все течет дальше, и нельзя ни отказываться от своих обязанностей, ни показывать слабость — ради других. Возможно, не будь Рангику шинигами, она решилась бы поделиться с кем-то.
Вот только с кем? Она никого не хотела утомлять своими проблемами. И уж тем более не Момо, которая и так только-только оправилась.
— Вас направили на грунт, Мацумото-сан?..
— Да. Ничего особенного. Маленькая проверочная миссия. Развлекусь на полную! — Рангику подмигнула, Момо покраснела слегка и нахмурилась:
— Опять напьетесь? Нехорошо пренебрегать служебными обязанностями, Рангику-сан.
Момо была старательной и такой же строгой в некоторых вопросах, как капитан десятого отряда. Они подходили друг другу, как зима и весна, но об этом Рангику никогда не сказала бы вслух.
— Не буду пренебрегать, — пообещала Рангику, почти смеясь. К глазам подступали слезы, но она давно научилась не давать им волю. Иначе не выжила бы.
Напиться и обзавестись красивой одеждой — хороший выход. Не радикальный. Видно, потому ей и миссия такая досталась — не она одна это понимала.
Если так и дальше пойдет, она не сможет работать. Нужно взять себя в руки, отдохнуть и вправду, как в отпуске, поверить, что мир лучше, чем кажется.
Получи и впрямь Рангику отпуск — упала бы духом. Рутина, каждодневная и неизменная, спасала ее очень долго; а так отпуск замаскирован дурацкой миссией, и совесть чиста.
Момо кивнула, на удивление серьезно, — девочка, хорошенькая, как картинка. За такую всегда найдется кому постоять, такая не будет одинока. Даже если сама не поймет.
— Хорошо вам отдохнуть, — сказала Момо вдруг. Рангику медленно кивнула.
В следующий момент Момо сорвалась в шунпо.
Отпуск, подумала Рангику.
Она больше не улыбалась. Некому было смотреть.
Только теперь она поняла, насколько устала за все эти годы.
Отпуск — это время, когда ты никому не нужна.
***
— В отпуске? — уточнил Шухей.
Хицугая кивнул.
— А нам, значит, помочь ей надо? Рангику-сан.
— Двенадцатый отряд сообщает: в том районе нечисто. Миссия, с которой Мацумото направили на грунт, была по большей мере предлогом. Но теперь… — увидев, какое мечтательное выражение приняло лицо Шухея, Хицугая осекся на полуслове.
Не сказать, чтобы он совсем уж не понимал. Его могли считать ребенком, но понятие «ребенок» в Готей-13 было очень относительным. А с Мацумото шанс понимать столько, сколько положено ребенку, и вовсе стремительно приближался к нулю.
У Хицугаи с Мацумото вообще были странные отношения. Она раздражала его до жути, но вместе с тем променять на другого лейтенанта он бы ее нипочем не согласился. Она прикрывала ему спину в бою и регулярно пыталась споить в мирные дни, забывая о том, что он не пьет, в отличие от некоторых.
Он использовал банкай, чтобы наказать ее, когда она чистила ногти вместо того, чтобы убирать.
Она тайно его фотографировала и похвалялась перед всеми его фотографиями.
Он разбирался вместо нее с документацией.
Она на грунте учила его убирать мусор — раздельно.
Он все время раздражался, а она заливала бумаги зеленым чаем; Хицугая никогда бы не признался, что порой пьет зеленый чай из ее чашки.
Она относилась к нему с восхищением.
Он за все перед ней извинялся и благодарил ее; она кричала, испугавшись за него в бою.
Он отвлекался от своей битвы, когда она была ранена, а когда побеждала — сновился куда как увереннее.
Однажды она подкралась к нему сзади и прикрыла ему глаза ладонями: «Угадай, кто», а когда угадал — обняла, прижимая к груди, так, что вырваться не было никакой возможности, и в ответ на раздраженное рычание попросила разрешения сходить в магазин.
Он, как всегда, все ей простил и разрешил; слаб был капитан Хицугая к своему прекрасному лейтенанту, слаб. Да и кто бы взялся его винить?..
Уж точно не Шухей, у которого даже голос мягче становился, когда он с Мацумото говорил. Если в группе шли — так он всегда вперед выбивался, ее собой заслонял.
Она же, наоборот, всегда норовила отстраниться, будто доказывала — я сильнее, со всем могу справиться. Она тайну в себе несла. Потому могла быть сколь угодно беззаботной, а Шухей даже усмехнуться при ней не решался. Пытался смотреть на нее только как на товарища. В мирные времена — всегда за ее спиной; незаметно.
Потому что не было решимости взглянуть ей в глаза.
В общем, Хицугая понимал Шухея лучше, чем тот сам себя понимал. Но прочищать мозги ни ему, ни Мацумото не собирался. Сами разберутся, дурацкие «взрослые».
— Чувствую я, — пробормотал Хицугая, — что нас попросту тоже отправляют в отпуск.
— Остальные и так в отпуске, — подсказал Шухей. — Большинство. Кроме нас, и послать на грунт-то некого. К Рангику-сан.
— Что нас послали — это верно, — глубокомысленно согласился Хицугая.
***
— Школьная форма?! — Хицугая завелся вполоборота. — За что?!
— Не жалуйтесь, капитан, у меня тоже такая, — Рангику прошлась в своей форме туда-сюда. Выглядела она просто ослепительно. Шухей незаметно вздохнул и отвел взгляд.
«Друзей у меня нет, а вот людей, готовых по первому требованию приехать и распить со мной бутылку саке — навалом», — так она говорила, наверное. Или так думала, зазывая его на очередную попойку, с которой ее иногда приходилось уносить, если не у нее пили.
Как-то раз они вместе пили красное вино.
Шухей не любил красное вино. Он вообще с подозрением относился к «гайдзиновским» напиткам, всем им предпочитая проверенное саке, но за возможность остаться с Рангику наедине готов был выпить любую отраву.
В тот день он был единственным ее собеседником и безнаказанно смотрел на нее, пока она бормотала что-то о хурме и в упор ничего не замечала, воплощенная невинность.
Не замечала и сейчас.
— Вам правда не нравится?.. — Рангику посмотрела на уныло внимающего Хицугаю и вздохнула: — Ничего не поделаешь. Придется пойти в магазин. Капитан, вы ведь составите мне компанию?
— Только не это, — счастливым Хицугаю было не назвать.
— Я могу пойти с вами, Рангику-сан.
— Ну уж нет! Ты, Шухей, остаешься дома, на хозяйстве, — Рангику лукаво прищурилась. — Кому-то ведь потребуется приготовить ужин. Да и в квартире кому-то остаться нужно, я снимаю ее всего неделю, и меня два раза уже чуть не ограбили! Притом украсть пытались мое нижнее белье. Безобразие!
— Мацумото! — то, что Рангику говорила вслух о нижнем белье, ее суровому капитану явно не пришлось по вкусу.
Познания в приготовлении пищи у Шухея были самые что ни на есть скромные. В еде он был вообще неприхотлив и предпочел бы обойтись без таких испытаний.
Но его просила Рангику.
***
— Спасибо, — Рангику очаровательно улыбнулась продавцу и обратила взгляд к груде своих покупок. Ничего, подходящего для капитана, они так и не нашли. Зато Рангику присмотрела немало вещей, которые подошли ей. Капитан бухтел, как старик, — так он в основном с ней и общался, за исключением случаев, когда начинал орать, например, застав ее в своем кабинете с Шухеем и выпивкой. Объяснять, что выпивку принес Шухей, не имело смысла — капитан все равно не верил… и, в общем-то, правильно поступал.
— Ты точно не заметила ничего необычного за все это время? — спросил капитан настойчиво.
— Ничего, кроме онсенов, — пропела Рангику. — Но онсены — дело тоже довольно-таки обычное, капитан, как считаете? Не желаете ли сходить со мной в один из них?
— Шухею предложи.
— О, ну что вы!
— Боишься, что он согласится? Или не находишь его достаточно милым? Его ты тайком не фотографируешь, — если бы взгляд капитана мог убивать, Рангику давно бы была мертва, но она уже успела к подобным взглядам привыкнуть.
— Совершенно неважно, каким я его нахожу, — сказала легкомысленно. — Пойдемте… Капитан! Что вы делаете?
Вместо ответа Хицугая продемонстрировал ей пакеты с покупками. Под их тяжестью он едва ли не сгибался.
— Что вы, капитан! Я сама справлюсь!
— Заткнись! — красный, как пожарный кран, Хицугая потопал к выходу.
Женщина-консультант проводила их понимающим взглядом: красавица старшеклассница и обожающий ее уверенный ученик младшей школы, наверняка отличник…
***
— Фартук. С кроликом Чаппи. — Хицугая присмотрелся внимательнее. Ему нужно было убедиться, что зрение его не обманывает.
Шухей едва уловимо нахмурился и протянул Хицугае палочки:
— Где Рангику-сан?
— В душе. Ты и правда что-то приготовил? — поверить в это было сложно. Единственный раз, когда Хицугая застал Шухея за готовкой, тот помогал Мацумото и счастливым тогда не казался. Было похоже, что ему скучно.
Хицугая искренне сомневался, что Шухей вообще умеет готовить. С другой стороны, есть приготовленное им было всяко лучше, чем питаться едой Орихиме Иноуэ. Хотя Мацумото, помнится, и еда Орихиме понравилась… и плохо ей потом не было.
— Капитан, вы не видели полотенце? — Мацумото появилась в кухне будто бы из ниоткуда. Хотя шунпо в гигае точно использовать не могла.
— Мацумото, — Хицугая не стал оборачиваться — он понял все по остановившемуся взгляду Шухея. — Оденься.
— Что? Ой, точно, — Мацумото пошлепала назад в ванную. Явно медленнее, чем могла бы; Хицугая мог по движению зрачков Шухея вычислить амплитуду, с которой Мацумото покачивала бедрами.
— Капитан! — шлепающие шаги остановились. — А вы не хотите принять ванну со мной вместе?..
Из носа Шухея потекла обличающая струйка крови.
***
Домашний наряд Рангику-сан мало отличался от наряда Евы. Что за Ева такая, Шухей не знал, просто выражение было удивительно кстати.
После вчерашнего инцидента с душем Шухей решительным образом не мог выбросить Рангику-сан из головы. А ведь он честно пытался, после нее посетив душ и там в одиночестве обдумав удивительный запах ее кожи, каким бы он мог быть в любви, смуглой, сонной, длинноногой, восхитительной стройности, томно рассыпанных русалочьих волос…
Все было из-за ее родинки.
Из-за ее проклятой родинки — мушки под нижней губой.
Грудь тоже, ясное дело… Но грудь — это уже потом. А началось все с мушки. После вчерашнего оторвать от этой мушки взгляд не получалось никак. Смотреть Рангику-сан в глаза Шухей не рискнул.
Даже после того, как она похвалила приготовленную им еду. Капитану Хицугае тоже вроде бы понравилось, удивительное дело. С другой стороны, этим двоим, помнится, и готовка Иноуэ Орихиме была по вкусу. Хорошо хоть после приготовленного им ужина никто животом не маялся…
С утра следующего дня капитан Хицугая умчался проверять подозрительный район самолично. Рангику он в таком деле не доверял, а Шухей не доверял себе, потому что оставаться в одной квартире с Рангику ему было решительно противопоказано. Тем более что одета она была так… скорее раздета. Да еще и весь день расхаживала туда-сюда, то размышляя о приставочных играх, которыми на грунте увлеклась, то проводя диковинные косметические процедуры, в смысл которых Шухей предпочитал не вникать.
Он не был уверен, что вообще во что-то сумеет сейчас вникнуть.
Короткие шорты с пояском и открытый зеленый топ больше обнажали, чем скрывали. Вдобавок, из-под топа виднелось черное кружевное белье. Шухей не удивлялся тому, что это белье у Рангику пытались украсть. Он сам был близок к тому, чтобы попытаться. И популярное развлечение на грунте — просмотр телевизионных программ — мало помогало. Рангику в этой квартире для него было слишком много, а запах ее кожи заставил уже пару раз отлучиться в ванную.
Дело уже шло к вечеру, когда пытка Шухея закончилась.
— Капитан нас зовет, — сказала Рангику, зайдя в комнату, где Шухей по-прежнему пытался смотреть телевизор. На этом диване он и ночь провел, всецело оправдывая звание «мужика, который не отлипает от дивана». — Он нашел что-то интересное.
Шухей приподнялся с дивана. Рангику покинула гигай раньше, чем он, и ушла через окно. Нужно было следовать за ней…
— М-м, — грудной женский голос отвлек Шухея.
Опустевший гигай смотрел на него глазами Рангику и совершенно непристойно… облизывался. Будто еду какую заметил.
— Э-э, — глубокомысленно изрек Шухей, а потом гигай Рангику повалил его на тот самый диван и фамильярно приобнял одной рукой, другой потянувшись к поясу.
Прямо перед глазами Шухея оказалось декольте Рангику — к меносам, это ведь не Рангику!
Но и с Рангику раньше бывало нечто подобное, и в такие минуты мир Шухея пошатывался.
Именно так — дрожал, как алкоголик со стажем.
Рангику была единственной, кто не покачивался в расшатанном мире Шухея. Может, потому, что пила всегда много и охотно («Ты всегда уходишь, Гин»), и научилась сохранять ровную походку. Высоко вскинутая голова, грудь колесом; последняя подруга Шухея говорила — ой, не завидую грудастым, так плечи устают, — летящие по ветру солнечные волосы. Le Soleil, обронил как-то образованный Кира… И добавил что-то про своего капитана, неразборчиво.
Он не доверял ей.
А Шухей готов был за нее жизнь отдать, если бы попросила. Только зачем ей его жизнь? Ее мир твердо стоят на ногах, что бы в нем ни происходило.
Сжать бы в пальцах ее волосы — светлая путеводная нить, а шарф убрать к меносам, думал Шухей иногда. Глупый, розовый, мешает.
А потом в мире Шухея все перемешалось с концами. Обрушилось. К тем самым меносам оборвалось — то, что шрамы оставляет, так на то он плевать хотел. Нападение необнаруженных Пустых — ерунда. То, что придурок с павлиньим мечом и реацу высосал — плюнуть и растереть. Проигрыш — предвестие новых побед, не они расшатывают мир.
Не они.
То, чему доверяешь и что потом ко всем Пустым летит — вот оно. Мир шатается, шатается, а Шухей идет дальше, делает вид, что ничего не замечает. А потом — полуобнаженная грудь, родинка под пухлыми приоткрытыми губами… Волосы — как свет. И шарф этот проклятый.
— Эй, Шухей, иди к нам! Эй, Шу…
Губы — влажные. И сама зовет.
Сдержаться. Отстраниться. Иначе…
Может быть плохо. Очень. Он может причинить ей боль.
Говорят, что смотреть, как объект его страсти флиртует с кем-то другим, может либо очень хороший и терпеливый человек, либо скрытый маньяк. И первым Шухей не был. Про себя это знал точно. Он всю жизнь сдерживался, чтобы не выпустить то, темное, злобное, наружу. Лучше быть неудачником, чем потерять контроль.
Это ведь не Рангику. Это гигай. Ничего с ним не случится. И Рангику даже не узнает. Много времени им не понадобится.
— Эй, — с ремнем и «молнией» гигай уже справился. Теперь он предпринимал небезуспешные попытки пробраться Шухею в плавки. Длинные ногти несильно прошлись по коже. — М-м?..
Этот вопрос можно было расшифровать как «Ты не против?»
Шухей был против.
Это не Рангику.
С ней — все равно что с резиновой куклой. Не говоря уже о том, что это подло.
— Успокойся, — Шухей оттолкнул гигай, предельно бережно, чтобы не повредить, и поспешил избавиться от своего.
Совершенно неуместный стояк остался гигаю, как и дальнейшие разборки с гигаем Рангику.
***
Шухей задержался и выглядел несколько… смущенным. Бросив на него мимолетный взгляд, Рангику сосредоточилась на черном облаке, витавшем сантиметрах в тридцати над землей. У облака уже ждал капитан Хицугая, в шинигами-форме, по обыкновению не очень довольный подчиненными.
— Что это такое? — спросила у него Рангику, указывая на облако.
— Не знаю, — капитан пожал плечами. — Его можно увидеть только покинув гигай. В гигае ничего не чувствуется.
— Ой, — Рангику состроила невинное выражение лица. Она и вправду патрулировала «подозрительный» район, но далеко не каждый день в форме шинигами. Тут были такие хорошие кафе!..
— Проверим или сразу сообщим в Готей-13?
— Я сообщил, — поделился Хицугая. — Но проверить не помешает.
— А вдруг это опасно? — спросил Шухей, предварительно откашлявшись.
— Мы будем предельно… — капитан еще говорил, когда облако неожиданно увеличилось в размерах. Рангику не успела отпрыгнуть в сторону; ее окутала тьма.
***
Это была не просто боль. Это была боль, отраженная, приумноженная миллионом зеркал, боль сквозь увеличительное стекло, вся боль, которую Шухею, Рангику или Хицугае, — любому из них, — когда-либо доводилось испытывать на протяжении мучительно долгой, как подумалось сейчас, жизни. Они позабыли все на свете, забыли даже собственные имена, не чувствовали ничего, кроме этой боли, терзающей не тела — дух, разъедающей души подобно серной кислоте. Они бы закричали, зарыдали, забились в судорогах — если бы помнили, как. Но они не помнили, никто из них. И были уже не в состоянии управлять собственными телами. Они оказались во власти своих кошмаров — и воспоминаний, которые порой давали сто очков вперед любым кошмарам.
А потом они начали умирать.
Шухей
...Горькая вода, хлынувшая в легкие, отвратительное чувство собственной беспомощности. Руки и ноги надежно связаны, и вода вокруг красна от крови из раны на затылке, били чем-то тяжелым, сзади, по голове, а на шее — груз, он-то и тянет вниз, на глубину, хотя там не очень глубоко, максимум метров пять, но этого вполне хватит, освободиться нет никакой возможности, а дышать под водой люди пока не научились, даже шинигами. Самое паршивое — то, что нельзя малодушно потерять сознание, а вода, оказывается, бывает пронзительно-холодной, ледяной, как прикосновение смерти...
Хицугая
...Сквозь меня растет трава. Не знаю, как она называется, и уже не узнаю никогда. Острые, очень твердые, не особенно тонкие стебли, десятки копий, пронзающих плоть, медленно, на протяжении суток или больше, я уже не помню, слишком вынослив, иначе давно уже умер бы, не так от этой пытки, как от солнца, ничего не вижу, чувствую — обожженная кожа горит будто в огне, мне представляется: она отпадает — пластами. Губы мои — как пустыня, и полость рта, и горло — все ссохлось, потрескалось. Вот бы глоток воды, мечтаю я, никогда и ничего так не хотел, а потом, к счастью, наступит конец, уже не выжить, эта трава растет так быстро, во всем теле не осталось ни капельки влаги...
Рангику
...Учись летать, когда твой же товарищ перерезает страховочный трос наверху; зачем? Нелепое на первый взгляд предательство, хотя на все есть свои причины, и на это тоже — ты же не думала всю жизнь быть лучшей, правда? Пора уступать дорогу более молодым и подлым, а самых лучших рано или поздно сменяют лучшие из худших, так что — попробуй стать птицей. Ты почти всю жизнь провела в горах — должна же была научиться летать? Или смягчать падение с высоты без малого двух тысяч метров... Не научилась? Какая жалость. Сейчас острые камни несколькими десятками метров ниже встретят твое тело, изломают, изорвут его в клочья, а если им это вдруг удастся не до конца, если они все-таки пощадят тебя, старую знакомую, Любимицу Гор, свою любимицу — так камни ниже уж точно не проявят к тебе милосердия. Лети...
Шухей не выдержал первым. Перспектива утонуть никогда его не прельщала — поэтому он рванулся вверх, к поверхности воды, и… выплыл.
Мир вокруг него, Хицугаи и Рангику пошел волнами, изменился опять, и они увидели снова, каждый — свое.
Шухей видел, как играет на гитаре. Получалось не очень, да и не так нравилась девушкам игра на гитаре, как можно было подумать. Рангику-сан точно не оценит.
Рангику видела себя допивающей седьмую бутыль саке. На душе было весело и легко, и не чувствовалось больше извечного холода.
Хицугая видел, как сидит на крыше и поедает мороженое. Хорошо бы поговорить с Хинамори, думал он, а земная еда определенно не так плоха.
С этой мыслью он обернулся; по глазам ударила темнота.
***
— И вы сюда попали, капитан! — первым, что услышал Хицугая, очнувшись, была именно эта фраза, произнесенная знакомым грудным, чуть хриплым женским голосом. — Как нам теперь из этого подземелья выбираться, ума не приложу…
— Подземелье? — Хицугая кое-как разлепил веки. Огляделся. Его взгляд немедленно наткнулся на бескровное, измученное лицо Мацумото с черными тенями под глазами — и надолго на этом лице задержался. — Какое еще подземелье?
— Иллюзорное! — был ответ. — Его тут никак не может быть. То облако не может искривлять пространство! А вот нагонять иллюзии — запросто. И куда это Шухей подевался, интересно…
— Значит, я не умирал? — вопрос вырвался прежде, чем он успел замолчать. — И не…
«Ел мороженое», — хотел добавить Хицугая, но вовремя прикусил язык.
— Никто не умирал. Иллюзия. И сейчас — тоже. Нужно выбираться отсюда. Здесь невозможно высвободить занпакто, — Мацумото свела брови, — наш разум ставит барьеры. Это как во сне — там все зависит только от барьеров, которые мы сами себе воздвигаем… И реацу я почти не чувствую.
— Так мы внутри собственных голов? — Хицугая вновь попытался оценить обстановку — и опять потерпел сокрушительное фиаско. Он не чувствовал не только реацу — вообще ничего. Словно ослеп и оглох.
— Внутри иллюзии. Наше восприятие искажено. Нужно найти Шухея, капитан. Втроем нам будет легче сопротивляться иллюзии. Каждый из нас должен видеть свое, как раньше. Вы ведь не с горы срывались и не саке пили, а, капитан?
— Нет. Это и вправду подземелье, — понял Хицугая, оценив стены, пол и потолок длинного, высокого, совершенно прямого коридора, в котором они оказались. Сделать он это смог лишь благодаря светящемуся огненному шарику диковатого бордового цвета, парящему над головой Мацумото — факелы в специальных гнездах в коридоре были, но не горели. Значит, кидо здесь использовать можно. Уже легче. — Может, зажжем факелы?
— Капитан, — Мацумото посмотрела на него укоризненно. — Зажженные факелы могут привлечь к нам нежелательное внимание со стороны здешних обитателей… И где-то тут есть что-то интересное.
— Интересное?
— Не реацу сама по себе… Но что-то необычное. Я это чу… — не успев завершить объяснения, Мацумото исчезла из поля зрения Хицугаи. А в следующую секунду Хицугая с немалым удивлением осознал: он лежит на холодном каменном полу, который весьма чувствительно впивается ему в ребра — возможно, потому, что кое-кто, возлежащий на спине Хицугаи, сильно вжимает его в этот самый пол. Того и гляди, вообще раздавит.
Чьи-то ладони надежно прикрыли Хицугае уши. Мигом позже коридор заполнил истошный то ли вой, то ли визг, от которого Хицугая едва не оглох. Не защити некто предусмотрительный его барабанные перепонки собственными руками, этим, скорей всего, дело бы и кончилось. Во всяком случае, для Хицугаи.
Визг оборвался на полуноте, сменившись угрожающим рычанием; неизвестный доброжелатель на букву «М» словно перенесся со спины Хицугаи в другое место. Тут же послышался звон обнаженного оружия и ответный, не менее впечатляющий рык.
Медленно, невыносимо медленно — в этот момент Хицугая показался себе на редкость заторможенным, будто в одном из тех ночных кошмаров, когда пытаешься убежать от опасности и никак не можешь ускорить шаг — Хицугая перевернулся на спину.
Глазам его предстало невиданное зрелище.
Мацумото ожесточенно отбивалась от десятка небольших крылатых тварей, напоминающих смесь изрядно раздобревшей летучей мыши с дикобразом. Тела неведомых науке существ покрывала шипастая броня, причем каждый шип был со средний кинжал длиной. Непонятно, каким чудом твари, отягощенные приличным количеством подобных «колючек», держались в воздухе.
Шарик бордового пламени раздвоился. Оба «осветительных прибора» вполне самостоятельно подлетели к ближайшим третирующим Мацумото тварям и, наткнувшись на броню мышедикобразов, растеклись, четко очерчивая контуры вражеских тел. Обитателям подземелья такая магия по вкусу не пришлась. Обиженные твари синхронно разинули пасти, полные неприятных на вид иглообразных зубов…
— Зажмите уши! — скомандовала Мацумото, и рассудительный Хицугая повиновался беспрекословно.
Твари снова завизжали — не успевшую упасть ничком или хотя бы отшатнуться Мацумото звуковой волной снесло на несколько метров назад, пока она не ухитрилась вонзить лезвие между каменными плитами стены и почти тут же боевым заклинанием сбить на пол одно из атакующих существ. Поверженная тварь задымилась, взвыла еще громче, обратившись в прах.
— Что за бред, — сказал Хицугая вслух и сам себя не услышал — то ли потому, что так и не отнял ладони от ушей, то ли по причине благоприобретенной глухоты.
Совершенно автоматически Хицугая обратился к кидо. Две ближайшие твари прекратили визжать и рухнули на пол в опасной близости от Хицугаи — их крылья были надежно склеены золотистой субстанцией. Мацумото тоже времени даром не теряла — ее заклинание опутало троих мышедикорбразов. Используя тварюшек в качестве опоры, Мацумото неотвратимо приближалась к врагам. Опутанные ее заклинанием твари ссыхались прямо на глазах, даже не пытаясь вырваться. Мацумото высасывала жизненные силы мышедикобразов. Оскорбленные сородичи умирающих зверушек взвыли вдвое громче.
«Кидо… не должно было так подействовать!»
— Зажмите уши! — скомандовала Мацумото, и рассудительный Хицугая повиновался беспрекословно.
Твари снова завизжали — не успевшую упасть ничком или хотя бы отшатнуться Мацумото звуковой волной снесло на несколько метров назад, пока она не ухитрилась вонзить лезвие между каменными плитами стены и почти тут же боевым заклинанием сбить на пол одно из атакующих существ. Поверженная тварь задымилась, взвыла еще громче, обратившись в прах.
— Что за бред, — сказал Хицугая вслух и сам себя не услышал — то ли потому, что так и не отнял ладони от ушей, то ли по причине благоприобретенной глухоты.
Совершенно автоматически Хицугая обратился к кидо. Две ближайшие твари прекратили визжать и рухнули на пол в опасной близости от Хицугаи — их крылья были надежно склеены золотистой субстанцией. Мацумото тоже времени даром не теряла — ее заклинание опутало троих мышедикорбразов. Используя тварюшек в качестве опоры, Мацумото неотвратимо приближалась к врагам. Опутанные ее заклинанием твари ссыхались прямо на глазах, даже не пытаясь вырваться. Мацумото высасывала жизненные силы мышедикобразов. Оскорбленные сородичи умирающих зверушек взвыли вдвое громче.
«Кидо… не должно было так подействовать!»
Но как-то оно действовало, и это было спасением. Прицельно употребленное заклинание Хицугаи скрутило облеченных волшебным свечением тварей, безжалостно ломая перепончатые крылья и длинные шипы, выдавливая мутированные тельца, как апельсин для получения сока-фрэш. Остро запахло чем-то неприятным — то ли кровью мышедикобразов, то ли их раздавленными внутренностями.
Хицугае стало нехорошо. В этой иллюзии он был существенно слабее, чем обычно. Оглохший, он на некоторое время выпал из реальности, отстраненно наблюдая за Мацумото — и не видя ее.
Мышедикобразы тем временем замолчали — наверное, устали. Не испугались же, в самом деле…
Пользуясь этим, Мацумото оказалась рядом с врагами. Она в этой иллюзии была ничуть не слабее, пожалуй, даже сильнее, если говорить о кидо.
Размытое движение, и три иссохшие, выпитые тушки мышедикобразов — кожа, кости, хитиновый покров с шипами — упали на пол. Оставшиеся две твари с паническим визгом улетели.
Преследовать их Мацумото не стала, заметив плачевное состояние своего капитана. Двумя молниеносными ударами хладнокровно прикончила беззащитных мышедикобразов, опутанных заклинанием Хицугаи. Убрала оружие, подошла к Хицугае, присела возле него на корточки и протянула руку:
— Поднимайтесь, капитан.
Искушение коснуться ее словно фарфоровой, широкой, но при этом непостижимо изящной ладони было очень велико — но Хицугая ухитрился его преодолеть и, несмотря на пережитый стресс, встать на ноги без посторонней помощи.
— Ты спасла мне жизнь, — заметил Хицугая. Он с самого начала понял — в пол его вовремя вжала Мацумото, и она же прикрыла ему уши собственными руками. Непонятно, как сама не оглохла… — Эти… летающие дикобразы… могли порвать меня в клочья.
Говорить было тяжело.
— Вы мне тоже. Квиты. — Рангику выглядела почти беспечно. — Ищем Шухея?
— Спрашиваешь! — возмутился Хицугая, преодолевая непроизвольную дрожь в коленях.
— Тогда идем. — Шарик бордового света вернулся на свое законное место над головой Мацумото. Она без малейших колебаний переступила через мертвых мышедикобразов и двинулась дальше по коридору.
Хицугая поспешил последовать ее примеру.
Какое-то время они шли молча. Коридор, прямой, будто готовая сорваться с тетивы стрела, казался бесконечным. Думать о том, что ожидает впереди, не хотелось. Да если бы и хотелось — сейчас Хицугая не мог мыслить трезво. Слишком слабым себя чувствовал.
— Где-то неподалеку бродит неупокоенный дух, — через некоторое время сказала Мацумото. — Призрак, неприкаянная душа.
— Призрак?
— Именно! Какое подземелье без призрака, капитан? — хмыкнула Мацумото. — Это было бы скучно.
— Не Пустой? — уточнил Хицугая. Сейчас он мог полагаться только на чувства Мацумото.
— Нет… не знаю. Странное ощущение какое-то. Капитан! — проследив направление взгляда Мацумото, Хицугая посмотрел в ту же сторону.
Этот призрак действительно был странным. Призрачный, сияющий жемчужно-белым светом человеческий силуэт с багровыми горящими глазами-плошками, вокруг которых тускло мерцали капли зеленоватого прозрачного гноя… Обычно призраки не бывают такими.
Разве что в иллюзиях.
— Я же говорила, — Мацумото казалась… довольной? — Как говорится, на ловца и зверь бежит… Непростой притом. Интересный случай… Ого…
Хицугая посмотрел на нее. Мацумото увлеченно изучала представшее пред ними привидение. Судя по всему, она действительно чувствовала что-то, чего он сам не ощущал. Призрак ничуть не стеснялся и, похоже, никуда не торопился, терпеливо позволяя Мацумото производить сканирование.
— Ну, как? — осведомился дух скрипучим голосом. — Узнала что-нибудь интересное, смертница?
— Массу интересного! — жизнерадостно сообщила Мацумото. — Бежим!
Хицугая ничего не успел понять. В следующее мгновение он уже со всех ног бежал по коридору, увлекаемый вперед Мацумото, намертво вцепившейся в его рукав.
— Догонит, — мрачно изрекла лейтенант на бегу. — Он летать умеет… и вообще много чего умеет. Ему четыре тысячи лет!
— Стойте. — Похоже, дух не желал продолжать погоню. Уже развлекся, наверное.
— Я — болванка, — определила Мацумото самокритично, когда и она, и Хицугая замерли на месте, не в силах шевельнуться. — Самоуверенная болванка.
Хицугая никак не прокомментировал это заявление, хотя в обычной ситуации всецело бы согласился.
— Неплохо звучит, — призрак от комментариев воздерживаться даже не подумал. — Сама про «болванку» сочинила?
— Иди ты, — проникновенно пожелала Мацумото.
Гулкий смех, заполнивший коридор, не содержал и капли злорадства. Отсмеявшись, дух с сожалением признался:
— Не могу говорить с вами дольше. Вас нужно как можно скорее убить, чтобы не попали в комнату с саркофагом. Умрете здесь — умрете и в реальности. А мой господин обретет силу.
— Твой господин? — уточнила Мацумото.
— Нас двое. Всегда вместе. Он заманивает, я поглощаю. Мы становимся сильнее.
— То есть, он — Пустой? А ты — дух, который помогает ему заманивать жертв? — спросил Хицугая.
— Нет. Он заманивает. Я — поглощаю.
— Ты странный призрак, — сказала Мацумото. — Но ты не похож на Пустого. Как ты можешь поглощать?
— Нас двое. Всегда вместе.
— Не понимаю, — Мацумото покачала головой. — Знаешь…
Призрак приподнял голову.
— Тебе не стоило так долго с нами говорить.
Ни дух, ни Хицугая не заметили, когда Мацумото успела освободиться.
И не могли заметить — она ухитрилась отвлечь их обоих небезынтересным разговором, притом сама принимала в беседе активное участие.
Хицугая понял, что может не только говорить, но и двигаться — в тот же момент он осознал, что должен делать.
— Давай! — закричала Мацумото, отпуская рукав Хицугаи и вытягивая руку к призраку. Хицугаю, впрочем, долго упрашивать не надо было — убийственное заклинание само сорвалось с губ, ему не терпелось на свободу.
Призрак споткнулся на ровном месте, как бы смешно это ни звучало. Чудом удержал равновесие; шатаясь во все стороны, нашел взглядом Мацумото…
Она атаковала при помощи измененного здесь кидо.
Из-за отдачи сразу нескольких заклинаний, высвобожденных Мацумото, у Хицугаи, медленно оседающего на пол от потери магических сил, заломило все кости разом. Он и не подозревал, что его лейтенант так сильна.
Возможно, она была сильна только здесь? Так же, как он был только здесь слаб.
Призрак, потускневший и поблекший, едва различимый, открыл щель-рот. Он не собирался сдаваться…
Мацумото взвыла не своим голосом:
— Сгинь!
Призрака тут же и след простыл. Хотя призраки, вообще-то, следов не оставляют… Так или иначе, дух исчез. Окончательно растворился в воздухе.
Тяжело дыша, Мацумото упала на колени возле в очередной раз оказавшегося на полу Хицугаи. Ее бледное лицо странным образом расплывалось, точеные черты смазывались — у Хицугаи что-то творилось со зрением.
— Здорово сразились, — по-прежнему не разжимая губ, счастливо улыбнулась Мацумото.
Хицугая попытался улыбнуться в ответ — и немедленно потерял сознание.
…— Призрак… умер? — с некоторым трудом открыв глаза, в первую очередь осведомился Хицугая. Ломота в костях никуда не делась, но, опираясь попеременно на стенку и своего лейтенанта, Хицугая ухитрился встать. И даже двинуться дальше по коридору. Правда, в вертикальном положении Хицугая удерживался только благодаря подставленному крепкому плечу Мацумото.
Каким манером она сама стояла на ногах — притом достаточно твердо — и где нашла в себе силы на энергоемкое исцеляющее кидо, приведшее его в чувство, Хицугая гадать не собирался. Бесполезно. Он уже понял — Мацумото здесь настолько выбивается из привычных ему рамок, что насчет нее ни в чем нельзя быть уверенным.
Впрочем, самочувствие лейтенанта все равно не на шутку тревожило Хицугаю. Он от одного заклинания едва в могилу не сошел, а ведь она применила множество чар…
— Куда там, — безнадежно махнула левой рукой Мацумото (правой она на всякий случай поддерживала несколько стесняющегося Хицугаю за талию). — Такого старого и сильного, матерого призрака легко не уничтожить. Да и не призрак он вовсе. Что-то тут нечисто, с этой иллюзией.
Насчет этого Хицугая был всецело согласен.
***
Темнота. Тишина.
«Где это я?»
Шухей легко поднялся с холодного каменного пола — ему было не привыкать лежать на голом камне. Им всем было не привыкать.
«Рангику-сан? Капитан Хицугая? Что случилось?»
Шухей нахмурился. Что-то было не так. Неуловимое, но несомненное ощущение.
Он не чувствовал своей реацу.
Раздавшийся звук шагов вырвал Шухея из раздумий, и, уже пребывая в движении, он мысленно сурово отчитал себя за то, что отвлекся.
Шухей метнулся в сторону. В следующую секунду в коридоре, где он оказался, вспыхнул яркий свет, и ему пришлось зажмуриться.
Всецело доверившись интуиции, временно ослепший Шухей, подался вперед и приставил острие занпакто к чьей-то шее. Предупреждая, слегка надавил на клинок, чтобы неведомый враг не вздумал дергаться.
Враг, однако, был не один. В следующую секунду Шухею пришлось отражать не особо впечатляющий удар второго противника. Удар ногой — и этот противник отлетел в сторону. За это время первый враг успел обнажить оружие, — Шухей услышал характерный звон металла — видимо, надеясь, что незнакомый супостат отвлекся на его товарища.
Меч, отброшенный клинком Шухея, как-то жалобно звякнул, встретившись с каменным полом. Шухей едва успел остановить движение своего занпакто, которое неминуемо оставило бы излишне резвого противника без головы — тело, привыкшее к смертельным схваткам, действовало автоматически, но Шухей не собирался никого убивать. В конце концов, он напал на них первым… и получил несомненное преимущество. Он уже победил. Имеет ли смысл отступать от собственных принципов? Он ведь никогда не убивал без крайней нужды.
«Нужно найти Рангику-сан».
В следующий момент размечтавшийся о победе Шухей был вынужден резко податься назад — не он один, как выяснилось, умел драться ногами. Его враг представлял немалую опасность и без оружия.
Он двигался слишком быстро. Едва ли не быстрее самого Шухея, что, по логике вещей, было невозможно. Здесь неоткуда взяться другим шинигами или еще каким врагам, да и реацу Шухей не чувствовал никакой. Его противник должен был быть обычным человеком.
Обычные люди не видят шинигами. И уж тем более не могут с ними сражаться.
Противник все еще стоял на одной ноге, когда Шухей весьма чувствительно ударил его под колено. Незнакомец взмахнул руками, пытаясь устоять на ногах — Шухей услышал, как у самого его лица рассекли воздух отнюдь не короткие ногти. В следующее мгновение его противник не удержал-таки равновесие и растянулся на полу.
Занпакто Шухея замер у горла поверженного врага. Наконец проморгавшись, он смог рассмотреть притихшего противника в подробностях. В этом ему помог немного смягчившийся свет, все еще озаряющий коридор.
— Рангику-сан… — выдохнул Шухей.
Недавний кошмар про горькую воду уже не казался таким страшным.
Привыкший всю жизнь контролировать и сдерживать себя, Шухей только что едва не убил женщину, к которой был неравнодушен.
Застонал рядом Хицугая. Быстро он, однако, пришел в себя — вряд ли прошло больше нескольких секунд.
Шухей убрал оружие и протянул Рангику руку.
Она приняла помощь, вложив в его ладонь тонкие сильные пальцы.
И тут же бросилась к Хицугае:
— Капитан! Мы нашли его!
Хицугая, как обычно, был до крайности упрям. Он даже не думал дожидаться помощи, как положено добропорядочному пострадавшему, и как раз пытался подняться, вцепившись в стенку и что-то вполголоса бормоча себе под нос.
— Ну зачем было нападать, я бы сама справилась! — поддерживая Хицугаю, упрекнула его Рангику. — Вы совсем себя не бережете!
— Ага, видел я, как ты справилась, — прокомментировал тот. Сплюнул кровью и попробовал поднять голову, чтобы взглянуть на Шухея: — Хорошо, что мы тебя нашли. Надо выбираться отсюда.
— Я…
— Элементарнейшее кидо, — Хицугая ткнул пальцем в шар света, висевший у них над головой. — Больше тут ничего не работает.
— Все дело в иллюзии, — поддержала Рангику. — В реальности ты бы никогда на нас не напал.
Шухей не был в этом так уверен. В конце концов, на Рангику он когда-то уже…
Сейчас было не время думать об этом.
Он протянул Хицугае и Рангику их подобранные занпакто, а потом без слов поддержал капитана десятого отряда с другой стороны.
— Ты не видел ничего странного? — с некоторой заминкой осведомилась Рангику, когда они двинулись дальше по коридору. Они с Хицугаей, похоже, вышли из бокового тоннеля впереди, оставив Шухея за спиной. В определенный момент Рангику, что-то заподозрив, обернулась — тогда-то и произошло столкновение.
— Нет.
— А мы здесь премилого призрака встретили, — сообщила Рангику. — Странного какого-то, на душу не похож. И высвободить его не удалось. Он заявил, что нам никогда не пробраться в комнату с саркофагом.
— Значит, нужно туда попасть, — решил Шухей. То, что это может быть ловушка, его мало волновало.
— И разобраться с призраком. Иначе нам из иллюзии не выбраться, — добавил Хицугая. — Кроме призрака, здесь вряд ли есть что-то… что мы можем воспринять по-разному.
— Мышедикобразы еще были, — поправила его Рангику. — Ну и твари!
— Коридор впереди ветвится, — Шухей остановился первым. — Куда пойдем — направо, налево, прямо?
Рангику и Хицугая одновременно воззрились на него: капитан десятого отряда — хмуро, его лейтенант — с моментально возникшей на губах улыбкой, не показывающей, впрочем, зубов. Потом посмотрели вперед. Подошли к каждому коридору по очереди.
Мнения разделились.
— Нам нужен левый коридор, — решительно сказала Рангику. — Я не чувствую реацу противника, но… поверьте моей женской интуиции.
— Нет, надо идти прямо, как и шли, — возразил Хицугая. — Сворачивать — дурная примета. Тем более — налево…
— Твое мнение? — Рангику взглянула на Шухея.
— Правый коридор, — лаконично ответил тот.
— Это ты нарочно? — осведомился Хицугая. — Чтобы ни с кем из нас не соглашаться?
— Пойдем прямо — будем ходить кругами. Левый коридор мне не нравится, — отчитался Шухей. — Плохой запах.
— Ладно, идем направо, — согласилась Рангику.
Они не успели пройти и десяти метров, когда потолок над их головами обрушился.
«Все же ловушка. Как и следовало ожидать».
Каменные плиты неслись к ним сверху. Поднявший взгляд Шухей ясно видел их — до последней трещинки.
Время будто остановилось. Для всех, кроме Шухея. Нет — просто замедлилось.
«Надо бежать».
Одной рукой Шухей крепко сжал локоть Рангику, второй бесцеремонно, но надежно ухватил Хицугаю за шиворот и со всей возможной скоростью покинул опасное место.
Он преодолел не такое уж большое расстояние, когда позади послышался оглушительный грохот — и время сразу возобновило привычный ход.
— Ух ты, — выдохнула Рангику. Шухей не спешил отпускать ее руку — с Рангику-сан станется броситься к обвалившемуся потолку и спровоцировать новый обвал. Так, из интереса. — Шунпо! У тебя получилось здесь его использовать. Мы с капитаном только кидо смогли, да и то — простейшее… Правда, оно работало тут как-то странно.
— Берегите уши! — перебил ее Хицугая, обнажая оружие.
Едва покинув ножны, занпакто зазвенели, отбивая атаку странных летающих тварей, сплошь покрытых длинными, острыми колючками.
— Мышедикобразы! — жизнерадостно сообщила Рангику, оказываясь рядом с Шухеем и прикрывая его справа. — А мы их уже били!
Похоже, твари были осведомлены о своем недавнем поражении не хуже Рангику и жаждали реванша.
— Уши! — напомнил Хицугая еще раз. — Их крик способен порвать барабанные перепонки…
Предупреждение было своевременным. Поняв, что просто истыкать незваных гостей шипами не получится, мышедикобразы решили применить свое коронное оружие — визг, и разинули пасти, готовясь закричать.
Мгновением раньше Шухей провел подсечку, заставляя Рангику потерять равновесие, одновременно вонзил занпакто в уже приоткрытую пасть ближайшей твари, выдернул меч и припал к полу, прикрывая ушные раковины. Мертвый мышедикобраз упал рядом секундой позже.
Рангику, лежащая неподалеку, и не думала зажимать уши — она готовилась применить кидо, а кровь, вопреки тому, что Хицугая сказал о воздействии крика мышедикобразов, не собиралась струиться из ее ушных отверстий.
«Если крик тварей не в силах повредить ей, то мне — и подавно».
Шухей на всякий случай прополз немного вперед, уходя с линии звукового обстрела, вскочил на ноги и, поудобнее перехватив занпакто, молча ринулся в бой.
Когда Рангику приготовилась использовать кидо, в живых остались только четыре мышедикобраза. И то одной из тварей Хицугая связал крылья при помощи собственного кидо, далеко не совершенного; после этого из обеих его ноздрей обильно хлынула кровь.
Мышедикобраз, обездвиженный, лежал на полу, а три остальные твари едва держались в воздухе, с трудом взмахивая отяжелевшими крыльями — Шухей ухитрился довольно серьезно ранить каждого из противников.
— Ну вы даете, — возмутилась Рангику. — Хоть десяточек мышедикобразов мне бы оставили, а!
Она «стряхнула» с кончиков пальцев заготовленный шар света — и оставшиеся в живых твари немедленно обратились в прах.
— Вы долго думали, — заметил Шухей, не спеша возвращать занпакто в ножны.
— Двадцать секунд! Ты же знаешь, на подготовку этого заклинания требуется максимум двадцать секунд! Совсем недолго, — с несколько наигранной обидой произнесла Рангику.
— Это как сказать. Капитан Хицугая, вы…
— Капитан! — спохватилась и Рангику, наконец обратив внимание на прислонившегося к стене, запрокинувшего голову и зажимающего нос Хицугаю. — Вы опять использовали кидо?!
Рангику сняла шарф и протянула его капитану:
— Вот, прижмите.
Она больше не дорожила этим шарфом. Нелепым, розовым. Она…
— Еще чего, — пробормотал Хицугая недовольно, хотя шарф взял.
Вообще, ничего смешного в этой ситуации Шухей не видел. Но у Хицугаи было такое непередаваемое выражение лица, а Рангику столь трогательно и непринужденно ухаживала за своим капитаном, что будто волна тепла прошла по телу Шухея — он не смог сдержать рвущийся наружу совершенно идиотский смех по-настоящему счастливого человека.
Рангику и Хицугая воззрились на него одинаково — как на сумасшедшего. Потом Рангику искренне улыбнулась в ответ — не размыкая губ, потом тоже засмеялась, деликатно прикрывая рот ладонью. Хицугая то ли не пожелал оставаться в одиночестве, то ли вдруг позволил себе развеселиться — в общем, какое-то время они смеялись втроем.
Пролетай здесь ненароком давешний призрак — счел бы их буйнопомешанными, как пить дать. И не особо ошибся бы…
Шухей сам себе удивлялся — насколько он, конечно, умел удивляться. Он давно забыл, как это — смеяться. Слишком боялся… навредить.
Он едва не убил Рангику недавно. А потом спас; но вину свою этим он не искупил. И никогда не искупит.
Он опасен.
Смех Шухея оборвался на полуноте.
— Пойдем, — он отвернулся от Хицугаи и Рангику, попытался заблокировать сознание от нежелательных воспоминаний, — пальцы, до боли сжавшиеся на рукояти по-прежнему обнаженного занпакто, побелели еще сильнее, хоть это и казалось невозможным — потерпел поражение, попытался вновь, опять не смог…
— Чего это он? — поинтересовался Хицугая сердито.
— Его поймешь… — вздохнула Рангику. Помолчала, будто к чему-то прислушиваясь, потом воодушевленно добавила: — Мне кажется, мы уже близко к цели! А на нас до сих пор никто не напал. Непорядок.
— Не каркай, сглазишь, — буркнул Хицугая.
А потом упал.
— Ему нужно отдохнуть, — заключила Рангику, подхватывая своего капитана. — Давай немного подождем. Наша цель совсем рядом — в соседнем коридоре…
— Рангику-сан, — сказал Шухей серьезно. Рангику вздрогнула, улыбка на ее лице поблекла, выцвела:
— Что?..
— Рангику-сан, — повторил он. — Вы очень… красивая.
Кира наверняка придумал бы комплимент поизящнее. Кира сказал бы, что нехорошо это — пользоваться критической ситуацией и бессознательным состоянием нежелательного свидетеля.
Но, как Шухей успел убедиться, Кира очень мало знал о женщинах.
И о том, как их защитить.
— Я не... — Рангику не договорила.
Шухей решил — хватит разговоров.
Жесткими пальцами сжав не особенно тонкие запястья, — чувствовалось, что их обладательница не была белоручкой, — он заставил Рангику замолчать, поймав ее губы своими.
Если бы она хотела, смогла бы вырваться. Она ведь все-таки была шинигами.
Но Рангику не стала вырываться. Она, кажется, не так возмутилась, как удивилась. И даже не подумала сопротивляться.
Шухей отстранился первым.
— Коридор оканчивается тупиком, — сказал как ни в чем не бывало. — А за тупиком, как я понял — наша цель.
— Правильно понял. — Рангику недоверчиво провела ладонью по губам. Взглянула на Шухея — ее глаза сияли, как путеводные звезды. Всплеснула руками: — Я думаю, мы не в тупике! Просто надо найти потайную дверь в каменной кладке… Вот поищу, пока капитан не очнется, — перевела взгляд на Хицугаю, вглядываясь в его разом осунувшееся, почти прозрачное лицо. — Присмотри пока за ним.
Шухей кивнул, и Рангику принялась увлеченно ощупывать тупиковую стенку.
— Мы в этой иллюзии все изменились, — говорила она по ходу дела.
— Думаете?
— Ты бы никогда не решился меня поцеловать, как бы я тебе ни намекала.
— Да, вы правы… Что?!
— И напиваться с тобой напивалась, — Рангику махнула рукой, — и голой перед тобой ходила, и просто… А ты как не понимаешь. Даже метод «ревнуй лейтенанта к его капитану» не срабатывал. Я, если честно, начинала думать, что ты того… с Кирой близко дружишь.
— Рангику-сан…
— Да?
— Вы бы никогда мне такого не сказали.
— Да, знаю. Но это ведь иллюзия. Здесь можно, — Рангику неожиданно с досадой пнула стенку ногой. — Тут нет никакой потайной дверцы! Сплошной камень... Жаль, что мы не призраки и пройти сквозь стену не можем! А ведь эта не-реацу так близко...
— Проверьте стены справа и слева, — порекомендовал Шухей.
— О! — Рангику с энтузиазмом последовала его совету. — У меня здесь будто сил стало больше. Хотя занпакто все равно высвободить не могу. Но это место… оно изменяет людей. Капитану вот от него очень плохо. Мне, наоборот, лучше, чем раньше. Я тут… не страдаю. А ты…
— Я?
— Ты себя не пытаешься загонять в жесткие рамки, как обычно.
— Это нехорошо, — Шухей покачал головой. — Я могу…
— Не бойся себя, — посоветовала Рангику. В следующее мгновение ее лицо будто солнечным светом осветилось: — Есть!
— Вы нашли выход отсюда?
— Кажется... Оттащи, пожалуйста, капитана от стенки, а то его еще придавит...
Убедившись, что Хицугае ничто не угрожает, Рангику нажала на камень, по мнению Шухея, ничем не отличающийся от остальных, и часть стены беззвучно отодвинулась в сторону, открывая проход в темное помещение. Повинуясь повелительному жесту Рангику, брат-близнец светящегося шарика, парящего над ее головой, устремился вперед.
— Комната, — разочарованно заключила Рангику, переглянувшись со спутником. — Обычная комнатушка. Маленькая. И никакого второго выхода!
— Может, он тоже замаскирован? — предположил Шухей. Бесчувственный Хицугая в качестве дополнительного груза его не тяготил.
Шарик остановился в центре комнаты. Рангику и Шухей переглянулись вновь — с тревогой.
Посреди комнаты находился обещанный саркофаг, который они сразу не заметили — видимо, потому, что он был черным. Притом у Шухея не возникло сомнений — саркофаг не вырезан из темного дерева и не выкрашен в черный цвет, а сделан из цельного камня.
— Пойдем? — неуверенно предложила Рангику, тоже рассматривая саркофаг. Все-таки для кого он сделан — для мужчины или женщины? Действительно, что ли, поближе подойти? Нет, Шухей пока не полностью утратил инстинкт самосохранения. — Или нет? Что-то мне этот гроб не сильно нравится... Постой, это же и источник той странной реацу!
— Комната? — Шухей уже знал ответ.
— Нет, гроб! И, хочу заметить, он не пустой! Там кто-то есть! — судя по выражению лица Рангику, ее этот факт не шибко радовал.
— Живой? — Шухей уже знал ответ.
— Не пойму, — нахмурилась Рангику. — Такое впечатление, что обитатель этого гроба никогда не был живым... Но он и не мертвый!
— Проверим? — Шухей уже знал ответ.
— Придется, — вздохнула она. — Если мы, конечно, хотим отсюда выбраться. Шухей... Можно тебе кое в чем признаться? Ты не станешь смеяться?
— Признавайся, — он догадывался, что она хочет сказать. Казалось, еще чуть-чуть — и он сможет с легкостью читать ее мысли.
— Мне страшно, — Рангику действительно выглядела немного испуганной. Шухею было непривычно видеть ее такой. — Тот, что в гробу... Я не хочу тревожить его покой, ни к чему хорошему это не приведет!
Шухей осторожно высвободил правую руку — по идее, Хицугаю он должен был удержать и левой — и приобнял Рангику за плечи. Она доверчиво прильнула к нему — видимо, поддержка пришлась очень кстати.
— Не бойся. Все будет хорошо. — Шухей понятия не имел, как успокаивать напуганных женщин, но понадеялся на благотворное, почти волшебное воздействие универсальной фразы «все будет хорошо», в которую готов был поверить. — Идем.
Стоило Шухею и Рангику войти в секретную комнату, как стена за их спинами немедленно встала на место — в лучших традициях какого-нибудь приключенческого или мистического романа. Жалко, обожающий приключенческие истории Хицугая находился без сознания — он бы оценил тривиальность ситуации.
— Что-то мне подсказывает — пока не разберемся с непонятной реацу, нам отсюда не выйти, — Рангику, кажется, немного приободрилась. Во всяком случае, испуганной она больше не казалась. — Хотя, может, потайной ход открывается в обе стороны? Или тут еще где-то стены отодвигаются... — у Шухея было впечатление, будто Рангику сама не верит в свои последние слова, продиктованные исключительно врожденным оптимизмом, но никак не способностью трезво оценивать ситуацию.
Сейчас, впрочем, Шухею было не до вдумчивого анализа положения, в котором они оказались. Проклятый саркофаг притягивал его как магнитом, ни о чем, кроме него, Шухей сейчас думать не мог. Саркофаг, саркофаг... Что-то здесь было не так, но Шухей никак не мог понять, что именно.
— Проверь, — предложил Шухей, сгружая Хицугаю на пол.
И подошел поближе к чернокаменному саркофагу.
— Только руками не трогай, — предупредила Рангику, послушно приступая к осмотру стен. — Знаешь, я есть хочу! Вроде всего пару-тройку часов назад ела — в гигае... И успела проголодаться, представляешь?
— Угу, — согласился Шухей, пристально изучая саркофаг. Вырезанное в камне лицо покойника пробуждало в нем неясные воспоминания, не воспоминания даже — рассеянные, путаные мысленные образы, собрать которые воедино не представлялось возможным. — Взгляни на саркофаг.
— В чем дело? Не дергай меня, я еще с потайными ходами не разобралась! — возмутилась Рангику.
— На крышке — руны, — сообщил Шухей.
В мгновение ока очутившись рядом со спутником, Рангику воззрилась на непонятные Шухею письмена со священным ужасом.
— Ты их понимаешь… Рангику? — обращаться к ней так фамильярно было странно, но Шухей подумал, что сможет привыкнуть.
— Да, — однозначно, в этом варианте реальности Рангику чувствовала больше, чем он или капитан Хицугая. — Если объединить то, что я поняла… Тут написано что-то вроде: «Двое — единое целое; при жизни и после смерти, как личность их двое, как тело — одно. Раздели с ними плоть и стань их частью».
Шухей колебался. Ему ужасно хотелось дотронуться до саркофага, но сделать это не позволял здравый смысл.
— Это все? — уточнил Шухей, окинув взглядом саркофаг. Руны покрывали почти всю поверхность «гроба», как Рангику непочтительно высказалась о последнем пристанище «двоих».
— Это все, что я смогла перевести! — ответила Рангику. — Можешь сам попробовать, — это предложение было высказано несколько язвительным тоном. Похоже, Рангику собственное поражение радости тоже не доставило.
— У меня есть идея получше. — Шухей осторожно вытянул руки над саркофагом — строго параллельно его поверхности. — Отойди, пожалуйста. И капитана Хицугаю от саркофага убери.
— Что ты собираешься делать? — мигом позабыв о своей обиде, встревожилась Рангику. — Надеюсь, ты не намереваешься открыть гроб?!
— Всему свое время, — пообещал Шухей.
— Нечего запугивать! Лучше не делай этого! — Рангику явно не обрадовала его затея. — Как мне перед командованием Готей-13 отчитываться...
— Ну вот, одной фразой испортили впечатление от такой прочувствованной речи, — с изрядной долей иронии посетовал Шухей. Он снова перешел на формальное обращение. Кончики пальцев стало покалывать — он не вполне понимал, почему, но знал, что все делает правильно. — Как не стыдно, Рангику-сан.
— Я тебя иначе... впечатлю! — пригрозила Рангику. — Когда мы выберемся, так просто я от тебя не отстану.
Шухею стоило немалых трудов не вздрогнуть.
Эмоции — зло.
То, что говорила Рангику, было похоже на иллюзию. И это настораживало.
— Все. Я тебе не мешаю, — объявила Рангику, демонстративно отволакивая своего капитана в дальний угол. Шухей попытался размять пальцы... и внезапно осознал, что не может этого сделать.
Его будто парализовала неведомая энергия. Кидо? Нет, не совсем. Хотя очень похоже на эффект от заклинания.
— Давно не виделись, — поздоровалась с кем-то неунывающая Рангику. Шухей молчал. Ему было не до соблюдения правил вежливости.
Борьба со сковавшей его энергией напоминала отчаянную схватку с превосходящим в количестве и умении противником, схватку не на жизнь, а на смерть. И одновременно — работу химика, в которой единственная лишняя капля того или иного реактива может привести к летальному исходу.
Нельзя ошибиться. Нельзя затягивать сражение. Медленно, но не слишком. Наверняка. Осторожно, но решительно. Бесповоротно.
— Можешь обернуться. Потом — снова замри, — прозвучал тихий шелестящий голос, отдаленно напоминающий шуршание дорогой шелковой материи.
Шухей покорно повернулся лицом к Рангику и ее загадочному знакомому. Сил говорить у него не было — немая, без звона скрестившихся клинков и воинственных выкриков, битва с заклинанием немилосердно выматывала — поэтому Шухей смог приветствовать знакомого понаслышке
(премилого призрака)
духа лишь взглядом.
Призрак — мягко светящийся жемчужно-белым человеческий силуэт с полыхающими багровым глазами-плошками, вокруг которых поблескивали прозрачные капли ядовито-зеленого гноя — настороженно глянул на Шухея в ответ.
«Только бы не вздумал проверять заклинание!»
Похоже, дух был полностью уверен в надежности своих чар, так как перевел взгляд на Рангику, и настороженность очень быстро покинула его, сменившись вполне человеческим желанием пообщаться. Заговорил он первым.
— Надо же, — призрак посмотрел сначала на бессознательного Хицугаю, потом на Шухея, затем вновь сфокусировал взгляд глаз-плошек на Рангику. — Твой спутник что, делением размножился?
— Мне мои спутники дороги! Оба.
— Где ты подцеп... нашла второго? — вовремя исправился призрак. Отставать от Рангику он явно не собирался.
Та склонила голову набок:
— Как… ты не знаешь?
Видимо, что-то в ее словах натолкнуло призрака на правильную мысль. В следующий момент дух вытаращился на Шухея так, будто у того выросла вторая голова.
— Он — иллюзия, — сказала Рангику внезапно. Совсем другим, почти больным голосом. — То, чего я хочу. Здесь все — так, как я хочу. Это — мой сон.
Шухей почти слышал, как трещит, готовая разорваться, паутина опутывающего его обездвиживающего заклинания. Осторожнее, осторожнее... Сейчас надо быть особенно осмотрительным.
— Теперь-то тебе понятно, как я его подцепила? — осведомилась Рангику без всякого превосходства.
— Но все еще непонятно, каким образом. — Призрак продолжал смотреть на Шухея — и это был очень нехороший взгляд. Стоило немалых усилий не выдать себя — охраняющие заклинание магические нити безжалостно вгрызались в сознание, боль была почти невыносимой. Чем-то это напоминало ощущения от выбитых зубов: крошево костей, исполосовавшее язык и нёбо, острый сладковато-соленый привкус собственной крови во рту, оставшиеся в деснах, пульсирующие болью обломки…
Бесконечная боль.
— Много у тебя таких... иллюзий?
— На мой век хватит, — беззаботно отозвалась Рангику. — Я не слишком требовательна.
— Тогда, полагаю, ты наконец-то примешь уготованную тебе мученическую смерть с надлежащим смирением? — призрак и не думал злорадствовать, но сочувствия в шелестящем голосе тоже не слышалось. — Теперь ты не сможешь применить никакие чары... И твои спутники — тоже. Я позаботился об этом.
— Мои спутники не сумели бы применить кидо, даже предоставь ты им такую возможность, — с подкупающей откровенностью призналась Рангику. — Капитан в обмороке, и в ближайшую неделю вряд ли сможет что-то сделать. А... второй мой спутник не чувствует здесь реацу. В этом и проявляется его иллюзорность.
— Это правда, — ворчливо согласился призрак. — Но здешних нетопырей победил — почти без твоей помощи.
— А-а, так вот как они назывались… Тебе так интересно его обсуждать? — хмыкнула Рангику. — Сам же говоришь: он — один из многих моих иллюзий. Лучше расскажи, что значит «Двое — единое целое; при жизни и после смерти».
— При жизни нас было двое в одном теле, — дух, казалось, был удивлен столь глупым вопросом. — Две личности. Нас преследовали. Пытались… лечить. Потом мы вырвались на свободу. Мы убивали. Потом убили нас. Но мы остались. Он заманивает. Я поглощаю. Раздели с нами плоть.
— Видишь ли, — задумчиво сказала Рангику, — я не фанатичка. Я безмерно уважаю чужие верования… но их искажения не потерплю.
В следующую секунду Шухей плавно подался назад — и крышка саркофага упала на пол, каким-то чудом не разбившись.
Ничего не произошло.
Первой сообразив это, Рангику не растерялась, запустив в призрака пучком из каких-то засушенных цветочков и парочкой черепов, которые по размеру более всего напоминали мышиные, а по форме — человеческие. И высушенный букетик, и черепа она вынула прямо из воздуха одним привычным движением — будто меч из ножен. Духу такой знак внимания со стороны Рангику явно не пришелся по вкусу; зашедшись сухим надрывным кашлем, призрак попятился, наполовину вписавшись в стенку.
Автор: Laora
Бета: patlatanata
Иллюстратор: Zetsuai89
Персонажи/Пейринг: Шухей/Рангику, намек на Хицугая/Хинамори
Тип: гет
Рейтинг: PG-13
Жанр: приключения
Размер: миди (10,4 тыс. слов)
Саммари: Рангику получает отпуск и отправляется на грунт. Поначалу она развлекается, но быстро устает.
Досрочное возвращение к работе приходится очень кстати: в помощь Рангику на грунт направлены Шухей и Тоширо. Им нужно проверить подозрительный район...
Примечания: фанфик написан на Bleach MiniBang-2014
Предупреждения: ООС, сомнительный обоснуй, провисающая матчасть, не шибко убедительные кровавые моменты
Ссылка на скачивание: .txt || .doc
Ссылка на иллюстрацию: .jpg
читать дальше— Похоже на отпуск, — сказала Рангику и улыбнулась, чувствуя, как болят уголки губ от этой улыбки. Момо несмело улыбнулась в ответ. Это было похоже на отражение в зеркале, но сейчас Рангику не хотелось думать о том, насколько они похожи.
Ей часто хотелось избавиться от мыслей радикальным путем — выпить вместо саке кислоты, к примеру. Когда внутренности превратились бы в кипящее месиво, обнажив скелет, — она не смогла бы думать ни о чем.
Есть боль, от которой умираешь сразу. Есть и такая, которая грызет тебя день за днем, изнутри, пока не взвоешь. Каждый день человек — или шинигами — вынужден бороться с такой болью. Более того, она — доказательство того, что он еще дышит.
Но ведь есть и другие дни. Рангику помнит.
Больнее всего, когда тот, с кем было хорошо, в ком заключался смысл жизни, оказывается предателем. Это убивает веру не только в него, даже не в людей в принципе — в себя.
А жизнь все течет дальше, и нельзя ни отказываться от своих обязанностей, ни показывать слабость — ради других. Возможно, не будь Рангику шинигами, она решилась бы поделиться с кем-то.
Вот только с кем? Она никого не хотела утомлять своими проблемами. И уж тем более не Момо, которая и так только-только оправилась.
— Вас направили на грунт, Мацумото-сан?..
— Да. Ничего особенного. Маленькая проверочная миссия. Развлекусь на полную! — Рангику подмигнула, Момо покраснела слегка и нахмурилась:
— Опять напьетесь? Нехорошо пренебрегать служебными обязанностями, Рангику-сан.
Момо была старательной и такой же строгой в некоторых вопросах, как капитан десятого отряда. Они подходили друг другу, как зима и весна, но об этом Рангику никогда не сказала бы вслух.
— Не буду пренебрегать, — пообещала Рангику, почти смеясь. К глазам подступали слезы, но она давно научилась не давать им волю. Иначе не выжила бы.
Напиться и обзавестись красивой одеждой — хороший выход. Не радикальный. Видно, потому ей и миссия такая досталась — не она одна это понимала.
Если так и дальше пойдет, она не сможет работать. Нужно взять себя в руки, отдохнуть и вправду, как в отпуске, поверить, что мир лучше, чем кажется.
Получи и впрямь Рангику отпуск — упала бы духом. Рутина, каждодневная и неизменная, спасала ее очень долго; а так отпуск замаскирован дурацкой миссией, и совесть чиста.
Момо кивнула, на удивление серьезно, — девочка, хорошенькая, как картинка. За такую всегда найдется кому постоять, такая не будет одинока. Даже если сама не поймет.
— Хорошо вам отдохнуть, — сказала Момо вдруг. Рангику медленно кивнула.
В следующий момент Момо сорвалась в шунпо.
Отпуск, подумала Рангику.
Она больше не улыбалась. Некому было смотреть.
Только теперь она поняла, насколько устала за все эти годы.
Отпуск — это время, когда ты никому не нужна.
***
— В отпуске? — уточнил Шухей.
Хицугая кивнул.
— А нам, значит, помочь ей надо? Рангику-сан.
— Двенадцатый отряд сообщает: в том районе нечисто. Миссия, с которой Мацумото направили на грунт, была по большей мере предлогом. Но теперь… — увидев, какое мечтательное выражение приняло лицо Шухея, Хицугая осекся на полуслове.
Не сказать, чтобы он совсем уж не понимал. Его могли считать ребенком, но понятие «ребенок» в Готей-13 было очень относительным. А с Мацумото шанс понимать столько, сколько положено ребенку, и вовсе стремительно приближался к нулю.
У Хицугаи с Мацумото вообще были странные отношения. Она раздражала его до жути, но вместе с тем променять на другого лейтенанта он бы ее нипочем не согласился. Она прикрывала ему спину в бою и регулярно пыталась споить в мирные дни, забывая о том, что он не пьет, в отличие от некоторых.
Он использовал банкай, чтобы наказать ее, когда она чистила ногти вместо того, чтобы убирать.
Она тайно его фотографировала и похвалялась перед всеми его фотографиями.
Он разбирался вместо нее с документацией.
Она на грунте учила его убирать мусор — раздельно.
Он все время раздражался, а она заливала бумаги зеленым чаем; Хицугая никогда бы не признался, что порой пьет зеленый чай из ее чашки.
Она относилась к нему с восхищением.
Он за все перед ней извинялся и благодарил ее; она кричала, испугавшись за него в бою.
Он отвлекался от своей битвы, когда она была ранена, а когда побеждала — сновился куда как увереннее.
Однажды она подкралась к нему сзади и прикрыла ему глаза ладонями: «Угадай, кто», а когда угадал — обняла, прижимая к груди, так, что вырваться не было никакой возможности, и в ответ на раздраженное рычание попросила разрешения сходить в магазин.
Он, как всегда, все ей простил и разрешил; слаб был капитан Хицугая к своему прекрасному лейтенанту, слаб. Да и кто бы взялся его винить?..
Уж точно не Шухей, у которого даже голос мягче становился, когда он с Мацумото говорил. Если в группе шли — так он всегда вперед выбивался, ее собой заслонял.
Она же, наоборот, всегда норовила отстраниться, будто доказывала — я сильнее, со всем могу справиться. Она тайну в себе несла. Потому могла быть сколь угодно беззаботной, а Шухей даже усмехнуться при ней не решался. Пытался смотреть на нее только как на товарища. В мирные времена — всегда за ее спиной; незаметно.
Потому что не было решимости взглянуть ей в глаза.
В общем, Хицугая понимал Шухея лучше, чем тот сам себя понимал. Но прочищать мозги ни ему, ни Мацумото не собирался. Сами разберутся, дурацкие «взрослые».
— Чувствую я, — пробормотал Хицугая, — что нас попросту тоже отправляют в отпуск.
— Остальные и так в отпуске, — подсказал Шухей. — Большинство. Кроме нас, и послать на грунт-то некого. К Рангику-сан.
— Что нас послали — это верно, — глубокомысленно согласился Хицугая.
***
— Школьная форма?! — Хицугая завелся вполоборота. — За что?!
— Не жалуйтесь, капитан, у меня тоже такая, — Рангику прошлась в своей форме туда-сюда. Выглядела она просто ослепительно. Шухей незаметно вздохнул и отвел взгляд.
«Друзей у меня нет, а вот людей, готовых по первому требованию приехать и распить со мной бутылку саке — навалом», — так она говорила, наверное. Или так думала, зазывая его на очередную попойку, с которой ее иногда приходилось уносить, если не у нее пили.
Как-то раз они вместе пили красное вино.
Шухей не любил красное вино. Он вообще с подозрением относился к «гайдзиновским» напиткам, всем им предпочитая проверенное саке, но за возможность остаться с Рангику наедине готов был выпить любую отраву.
В тот день он был единственным ее собеседником и безнаказанно смотрел на нее, пока она бормотала что-то о хурме и в упор ничего не замечала, воплощенная невинность.
Не замечала и сейчас.
— Вам правда не нравится?.. — Рангику посмотрела на уныло внимающего Хицугаю и вздохнула: — Ничего не поделаешь. Придется пойти в магазин. Капитан, вы ведь составите мне компанию?
— Только не это, — счастливым Хицугаю было не назвать.
— Я могу пойти с вами, Рангику-сан.
— Ну уж нет! Ты, Шухей, остаешься дома, на хозяйстве, — Рангику лукаво прищурилась. — Кому-то ведь потребуется приготовить ужин. Да и в квартире кому-то остаться нужно, я снимаю ее всего неделю, и меня два раза уже чуть не ограбили! Притом украсть пытались мое нижнее белье. Безобразие!
— Мацумото! — то, что Рангику говорила вслух о нижнем белье, ее суровому капитану явно не пришлось по вкусу.
Познания в приготовлении пищи у Шухея были самые что ни на есть скромные. В еде он был вообще неприхотлив и предпочел бы обойтись без таких испытаний.
Но его просила Рангику.
***
— Спасибо, — Рангику очаровательно улыбнулась продавцу и обратила взгляд к груде своих покупок. Ничего, подходящего для капитана, они так и не нашли. Зато Рангику присмотрела немало вещей, которые подошли ей. Капитан бухтел, как старик, — так он в основном с ней и общался, за исключением случаев, когда начинал орать, например, застав ее в своем кабинете с Шухеем и выпивкой. Объяснять, что выпивку принес Шухей, не имело смысла — капитан все равно не верил… и, в общем-то, правильно поступал.
— Ты точно не заметила ничего необычного за все это время? — спросил капитан настойчиво.
— Ничего, кроме онсенов, — пропела Рангику. — Но онсены — дело тоже довольно-таки обычное, капитан, как считаете? Не желаете ли сходить со мной в один из них?
— Шухею предложи.
— О, ну что вы!
— Боишься, что он согласится? Или не находишь его достаточно милым? Его ты тайком не фотографируешь, — если бы взгляд капитана мог убивать, Рангику давно бы была мертва, но она уже успела к подобным взглядам привыкнуть.
— Совершенно неважно, каким я его нахожу, — сказала легкомысленно. — Пойдемте… Капитан! Что вы делаете?
Вместо ответа Хицугая продемонстрировал ей пакеты с покупками. Под их тяжестью он едва ли не сгибался.
— Что вы, капитан! Я сама справлюсь!
— Заткнись! — красный, как пожарный кран, Хицугая потопал к выходу.
Женщина-консультант проводила их понимающим взглядом: красавица старшеклассница и обожающий ее уверенный ученик младшей школы, наверняка отличник…
***
— Фартук. С кроликом Чаппи. — Хицугая присмотрелся внимательнее. Ему нужно было убедиться, что зрение его не обманывает.
Шухей едва уловимо нахмурился и протянул Хицугае палочки:
— Где Рангику-сан?
— В душе. Ты и правда что-то приготовил? — поверить в это было сложно. Единственный раз, когда Хицугая застал Шухея за готовкой, тот помогал Мацумото и счастливым тогда не казался. Было похоже, что ему скучно.
Хицугая искренне сомневался, что Шухей вообще умеет готовить. С другой стороны, есть приготовленное им было всяко лучше, чем питаться едой Орихиме Иноуэ. Хотя Мацумото, помнится, и еда Орихиме понравилась… и плохо ей потом не было.
— Капитан, вы не видели полотенце? — Мацумото появилась в кухне будто бы из ниоткуда. Хотя шунпо в гигае точно использовать не могла.
— Мацумото, — Хицугая не стал оборачиваться — он понял все по остановившемуся взгляду Шухея. — Оденься.
— Что? Ой, точно, — Мацумото пошлепала назад в ванную. Явно медленнее, чем могла бы; Хицугая мог по движению зрачков Шухея вычислить амплитуду, с которой Мацумото покачивала бедрами.
— Капитан! — шлепающие шаги остановились. — А вы не хотите принять ванну со мной вместе?..
Из носа Шухея потекла обличающая струйка крови.
***
Домашний наряд Рангику-сан мало отличался от наряда Евы. Что за Ева такая, Шухей не знал, просто выражение было удивительно кстати.
После вчерашнего инцидента с душем Шухей решительным образом не мог выбросить Рангику-сан из головы. А ведь он честно пытался, после нее посетив душ и там в одиночестве обдумав удивительный запах ее кожи, каким бы он мог быть в любви, смуглой, сонной, длинноногой, восхитительной стройности, томно рассыпанных русалочьих волос…
Все было из-за ее родинки.
Из-за ее проклятой родинки — мушки под нижней губой.
Грудь тоже, ясное дело… Но грудь — это уже потом. А началось все с мушки. После вчерашнего оторвать от этой мушки взгляд не получалось никак. Смотреть Рангику-сан в глаза Шухей не рискнул.
Даже после того, как она похвалила приготовленную им еду. Капитану Хицугае тоже вроде бы понравилось, удивительное дело. С другой стороны, этим двоим, помнится, и готовка Иноуэ Орихиме была по вкусу. Хорошо хоть после приготовленного им ужина никто животом не маялся…
С утра следующего дня капитан Хицугая умчался проверять подозрительный район самолично. Рангику он в таком деле не доверял, а Шухей не доверял себе, потому что оставаться в одной квартире с Рангику ему было решительно противопоказано. Тем более что одета она была так… скорее раздета. Да еще и весь день расхаживала туда-сюда, то размышляя о приставочных играх, которыми на грунте увлеклась, то проводя диковинные косметические процедуры, в смысл которых Шухей предпочитал не вникать.
Он не был уверен, что вообще во что-то сумеет сейчас вникнуть.
Короткие шорты с пояском и открытый зеленый топ больше обнажали, чем скрывали. Вдобавок, из-под топа виднелось черное кружевное белье. Шухей не удивлялся тому, что это белье у Рангику пытались украсть. Он сам был близок к тому, чтобы попытаться. И популярное развлечение на грунте — просмотр телевизионных программ — мало помогало. Рангику в этой квартире для него было слишком много, а запах ее кожи заставил уже пару раз отлучиться в ванную.
Дело уже шло к вечеру, когда пытка Шухея закончилась.
— Капитан нас зовет, — сказала Рангику, зайдя в комнату, где Шухей по-прежнему пытался смотреть телевизор. На этом диване он и ночь провел, всецело оправдывая звание «мужика, который не отлипает от дивана». — Он нашел что-то интересное.
Шухей приподнялся с дивана. Рангику покинула гигай раньше, чем он, и ушла через окно. Нужно было следовать за ней…
— М-м, — грудной женский голос отвлек Шухея.
Опустевший гигай смотрел на него глазами Рангику и совершенно непристойно… облизывался. Будто еду какую заметил.
— Э-э, — глубокомысленно изрек Шухей, а потом гигай Рангику повалил его на тот самый диван и фамильярно приобнял одной рукой, другой потянувшись к поясу.
Прямо перед глазами Шухея оказалось декольте Рангику — к меносам, это ведь не Рангику!
Но и с Рангику раньше бывало нечто подобное, и в такие минуты мир Шухея пошатывался.
Именно так — дрожал, как алкоголик со стажем.
Рангику была единственной, кто не покачивался в расшатанном мире Шухея. Может, потому, что пила всегда много и охотно («Ты всегда уходишь, Гин»), и научилась сохранять ровную походку. Высоко вскинутая голова, грудь колесом; последняя подруга Шухея говорила — ой, не завидую грудастым, так плечи устают, — летящие по ветру солнечные волосы. Le Soleil, обронил как-то образованный Кира… И добавил что-то про своего капитана, неразборчиво.
Он не доверял ей.
А Шухей готов был за нее жизнь отдать, если бы попросила. Только зачем ей его жизнь? Ее мир твердо стоят на ногах, что бы в нем ни происходило.
Сжать бы в пальцах ее волосы — светлая путеводная нить, а шарф убрать к меносам, думал Шухей иногда. Глупый, розовый, мешает.
А потом в мире Шухея все перемешалось с концами. Обрушилось. К тем самым меносам оборвалось — то, что шрамы оставляет, так на то он плевать хотел. Нападение необнаруженных Пустых — ерунда. То, что придурок с павлиньим мечом и реацу высосал — плюнуть и растереть. Проигрыш — предвестие новых побед, не они расшатывают мир.
Не они.
То, чему доверяешь и что потом ко всем Пустым летит — вот оно. Мир шатается, шатается, а Шухей идет дальше, делает вид, что ничего не замечает. А потом — полуобнаженная грудь, родинка под пухлыми приоткрытыми губами… Волосы — как свет. И шарф этот проклятый.
— Эй, Шухей, иди к нам! Эй, Шу…
Губы — влажные. И сама зовет.
Сдержаться. Отстраниться. Иначе…
Может быть плохо. Очень. Он может причинить ей боль.
Говорят, что смотреть, как объект его страсти флиртует с кем-то другим, может либо очень хороший и терпеливый человек, либо скрытый маньяк. И первым Шухей не был. Про себя это знал точно. Он всю жизнь сдерживался, чтобы не выпустить то, темное, злобное, наружу. Лучше быть неудачником, чем потерять контроль.
Это ведь не Рангику. Это гигай. Ничего с ним не случится. И Рангику даже не узнает. Много времени им не понадобится.
— Эй, — с ремнем и «молнией» гигай уже справился. Теперь он предпринимал небезуспешные попытки пробраться Шухею в плавки. Длинные ногти несильно прошлись по коже. — М-м?..
Этот вопрос можно было расшифровать как «Ты не против?»
Шухей был против.
Это не Рангику.
С ней — все равно что с резиновой куклой. Не говоря уже о том, что это подло.
— Успокойся, — Шухей оттолкнул гигай, предельно бережно, чтобы не повредить, и поспешил избавиться от своего.
Совершенно неуместный стояк остался гигаю, как и дальнейшие разборки с гигаем Рангику.
***
Шухей задержался и выглядел несколько… смущенным. Бросив на него мимолетный взгляд, Рангику сосредоточилась на черном облаке, витавшем сантиметрах в тридцати над землей. У облака уже ждал капитан Хицугая, в шинигами-форме, по обыкновению не очень довольный подчиненными.
— Что это такое? — спросила у него Рангику, указывая на облако.
— Не знаю, — капитан пожал плечами. — Его можно увидеть только покинув гигай. В гигае ничего не чувствуется.
— Ой, — Рангику состроила невинное выражение лица. Она и вправду патрулировала «подозрительный» район, но далеко не каждый день в форме шинигами. Тут были такие хорошие кафе!..
— Проверим или сразу сообщим в Готей-13?
— Я сообщил, — поделился Хицугая. — Но проверить не помешает.
— А вдруг это опасно? — спросил Шухей, предварительно откашлявшись.
— Мы будем предельно… — капитан еще говорил, когда облако неожиданно увеличилось в размерах. Рангику не успела отпрыгнуть в сторону; ее окутала тьма.
***
Это была не просто боль. Это была боль, отраженная, приумноженная миллионом зеркал, боль сквозь увеличительное стекло, вся боль, которую Шухею, Рангику или Хицугае, — любому из них, — когда-либо доводилось испытывать на протяжении мучительно долгой, как подумалось сейчас, жизни. Они позабыли все на свете, забыли даже собственные имена, не чувствовали ничего, кроме этой боли, терзающей не тела — дух, разъедающей души подобно серной кислоте. Они бы закричали, зарыдали, забились в судорогах — если бы помнили, как. Но они не помнили, никто из них. И были уже не в состоянии управлять собственными телами. Они оказались во власти своих кошмаров — и воспоминаний, которые порой давали сто очков вперед любым кошмарам.
А потом они начали умирать.
Шухей
...Горькая вода, хлынувшая в легкие, отвратительное чувство собственной беспомощности. Руки и ноги надежно связаны, и вода вокруг красна от крови из раны на затылке, били чем-то тяжелым, сзади, по голове, а на шее — груз, он-то и тянет вниз, на глубину, хотя там не очень глубоко, максимум метров пять, но этого вполне хватит, освободиться нет никакой возможности, а дышать под водой люди пока не научились, даже шинигами. Самое паршивое — то, что нельзя малодушно потерять сознание, а вода, оказывается, бывает пронзительно-холодной, ледяной, как прикосновение смерти...
Хицугая
...Сквозь меня растет трава. Не знаю, как она называется, и уже не узнаю никогда. Острые, очень твердые, не особенно тонкие стебли, десятки копий, пронзающих плоть, медленно, на протяжении суток или больше, я уже не помню, слишком вынослив, иначе давно уже умер бы, не так от этой пытки, как от солнца, ничего не вижу, чувствую — обожженная кожа горит будто в огне, мне представляется: она отпадает — пластами. Губы мои — как пустыня, и полость рта, и горло — все ссохлось, потрескалось. Вот бы глоток воды, мечтаю я, никогда и ничего так не хотел, а потом, к счастью, наступит конец, уже не выжить, эта трава растет так быстро, во всем теле не осталось ни капельки влаги...
Рангику
...Учись летать, когда твой же товарищ перерезает страховочный трос наверху; зачем? Нелепое на первый взгляд предательство, хотя на все есть свои причины, и на это тоже — ты же не думала всю жизнь быть лучшей, правда? Пора уступать дорогу более молодым и подлым, а самых лучших рано или поздно сменяют лучшие из худших, так что — попробуй стать птицей. Ты почти всю жизнь провела в горах — должна же была научиться летать? Или смягчать падение с высоты без малого двух тысяч метров... Не научилась? Какая жалость. Сейчас острые камни несколькими десятками метров ниже встретят твое тело, изломают, изорвут его в клочья, а если им это вдруг удастся не до конца, если они все-таки пощадят тебя, старую знакомую, Любимицу Гор, свою любимицу — так камни ниже уж точно не проявят к тебе милосердия. Лети...
Шухей не выдержал первым. Перспектива утонуть никогда его не прельщала — поэтому он рванулся вверх, к поверхности воды, и… выплыл.
Мир вокруг него, Хицугаи и Рангику пошел волнами, изменился опять, и они увидели снова, каждый — свое.
Шухей видел, как играет на гитаре. Получалось не очень, да и не так нравилась девушкам игра на гитаре, как можно было подумать. Рангику-сан точно не оценит.
Рангику видела себя допивающей седьмую бутыль саке. На душе было весело и легко, и не чувствовалось больше извечного холода.
Хицугая видел, как сидит на крыше и поедает мороженое. Хорошо бы поговорить с Хинамори, думал он, а земная еда определенно не так плоха.
С этой мыслью он обернулся; по глазам ударила темнота.
***
— И вы сюда попали, капитан! — первым, что услышал Хицугая, очнувшись, была именно эта фраза, произнесенная знакомым грудным, чуть хриплым женским голосом. — Как нам теперь из этого подземелья выбираться, ума не приложу…
— Подземелье? — Хицугая кое-как разлепил веки. Огляделся. Его взгляд немедленно наткнулся на бескровное, измученное лицо Мацумото с черными тенями под глазами — и надолго на этом лице задержался. — Какое еще подземелье?
— Иллюзорное! — был ответ. — Его тут никак не может быть. То облако не может искривлять пространство! А вот нагонять иллюзии — запросто. И куда это Шухей подевался, интересно…
— Значит, я не умирал? — вопрос вырвался прежде, чем он успел замолчать. — И не…
«Ел мороженое», — хотел добавить Хицугая, но вовремя прикусил язык.
— Никто не умирал. Иллюзия. И сейчас — тоже. Нужно выбираться отсюда. Здесь невозможно высвободить занпакто, — Мацумото свела брови, — наш разум ставит барьеры. Это как во сне — там все зависит только от барьеров, которые мы сами себе воздвигаем… И реацу я почти не чувствую.
— Так мы внутри собственных голов? — Хицугая вновь попытался оценить обстановку — и опять потерпел сокрушительное фиаско. Он не чувствовал не только реацу — вообще ничего. Словно ослеп и оглох.
— Внутри иллюзии. Наше восприятие искажено. Нужно найти Шухея, капитан. Втроем нам будет легче сопротивляться иллюзии. Каждый из нас должен видеть свое, как раньше. Вы ведь не с горы срывались и не саке пили, а, капитан?
— Нет. Это и вправду подземелье, — понял Хицугая, оценив стены, пол и потолок длинного, высокого, совершенно прямого коридора, в котором они оказались. Сделать он это смог лишь благодаря светящемуся огненному шарику диковатого бордового цвета, парящему над головой Мацумото — факелы в специальных гнездах в коридоре были, но не горели. Значит, кидо здесь использовать можно. Уже легче. — Может, зажжем факелы?
— Капитан, — Мацумото посмотрела на него укоризненно. — Зажженные факелы могут привлечь к нам нежелательное внимание со стороны здешних обитателей… И где-то тут есть что-то интересное.
— Интересное?
— Не реацу сама по себе… Но что-то необычное. Я это чу… — не успев завершить объяснения, Мацумото исчезла из поля зрения Хицугаи. А в следующую секунду Хицугая с немалым удивлением осознал: он лежит на холодном каменном полу, который весьма чувствительно впивается ему в ребра — возможно, потому, что кое-кто, возлежащий на спине Хицугаи, сильно вжимает его в этот самый пол. Того и гляди, вообще раздавит.
Чьи-то ладони надежно прикрыли Хицугае уши. Мигом позже коридор заполнил истошный то ли вой, то ли визг, от которого Хицугая едва не оглох. Не защити некто предусмотрительный его барабанные перепонки собственными руками, этим, скорей всего, дело бы и кончилось. Во всяком случае, для Хицугаи.
Визг оборвался на полуноте, сменившись угрожающим рычанием; неизвестный доброжелатель на букву «М» словно перенесся со спины Хицугаи в другое место. Тут же послышался звон обнаженного оружия и ответный, не менее впечатляющий рык.
Медленно, невыносимо медленно — в этот момент Хицугая показался себе на редкость заторможенным, будто в одном из тех ночных кошмаров, когда пытаешься убежать от опасности и никак не можешь ускорить шаг — Хицугая перевернулся на спину.
Глазам его предстало невиданное зрелище.
Мацумото ожесточенно отбивалась от десятка небольших крылатых тварей, напоминающих смесь изрядно раздобревшей летучей мыши с дикобразом. Тела неведомых науке существ покрывала шипастая броня, причем каждый шип был со средний кинжал длиной. Непонятно, каким чудом твари, отягощенные приличным количеством подобных «колючек», держались в воздухе.
Шарик бордового пламени раздвоился. Оба «осветительных прибора» вполне самостоятельно подлетели к ближайшим третирующим Мацумото тварям и, наткнувшись на броню мышедикобразов, растеклись, четко очерчивая контуры вражеских тел. Обитателям подземелья такая магия по вкусу не пришлась. Обиженные твари синхронно разинули пасти, полные неприятных на вид иглообразных зубов…
— Зажмите уши! — скомандовала Мацумото, и рассудительный Хицугая повиновался беспрекословно.
Твари снова завизжали — не успевшую упасть ничком или хотя бы отшатнуться Мацумото звуковой волной снесло на несколько метров назад, пока она не ухитрилась вонзить лезвие между каменными плитами стены и почти тут же боевым заклинанием сбить на пол одно из атакующих существ. Поверженная тварь задымилась, взвыла еще громче, обратившись в прах.
— Что за бред, — сказал Хицугая вслух и сам себя не услышал — то ли потому, что так и не отнял ладони от ушей, то ли по причине благоприобретенной глухоты.
Совершенно автоматически Хицугая обратился к кидо. Две ближайшие твари прекратили визжать и рухнули на пол в опасной близости от Хицугаи — их крылья были надежно склеены золотистой субстанцией. Мацумото тоже времени даром не теряла — ее заклинание опутало троих мышедикорбразов. Используя тварюшек в качестве опоры, Мацумото неотвратимо приближалась к врагам. Опутанные ее заклинанием твари ссыхались прямо на глазах, даже не пытаясь вырваться. Мацумото высасывала жизненные силы мышедикобразов. Оскорбленные сородичи умирающих зверушек взвыли вдвое громче.
«Кидо… не должно было так подействовать!»
— Зажмите уши! — скомандовала Мацумото, и рассудительный Хицугая повиновался беспрекословно.
Твари снова завизжали — не успевшую упасть ничком или хотя бы отшатнуться Мацумото звуковой волной снесло на несколько метров назад, пока она не ухитрилась вонзить лезвие между каменными плитами стены и почти тут же боевым заклинанием сбить на пол одно из атакующих существ. Поверженная тварь задымилась, взвыла еще громче, обратившись в прах.
— Что за бред, — сказал Хицугая вслух и сам себя не услышал — то ли потому, что так и не отнял ладони от ушей, то ли по причине благоприобретенной глухоты.
Совершенно автоматически Хицугая обратился к кидо. Две ближайшие твари прекратили визжать и рухнули на пол в опасной близости от Хицугаи — их крылья были надежно склеены золотистой субстанцией. Мацумото тоже времени даром не теряла — ее заклинание опутало троих мышедикорбразов. Используя тварюшек в качестве опоры, Мацумото неотвратимо приближалась к врагам. Опутанные ее заклинанием твари ссыхались прямо на глазах, даже не пытаясь вырваться. Мацумото высасывала жизненные силы мышедикобразов. Оскорбленные сородичи умирающих зверушек взвыли вдвое громче.
«Кидо… не должно было так подействовать!»
Но как-то оно действовало, и это было спасением. Прицельно употребленное заклинание Хицугаи скрутило облеченных волшебным свечением тварей, безжалостно ломая перепончатые крылья и длинные шипы, выдавливая мутированные тельца, как апельсин для получения сока-фрэш. Остро запахло чем-то неприятным — то ли кровью мышедикобразов, то ли их раздавленными внутренностями.
Хицугае стало нехорошо. В этой иллюзии он был существенно слабее, чем обычно. Оглохший, он на некоторое время выпал из реальности, отстраненно наблюдая за Мацумото — и не видя ее.
Мышедикобразы тем временем замолчали — наверное, устали. Не испугались же, в самом деле…
Пользуясь этим, Мацумото оказалась рядом с врагами. Она в этой иллюзии была ничуть не слабее, пожалуй, даже сильнее, если говорить о кидо.
Размытое движение, и три иссохшие, выпитые тушки мышедикобразов — кожа, кости, хитиновый покров с шипами — упали на пол. Оставшиеся две твари с паническим визгом улетели.
Преследовать их Мацумото не стала, заметив плачевное состояние своего капитана. Двумя молниеносными ударами хладнокровно прикончила беззащитных мышедикобразов, опутанных заклинанием Хицугаи. Убрала оружие, подошла к Хицугае, присела возле него на корточки и протянула руку:
— Поднимайтесь, капитан.
Искушение коснуться ее словно фарфоровой, широкой, но при этом непостижимо изящной ладони было очень велико — но Хицугая ухитрился его преодолеть и, несмотря на пережитый стресс, встать на ноги без посторонней помощи.
— Ты спасла мне жизнь, — заметил Хицугая. Он с самого начала понял — в пол его вовремя вжала Мацумото, и она же прикрыла ему уши собственными руками. Непонятно, как сама не оглохла… — Эти… летающие дикобразы… могли порвать меня в клочья.
Говорить было тяжело.
— Вы мне тоже. Квиты. — Рангику выглядела почти беспечно. — Ищем Шухея?
— Спрашиваешь! — возмутился Хицугая, преодолевая непроизвольную дрожь в коленях.
— Тогда идем. — Шарик бордового света вернулся на свое законное место над головой Мацумото. Она без малейших колебаний переступила через мертвых мышедикобразов и двинулась дальше по коридору.
Хицугая поспешил последовать ее примеру.
Какое-то время они шли молча. Коридор, прямой, будто готовая сорваться с тетивы стрела, казался бесконечным. Думать о том, что ожидает впереди, не хотелось. Да если бы и хотелось — сейчас Хицугая не мог мыслить трезво. Слишком слабым себя чувствовал.
— Где-то неподалеку бродит неупокоенный дух, — через некоторое время сказала Мацумото. — Призрак, неприкаянная душа.
— Призрак?
— Именно! Какое подземелье без призрака, капитан? — хмыкнула Мацумото. — Это было бы скучно.
— Не Пустой? — уточнил Хицугая. Сейчас он мог полагаться только на чувства Мацумото.
— Нет… не знаю. Странное ощущение какое-то. Капитан! — проследив направление взгляда Мацумото, Хицугая посмотрел в ту же сторону.
Этот призрак действительно был странным. Призрачный, сияющий жемчужно-белым светом человеческий силуэт с багровыми горящими глазами-плошками, вокруг которых тускло мерцали капли зеленоватого прозрачного гноя… Обычно призраки не бывают такими.
Разве что в иллюзиях.
— Я же говорила, — Мацумото казалась… довольной? — Как говорится, на ловца и зверь бежит… Непростой притом. Интересный случай… Ого…
Хицугая посмотрел на нее. Мацумото увлеченно изучала представшее пред ними привидение. Судя по всему, она действительно чувствовала что-то, чего он сам не ощущал. Призрак ничуть не стеснялся и, похоже, никуда не торопился, терпеливо позволяя Мацумото производить сканирование.
— Ну, как? — осведомился дух скрипучим голосом. — Узнала что-нибудь интересное, смертница?
— Массу интересного! — жизнерадостно сообщила Мацумото. — Бежим!
Хицугая ничего не успел понять. В следующее мгновение он уже со всех ног бежал по коридору, увлекаемый вперед Мацумото, намертво вцепившейся в его рукав.
— Догонит, — мрачно изрекла лейтенант на бегу. — Он летать умеет… и вообще много чего умеет. Ему четыре тысячи лет!
— Стойте. — Похоже, дух не желал продолжать погоню. Уже развлекся, наверное.
— Я — болванка, — определила Мацумото самокритично, когда и она, и Хицугая замерли на месте, не в силах шевельнуться. — Самоуверенная болванка.
Хицугая никак не прокомментировал это заявление, хотя в обычной ситуации всецело бы согласился.
— Неплохо звучит, — призрак от комментариев воздерживаться даже не подумал. — Сама про «болванку» сочинила?
— Иди ты, — проникновенно пожелала Мацумото.
Гулкий смех, заполнивший коридор, не содержал и капли злорадства. Отсмеявшись, дух с сожалением признался:
— Не могу говорить с вами дольше. Вас нужно как можно скорее убить, чтобы не попали в комнату с саркофагом. Умрете здесь — умрете и в реальности. А мой господин обретет силу.
— Твой господин? — уточнила Мацумото.
— Нас двое. Всегда вместе. Он заманивает, я поглощаю. Мы становимся сильнее.
— То есть, он — Пустой? А ты — дух, который помогает ему заманивать жертв? — спросил Хицугая.
— Нет. Он заманивает. Я — поглощаю.
— Ты странный призрак, — сказала Мацумото. — Но ты не похож на Пустого. Как ты можешь поглощать?
— Нас двое. Всегда вместе.
— Не понимаю, — Мацумото покачала головой. — Знаешь…
Призрак приподнял голову.
— Тебе не стоило так долго с нами говорить.
Ни дух, ни Хицугая не заметили, когда Мацумото успела освободиться.
И не могли заметить — она ухитрилась отвлечь их обоих небезынтересным разговором, притом сама принимала в беседе активное участие.
Хицугая понял, что может не только говорить, но и двигаться — в тот же момент он осознал, что должен делать.
— Давай! — закричала Мацумото, отпуская рукав Хицугаи и вытягивая руку к призраку. Хицугаю, впрочем, долго упрашивать не надо было — убийственное заклинание само сорвалось с губ, ему не терпелось на свободу.
Призрак споткнулся на ровном месте, как бы смешно это ни звучало. Чудом удержал равновесие; шатаясь во все стороны, нашел взглядом Мацумото…
Она атаковала при помощи измененного здесь кидо.
Из-за отдачи сразу нескольких заклинаний, высвобожденных Мацумото, у Хицугаи, медленно оседающего на пол от потери магических сил, заломило все кости разом. Он и не подозревал, что его лейтенант так сильна.
Возможно, она была сильна только здесь? Так же, как он был только здесь слаб.
Призрак, потускневший и поблекший, едва различимый, открыл щель-рот. Он не собирался сдаваться…
Мацумото взвыла не своим голосом:
— Сгинь!
Призрака тут же и след простыл. Хотя призраки, вообще-то, следов не оставляют… Так или иначе, дух исчез. Окончательно растворился в воздухе.
Тяжело дыша, Мацумото упала на колени возле в очередной раз оказавшегося на полу Хицугаи. Ее бледное лицо странным образом расплывалось, точеные черты смазывались — у Хицугаи что-то творилось со зрением.
— Здорово сразились, — по-прежнему не разжимая губ, счастливо улыбнулась Мацумото.
Хицугая попытался улыбнуться в ответ — и немедленно потерял сознание.
…— Призрак… умер? — с некоторым трудом открыв глаза, в первую очередь осведомился Хицугая. Ломота в костях никуда не делась, но, опираясь попеременно на стенку и своего лейтенанта, Хицугая ухитрился встать. И даже двинуться дальше по коридору. Правда, в вертикальном положении Хицугая удерживался только благодаря подставленному крепкому плечу Мацумото.
Каким манером она сама стояла на ногах — притом достаточно твердо — и где нашла в себе силы на энергоемкое исцеляющее кидо, приведшее его в чувство, Хицугая гадать не собирался. Бесполезно. Он уже понял — Мацумото здесь настолько выбивается из привычных ему рамок, что насчет нее ни в чем нельзя быть уверенным.
Впрочем, самочувствие лейтенанта все равно не на шутку тревожило Хицугаю. Он от одного заклинания едва в могилу не сошел, а ведь она применила множество чар…
— Куда там, — безнадежно махнула левой рукой Мацумото (правой она на всякий случай поддерживала несколько стесняющегося Хицугаю за талию). — Такого старого и сильного, матерого призрака легко не уничтожить. Да и не призрак он вовсе. Что-то тут нечисто, с этой иллюзией.
Насчет этого Хицугая был всецело согласен.
***
Темнота. Тишина.
«Где это я?»
Шухей легко поднялся с холодного каменного пола — ему было не привыкать лежать на голом камне. Им всем было не привыкать.
«Рангику-сан? Капитан Хицугая? Что случилось?»
Шухей нахмурился. Что-то было не так. Неуловимое, но несомненное ощущение.
Он не чувствовал своей реацу.
Раздавшийся звук шагов вырвал Шухея из раздумий, и, уже пребывая в движении, он мысленно сурово отчитал себя за то, что отвлекся.
Шухей метнулся в сторону. В следующую секунду в коридоре, где он оказался, вспыхнул яркий свет, и ему пришлось зажмуриться.
Всецело доверившись интуиции, временно ослепший Шухей, подался вперед и приставил острие занпакто к чьей-то шее. Предупреждая, слегка надавил на клинок, чтобы неведомый враг не вздумал дергаться.
Враг, однако, был не один. В следующую секунду Шухею пришлось отражать не особо впечатляющий удар второго противника. Удар ногой — и этот противник отлетел в сторону. За это время первый враг успел обнажить оружие, — Шухей услышал характерный звон металла — видимо, надеясь, что незнакомый супостат отвлекся на его товарища.
Меч, отброшенный клинком Шухея, как-то жалобно звякнул, встретившись с каменным полом. Шухей едва успел остановить движение своего занпакто, которое неминуемо оставило бы излишне резвого противника без головы — тело, привыкшее к смертельным схваткам, действовало автоматически, но Шухей не собирался никого убивать. В конце концов, он напал на них первым… и получил несомненное преимущество. Он уже победил. Имеет ли смысл отступать от собственных принципов? Он ведь никогда не убивал без крайней нужды.
«Нужно найти Рангику-сан».
В следующий момент размечтавшийся о победе Шухей был вынужден резко податься назад — не он один, как выяснилось, умел драться ногами. Его враг представлял немалую опасность и без оружия.
Он двигался слишком быстро. Едва ли не быстрее самого Шухея, что, по логике вещей, было невозможно. Здесь неоткуда взяться другим шинигами или еще каким врагам, да и реацу Шухей не чувствовал никакой. Его противник должен был быть обычным человеком.
Обычные люди не видят шинигами. И уж тем более не могут с ними сражаться.
Противник все еще стоял на одной ноге, когда Шухей весьма чувствительно ударил его под колено. Незнакомец взмахнул руками, пытаясь устоять на ногах — Шухей услышал, как у самого его лица рассекли воздух отнюдь не короткие ногти. В следующее мгновение его противник не удержал-таки равновесие и растянулся на полу.
Занпакто Шухея замер у горла поверженного врага. Наконец проморгавшись, он смог рассмотреть притихшего противника в подробностях. В этом ему помог немного смягчившийся свет, все еще озаряющий коридор.
— Рангику-сан… — выдохнул Шухей.
Недавний кошмар про горькую воду уже не казался таким страшным.
Привыкший всю жизнь контролировать и сдерживать себя, Шухей только что едва не убил женщину, к которой был неравнодушен.
Застонал рядом Хицугая. Быстро он, однако, пришел в себя — вряд ли прошло больше нескольких секунд.
Шухей убрал оружие и протянул Рангику руку.
Она приняла помощь, вложив в его ладонь тонкие сильные пальцы.
И тут же бросилась к Хицугае:
— Капитан! Мы нашли его!
Хицугая, как обычно, был до крайности упрям. Он даже не думал дожидаться помощи, как положено добропорядочному пострадавшему, и как раз пытался подняться, вцепившись в стенку и что-то вполголоса бормоча себе под нос.
— Ну зачем было нападать, я бы сама справилась! — поддерживая Хицугаю, упрекнула его Рангику. — Вы совсем себя не бережете!
— Ага, видел я, как ты справилась, — прокомментировал тот. Сплюнул кровью и попробовал поднять голову, чтобы взглянуть на Шухея: — Хорошо, что мы тебя нашли. Надо выбираться отсюда.
— Я…
— Элементарнейшее кидо, — Хицугая ткнул пальцем в шар света, висевший у них над головой. — Больше тут ничего не работает.
— Все дело в иллюзии, — поддержала Рангику. — В реальности ты бы никогда на нас не напал.
Шухей не был в этом так уверен. В конце концов, на Рангику он когда-то уже…
Сейчас было не время думать об этом.
Он протянул Хицугае и Рангику их подобранные занпакто, а потом без слов поддержал капитана десятого отряда с другой стороны.
— Ты не видел ничего странного? — с некоторой заминкой осведомилась Рангику, когда они двинулись дальше по коридору. Они с Хицугаей, похоже, вышли из бокового тоннеля впереди, оставив Шухея за спиной. В определенный момент Рангику, что-то заподозрив, обернулась — тогда-то и произошло столкновение.
— Нет.
— А мы здесь премилого призрака встретили, — сообщила Рангику. — Странного какого-то, на душу не похож. И высвободить его не удалось. Он заявил, что нам никогда не пробраться в комнату с саркофагом.
— Значит, нужно туда попасть, — решил Шухей. То, что это может быть ловушка, его мало волновало.
— И разобраться с призраком. Иначе нам из иллюзии не выбраться, — добавил Хицугая. — Кроме призрака, здесь вряд ли есть что-то… что мы можем воспринять по-разному.
— Мышедикобразы еще были, — поправила его Рангику. — Ну и твари!
— Коридор впереди ветвится, — Шухей остановился первым. — Куда пойдем — направо, налево, прямо?
Рангику и Хицугая одновременно воззрились на него: капитан десятого отряда — хмуро, его лейтенант — с моментально возникшей на губах улыбкой, не показывающей, впрочем, зубов. Потом посмотрели вперед. Подошли к каждому коридору по очереди.
Мнения разделились.
— Нам нужен левый коридор, — решительно сказала Рангику. — Я не чувствую реацу противника, но… поверьте моей женской интуиции.
— Нет, надо идти прямо, как и шли, — возразил Хицугая. — Сворачивать — дурная примета. Тем более — налево…
— Твое мнение? — Рангику взглянула на Шухея.
— Правый коридор, — лаконично ответил тот.
— Это ты нарочно? — осведомился Хицугая. — Чтобы ни с кем из нас не соглашаться?
— Пойдем прямо — будем ходить кругами. Левый коридор мне не нравится, — отчитался Шухей. — Плохой запах.
— Ладно, идем направо, — согласилась Рангику.
Они не успели пройти и десяти метров, когда потолок над их головами обрушился.
«Все же ловушка. Как и следовало ожидать».
Каменные плиты неслись к ним сверху. Поднявший взгляд Шухей ясно видел их — до последней трещинки.
Время будто остановилось. Для всех, кроме Шухея. Нет — просто замедлилось.
«Надо бежать».
Одной рукой Шухей крепко сжал локоть Рангику, второй бесцеремонно, но надежно ухватил Хицугаю за шиворот и со всей возможной скоростью покинул опасное место.
Он преодолел не такое уж большое расстояние, когда позади послышался оглушительный грохот — и время сразу возобновило привычный ход.
— Ух ты, — выдохнула Рангику. Шухей не спешил отпускать ее руку — с Рангику-сан станется броситься к обвалившемуся потолку и спровоцировать новый обвал. Так, из интереса. — Шунпо! У тебя получилось здесь его использовать. Мы с капитаном только кидо смогли, да и то — простейшее… Правда, оно работало тут как-то странно.
— Берегите уши! — перебил ее Хицугая, обнажая оружие.
Едва покинув ножны, занпакто зазвенели, отбивая атаку странных летающих тварей, сплошь покрытых длинными, острыми колючками.
— Мышедикобразы! — жизнерадостно сообщила Рангику, оказываясь рядом с Шухеем и прикрывая его справа. — А мы их уже били!
Похоже, твари были осведомлены о своем недавнем поражении не хуже Рангику и жаждали реванша.
— Уши! — напомнил Хицугая еще раз. — Их крик способен порвать барабанные перепонки…
Предупреждение было своевременным. Поняв, что просто истыкать незваных гостей шипами не получится, мышедикобразы решили применить свое коронное оружие — визг, и разинули пасти, готовясь закричать.
Мгновением раньше Шухей провел подсечку, заставляя Рангику потерять равновесие, одновременно вонзил занпакто в уже приоткрытую пасть ближайшей твари, выдернул меч и припал к полу, прикрывая ушные раковины. Мертвый мышедикобраз упал рядом секундой позже.
Рангику, лежащая неподалеку, и не думала зажимать уши — она готовилась применить кидо, а кровь, вопреки тому, что Хицугая сказал о воздействии крика мышедикобразов, не собиралась струиться из ее ушных отверстий.
«Если крик тварей не в силах повредить ей, то мне — и подавно».
Шухей на всякий случай прополз немного вперед, уходя с линии звукового обстрела, вскочил на ноги и, поудобнее перехватив занпакто, молча ринулся в бой.
Когда Рангику приготовилась использовать кидо, в живых остались только четыре мышедикобраза. И то одной из тварей Хицугая связал крылья при помощи собственного кидо, далеко не совершенного; после этого из обеих его ноздрей обильно хлынула кровь.
Мышедикобраз, обездвиженный, лежал на полу, а три остальные твари едва держались в воздухе, с трудом взмахивая отяжелевшими крыльями — Шухей ухитрился довольно серьезно ранить каждого из противников.
— Ну вы даете, — возмутилась Рангику. — Хоть десяточек мышедикобразов мне бы оставили, а!
Она «стряхнула» с кончиков пальцев заготовленный шар света — и оставшиеся в живых твари немедленно обратились в прах.
— Вы долго думали, — заметил Шухей, не спеша возвращать занпакто в ножны.
— Двадцать секунд! Ты же знаешь, на подготовку этого заклинания требуется максимум двадцать секунд! Совсем недолго, — с несколько наигранной обидой произнесла Рангику.
— Это как сказать. Капитан Хицугая, вы…
— Капитан! — спохватилась и Рангику, наконец обратив внимание на прислонившегося к стене, запрокинувшего голову и зажимающего нос Хицугаю. — Вы опять использовали кидо?!
Рангику сняла шарф и протянула его капитану:
— Вот, прижмите.
Она больше не дорожила этим шарфом. Нелепым, розовым. Она…
— Еще чего, — пробормотал Хицугая недовольно, хотя шарф взял.
Вообще, ничего смешного в этой ситуации Шухей не видел. Но у Хицугаи было такое непередаваемое выражение лица, а Рангику столь трогательно и непринужденно ухаживала за своим капитаном, что будто волна тепла прошла по телу Шухея — он не смог сдержать рвущийся наружу совершенно идиотский смех по-настоящему счастливого человека.
Рангику и Хицугая воззрились на него одинаково — как на сумасшедшего. Потом Рангику искренне улыбнулась в ответ — не размыкая губ, потом тоже засмеялась, деликатно прикрывая рот ладонью. Хицугая то ли не пожелал оставаться в одиночестве, то ли вдруг позволил себе развеселиться — в общем, какое-то время они смеялись втроем.
Пролетай здесь ненароком давешний призрак — счел бы их буйнопомешанными, как пить дать. И не особо ошибся бы…
Шухей сам себе удивлялся — насколько он, конечно, умел удивляться. Он давно забыл, как это — смеяться. Слишком боялся… навредить.
Он едва не убил Рангику недавно. А потом спас; но вину свою этим он не искупил. И никогда не искупит.
Он опасен.
Смех Шухея оборвался на полуноте.
— Пойдем, — он отвернулся от Хицугаи и Рангику, попытался заблокировать сознание от нежелательных воспоминаний, — пальцы, до боли сжавшиеся на рукояти по-прежнему обнаженного занпакто, побелели еще сильнее, хоть это и казалось невозможным — потерпел поражение, попытался вновь, опять не смог…
— Чего это он? — поинтересовался Хицугая сердито.
— Его поймешь… — вздохнула Рангику. Помолчала, будто к чему-то прислушиваясь, потом воодушевленно добавила: — Мне кажется, мы уже близко к цели! А на нас до сих пор никто не напал. Непорядок.
— Не каркай, сглазишь, — буркнул Хицугая.
А потом упал.
— Ему нужно отдохнуть, — заключила Рангику, подхватывая своего капитана. — Давай немного подождем. Наша цель совсем рядом — в соседнем коридоре…
— Рангику-сан, — сказал Шухей серьезно. Рангику вздрогнула, улыбка на ее лице поблекла, выцвела:
— Что?..
— Рангику-сан, — повторил он. — Вы очень… красивая.
Кира наверняка придумал бы комплимент поизящнее. Кира сказал бы, что нехорошо это — пользоваться критической ситуацией и бессознательным состоянием нежелательного свидетеля.
Но, как Шухей успел убедиться, Кира очень мало знал о женщинах.
И о том, как их защитить.
— Я не... — Рангику не договорила.
Шухей решил — хватит разговоров.
Жесткими пальцами сжав не особенно тонкие запястья, — чувствовалось, что их обладательница не была белоручкой, — он заставил Рангику замолчать, поймав ее губы своими.
Если бы она хотела, смогла бы вырваться. Она ведь все-таки была шинигами.
Но Рангику не стала вырываться. Она, кажется, не так возмутилась, как удивилась. И даже не подумала сопротивляться.
Шухей отстранился первым.
— Коридор оканчивается тупиком, — сказал как ни в чем не бывало. — А за тупиком, как я понял — наша цель.
— Правильно понял. — Рангику недоверчиво провела ладонью по губам. Взглянула на Шухея — ее глаза сияли, как путеводные звезды. Всплеснула руками: — Я думаю, мы не в тупике! Просто надо найти потайную дверь в каменной кладке… Вот поищу, пока капитан не очнется, — перевела взгляд на Хицугаю, вглядываясь в его разом осунувшееся, почти прозрачное лицо. — Присмотри пока за ним.
Шухей кивнул, и Рангику принялась увлеченно ощупывать тупиковую стенку.
— Мы в этой иллюзии все изменились, — говорила она по ходу дела.
— Думаете?
— Ты бы никогда не решился меня поцеловать, как бы я тебе ни намекала.
— Да, вы правы… Что?!
— И напиваться с тобой напивалась, — Рангику махнула рукой, — и голой перед тобой ходила, и просто… А ты как не понимаешь. Даже метод «ревнуй лейтенанта к его капитану» не срабатывал. Я, если честно, начинала думать, что ты того… с Кирой близко дружишь.
— Рангику-сан…
— Да?
— Вы бы никогда мне такого не сказали.
— Да, знаю. Но это ведь иллюзия. Здесь можно, — Рангику неожиданно с досадой пнула стенку ногой. — Тут нет никакой потайной дверцы! Сплошной камень... Жаль, что мы не призраки и пройти сквозь стену не можем! А ведь эта не-реацу так близко...
— Проверьте стены справа и слева, — порекомендовал Шухей.
— О! — Рангику с энтузиазмом последовала его совету. — У меня здесь будто сил стало больше. Хотя занпакто все равно высвободить не могу. Но это место… оно изменяет людей. Капитану вот от него очень плохо. Мне, наоборот, лучше, чем раньше. Я тут… не страдаю. А ты…
— Я?
— Ты себя не пытаешься загонять в жесткие рамки, как обычно.
— Это нехорошо, — Шухей покачал головой. — Я могу…
— Не бойся себя, — посоветовала Рангику. В следующее мгновение ее лицо будто солнечным светом осветилось: — Есть!
— Вы нашли выход отсюда?
— Кажется... Оттащи, пожалуйста, капитана от стенки, а то его еще придавит...
Убедившись, что Хицугае ничто не угрожает, Рангику нажала на камень, по мнению Шухея, ничем не отличающийся от остальных, и часть стены беззвучно отодвинулась в сторону, открывая проход в темное помещение. Повинуясь повелительному жесту Рангику, брат-близнец светящегося шарика, парящего над ее головой, устремился вперед.
— Комната, — разочарованно заключила Рангику, переглянувшись со спутником. — Обычная комнатушка. Маленькая. И никакого второго выхода!
— Может, он тоже замаскирован? — предположил Шухей. Бесчувственный Хицугая в качестве дополнительного груза его не тяготил.
Шарик остановился в центре комнаты. Рангику и Шухей переглянулись вновь — с тревогой.
Посреди комнаты находился обещанный саркофаг, который они сразу не заметили — видимо, потому, что он был черным. Притом у Шухея не возникло сомнений — саркофаг не вырезан из темного дерева и не выкрашен в черный цвет, а сделан из цельного камня.
— Пойдем? — неуверенно предложила Рангику, тоже рассматривая саркофаг. Все-таки для кого он сделан — для мужчины или женщины? Действительно, что ли, поближе подойти? Нет, Шухей пока не полностью утратил инстинкт самосохранения. — Или нет? Что-то мне этот гроб не сильно нравится... Постой, это же и источник той странной реацу!
— Комната? — Шухей уже знал ответ.
— Нет, гроб! И, хочу заметить, он не пустой! Там кто-то есть! — судя по выражению лица Рангику, ее этот факт не шибко радовал.
— Живой? — Шухей уже знал ответ.
— Не пойму, — нахмурилась Рангику. — Такое впечатление, что обитатель этого гроба никогда не был живым... Но он и не мертвый!
— Проверим? — Шухей уже знал ответ.
— Придется, — вздохнула она. — Если мы, конечно, хотим отсюда выбраться. Шухей... Можно тебе кое в чем признаться? Ты не станешь смеяться?
— Признавайся, — он догадывался, что она хочет сказать. Казалось, еще чуть-чуть — и он сможет с легкостью читать ее мысли.
— Мне страшно, — Рангику действительно выглядела немного испуганной. Шухею было непривычно видеть ее такой. — Тот, что в гробу... Я не хочу тревожить его покой, ни к чему хорошему это не приведет!
Шухей осторожно высвободил правую руку — по идее, Хицугаю он должен был удержать и левой — и приобнял Рангику за плечи. Она доверчиво прильнула к нему — видимо, поддержка пришлась очень кстати.
— Не бойся. Все будет хорошо. — Шухей понятия не имел, как успокаивать напуганных женщин, но понадеялся на благотворное, почти волшебное воздействие универсальной фразы «все будет хорошо», в которую готов был поверить. — Идем.
Стоило Шухею и Рангику войти в секретную комнату, как стена за их спинами немедленно встала на место — в лучших традициях какого-нибудь приключенческого или мистического романа. Жалко, обожающий приключенческие истории Хицугая находился без сознания — он бы оценил тривиальность ситуации.
— Что-то мне подсказывает — пока не разберемся с непонятной реацу, нам отсюда не выйти, — Рангику, кажется, немного приободрилась. Во всяком случае, испуганной она больше не казалась. — Хотя, может, потайной ход открывается в обе стороны? Или тут еще где-то стены отодвигаются... — у Шухея было впечатление, будто Рангику сама не верит в свои последние слова, продиктованные исключительно врожденным оптимизмом, но никак не способностью трезво оценивать ситуацию.
Сейчас, впрочем, Шухею было не до вдумчивого анализа положения, в котором они оказались. Проклятый саркофаг притягивал его как магнитом, ни о чем, кроме него, Шухей сейчас думать не мог. Саркофаг, саркофаг... Что-то здесь было не так, но Шухей никак не мог понять, что именно.
— Проверь, — предложил Шухей, сгружая Хицугаю на пол.
И подошел поближе к чернокаменному саркофагу.
— Только руками не трогай, — предупредила Рангику, послушно приступая к осмотру стен. — Знаешь, я есть хочу! Вроде всего пару-тройку часов назад ела — в гигае... И успела проголодаться, представляешь?
— Угу, — согласился Шухей, пристально изучая саркофаг. Вырезанное в камне лицо покойника пробуждало в нем неясные воспоминания, не воспоминания даже — рассеянные, путаные мысленные образы, собрать которые воедино не представлялось возможным. — Взгляни на саркофаг.
— В чем дело? Не дергай меня, я еще с потайными ходами не разобралась! — возмутилась Рангику.
— На крышке — руны, — сообщил Шухей.
В мгновение ока очутившись рядом со спутником, Рангику воззрилась на непонятные Шухею письмена со священным ужасом.
— Ты их понимаешь… Рангику? — обращаться к ней так фамильярно было странно, но Шухей подумал, что сможет привыкнуть.
— Да, — однозначно, в этом варианте реальности Рангику чувствовала больше, чем он или капитан Хицугая. — Если объединить то, что я поняла… Тут написано что-то вроде: «Двое — единое целое; при жизни и после смерти, как личность их двое, как тело — одно. Раздели с ними плоть и стань их частью».
Шухей колебался. Ему ужасно хотелось дотронуться до саркофага, но сделать это не позволял здравый смысл.
— Это все? — уточнил Шухей, окинув взглядом саркофаг. Руны покрывали почти всю поверхность «гроба», как Рангику непочтительно высказалась о последнем пристанище «двоих».
— Это все, что я смогла перевести! — ответила Рангику. — Можешь сам попробовать, — это предложение было высказано несколько язвительным тоном. Похоже, Рангику собственное поражение радости тоже не доставило.
— У меня есть идея получше. — Шухей осторожно вытянул руки над саркофагом — строго параллельно его поверхности. — Отойди, пожалуйста. И капитана Хицугаю от саркофага убери.
— Что ты собираешься делать? — мигом позабыв о своей обиде, встревожилась Рангику. — Надеюсь, ты не намереваешься открыть гроб?!
— Всему свое время, — пообещал Шухей.
— Нечего запугивать! Лучше не делай этого! — Рангику явно не обрадовала его затея. — Как мне перед командованием Готей-13 отчитываться...
— Ну вот, одной фразой испортили впечатление от такой прочувствованной речи, — с изрядной долей иронии посетовал Шухей. Он снова перешел на формальное обращение. Кончики пальцев стало покалывать — он не вполне понимал, почему, но знал, что все делает правильно. — Как не стыдно, Рангику-сан.
— Я тебя иначе... впечатлю! — пригрозила Рангику. — Когда мы выберемся, так просто я от тебя не отстану.
Шухею стоило немалых трудов не вздрогнуть.
Эмоции — зло.
То, что говорила Рангику, было похоже на иллюзию. И это настораживало.
— Все. Я тебе не мешаю, — объявила Рангику, демонстративно отволакивая своего капитана в дальний угол. Шухей попытался размять пальцы... и внезапно осознал, что не может этого сделать.
Его будто парализовала неведомая энергия. Кидо? Нет, не совсем. Хотя очень похоже на эффект от заклинания.
— Давно не виделись, — поздоровалась с кем-то неунывающая Рангику. Шухей молчал. Ему было не до соблюдения правил вежливости.
Борьба со сковавшей его энергией напоминала отчаянную схватку с превосходящим в количестве и умении противником, схватку не на жизнь, а на смерть. И одновременно — работу химика, в которой единственная лишняя капля того или иного реактива может привести к летальному исходу.
Нельзя ошибиться. Нельзя затягивать сражение. Медленно, но не слишком. Наверняка. Осторожно, но решительно. Бесповоротно.
— Можешь обернуться. Потом — снова замри, — прозвучал тихий шелестящий голос, отдаленно напоминающий шуршание дорогой шелковой материи.
Шухей покорно повернулся лицом к Рангику и ее загадочному знакомому. Сил говорить у него не было — немая, без звона скрестившихся клинков и воинственных выкриков, битва с заклинанием немилосердно выматывала — поэтому Шухей смог приветствовать знакомого понаслышке
(премилого призрака)
духа лишь взглядом.
Призрак — мягко светящийся жемчужно-белым человеческий силуэт с полыхающими багровым глазами-плошками, вокруг которых поблескивали прозрачные капли ядовито-зеленого гноя — настороженно глянул на Шухея в ответ.
«Только бы не вздумал проверять заклинание!»
Похоже, дух был полностью уверен в надежности своих чар, так как перевел взгляд на Рангику, и настороженность очень быстро покинула его, сменившись вполне человеческим желанием пообщаться. Заговорил он первым.
— Надо же, — призрак посмотрел сначала на бессознательного Хицугаю, потом на Шухея, затем вновь сфокусировал взгляд глаз-плошек на Рангику. — Твой спутник что, делением размножился?
— Мне мои спутники дороги! Оба.
— Где ты подцеп... нашла второго? — вовремя исправился призрак. Отставать от Рангику он явно не собирался.
Та склонила голову набок:
— Как… ты не знаешь?
Видимо, что-то в ее словах натолкнуло призрака на правильную мысль. В следующий момент дух вытаращился на Шухея так, будто у того выросла вторая голова.
— Он — иллюзия, — сказала Рангику внезапно. Совсем другим, почти больным голосом. — То, чего я хочу. Здесь все — так, как я хочу. Это — мой сон.
Шухей почти слышал, как трещит, готовая разорваться, паутина опутывающего его обездвиживающего заклинания. Осторожнее, осторожнее... Сейчас надо быть особенно осмотрительным.
— Теперь-то тебе понятно, как я его подцепила? — осведомилась Рангику без всякого превосходства.
— Но все еще непонятно, каким образом. — Призрак продолжал смотреть на Шухея — и это был очень нехороший взгляд. Стоило немалых усилий не выдать себя — охраняющие заклинание магические нити безжалостно вгрызались в сознание, боль была почти невыносимой. Чем-то это напоминало ощущения от выбитых зубов: крошево костей, исполосовавшее язык и нёбо, острый сладковато-соленый привкус собственной крови во рту, оставшиеся в деснах, пульсирующие болью обломки…
Бесконечная боль.
— Много у тебя таких... иллюзий?
— На мой век хватит, — беззаботно отозвалась Рангику. — Я не слишком требовательна.
— Тогда, полагаю, ты наконец-то примешь уготованную тебе мученическую смерть с надлежащим смирением? — призрак и не думал злорадствовать, но сочувствия в шелестящем голосе тоже не слышалось. — Теперь ты не сможешь применить никакие чары... И твои спутники — тоже. Я позаботился об этом.
— Мои спутники не сумели бы применить кидо, даже предоставь ты им такую возможность, — с подкупающей откровенностью призналась Рангику. — Капитан в обмороке, и в ближайшую неделю вряд ли сможет что-то сделать. А... второй мой спутник не чувствует здесь реацу. В этом и проявляется его иллюзорность.
— Это правда, — ворчливо согласился призрак. — Но здешних нетопырей победил — почти без твоей помощи.
— А-а, так вот как они назывались… Тебе так интересно его обсуждать? — хмыкнула Рангику. — Сам же говоришь: он — один из многих моих иллюзий. Лучше расскажи, что значит «Двое — единое целое; при жизни и после смерти».
— При жизни нас было двое в одном теле, — дух, казалось, был удивлен столь глупым вопросом. — Две личности. Нас преследовали. Пытались… лечить. Потом мы вырвались на свободу. Мы убивали. Потом убили нас. Но мы остались. Он заманивает. Я поглощаю. Раздели с нами плоть.
— Видишь ли, — задумчиво сказала Рангику, — я не фанатичка. Я безмерно уважаю чужие верования… но их искажения не потерплю.
В следующую секунду Шухей плавно подался назад — и крышка саркофага упала на пол, каким-то чудом не разбившись.
Ничего не произошло.
Первой сообразив это, Рангику не растерялась, запустив в призрака пучком из каких-то засушенных цветочков и парочкой черепов, которые по размеру более всего напоминали мышиные, а по форме — человеческие. И высушенный букетик, и черепа она вынула прямо из воздуха одним привычным движением — будто меч из ножен. Духу такой знак внимания со стороны Рангику явно не пришелся по вкусу; зашедшись сухим надрывным кашлем, призрак попятился, наполовину вписавшись в стенку.
@темы: Рейтинг: PG-13, Категория: гет, МиниБэнг-2014, Персонаж: Хисаги Шухей, Персонаж: Мацумото Рангику
среда, 11 июня 2014
С капитаном Зараки время летит незаметно
Название: Цвет дыхания
Автор: Пухоспинка
Бета: Доктор Бекки, CrazyJill, Шуршунка
Иллюстратор: Karego
Пейринг/Персонажи: Гриммджо Джаггерджак/Куросаки Ичиго
Тип: слэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: драма/романс
Размер: миди (11,2 тыс. слов)
Саммари: Ичиго лишился зрения. И теперь непонятно, что хуже — молчаливая жалость друзей или вечные издевки Гриммджо, который не может пройти мимо.
Примечания: фик написан на Bleach MiniBang-2014
Предупреждения: модерн!AU, харт/комфорт, немного мата; обоснуя и матчасти нет
Ссылка на скачивание текста: .txt | .rtf
Ссылка на иллюстрацию: .jpg
Комментарий: за баннер большое спасибо neks
В темноте обостряются чувства, о которых ты раньше никогда не задумывался.
Слух. Осязание. Обоняние.
Неплотно закрытый кран стучит редкими каплями в виски, прохладный воздух ползет по обнаженной груди из прикрытого окна, а хрустящий запах чистого белья режет легкие острыми углами.
Темнота дает все, кроме одного — возможности видеть.
Куросаки Ичиго, 17 лет
Цвет волос — рыжий
Цвет глаз — карий
Род занятий — школьник
Не может видеть.
Глава 1
Жизнерадостный писк будильника вырвал из сна, и Ичиго недовольно перевернулся на живот, хлопая ладонью по тумбочке у изголовья. Пальцы наткнулись на что-то резиновое. Будильник заткнулся, чирикнув на прощание что-то дружелюбное, и Ичиго сжал кулак.
В его комнате постепенно пропадали привычные вещи — заменяясь вот такими: мягкими, безопасными. Если такой будильник кинуть в стену, он отскочит с глухим звуком.
Ичиго какое-то время лежал, справляясь с раздражением, и только через минуту разжал намертво стиснутые пальцы. Карин, Юзу и отец заботятся о нем — как могут, и с его стороны — настоящее свинство не ценить их усилия. Даже если это долбанный будильник из резины. Наверняка розовый.
Темнота покачивалась перед глазами, пока Ичиго вставал и нашаривал тапки. Пять шагов влево, чтобы взять рубашку, развернуться, шаг направо — там трусы и носки. Под пальцы попал листок, и Ичиго начал ощупывать его, пытаясь определить, откуда он взялся. Судя по всему, вылетел из какой-то тетради.
Он нащупал столешницу и аккуратно уложил листок. Может быть, там что-то важное. Когда вернется зрение, он это увидит.
Когда вернется зрение.
Ичиго прислушивался к щебету птиц за окном, комкая рубашку.
Если оно вообще когда-нибудь вернется.
Он ощупал шов. Однажды он пришел в школу, одевшись наизнанку. За весь день никто ничего не сказал, и это грызло Ичиго сильнее, чем если бы над ним смеялись. В конце концов, ничего такого не произошло бы — ну сходил бы, переоделся. Но всеобщая жалость давила на плечи, разжигая между ребер пламя мучительного стыда.
Ичиго кинул рубашку на кровать — упала с тихим шелестом, какой бывает, когда ткань соприкасается с тканью, — и пошел в ванную.
Вопреки мнению родных, ориентироваться дома ему было совсем не сложно. Все-таки он прожил здесь с самого детства и знал каждый поворот. Вот с зубной щеткой и полотенцем были проблемы. Да и с туалетом — тоже. Но приноровился, привык, и сейчас уже не промахивался ни мимо стаканчика с зубной щеткой, ни мимо унитаза.
Когда он умывался и жмурился от холодной воды, его охватывало чувство, что скоро все закончится. Он откроет глаза и увидит в зеркале собственную физиономию, растрепанные волосы и недовольный взгляд. Но выключая воду и распахивая глаза, он проваливался все в ту же темноту, какая окружала его последние три месяца.
Поначалу он даже боялся пронести ложку мимо рта. Хотя раньше не задумывался о том, что делает. Кидал в рот булочку, не глядя хватал стакан с водой, потому что знал — он будет там же, куда его ставила Юзу утром. Приходилось привыкать. Сначала касаться ложкой губ, чтобы уже наверняка — и только потом глотать наваристый суп или жевать рис.
Проще всего оказалось с тренировками. В додзе его никто не ждал — да и не пустили бы. Зато можно было выйти на задний двор и неторопливо исполнять ката. Тогда на Ичиго снисходило умиротворение. Ему даже казалось, что сквозь веки просачиваются солнечные лучи.
Иногда приходил отец, Ичиго слышал, как поскрипывает настил под его ногами. Он просто стоял, и Ичиго был благодарен — за то, что никогда, ни разу, тот не вмешался. Даже когда Ичиго лажал в ката.
Вытираясь полотенцем, Ичиго вернулся к себе, ногой захлопнул дверь и принялся переодеваться. У него в запасе было еще полчаса. А потом под окнами раздастся «Куросаки-кун» и «Эй, Ичиго, болван, сколько тебя можно ждать!» — и до этого нужно успеть позавтракать.
Но день, казалось, не задался с самого утра. Ичиго торопливо спустился в столовую, по привычке считая ступени, размашисто шагнул с лестницы — и нога ушла вниз, не найдя опоры. Ичиго врезался пяткой в пол, корпус повело вперед, в ушах зазвенел крик Юзу: «Братик!».
Он, судорожно взмахнув руками, больно ударился кистью о перила и, едва успев сгруппироваться, грохнулся.
Юзу уже спешила его поднимать, и Ичиго чувствовал, как ее трясет. Позади раздался топот — Ичиго физически ощущал появление отца, он даже мог представить, как тот выглядит — полуголый, сжимающий в кулаке разноцветную рубашку.
Ичиго сел на пол и притянул Юзу к себе.
— Эй, — негромко сказал он, — я просто обсчитался на ступеньках, Юзу. Все нормально.
Отец выдыхал медленно и тихо, и Ичиго в который раз задумался, что чувствовал тот все это время. Наверное, что-нибудь хорошее — например, облегчение от того, что Ичиго вообще остался жив. Большую часть времени сам Ичиго думал точно так же.
Он вздохнул, поднялся на ноги и коснулся головы Юзу, нащупывая макушку. Потрепал ласково по волосам, чувствуя, как та всем телом пытается сдержать слезы.
— Два шага влево, потом три вперед. Справа от тебя будет стул, садись, — голос отца звучал как обычно, только едва уловимая фальшь, надтреснутость царапала легкие, мешала вдохнуть полной грудью.
Нащупывая палочки, которые заботливая Юзу подсунула под ладонь, Ичиго думал, что не имеет права злиться на тех, кто всеми силами старается облегчить ему жизнь. Не имеет, но почему-то злится. Слушая, как хлопочет по хозяйству Юзу, как она утыкается отцу в грудь и часто-часто дышит, стараясь сдержать слезы, Ичиго думал, что немного меньше заботы ему бы точно не повредило.
Так и не доев рис, он встал и пошел к двери. Где-то там у порога должна была стоять его сумка — ее относила вниз обычно Карин, она же проверяла, все ли Ичиго положил — тетради ему были не нужны, но диктофон, запасные батареи и завтрак там оказывались обязательно.
Он нащупал сумку ногой, подхватил за ремень, сунул руку внутрь — все на месте — и принялся обуваться. Нога все никак не попадала в ботинок, язычок противно задирался, и пришлось наклониться, чтобы его поправить.
— Братик, — дрожащим голосом проговорила Юзу и замолчала.
Ичиго представил, как отец кладет ей руку на плечо, махнул рукой в сторону голоса и открыл дверь.
Утро бросилось в лицо теплом солнечных лучей и легким ветерком.
Ичиго коснулся рукой изгороди и быстро пошел вперед. Если он поторопится, то придет в школу раньше друзей. Даже пешеходный переход не составлял проблемы — писк светофора — специально для слепых — раздражал, но здорово помогал ориентироваться.
Проблемой было передвигаться по школе. Его обходили стороной, сочувственные шепотки царапали спину, но все равно находился кто-то, кто не успевал убраться с дороги или просто не замечал Ичиго — и тогда он в кого-нибудь врезался.
Самые смелые брали его за руку и отводили в нужный класс, но такое случалось редко. Через неделю после того, как Ичиго вернулся в школу, он обнаружил, что на стены — примерно на уровне пояса — наклеили ленты с выступающими узорами и стрелками. И с тех пор ему казалось, что даже пол с потолком кричат — у нас учится инвалид. Рыжий, мрачный, слепой.
— Куросаки-кун!
— Куросаки!
Топот ног и испуганные возгласы не успевавших увернуться одноклассников ударили по ушам одновременно. Ичиго неторопливо вошел в класс, нашаривая в сумке диктофон. Но пальцы все время натыкались на какую-то ерунду — на блокнот, ручки и карандаши, ластик в форме зайчика.
— Ичиго!
Он почти ожидал, что подлетевшая к нему с воплем Тацки огреет его кулаком по голове. Но не дождался — в очередной раз. Тацки больше не трогала его, только втянула воздух сквозь зубы и процедила:
— Что ты нам устроил вообще?
— Куросаки, — Ичиго представлял, как Исида нервным жестом поправляет очки, — не делай так больше, пожалуйста. Это не шутки. Ты не успеешь среагировать, если…
— Не надо, Исида-кун, — тихо проговорила Орихиме.
Тот заткнулся. Удивительное дело, закрыть рот Исиде было невозможно. Когда он начинал самозабвенно вещать, хотелось зажать уши и бежать куда подальше. И только Орихиме он почему-то слушался с первого раза. Ичиго подумал, что, может быть, он чего-то не знает о своих друзьях. А еще он подумал, что соскучился. Слишком давно и долго не видел их лиц. Три месяца — большой срок.
Он коснулся чьей-то руки, пробежался пальцами по ладони — Тацки; и легонько пожал ее.
— У меня все нормально, — проговорил он. — Вы зря беспокоитесь.
Та сердито выдернула руку, бормоча под нос что-то о кретинах, которые себя не берегут и вечно лезут, куда не просят, и принялась преувеличенно энергично копаться в своей сумке, доставая учебники и грохая ими об стол.
Ичиго нашел, наконец, диктофон, и ощупал поверхность.
— Я помогу, — проговорил Чад.
Он осторожно забрал диктофон у Ичиго и начал жать на кнопки. Потом вложил его в ладонь Ичиго и прижал пальцы к одной из клавиш.
— Это пуск.
Ичиго кивнул, осторожно положив руки перед собой. Если бы не диктофон и не чернильная темнота, окутывавшая его со всех сторон, можно было бы представить, что все как обычно. И ничего особенного не происходит. Класс привычно гудел, раздавался шорох сумок, хихиканье девчонок. Доносился отрывистый разговор из дальнего угла — что-то про него и появление.
Даже приход Очи-сенсей гармонично вплелся в привычный шум, пока она включала монитор и проверяла указку. Дежурные не вымыли доску, и сейчас тихо ругались, кто должен был этим заняться.
— Так, все повторяем тему предыдущего занятия — сегодня тест, — Очи-сенсей для большей убедительности постучала по столу маркером.
Удивительно, сколько скрывается в привычном шуме. Ичиго никогда бы не подумал, но сейчас он точно по звуку определял, чем именно стучит Очи-сенсей и обо что. По звуку шагов отличал одноклассников, хотя в половине случаев не помнил их имен. Поступь Чада, Исиды, Тацки и Орихиме была такой узнаваемой, что иногда Ичиго недоумевал, как мог не замечать этого раньше. А Кейго с Мизуиро на слух воспринимались как голубая звезда и черный карлик — суетливое мельтешение вокруг тренькающего телефоном облака спокойствия.
Скрипели стулья, за приоткрытым окном шелестела листва.
— Сегодня тест, — повторила Очи-сенсей, повысив голос. — А Куросаки сдает тему индивидуально.
Вдруг в классе повила такая оглушающая, пронзительная тишина, что у Ичиго заныло под ребрами. Как будто класс в едином порыве задержал дыхание, неподвижно застыл изваяниями.
Шорох открываемой двери царапал слух, шаги грохотали в висках своей разностью. Одни — шаркающие, не очень уверенные — это директор. Вторые Ичиго, как ни силился, не мог узнать. Правда, забрезжило воспоминание, но в этот момент шаги замерли, и снова воцарилась глухая тишина.
И только когда класс в едином порыве выдохнул, Ичиго понял, что задерживал дыхание вместе с остальными. Он чувствовал угрозу — она ползла вдоль позвоночника, питаясь паникой окружающих.
— Господин директор, что он здесь делает?! — голос Тацки сорвался.
И сразу же загудело, заволновалось море шепотков — гневных, испуганных и возмущенных. Слова сливались в монотонный гул, Ичиго никак не мог врубиться в их смысл.
— Тихо!
Оказывается, их директор мог говорить вот так — громко, уверенно и властно. Ичиго вспомнил его трехмесячной давности — сгорбленный благообразный старик с длинной бородой. И вдруг представил его молодого.
— Этот юноша будет учиться в вашем классе, — веско произнес директор, и класс снова замер. — Следствие его оправдало. А еще он чистосердечно раскаялся. Поэтому я верю, что вы с пониманием отнесетесь к моему решению.
Ичиго до боли стиснул пальцы.
— Джаггерджак-сан, поприветствуйте своих новых товарищей.
— Ну, типа, — низкий голос с хрипотцой разрезал вязкую тишину. — Привет, что ли?
Ичиго смотрел в темноту перед собой.
Глава 2
Наверное, сам Ичиго еще бы долго ничего не замечал — если бы не Орихиме. Она все носилась с какими-то своими подружками, выглядела решительной и взволнованной, даже бегала к директору. Пока Ичиго, Исида и Чад не отловили ее и не прижали к стенке. Конечно, все это увидела Тацки, и мало не показалось никому.
Тогда-то Орихиме, комкая подол юбки, со слезами на глазах рассказала, что с ее подружками что-то происходит. Этих подружек Ичиго не мог запомнить второй год, они еще и на одно лицо казались, но Тацки занервничала, так напустилось на Орихиме, что им с Исидой пришлось ее оттаскивать.
Наслушались они тогда о себе интересного — а еще Тацки потребовала с Орихиме страшную клятву ни во что не вмешиваться. Тогда-то Ичиго, наконец, проняло — и стало по-настоящему любопытно, что происходит.
Сейчас, вспоминая прошедшие месяцы, Ичиго прикидывал — если бы он знал, как все обернется, то сделал бы то, что сделал? Или поостерегся, не стал бы вмешиваться? Правда, прикидывал лишь пару секунд, понятно было, что и пошел бы, и сделал. Да и некогда было думать. События неслись с огромной скоростью.
Тот разговор с Орихиме оставил тягостное чувство. Ичиго начал обращать внимание на то, на что раньше никогда бы не обратил. На типов, крутившихся возле школы, на постоянные драки, кого-то увезли на скорой, к директору приходила полиция — мелкая девчонка и капитан с таким выражением лица, что было непонятно, что он забыл в полиции.
Ичиго дрался — привычно, зло. Провоцировал чужаков, бил морды — один или в компании с Чадом и Исидой. На какое-то время чужаки пропадали, но потом появлялись вновь — уже другие, но все-таки те же самые. Правда, Ичиго на глаза они старались не попадаться, да и вообще активность снизили.
А потом клинику Куросаки ограбили. Взяли то, что покупалось, хранилось и использовалось при соблюдении мер строжайшего контроля — морфиносодержащие препараты. Тихо, незаметно, уверенно. Брали, точно зная, где и что хранится, под какими паролями и за какими замками. Как будто это сделал кто-то свой. В жизни Ичиго опять появилась полиция — те самые капитан, уже с лейтенантом, и девушка-офицер: большеглазая и хмурая.
Ичиго при разговоре не было — только увидел, как хмурый, мрачный как туча отец скрывается с гостями в своем кабинете.
Офицер оттуда быстро вышла, тогда они с Ичиго и познакомились. Кучики Рукия долго говорила, что все происходящее — очень опасно, и Ичиго не должен даже пытаться разобраться с проблемами в школе сам.
Ичиго пожимал плечами, соглашался — он же не идиот, лезть не в свое дело. На это есть полиция, вот пусть она и занимается. А на следующий день Кейго, избитый до полусмерти, оказался в больнице. Его подбросили прямо на порог клиники Куросаки.
Ичиго стоял в палате, смотрел на неподвижное, словно восковое, лицо друга, и думал, что ему впервые в жизни хочется кого-нибудь убить. В том, что это предупреждение лично для него, он даже не сомневался. И точно так же не сомневался, что просто так этого не оставит.
Подслушанный разговор отца с капитаном — Кучики Бьякуей — Ичиго даже не удивил. Он знал, что до того, как отец познакомился с мамой, он работал в полиции. Медицинская экспертиза в отделе наркоконтроля. После вышел в отставку и открыл эту самую клинику. Но его все еще привлекали к расследованиям — как эксперта и специалиста по району. И точно так же стало очевидно, что ограбление было предупреждением и ему тоже: мы все видим, все знаем, можем проникнуть в дом в любой момент.
Тогда же отец собрал и отправил девочек в неизвестном направлении. Ичиго хорошо запомнил момент, когда отец пришел поговорить с ним об отъезде.
— Не сдвинусь в места, — предупредил Ичиго, глядя ему в глаза.
Отец стоял долго, смотрел на него — а Ичиго смотрел в ответ. Отец, не отвечая ни слова, развернулся и пошел прочь. Ичиго слушал его преувеличенно-жизнерадостный голос, которым он вещал Карин и Юзу, что Ичиго передумал и никуда не поедет.
И тогда же, сразу после отъезда девочек, он услышал имя — Айзен. Под него копали, его обыскивали и даже один раз арестовали за парковку в неположенном месте. Правда, через час пришлось отпустить — с извинениями. Айзен, бывший капитан полиции, был известен тем, что получил огромное наследство. Сразу же вышел в отставку и занялся тем же, чем занимался раньше — воспитанием трудных подростков. В его созданном два года назад реабилитационном центре «Уэко Мундо» ежегодно проходили реабилитацию сотни детей и подростков. Наркоманы, суицидники, аутичные хикки, не реагирующие на внешний мир — все они проходили восстановление по методикам Айзена. Кто-то возвращался к обычной жизни, кто-то оставался в «Уэко Мундо», превращаясь в часть закрытого ото всех мира.
Айзена начали подозревать, когда в реке нашли труп, в котором родственники опознали сына, отправленного лечиться в «Уэко Мундо». Передозировка. Айзен был убит горем, рассказывал, что отлично помнит этого парня, и корил себя за ошибку — не разгадал, что готовность идти навстречу лечению оказалась мнимой. Мальчишка сбежал через трое суток, предварительно проглотив пару доз, купленных у наркоманов из районов поближе.
Но тщательный анализ показал, что парень отравился препаратом, который совсем недавно поступил на рынок. Продвигался дилерами осторожно, в Каракуре не продавался, а если и продавался, то вероятность, что человек, не знакомый с районом, смог купить что-то настолько редкое, была невелика.
А отец, оказывается, все это время «копал» под Айзена — еще с прошлых времен.
Это все Ичиго узнал от Кучики Рукии. Та уговаривала его уехать с сестрами, грозила даже связать, чтобы не маялся дурью, но потом отступила, отвесив на прощание хорошего подзатыльника и бормоча что-то вроде: «Все вы одинаковые, сдохнете, но не поумнеете».
В школе ничего особенного не происходило, словно город затаился перед бурей. Кейго поправлялся, его перевели из крошечной реанимации клиники Куросаки в Центральный госпиталь; чужаки из школы исчезли, а Орихиме, последний месяц трясшаяся как осиновый лист, успокоилась и снова заулыбалась.
Они пришли вшестером, как узнал после Ичиго — по одному на него и каждого из его друзей. Но тогда, после занятий, ему заступил дорогу только один. Каракура жила своей вечерней жизнью, где-то лаяла одинокая собака, ровная цепочка фонарей убегала вдаль, освещая дорожку.
Вряд ли нападавший был старше самого Ичиго. Правда, выше и крупнее — точно. И наглее. А еще расцветка у него была покруче, чем у Ичиго — уж он-то знал толк в адских шевелюрах. Зато, в отличие от Ичиго, волосы у противника точно были крашеные. Еще у него был татуаж под глазами, напоминавший росчерки теней, который почему-то совсем не делал его похожим на девчонку, а как будто совсем наоборот.
Яркая ухмылка расколола лицо азартом и предвкушением.
— Значит, ты тот самый говнюк, от которого наши придурки срут дальше, чем видят, — нападающий, принимая стойку, не спрашивал, скорее, констатировал факт. — Вот и проверим, чего ты стоишь.
Ичиго не любил болтунов. Он ушел от удара, целясь кулаком по ребрам — и промахнулся. Противник умудрился выгнуться кошкой и, словно танцуя, развернуться вокруг корпуса на одной ноге. Ичиго автоматически выставил блок, и от удара кости заныли. Охватил азарт. Ичиго всегда считал, что не любит драться. Мордобой был скорее необходимостью, простым способом объяснить, кто есть кто, ну и рассказать, почему от Ичиго нужно держаться подальше.
Но сейчас из глубины души, словно взбаламученный ил, поднимался интерес. Этот придурок хотел драки? Он ее получит. Ичиго отбросил сумку, сдернул школьную куртку, оставаясь в одной футболке, и замер, оценивая противника. Тот тоже смотрел — цепко, внимательно. Но, в отличие от Ичиго, ни секунды не оставался неподвижным — пританцовывал, выставив руки перед собой и наклонив корпус.
Ичиго ни разу не сталкивался с боксерами. Но так было даже интереснее. Он пошел в атаку. И сразу пропустил удар, от которого из легких одним хлопком выбило весь воздух, а в глазах почернело. Следующий удар пришелся по голове, от третьего Ичиго удалось уйти ценой сорванного дыхания.
Пауза, наступившая после, казалось, длилась целую вечность — на самом деле, не больше доли секунды. Ичиго увидел кулак, летящий ему в лицо, перехватил руку и бросил противника через себя, следом впечатывая его коленом в землю. Добавил по морде. Снова пропустил.
Он уже забыл, зачем во все это ввязался — интерес, поднявший голову в самом начале, сейчас превратился в жизненную необходимость — достать, врезать, уничтожить, разорвать. Противник торжествующе хохотал ему в лицо разбитыми губами и кричал:
— А, так ты умеешь драться, засранец! Давай, покажи мне, это же круто!
И Ичиго чувствовал, как его охватывает точно такое же безумие.
Он очнулся, когда его потащили прочь чьи-то руки. Противника держал за шкирку высокий мужик — Ичиго его не видел в Каракуре ни разу. Мужик бесстрастно выговаривал:
— Гриммджо, тебе было сказано — не лезть не в свое дело.
Тот отплевывался сгустками крови, нагло скалился и, похоже, класть хотел на упреки. Они ушли быстро, лишь тот, кого назвали Гриммджо, то и дело оборачивался, словно говоря: еще увидимся, придурок.
Ичиго показал ему средний палец, и Гриммджо захохотал, скрываясь за поворотом.
От Гриммджо его оттащил Хирако, какой-то давний знакомый отца, Ичиго пару раз встречал их вместе. Хирако тогда ничего не сказал, только сплюнул, с ненавистью глядя вслед ушедшим. Помог одеться и молча проводил до дома. Ичиго был ему благодарен. Не за помощь — сам бы справился! — и уже тем более не за проводы. А за молчание. Ему было кому читать нотации. А еще его раздражала незаконченная драка. Обычно Ичиго не жалел о том, что все закончилось, но сейчас грызло чувство незавершенности, дергало назад — обернуться, не появился ли соперник.
Из-за этого он всю ночь проворочался, думая о том, что некоторым людям свойственно будить самые темные стороны души. Ичиго с наслаждением вспоминал чувство, с которым его кулак встречался с лицом Гриммджо. Даже смешно. Было бы неплохо повторить.
На следующий день мысль вернулась, а еще через день они с Гриммджо встретились снова. Тот был с загипсованной рукой, но даже с ней лез в драку. И снова реванша не получилось. Опять смешно.
А через неделю стало не до смеха. Тацки и Орихиме пропустили первый урок, а когда появилась Тацки, то выяснилось, что Орихиме пропала. Ушла, не говоря никому ни слова, убралась, вынесла мусор и выбросила из холодильника все продукты. На столе осталась записка: «Прощайте, беззаботные дни».
Рукия, встретившаяся с Ичиго и Тацки тем же вечером, хмуро выслушала, где и когда они в последний раз видели Орихиме, а потом неохотно сказала:
— Ее видели с одним из выпускников «Уэко Мундо», их штатный компьютерный гений. Пару раз ловили за взломом баз, но потом он или прекратил, или перестал попадаться.
Рукия считала, что перестал попадаться. А еще она сказала, что Орихиме подозревают в наводке на клинику Куросаки. Она хорошо знала и дом, и саму клинику, могла рассказать, где и что хранится. А еще в полиции считали, что она ушла добровольно.
Тацки чуть не бросилась с кулаками на офицера полиции, а Ичиго, удерживая ее одной рукой, покрутил пальцем у виска. И, кажется, тогда до него дошло, что дело плохо. Зачем Айзену могла понадобиться Орихиме, он не представлял. Зато представлял, что с ней может случиться. Но добило Ичиго то, что полиция ничего делать не будет — у них нет материалов на Айзена, а Орихиме — свободный человек и может даже прогуливать школу. Нехорошо, конечно, но это ее право.
Ичиго сам не знал, о чем думал, пока собирался. Наверное, о том, что надо просто сходить и спросить у Орихиме — какого хрена. Надел тяжелые ботинки, вытащил из дальнего ящика стола пару кастетов, которыми не пользовался уже лет сто как — необходимости не было. Убедился, что отца и сестер нет, спустился к двери. И у входа обнаружил Чада и Исиду, одетых в неприметные плащи. Друзья смотрели так вызывающе, что Ичиго сдался.
Забег на территорию «Уэко Мундо» запомнился темнотой, расколотой светом бледного полумесяца, появлением Рукии и Ренджи — того самого лейтенанта, который приходил вместе с капитаном Кучики, и бесконечными драками. Ичиго на миг подумал, неужели ему это нравится? Да ни черта. Он бил, шагал вперед, снова бил, пока Рукия сверялась на маленьком коммуникаторе с картой.
Наверное, им тогда просто повезло. Или Айзен был действительно сумасшедшим. Он снял оружие с предохранителя, навел на бледную, решительную Орихиме и любезно предложил обменяться заложниками. Господам офицерам — девушку, а ему, Айзену, — Ичиго. Это ему сильно поможет в неких переговорах с его отцом и старым другом Урахарой.
Наверное, единственное, о чем подумал тогда Ичиго — что он не имеет права ставить отца перед выбором. Ни перед каким. Он представлял, что тот не идет на сделку, оставляя Ичиго у Айзена, и холодел от страха — за него, за девочек. За себя Ичиго почему-то не боялся. Наверное поэтому, когда Айзен счастливо улыбнулся, а его палец начал двигаться, нажимая на спусковой крючок, Ичиго бросился вперед.
Секунды текли слишком медленно. И так же медленно раздался выстрел. Перед глазами вспухло оранжевое облако, но пальцы уже вцепились Айзену в горло. Кричала Орихиме, в комнату ворвались какие-то люди, даже, кажется, завязалась драка, остановившаяся с грозным окриком «Полиция», затылок разорвало болью от сокрушительного удара… Но Ичиго ничего этого не видел. Он знал, что нужно добраться до Айзена, иначе всем будет плохо.
Очнулся он неделю спустя, в Центральном госпитале Каракуры, в отделении черепно-мозговых травм. И когда с его лица сняли повязку, обнаружил, что смотрит в темноту перед собой.
Глава 3
Шепот, катившийся по классу, становился все громче, уже было слышно четкое «как ему хватило наглости» и «это нельзя так оставлять».
— Тихо! — окрик Очи-сенсей оборвал все звуки, и Ичиго дернулся, выпуская из пальцев диктофон. — Джаггерджак-сан, вы садитесь на свободное место. Для вас отдельная программа тестирования. Остальные — берут у меня чистые листы и приступают к работе. К Куросаки я сейчас подойду.
Ичиго слышал шаги — незнакомые и уверенные. Скрип стула разорвал тишину, класс взорвался суетливым, многоголосым шумом, словно старался скрыть неловкость — кто-то у кого-то просил запасной карандаш или ластик. Кому-то срочно понадобился носовой платок, кто-то начал выяснять, а какой же тест сегодня — за вторник или прошлый четверг, шелестели плотные листы бумаги, и скрипел мел о доску…
А Ичиго плыл в этом хаосе и думал, что реванша у них не будет — может быть, никогда. И это было уже совсем не смешно. Слюна горчила. Он сжал кулаки.
Постепенно класс успокоился, и Ичиго поймал себя на мысли, что внимательно прислушивается, вычленяя из привычного шума незнакомые звуки. Гриммджо Джаггерджак сидел тихо, ничем не выделялся. А Ичиго сломал карандаш.
Точно так же Гриммджо не выделялся на других занятиях. Получал свою пачку листов с тестами, садился за свободный стол и затихал. Иногда огрызался — грубо и зло, иногда просто хмыкал, и тогда Ичиго напрягался, горечь на языке становилась пронзительнее.
А еще он начал чувствовать взгляд в спину — изучающий и пристальный. Ичиго послушно жал кнопки диктофона, записывая очередной урок, и считал удары собственного пульса, который то увязал в крови, то частил со скоростью пулемета. Пока, наконец, внятно и отчетливо не понял одно.
Он слепой. И все, что его ждет — терпеливое понимание друзей, медленно портящийся характер, беспросветная темнота, а, главное, никакого азарта драки. Даже странно, что понадобилось встретить Гриммджо, чтобы понять эту нехитрую истину.
Последнее занятие давно закончилось, а Ичиго все так же сидел за партой. Орихиме робко попыталась его уговорить идти домой, но, наверное, с его лицом было что-то не так. Потому что, когда Ичиго повернулся, Орихиме как-то придушенно то ли вздохнула, то ли всхлипнула, а потом бросилась прочь.
Он пошел домой, когда школа почти затихла. Ходить по безлюдным коридорам было намного приятнее. Может, стоит задерживаться всегда. Уже у выхода Ичиго оступился, его качнуло в сторону, и он прижался к прохладной стене. Она угрожающе бубнила, вибрировала смутно знакомыми голосами, и Ичиго, перебирая руками, пошел вдоль здания. Когда он добрался до угла, то вспомнил, что дальше — футбольное поле, перед ним, как раз под окнами, несколько беседок. Вообще-то они выполняли декоративную функцию, но стали излюбленным местом посиделок всех старшеклассников. И сейчас Ичиго отчетливо чувствовал исходящую от находившихся в одной из беседок угрозу.
А удары по лицу и по корпусу он точно не спутал бы ни с чем. То смачные, то глухие, они раздавались размеренно и ритмично. Ичиго пошел вперед, все еще касаясь стены. Он помнил, что в нее упирается самая первая беседка — главное, не налететь с размаху. А ноги уже сами несли, словно он летел с горки, не разбирая дороги, и темнота вращалась вокруг него, вспыхивая алыми пятнами злости.
Голос Исиды, Чада, Орихиме и Мизуиро Ичиго вычленил сразу. Как и хриплое дыхание — такое знакомое, что на миг закружилась голова, и Ичиго показалось — сейчас он проморгается, откроет глаза и увидит скалящегося Гриммджо, сплевывающего кровь в пыль.
— Какого хрена вы творите?
— Куросаки, не вмешивайся.
Ичиго сделал еще несколько шагов вперед, тяжело дыша. Грудь жгла бессильная ярость — от глупого унижения, от собственного бессилия, от нерешительности, что он не знает, в какую сторону сделать шаг, чтобы не растянуться, споткнувшись о чужую сумку или забытый мяч — и такое бывало.
— Защитник пожаловал, — голос у Гриммджо, сиплый и надорванный, был все таким же наглым. — Без тебя разберусь.
— Куросаки-кун, — Ичиго представлял, как Орихиме сжимает кулаки.
Остальные молчали, и напряжение, пронзительное, как струна, пролегло между ними. Над головами громко каркнула ворона.
Ичиго опустил голову.
— Отойдите от него.
Он сделал шаг вперед. Сейчас ему было плевать, как он выглядит, нащупывая одной ногой дорогу. Темнота сгустилась и легла на плечи неподъемным грузом. Ичиго шел на звук отрывистого дыхания, вытянув перед собой руку.
— Ичиго, — на плечо осторожно легла теплая ладонь Чада.
— Ичиго, после того, что эти скоты сделали со школой, с тобой, им мало голову открутить! — Тацки, как всегда, шла напролом.
Ичиго остановился.
— Просто не превращайтесь... — глухо сказал он, — в них. Понятно вам? Если вам хреново и хочется отомстить — не впутывайте в это меня. Имейте смелость признать, что это нужно вам, а не мне. Мне — не нужно.
Ичиго развернулся и пошел прочь.
— Эй ты, придурок! — Ичиго слышал, как Гриммджо рванулся из удерживающих его рук, — а мне не нужна твоя забота! Благодетель, блядь. Тебе не все благородство отбили тогда?
Накатила чудовищная усталость.
— Да пошел ты.
Ичиго зашарил в сумке, отыскивая черные очки. Он не любил их, но сейчас, судя по лучам, согревающим лицо, солнце било прямо в глаза.
Домой он шел один, слушая раздающуюся в отдалении поступь Исиды и Орихиме. У поворота остановился, молчаливо прощаясь с друзьями и прислушиваясь к их удаляющимся шагам, запрокинул голову и снял очки, ловя теплый ветерок и прислушиваясь к затаившейся улице.
— Так и будешь там стоять?
Надо отдать должное Гриммджо — двигался он, когда хотел, бесшумно словно кошка. Даже не запыхался, надо же. А ведь, чтобы опередить Ичиго и не столкнуться с провожающими, ему пришлось сделать крюк вокруг квартала.
— Чего тебе нужно?
Ичиго пошел на голос — не переговариваться же, в самом деле, через половину улицы. Оказалось, что Гриммджо сидит верхом на заборе.
— Что тебе нужно? — повторил Ичиго.
Хотелось развернуться и пойти домой, горечь плескалась в венах и пропитывала мышцы. Ичиго больше не казалось, что ее можно сплюнуть. Он растворялся в ней, как в черном болоте. А Гриммджо был слишком горячим — Ичиго чувствовал исходящий от него жар, — и слишком расслабленным. А еще Ичиго помнил его ярким. Воспоминания ложились на веки и жгли глаза.
— Да так, посмотреть на тебя хотел. Поближе. Нельзя, что ли?
Судя по голосу, Гриммджо усмехался.
— За сегодняшний день не насмотрелся? — негромко спросил Ичиго.
Вместо ответа Гриммджо мягко спрыгнул на землю. Ичиго накрыл незнакомый запах, а через миг земля чуть не ушла из-под ног — удар в плечо отозвался вспышкой боли, и Ичиго едва устоял на ногах.
— Отстань от меня. — Он поправил сумку на плече и попытался угадать, где сейчас стоит Гриммджо.
Обошел его, а через миг новый удар впечатал его в забор.
— Может, я реванша хочу, а? Мы же не закончили.
Гриммджо двигался вокруг него быстро и плавно, так — Ичиго вспомнил — как он двигался, обычно готовя атаку. Уйти от удара Ичиго не смог, беспомощно вскинул глаза, пытаясь поймать встречное движение, но лишь напоролся на темноту — и на очередной удар, на этот раз в солнечное сплетение.
Отдышавшись, Ичиго упрямо пошел вперед. До дома осталось несколько метров, и когда он захлопнет за собой дверь, то выбросит Гриммджо из головы.
— Я не хочу никакого реванша, — ответил Ичиго, продолжая шагать вперед. Удары теперь сыпались сзади — на спину, в шею, по рукам.
— Врешь! Я знаю, тебе хочется, ты такой же, мать твою, как я! Ты хочешь драться! Просто ты тряпка, слабак и трус!
Ичиго резко остановился, развернулся и едва не столкнулся с Гриммджо лбом. Они стояли, почти прижавшись друг к другу. Ичиго чувствовал, как вздымается грудь Гриммджо, как он сглатывает и дышит. От него слабо тянуло мятой.
— Пошел. На хуй, — четко и внятно сказал Ичиго и потянулся к забору. Коснулся панели и пошел, отсчитывая шаги. Гриммджо позади не двигался.
— Да тебе просто похуй, — сказал вдруг он. — Сидишь в своем болоте, жалеешь себя, твои сопливые друзья бегают вокруг, вот же жизнь.
Ичиго шел, сжав зубы. От разочарования в голосе Гриммджо в глазах жгло и хотелось выть. Интересно, он сам так пробовал — жить в темноте? Когда до тошноты хочется увидеть солнце. Посмотреть, а не пощупать, новую стрижку Юзу и поболеть за Карин на футбольном матче.
Дома была одна Карин — и сразу ахнула.
Ичиго постоял, держа сумку на весу — а потом сказал неуверенно.
— Слушай, не говори никому, ладно?
— Подрался, небось? — шмыгнула носом Карин.
— Угу. — Ичиго разулся.
— Хорошо, — ответила она, шаги заметались по комнате. — Иди мой руки, я тебе разогрею, остыло все.
А Ичиго пытался понять: «Хорошо» — это «хорошо, никому не скажу» или «хорошо, что подрался»?
В своей комнате он хлопнул по выключателю, потом опомнился и выключил свет. Отец идиотски шутил, что они теперь ого-го как сэкономят на электричестве, а Ичиго пытался понять, почему именно сегодня вернулась привычка включать свет на пороге комнаты? Он избавился от нее через месяц после выхода из больницы. Зачем слепому свет?
Переоделся, выцарапал из недр сумки диктофон и завалился на кровать. Занятия «на слух» оказались скучноватой штукой, зато учиться было проще — по крайней мере, это была только теория, решать задачи вслепую его не заставляли.
Он надел наушники, нащупал нужную кнопку и включил диктофон.
— Ну, типа. Привет, что ли, — раздался голос Гриммджо.
Шум класса поднялся волной, окрик Очи-сенсей в записи звучал совсем не так, как слышался в жизни. Запись оборвалась на секунду. А дальше потекла лекция для Ичиго, которую Очи-сенсей начитывала специально для него.
Ичиго поставил запись на самое начало.
— Ну, типа. Привет, что ли.
Некстати вспомнилось, что не поздоровался. Хотя какого хрена? Он никогда не здоровался. Но сейчас почему-то захотелось ответить.
— Ну, типа. Привет, что ли.
— Привет, — сказал Ичиго, и его голос прозвучал в тишине наушников чужеродно и глухо.
— Ну, типа. Привет, что ли.
Ичиго гонял запись до тех пор, пока не начал различать малейшие оттенки в голосе Гриммджо. Вызов. Легкая неуверенность. Провал на слове «привет» и снова вызов — на «что ли».
Ложась спать, он думал, что если слушать внимательно, то чисто теоретически сегодня можно было достать Гриммджо. Просто почему-то Ичиго не захотел. Проваливаясь в дрему, он еще помнил, что для этого должна быть какая-то причина — для того, чтобы не дать сдачи. Только вот какая? Ах да. Он же ослеп.
Во сне его окружали черные провалы окон, в которых не отражалось солнце, а под ногами плескалась, поднимаясь все выше, грязная вода.
Глава 4
— Куросаки-кун! — раздался голос Орихиме, когда Ичиго, держась за руку провожавшей его за порог Юзу, вышел на улицу. Он обернулся, и Орихиме осеклась. — А что у тебя с лицом?
— С дверью встретился, — буркнул Ичиго.
Он совсем забыл, что вчера Гриммджо врезал ему по морде. Поэтому с утра огреб и от отца, и от Юзу. Отец наверняка в историю с дверью не поверил. Но в душу не лез — и ладно. Сейчас там у Ичиго было на редкость погано.
— Ну что же ты так, — взволнованно сказала Орихиме, — надо быть осторожнее.
Она взяла его за руку и потянула за собой. По всем прикидкам они прошли половину пути, когда пальцы Орихиме, до того расслабленно держащие его ладонь, вдруг сжались так, что Ичиго притормозил и покрутил головой — какого хрена произошло.
— Джаггерджак-сан, — подчеркнуто нейтрально сказала Орихиме, — кого-то ждет на перекрестке.
Ичиго пожал плечами. На Гриммджо ему в данный момент было плевать. Вряд ли тот затеет драку на виду у кучи людей. Кольнувшее разочарование рассердило.
Позади послышался топот — Ичиго чувствовал, как их нагоняют Чад и Исида.
Исида отрывисто сказал, не скрывая беспокойства:
— Не встречай Ичиго одна, хорошо?
Орихиме энергично кивнула, и ее ладонь расслабилась.
— Уходит, — уронил Чад.
— Думаете, нас ждал?
Ичиго вглядывался в окружающую его черноту, силясь представить себе фигуру Гриммджо, стоящую на знакомом перекрестке.
Чад легонько тронул Ичиго за плечо и повел вперед. Исида и Орихиме шли позади, и Ичиго казалось, что его взяли в клещи.
Орихиме что-то говорила, прозвучало имя Гриммджо, и Ичиго прислушался.
— Да. Тацки узнавала. Ему, оказывается, дали срок, но маленький и условный, кажется, год.
— Мне казалось, — в голосе Исиды звучало едва скрываемое раздражение, — что подобным особам выделяют места в специальных учебных учреждениях.
— Еще Тацки сказала, что протестовать бесполезно, нужны доказательства антисоциального поведения. Тогда пришлют комиссию и все проверят.
— Господи, нам осталось доучиться полгода, — Исида ожесточенно пнул какой-то камешек. Тот запрыгал с мерным дробным звуком. — Эта комиссия тянуть дольше будет. Интересно, их вообще не смущало, что он был одним из тех, кто продавал наркотики?
— Не продавал он, — вздохнула Орихиме. — Это и Улькиорра-кун говорил. Айзен ему не доверял такие ответственные дела. И в полиции сказали, что был он грубой силой — дрался, если было нужно, запугивал там. Причастности к убийствам не смогли доказать.
— У меня просто нет слов,— Исида совершено явно злился. — Куросаки, ты как хочешь, а я буду за ним присматривать.
Ичиго только пожал плечами. Ему-то что за дело? Пусть хоть караулит под окнами. Картина Исиды в любимом белом костюме, засевшего в черных кустах у дома Гриммджо, показалось такой забавной, что Ичиго не сдержался и фыркнул. И весь оставшийся до школы путь развлекался тем, что придумывал, как Исида следит за Гриммджо.
Коридоры школы были наполовину пусты, большинство учеников приходило позже, к самой линейке, поэтому Ичиго, хлопнув Чада по плечу, пошел в класс самостоятельно. И еще долго чувствовал его беспокойный взгляд, врезающийся между лопаток.
На Гриммджо он натолкнулся, когда завернул за поворот и даже прошел несколько шагов. Толчок в плечо отбросил его на середину коридора, а над ухом Гриммджо нагло сказал:
— Кудо прешь, слепой, что ли?
И довольно захохотав, ушел. А Ичиго, абсолютно потеряв себя в пространстве, крутился на одном месте, пытаясь понять, где та стена, вдоль которой он добирался до класса. Осторожно вытягивал руки, шагал вперед, но опоры так и не находилось. Наконец, сделав несколько шагов вправо, Ичиго неожиданно и очень больно врезался боком в стену. Ощупал ленты с выступающими пометками и тяжело привалился к стене, переводя дух. Его потряхивало, подушечки пальцев кололо, как будто он ударился ладонями об асфальт.
Еще минута ушла на то, чтобы сориентироваться, в какую сторону все-таки идти. В итоге, пока Ичиго отыскал нужный кабинет, народ стал прибывать с линейки, отчего пары новых столкновений избежать не удалось.
Когда Ичиго вошел внутрь, он понял, что Гриммджо уже там — отчетливо услышал звук знакомого дыхания и напряженное молчание тех, кто успел прийти раньше. Осторожно идя по классу, он понял, в чем дело. Гриммджо занял его место.
— Куросаки, сейчас придет учитель и выкинет его, — невозмутимо проговорила Куниэда.
Забавно. Ичиго никак не мог запомнить лица своих одноклассников, однако с голосами все было иначе. Он чувствовал, как Гриммджо ухмыляется.
— Правильно, дождись учителя, дождись здоровяка, дождись очкарика, они вытрут тебе сопли, — фыркнул Гриммджо.
— Пошел нахер с моего места.
— Ага, уже бегу.
Ичиго моргнул. Злость просачивалась сквозь него медленно, но верно. От нее начали зудеть ладони и подрагивать пальцы.
Ичиго протянул руку и коснулся Гриммджо — шея. Провел пальцами по напряженным, как перед броском, мышцам, нащупал воротник форменного пиджака и дернул Гриммджо на себя, выволакивая из-за стола и отшвыривая в сторону.
Злость оседала перед глазами красными пузырьками.
— Я сказал. Пошел. Нахер.
Кто-то поднял и поставил стул, упавший, когда Ичиго выкидывал Гриммджо, кто-то убрал со стола его вещи.
— Спасибо, — сказал Ичиго в темноту и сел на свое место.
Доставая диктофон, он понял, что руки по-прежнему трясутся.
А на большой перемене друзья решили «поговорить».
— Слушай, Куросаки, — голос Исиды звучал предельно серьезно, — мы все понимаем, но дай нам разобраться с Гриммджо. Он же специально тебя достает. Такие, как он, понимают только грубую силу. А тебе нет нужды что-то доказывать.
Они сидели на нагретой солнцем полянке. Ичиго прижался затылком к шершавому стволу дерева. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы друзья оставили его в покое. Он нащупал аккуратный бутерброд, собранный Юзу.
— То есть это будет так. Вы всей толпой ловите Гриммджо. Чад его станет держать, Исида — бить. А Иноуе будет стоять рядом, хлопать в ладоши и повторять: «Не лезь к Куросаки, не лезь к Куросаки». Я правильно понял ситуацию?
Повисло тягостное молчание.
— Ну. Мы должны были попробовать, — едва слышно пробормотал Исида.
— Просто оставьте его в покое. И меня тоже, — вырвалось у него.
Заканчивали обед они в полном молчании.
— Куросаки-кун, — нерешительно сказала Орихиме, — скоро урок начнется.
— Идите, — он допил сок, выжимая из пакета последние капли, — я догоню.
Хуже всего, что друзья не обиделись. Ичиго иногда казалось, что начни он раздавать пинки и крыть их последними словами, они воспримут это как должное. Как будто искупление. Ичиго чувствовал их вину, она висела в воздухе всегда, когда бы они ни встречались. Он даже отчасти понимал, откуда все идет. Первые дни слепоты были самыми кошмарными. Сначала Ичиго не хотел верить. Потом его охватила всепоглощающая обида и злость — почему они видят, а он — нет? Сейчас он смирился. Это было его решение и его выбор, он был готов платить тогда, собираясь к Айзену. Готов, но надеялся на лучшее.
— Что, достали?
При звуках знакомого голоса волоски на руках встали дыбом. Ичиго устало прикрыл глаза, надеясь, что от этого Гриммджо исчезнет.
— Слушай, ты за мной следишь, что ли?
— Тебе же все сказали — я тебя достаю и буду доставать.
— Нахрена? — Ичиго было даже немного любопытно.
— Хочу посмотреть, как ты, размазывая сопли, бежишь к мамочке.
Ичиго нащупал рядом с собой коробку из-под обеда, сунул в сумку и поднялся.
— У меня нет мамочки, — он закинул сумку на плечо и обернулся туда, откуда раздавался голос Гриммджо, — так что у тебя в любом случае ничего не выйдет.
Он пошел вперед, ожидая, что скажет Гриммджо, но тот молчал. А через некоторое время позади раздались его шаги. Он шел, соблюдая дистанцию, и Ичиго поймал себя на мысли, что прислушивается — так и будет тащиться следом?
Телефон в сумке завибрировал, и Ичиго остановился.
— Да.
— Куросаки-кун, — голос Орихиме казался взволнованным, — тебя встретить?
Ичиго прислушался к приближающимся шагам, помолчал.
— Нет, не нужно. Спасибо, Орихиме.
— Ты такой вежливый, Куросаки-кун, — засмеялась Орихиме в трубку, — даже пугает.
Ичиго резко захлопнул крышку, телефон выскользнул из пальцев и упал.
— Да твою мать!
Ичиго присел, обшаривая землю рядом с собой.
Шаги Гриммджо остановились рядом.
— Проблемы? — в голосе отчетливо звучало веселье.
— Иди на хрен.
Ичиго продолжал ощупывать землю — судя по звуку, телефон отскочил. Но он же не мяч, не должен был улететь далеко.
Гриммджо снова шевельнулся, а через миг прямо под пальцы въехал гладкий корпус телефона. Ичиго сжал его в кулаке и поднялся, но Гриммджо уже шел прочь. Шорох шагов отчетливо указывал путь, и Ичиго двинулся следом.
Они даже в класс вошли вместе — ну, почти. Ичиго не очень хорошо представлял, где устраивался Гриммджо на занятиях, потому что тот вел себя тихо, но до самого вечера ловил на себе чужие взгляды. Гриммджо больше никак не проявлял себя, и, может быть, поэтому Ичиго после занятий понесло в школьное додзе.
Чад, проводив его до дверей, невозмутимо сказал «Звони», и Ичиго долго слушал, как затихает его шаг.
В додзе пахло вымытыми досками и кожей. Казалось, в стены навечно впитался запах пота. Ичиго снял обувь и коротко поклонился.
Стены льнули к пальцам, когда он ощупывал их, узнавая заново. Скамьи передвинули, и Ичиго, в последний момент заподозрив неладное, отдернул ногу — и дальше пришлось идти, нашаривая ногой каждый шаг. Но когда он добрался до аккуратно сложенных синаев, дело пошло быстрее: Ичиго выбрал один и нащупывал пол перед собой.
А потом синай в кого-то уперся.
— Осмотрелся? — в голосе Гриммджо звучало опасное веселье.
— Твою мать, — от души высказался Ичиго.
— Ага, — согласился Гриммджо. — Ну так что?
— Я ухожу.
— Стоять.
Ичиго почти успел уйти от броска — Гриммджо слишком шумно стартовал. Но все же не ушел. От удара вылетел на середину додзе, перетек в привычную стойку, чутко прислушиваясь к тому, как танцует на одном месте Гриммджо.
— Лови!
Ичиго едва успел подхватить прилетевший прямо в грудь синай.
— Слушай, придурок, ты совсем охренел…
— Голова!
Тело отреагировало раньше, чем мозг осознал, и Ичиго выставил блок от удара сверху. Синаи столкнулись с оглушительным треском.
— Голова!
Блок.
— Нога!
Блок.
— Рука!
Плечо обожгло хлесткой болью, и Ичиго отскочил, ошарашено тряся головой. Гриммджо окончательно спятил — да какой из него, Ичиго, сейчас боец? Или ему нравится издеваться?
— Голова!
— Рука!
— Голова!
— Рука!
Все тело саднило от пропущенных ударов, едкий пот заливал глаза, мышцы звенели от усталости, но впервые за много месяцев Ичиго чувствовал подъем — тот самый, давно забытый, который дает лишь хороший бой или отличная тренировка. Когда хочется взлететь, перепрыгнуть через забор или просто пробежаться.
— Ну ладно, — вдруг сказал Гриммджо, — я пошел.
Он швырнул в угол синай, и тот сухо стукнулся об пол. Потом хлопнула дверь, и Ичиго остался наедине с ощущением пустого помещения. Взмыленный, избитый, с дрожащими коленями и звоном в ушах, он стискивал синай и чувствовал себя идиотом.
Вот что это было, Гриммджо?
Глава 5
Гриммджо терпеть не мог рассказывать о своих планах. Однажды Очи-сенсей наивно поинтересовалась, в какие кружки тот планирует записаться, и получила в ответ список. Из которого Ичиго знал разве что курсы кройки и шитья, на которые был записан Исида.
И при этом как-то так получалось, что они с Ичиго о планах друг друга были в курсе. Ичиго знал, в какой из дней Гриммджо ходит в полицию — отмечаться о хорошем поведении, а Гриммджо не трогал его в дни, когда Ичиго пропадал в больнице. При этом они, не договариваясь, умудрялись регулярно встречаться в додзе.
С каждым шагом, с каждым ударом по плечам и ногам, Ичиго чувствовал, что темнота ему мешает все меньше. Или он все больше привыкает к Гриммджо. Теперь Ичиго слышал каждый производимый им звук так отчетливо, словно настроился на одну единственную в мире волну.
Он мог по звуку шага с точностью до нескольких сантиметров определить, где будет находиться Гриммджо через секунду. По запаху пота понимал, насколько тот устал, а по тембру голоса чувствовал его настроение.
Ичиго казалось, что звуки раскрашиваются в его сознании в яркие цвета; он думал, не так ли сходят с ума? Голос Гриммджо был синим, его дыхание — зеленым, шорох формы, когда он ходил — голубым, а звуки, с которыми врезался синай Ичиго в тело Гриммджо, окрашивались в красный.
Чем меньше пропускал ударов Ичиго, тем больше атаковал Гриммджо. Оглядываться назад было некогда. Ичиго казалось, что если он это сделает хотя бы раз, то остановится навсегда. А ему слишком нравилась гонка за тенью — несмотря на боль, синяки и бешеную злость, которая охватывала каждый раз, когда Гриммджо удавалось пробить его защиту.
Однажды Ичиго сделал ошибку, прогулявшись по дому в шортах. Он настолько свыкся со своими синяками, что совсем о них забыл. Пока Карин успокаивала Юзу, отец хмыкнул и молча потащил Ичиго в смотровую, едва не пересчитав им ступени.
Сделал рентген, долго ощупывал места ушибов, и в итоге поинтересовался:
— Почему мазь не попросил?
Ичиго неловко пожал плечами. За последние месяцы его личная темнота словно отгородила его от близких. Его возили на процедуры, провожали в школу, присылали последние модели навигаторов с самыми точными настройками, даже пытались кормить. И Ичиго замыкался в молчаливом «я сам», как в плотном коконе. Ему казалось, что так и должно быть.
Он медленно поднимался по лестнице, грея в руке тюбик с мазью, и думал, что, может быть, стоит согласиться выехать с отцом и девочками куда-нибудь за город. Они хотели посмотреть на змеев, Ичиго помнил. Но знал, что не поедут — из-за него.
Его семья тоже почему-то постоянно извинялась перед Ичиго за его слепоту. И отказывала себе в тех праздниках, которые он не может увидеть.
Утром, собираясь в школу, Ичиго дождался Чада, и они пошли вместе. Тот по обыкновению ничего не сказал, но всю дорогу Ичиго чувствовал его настойчивый взгляд.
Заходя в класс, Ичиго чуть не попался — едва успел перепрыгнуть через выставленную ногу Гриммджо. Отвесив ему подзатыльник, Ичиго в полной тишине начал пробираться к своему месту.
И только когда сел, обратил внимание на происходящее.
— Что? — он поворачивал голову, прислушиваясь к звукам в классе.
— Куросаки-кун ударил Джаггерджака-сан, — сообщила Орихиме с совершенно не передаваемым выражением.
— Потому что он дебил и шуточки у него дебильные, — буркнул Ичиго, доставая диктофон. — Вам больше поговорить не о чем?
Что имела в виду Орихиме, Ичиго понял только на следующем занятии. Он ударил Гриммджо. Не видя его. Ладони заныли и налились теплом, как перед тренировкой с синаем.
Поэтому Ичиго даже не удивился, когда у выхода из школы в плечо ткнулся знакомый кулак.
— Наше додзе занято.
Ичиго кивнул.
Дул прохладный ветер, забираясь под свитер, и Ичиго поежился. Когда Гриммджо шагнул со ступеней, Ичиго колебался недолго — просто пошел следом. Гриммджо притормозил, дожидаясь, и они молча зашагали бок о бок.
— Я тебя сегодня ударил.
— Придурок, ты бьешь меня каждые два дня.
— Нет. — Ичиго попытался объяснить: — Не думая ударил. Как обычно.
Получилось на редкость косноязычно, Гриммджо молчал, и Ичиго решил не развивать тему. Пока вдруг Гриммджо не фыркнул.
— Парк.
— И что?
— А там никого, подраться можно.
Ичиго повернул голову, прислушиваясь. Вообще-то, голову поворачивать было не обязательно, лучше от этого он не слышал. Отец говорил, что это психологическое — бессознательное стремление идентифицировать объект. Парк Ичиго помнил — полно места и играют дети. Но сейчас оттуда не раздавалось ни одного голоса.
Почему бы и нет? Ичиго нащупал ногой бордюр и перешагнул его.
— Тогда веди, — сказал он.
Они с Гриммджо брели между клумб, песочниц и детских аттракционов. Ичиго парк помнил плохо, пару лет назад он тут спас малыша от бешеной собаки — вот и все его знания. А Гриммджо, как последняя скотина, о препятствиях не предупреждал, и лишь веселился, когда Ичиго спотыкался то о камень, то об урну, а один раз вообще чуть не обнялся со столбом. Дебил. Гриммджо, конечно.
Незнакомое пустое пространство дезориентировало, и Ичиго вспомнились его первые дни после больницы: вокруг незнакомый черный мир.
— Ну и что встал? — синий голос рассеял наваждение, и Ичиго встряхнулся. Какая, в сущности, разница, где они будут драться? Главное — слушать противника. Он сбросил куртку и сумку, несколько раз подпрыгнул, энергично повращал руками, потянулся и встал, прикрываясь руками и наклонив корпус вперед.
Гриммджо двигался неторопливо и осторожно, от ожидания атаки тянуло под ложечкой, а в крови вскипал азарт.
— Так и будешь ходить вокруг? — облизал губы Ичиго. По этим шагам — невесомым и едва слышным, определять расстояние получалось хреново. Нужно было, чтобы Гриммджо заговорил.
Но засранец молчал, и Ичиго заговорил снова:
— Может, я тебя сегодня слишком сильно ударил? Голова болит?
Короткого выдоха сквозь зубы Ичиго хватило, чтобы атаковать. Он бросился прямо на звук и тут же рванул в сторону, уверенный, что Гриммджо атакует прямым в челюсть. Мимо головы просвистел кулак, и Ичиго, разворачиваясь, врезал локтем Гриммджо по спине.
— Ах ты, засранец, — почти ласково протянул Гриммджо, и Ичиго едва успел поднырнуть под его руку, уходя от атаки. Заломил за спину, и тут же согнулся от боли между ног, когда Гриммджо от души ему врезал в ответ.
Они отпрыгнули друг от друга одновременно и замерли, переводя дыхание. Ичиго казалось, что он слышит, как стучит у Гриммджо сердце.
— Эй, трясешься как лист на ветру. Может, тебя надо кормить почаще? С ложечки, — издевался Гриммджо.
Ичиго показал ему средний палец и, чутко вслушиваясь, сделал вид, что смотрит в одну точку. Гриммджо тем временем тихо, очень тихо перемещался вправо. И его атака по печени чуть не прошла — у Ичиго на миг заложило уши, а в следующий он едва успел поставить блок, закрываясь от атаки.
— И это все, — выдохнул Ичиго, — что ты можешь предложить бедному слепому?
— Да блядь, — прорычал Гриммджо и пошел в атаку — в самую настоящую, как понял Ичиго, поймав корпусом сразу серию ударов.
Теперь Гриммджо не валял дурака, не бил вполсилы, не давал Ичиго сориентироваться. Он просто лупил, пробивая все блоки; атаковал то справа то слева. От напряжения и боли в висках стучала кровь, колени уже дрожали. Один раз Ичиго оступился и с трудом удержался на ногах. А потом вдруг понял, что считает ритм ударов Гриммджо. Один-два — смена руки. Три-четыре — еще одна смена. Пять — передышка.
Ичиго открылся, принимая очередную серию ударов по корпусу, а потом с силой выбросил кулак чуть выше и вперед. Костяшки впечатались в челюсть с глухим звуком, что-то хрустнуло, и Гриммджо с придушенным воплем рухнул на землю и застыл.
— Эй, — Ичиго сделал неуверенный шаг вперед, — ты там что, вырубился, придурок?
Гриммджо пошевелился, и Ичиго почувствовал облегчение — вот же кретин. Присел, нащупывая колено Гриммджо — тот им вяло дернул. Ичиго устроился рядом, скрестив ноги.
— Интересно, где моя одежда? — проговорил он.
Гриммджо зашарил рукой по земле, а через миг в лицо Ичиго прилетела куртка. Ветер стих, но было прохладно. Он набросил куртку на плечи и слушал, как Гриммджо понимается и садится.
Что-то хрустнуло, Гриммджо выругался, а потом сплюнул.
— Ты мне зуб выбил, мудак.
На этот счет Ичиго не испытывал никаких угрызений совести.
— Ты еще поплачь.
— И второй шатается.
— Напиши на меня заявление, — предложил Ичиго.
— Объяснительную придется писать, — вздохнул вдруг Гриммджо.
— Зачем?
— Подрался же, а у меня условный. Вот и отчитываюсь за каждый чих.
— И что пишешь? — заинтересовался Ичиго.
— В последний раз это была дверь.
— Можешь призвать меня в свидетели. Я скажу, что мой одноклассник Гриммджо Джаггерджак снова ударился об дверь. Могу даже сказать, что дважды. Когда с первого раза не понял.
— Повыебывайся еще,— Гриммджо ткнул Ичиго кулаком в бок.
— Если синяка не будет, ничего писать не придется. Слушай, у меня же мазь есть. Отек она точно снимает. Блин, сумка…
— Вот.
На колени Ичиго плюхнулась сумка. Мази еще хватало, несмотря на то, что пользовался Ичиго ею регулярно.
— Давай сюда свою морду.
Ичиго коснулся лица Гриммджо и вдруг подумал, что хочет понять, как он выглядит. Образ того, прошлого Гриммджо был простым слепком из воспоминаний. Тогда Гриммджо запомнился наглостью, буйными цветами и взрывными движениями. К лицу же Ичиго не присматривался.
Он тронул указательным пальцем подбородок, провел по твердой линии челюсти, подушечками погладил щеки, потрогал переносицу. Глаза Гриммджо не закрывал, поэтому Ичиго просто тронул нижнее веко — и вдруг нащупал там короткий шрам, на том самом месте, где был набит цветной татуаж. Если сосредоточиться, то можно даже отыскать выпуклый рельеф татуировки.
Под вторым глазом у Гриммджо оказался еще один такой шрам. Два — вряд ли случайность.
— Увлекался шрамированием?
Гриммджо хмыкнул, и лицо дрогнуло под пальцами, расколовшись ухмылкой.
— Можно и так сказать. Только не я, а мать.
Тон, которым Гриммджо это произнес, заставил замереть. Ичиго молчал, Гриммджо — тоже. И не было никакого желания расспрашивать. Если Гриммджо захочет, то расскажет сам.
— Ее в старшей школе несколько гайдзинов изнасиловали, с американской базы. Ну и родила меня. Не знаю, зачем, ненавидела. Потом у нее окончательно поехала крыша, и она решила, что в моей внешности слишком много европейского. Ну и подправила немного.
Гриммджо опять криво усмехнулся. Ичиго дрожащим пальцем бездумно гладил его по нижнему веку. Палец щекотали густые ресницы. Это, кажется, единственное, что в Гриммджо было мягкого. Во всем остальном он состоял из углов и мышцы, даже волосы были сухие и жесткие.
— А красишь почему?
Плечи Гриммджо приподнялись и опустились.
— А я с детства седой. И с детства жалеют, — он оскалился.
Ичиго это хорошо понимал. Они помолчали, а потом он спохватился — синяк.
Размазывая по лицу Гриммджо скользкую массу, Ичиго проваливался в какую-то ирреальность происходящего. Темнота раздвинулась, и ее заполнили цветные запахи и дрожащие звуки. Гриммджо почти не дышал, а Ичиго вел пальцами по краю припухлости, тщательно накладывая еще один слой мази. В горле пересохло.
— Все, — он откашлялся. — Посмотри название, купи такую же. Надо будет мазать два раза в день.
— Угу. Пошли, поздно.
Гриммджо отодвинулся и встал одним движением. Довольно потянулся и выдохнул. Ичиго слышал, как он ходит по площадке, собирая свои вещи и — Ичиго не поверил своим ушам — что-то мурлычет.
Снова подул цветной ветер.
Автор: Пухоспинка
Бета: Доктор Бекки, CrazyJill, Шуршунка
Иллюстратор: Karego
Пейринг/Персонажи: Гриммджо Джаггерджак/Куросаки Ичиго
Тип: слэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: драма/романс
Размер: миди (11,2 тыс. слов)
Саммари: Ичиго лишился зрения. И теперь непонятно, что хуже — молчаливая жалость друзей или вечные издевки Гриммджо, который не может пройти мимо.
Примечания: фик написан на Bleach MiniBang-2014
Предупреждения: модерн!AU, харт/комфорт, немного мата; обоснуя и матчасти нет
Ссылка на скачивание текста: .txt | .rtf
Ссылка на иллюстрацию: .jpg
Комментарий: за баннер большое спасибо neks
Слух. Осязание. Обоняние.
Неплотно закрытый кран стучит редкими каплями в виски, прохладный воздух ползет по обнаженной груди из прикрытого окна, а хрустящий запах чистого белья режет легкие острыми углами.
Темнота дает все, кроме одного — возможности видеть.
Куросаки Ичиго, 17 лет
Цвет волос — рыжий
Цвет глаз — карий
Род занятий — школьник
Не может видеть.
Глава 1
Жизнерадостный писк будильника вырвал из сна, и Ичиго недовольно перевернулся на живот, хлопая ладонью по тумбочке у изголовья. Пальцы наткнулись на что-то резиновое. Будильник заткнулся, чирикнув на прощание что-то дружелюбное, и Ичиго сжал кулак.
В его комнате постепенно пропадали привычные вещи — заменяясь вот такими: мягкими, безопасными. Если такой будильник кинуть в стену, он отскочит с глухим звуком.
Ичиго какое-то время лежал, справляясь с раздражением, и только через минуту разжал намертво стиснутые пальцы. Карин, Юзу и отец заботятся о нем — как могут, и с его стороны — настоящее свинство не ценить их усилия. Даже если это долбанный будильник из резины. Наверняка розовый.
Темнота покачивалась перед глазами, пока Ичиго вставал и нашаривал тапки. Пять шагов влево, чтобы взять рубашку, развернуться, шаг направо — там трусы и носки. Под пальцы попал листок, и Ичиго начал ощупывать его, пытаясь определить, откуда он взялся. Судя по всему, вылетел из какой-то тетради.
Он нащупал столешницу и аккуратно уложил листок. Может быть, там что-то важное. Когда вернется зрение, он это увидит.
Когда вернется зрение.
Ичиго прислушивался к щебету птиц за окном, комкая рубашку.
Если оно вообще когда-нибудь вернется.
Он ощупал шов. Однажды он пришел в школу, одевшись наизнанку. За весь день никто ничего не сказал, и это грызло Ичиго сильнее, чем если бы над ним смеялись. В конце концов, ничего такого не произошло бы — ну сходил бы, переоделся. Но всеобщая жалость давила на плечи, разжигая между ребер пламя мучительного стыда.
Ичиго кинул рубашку на кровать — упала с тихим шелестом, какой бывает, когда ткань соприкасается с тканью, — и пошел в ванную.
Вопреки мнению родных, ориентироваться дома ему было совсем не сложно. Все-таки он прожил здесь с самого детства и знал каждый поворот. Вот с зубной щеткой и полотенцем были проблемы. Да и с туалетом — тоже. Но приноровился, привык, и сейчас уже не промахивался ни мимо стаканчика с зубной щеткой, ни мимо унитаза.
Когда он умывался и жмурился от холодной воды, его охватывало чувство, что скоро все закончится. Он откроет глаза и увидит в зеркале собственную физиономию, растрепанные волосы и недовольный взгляд. Но выключая воду и распахивая глаза, он проваливался все в ту же темноту, какая окружала его последние три месяца.
Поначалу он даже боялся пронести ложку мимо рта. Хотя раньше не задумывался о том, что делает. Кидал в рот булочку, не глядя хватал стакан с водой, потому что знал — он будет там же, куда его ставила Юзу утром. Приходилось привыкать. Сначала касаться ложкой губ, чтобы уже наверняка — и только потом глотать наваристый суп или жевать рис.
Проще всего оказалось с тренировками. В додзе его никто не ждал — да и не пустили бы. Зато можно было выйти на задний двор и неторопливо исполнять ката. Тогда на Ичиго снисходило умиротворение. Ему даже казалось, что сквозь веки просачиваются солнечные лучи.
Иногда приходил отец, Ичиго слышал, как поскрипывает настил под его ногами. Он просто стоял, и Ичиго был благодарен — за то, что никогда, ни разу, тот не вмешался. Даже когда Ичиго лажал в ката.
Вытираясь полотенцем, Ичиго вернулся к себе, ногой захлопнул дверь и принялся переодеваться. У него в запасе было еще полчаса. А потом под окнами раздастся «Куросаки-кун» и «Эй, Ичиго, болван, сколько тебя можно ждать!» — и до этого нужно успеть позавтракать.
Но день, казалось, не задался с самого утра. Ичиго торопливо спустился в столовую, по привычке считая ступени, размашисто шагнул с лестницы — и нога ушла вниз, не найдя опоры. Ичиго врезался пяткой в пол, корпус повело вперед, в ушах зазвенел крик Юзу: «Братик!».
Он, судорожно взмахнув руками, больно ударился кистью о перила и, едва успев сгруппироваться, грохнулся.
Юзу уже спешила его поднимать, и Ичиго чувствовал, как ее трясет. Позади раздался топот — Ичиго физически ощущал появление отца, он даже мог представить, как тот выглядит — полуголый, сжимающий в кулаке разноцветную рубашку.
Ичиго сел на пол и притянул Юзу к себе.
— Эй, — негромко сказал он, — я просто обсчитался на ступеньках, Юзу. Все нормально.
Отец выдыхал медленно и тихо, и Ичиго в который раз задумался, что чувствовал тот все это время. Наверное, что-нибудь хорошее — например, облегчение от того, что Ичиго вообще остался жив. Большую часть времени сам Ичиго думал точно так же.
Он вздохнул, поднялся на ноги и коснулся головы Юзу, нащупывая макушку. Потрепал ласково по волосам, чувствуя, как та всем телом пытается сдержать слезы.
— Два шага влево, потом три вперед. Справа от тебя будет стул, садись, — голос отца звучал как обычно, только едва уловимая фальшь, надтреснутость царапала легкие, мешала вдохнуть полной грудью.
Нащупывая палочки, которые заботливая Юзу подсунула под ладонь, Ичиго думал, что не имеет права злиться на тех, кто всеми силами старается облегчить ему жизнь. Не имеет, но почему-то злится. Слушая, как хлопочет по хозяйству Юзу, как она утыкается отцу в грудь и часто-часто дышит, стараясь сдержать слезы, Ичиго думал, что немного меньше заботы ему бы точно не повредило.
Так и не доев рис, он встал и пошел к двери. Где-то там у порога должна была стоять его сумка — ее относила вниз обычно Карин, она же проверяла, все ли Ичиго положил — тетради ему были не нужны, но диктофон, запасные батареи и завтрак там оказывались обязательно.
Он нащупал сумку ногой, подхватил за ремень, сунул руку внутрь — все на месте — и принялся обуваться. Нога все никак не попадала в ботинок, язычок противно задирался, и пришлось наклониться, чтобы его поправить.
— Братик, — дрожащим голосом проговорила Юзу и замолчала.
Ичиго представил, как отец кладет ей руку на плечо, махнул рукой в сторону голоса и открыл дверь.
Утро бросилось в лицо теплом солнечных лучей и легким ветерком.
Ичиго коснулся рукой изгороди и быстро пошел вперед. Если он поторопится, то придет в школу раньше друзей. Даже пешеходный переход не составлял проблемы — писк светофора — специально для слепых — раздражал, но здорово помогал ориентироваться.
Проблемой было передвигаться по школе. Его обходили стороной, сочувственные шепотки царапали спину, но все равно находился кто-то, кто не успевал убраться с дороги или просто не замечал Ичиго — и тогда он в кого-нибудь врезался.
Самые смелые брали его за руку и отводили в нужный класс, но такое случалось редко. Через неделю после того, как Ичиго вернулся в школу, он обнаружил, что на стены — примерно на уровне пояса — наклеили ленты с выступающими узорами и стрелками. И с тех пор ему казалось, что даже пол с потолком кричат — у нас учится инвалид. Рыжий, мрачный, слепой.
— Куросаки-кун!
— Куросаки!
Топот ног и испуганные возгласы не успевавших увернуться одноклассников ударили по ушам одновременно. Ичиго неторопливо вошел в класс, нашаривая в сумке диктофон. Но пальцы все время натыкались на какую-то ерунду — на блокнот, ручки и карандаши, ластик в форме зайчика.
— Ичиго!
Он почти ожидал, что подлетевшая к нему с воплем Тацки огреет его кулаком по голове. Но не дождался — в очередной раз. Тацки больше не трогала его, только втянула воздух сквозь зубы и процедила:
— Что ты нам устроил вообще?
— Куросаки, — Ичиго представлял, как Исида нервным жестом поправляет очки, — не делай так больше, пожалуйста. Это не шутки. Ты не успеешь среагировать, если…
— Не надо, Исида-кун, — тихо проговорила Орихиме.
Тот заткнулся. Удивительное дело, закрыть рот Исиде было невозможно. Когда он начинал самозабвенно вещать, хотелось зажать уши и бежать куда подальше. И только Орихиме он почему-то слушался с первого раза. Ичиго подумал, что, может быть, он чего-то не знает о своих друзьях. А еще он подумал, что соскучился. Слишком давно и долго не видел их лиц. Три месяца — большой срок.
Он коснулся чьей-то руки, пробежался пальцами по ладони — Тацки; и легонько пожал ее.
— У меня все нормально, — проговорил он. — Вы зря беспокоитесь.
Та сердито выдернула руку, бормоча под нос что-то о кретинах, которые себя не берегут и вечно лезут, куда не просят, и принялась преувеличенно энергично копаться в своей сумке, доставая учебники и грохая ими об стол.
Ичиго нашел, наконец, диктофон, и ощупал поверхность.
— Я помогу, — проговорил Чад.
Он осторожно забрал диктофон у Ичиго и начал жать на кнопки. Потом вложил его в ладонь Ичиго и прижал пальцы к одной из клавиш.
— Это пуск.
Ичиго кивнул, осторожно положив руки перед собой. Если бы не диктофон и не чернильная темнота, окутывавшая его со всех сторон, можно было бы представить, что все как обычно. И ничего особенного не происходит. Класс привычно гудел, раздавался шорох сумок, хихиканье девчонок. Доносился отрывистый разговор из дальнего угла — что-то про него и появление.
Даже приход Очи-сенсей гармонично вплелся в привычный шум, пока она включала монитор и проверяла указку. Дежурные не вымыли доску, и сейчас тихо ругались, кто должен был этим заняться.
— Так, все повторяем тему предыдущего занятия — сегодня тест, — Очи-сенсей для большей убедительности постучала по столу маркером.
Удивительно, сколько скрывается в привычном шуме. Ичиго никогда бы не подумал, но сейчас он точно по звуку определял, чем именно стучит Очи-сенсей и обо что. По звуку шагов отличал одноклассников, хотя в половине случаев не помнил их имен. Поступь Чада, Исиды, Тацки и Орихиме была такой узнаваемой, что иногда Ичиго недоумевал, как мог не замечать этого раньше. А Кейго с Мизуиро на слух воспринимались как голубая звезда и черный карлик — суетливое мельтешение вокруг тренькающего телефоном облака спокойствия.
Скрипели стулья, за приоткрытым окном шелестела листва.
— Сегодня тест, — повторила Очи-сенсей, повысив голос. — А Куросаки сдает тему индивидуально.
Вдруг в классе повила такая оглушающая, пронзительная тишина, что у Ичиго заныло под ребрами. Как будто класс в едином порыве задержал дыхание, неподвижно застыл изваяниями.
Шорох открываемой двери царапал слух, шаги грохотали в висках своей разностью. Одни — шаркающие, не очень уверенные — это директор. Вторые Ичиго, как ни силился, не мог узнать. Правда, забрезжило воспоминание, но в этот момент шаги замерли, и снова воцарилась глухая тишина.
И только когда класс в едином порыве выдохнул, Ичиго понял, что задерживал дыхание вместе с остальными. Он чувствовал угрозу — она ползла вдоль позвоночника, питаясь паникой окружающих.
— Господин директор, что он здесь делает?! — голос Тацки сорвался.
И сразу же загудело, заволновалось море шепотков — гневных, испуганных и возмущенных. Слова сливались в монотонный гул, Ичиго никак не мог врубиться в их смысл.
— Тихо!
Оказывается, их директор мог говорить вот так — громко, уверенно и властно. Ичиго вспомнил его трехмесячной давности — сгорбленный благообразный старик с длинной бородой. И вдруг представил его молодого.
— Этот юноша будет учиться в вашем классе, — веско произнес директор, и класс снова замер. — Следствие его оправдало. А еще он чистосердечно раскаялся. Поэтому я верю, что вы с пониманием отнесетесь к моему решению.
Ичиго до боли стиснул пальцы.
— Джаггерджак-сан, поприветствуйте своих новых товарищей.
— Ну, типа, — низкий голос с хрипотцой разрезал вязкую тишину. — Привет, что ли?
Ичиго смотрел в темноту перед собой.
Глава 2
Наверное, сам Ичиго еще бы долго ничего не замечал — если бы не Орихиме. Она все носилась с какими-то своими подружками, выглядела решительной и взволнованной, даже бегала к директору. Пока Ичиго, Исида и Чад не отловили ее и не прижали к стенке. Конечно, все это увидела Тацки, и мало не показалось никому.
Тогда-то Орихиме, комкая подол юбки, со слезами на глазах рассказала, что с ее подружками что-то происходит. Этих подружек Ичиго не мог запомнить второй год, они еще и на одно лицо казались, но Тацки занервничала, так напустилось на Орихиме, что им с Исидой пришлось ее оттаскивать.
Наслушались они тогда о себе интересного — а еще Тацки потребовала с Орихиме страшную клятву ни во что не вмешиваться. Тогда-то Ичиго, наконец, проняло — и стало по-настоящему любопытно, что происходит.
Сейчас, вспоминая прошедшие месяцы, Ичиго прикидывал — если бы он знал, как все обернется, то сделал бы то, что сделал? Или поостерегся, не стал бы вмешиваться? Правда, прикидывал лишь пару секунд, понятно было, что и пошел бы, и сделал. Да и некогда было думать. События неслись с огромной скоростью.
Тот разговор с Орихиме оставил тягостное чувство. Ичиго начал обращать внимание на то, на что раньше никогда бы не обратил. На типов, крутившихся возле школы, на постоянные драки, кого-то увезли на скорой, к директору приходила полиция — мелкая девчонка и капитан с таким выражением лица, что было непонятно, что он забыл в полиции.
Ичиго дрался — привычно, зло. Провоцировал чужаков, бил морды — один или в компании с Чадом и Исидой. На какое-то время чужаки пропадали, но потом появлялись вновь — уже другие, но все-таки те же самые. Правда, Ичиго на глаза они старались не попадаться, да и вообще активность снизили.
А потом клинику Куросаки ограбили. Взяли то, что покупалось, хранилось и использовалось при соблюдении мер строжайшего контроля — морфиносодержащие препараты. Тихо, незаметно, уверенно. Брали, точно зная, где и что хранится, под какими паролями и за какими замками. Как будто это сделал кто-то свой. В жизни Ичиго опять появилась полиция — те самые капитан, уже с лейтенантом, и девушка-офицер: большеглазая и хмурая.
Ичиго при разговоре не было — только увидел, как хмурый, мрачный как туча отец скрывается с гостями в своем кабинете.
Офицер оттуда быстро вышла, тогда они с Ичиго и познакомились. Кучики Рукия долго говорила, что все происходящее — очень опасно, и Ичиго не должен даже пытаться разобраться с проблемами в школе сам.
Ичиго пожимал плечами, соглашался — он же не идиот, лезть не в свое дело. На это есть полиция, вот пусть она и занимается. А на следующий день Кейго, избитый до полусмерти, оказался в больнице. Его подбросили прямо на порог клиники Куросаки.
Ичиго стоял в палате, смотрел на неподвижное, словно восковое, лицо друга, и думал, что ему впервые в жизни хочется кого-нибудь убить. В том, что это предупреждение лично для него, он даже не сомневался. И точно так же не сомневался, что просто так этого не оставит.
Подслушанный разговор отца с капитаном — Кучики Бьякуей — Ичиго даже не удивил. Он знал, что до того, как отец познакомился с мамой, он работал в полиции. Медицинская экспертиза в отделе наркоконтроля. После вышел в отставку и открыл эту самую клинику. Но его все еще привлекали к расследованиям — как эксперта и специалиста по району. И точно так же стало очевидно, что ограбление было предупреждением и ему тоже: мы все видим, все знаем, можем проникнуть в дом в любой момент.
Тогда же отец собрал и отправил девочек в неизвестном направлении. Ичиго хорошо запомнил момент, когда отец пришел поговорить с ним об отъезде.
— Не сдвинусь в места, — предупредил Ичиго, глядя ему в глаза.
Отец стоял долго, смотрел на него — а Ичиго смотрел в ответ. Отец, не отвечая ни слова, развернулся и пошел прочь. Ичиго слушал его преувеличенно-жизнерадостный голос, которым он вещал Карин и Юзу, что Ичиго передумал и никуда не поедет.
И тогда же, сразу после отъезда девочек, он услышал имя — Айзен. Под него копали, его обыскивали и даже один раз арестовали за парковку в неположенном месте. Правда, через час пришлось отпустить — с извинениями. Айзен, бывший капитан полиции, был известен тем, что получил огромное наследство. Сразу же вышел в отставку и занялся тем же, чем занимался раньше — воспитанием трудных подростков. В его созданном два года назад реабилитационном центре «Уэко Мундо» ежегодно проходили реабилитацию сотни детей и подростков. Наркоманы, суицидники, аутичные хикки, не реагирующие на внешний мир — все они проходили восстановление по методикам Айзена. Кто-то возвращался к обычной жизни, кто-то оставался в «Уэко Мундо», превращаясь в часть закрытого ото всех мира.
Айзена начали подозревать, когда в реке нашли труп, в котором родственники опознали сына, отправленного лечиться в «Уэко Мундо». Передозировка. Айзен был убит горем, рассказывал, что отлично помнит этого парня, и корил себя за ошибку — не разгадал, что готовность идти навстречу лечению оказалась мнимой. Мальчишка сбежал через трое суток, предварительно проглотив пару доз, купленных у наркоманов из районов поближе.
Но тщательный анализ показал, что парень отравился препаратом, который совсем недавно поступил на рынок. Продвигался дилерами осторожно, в Каракуре не продавался, а если и продавался, то вероятность, что человек, не знакомый с районом, смог купить что-то настолько редкое, была невелика.
А отец, оказывается, все это время «копал» под Айзена — еще с прошлых времен.
Это все Ичиго узнал от Кучики Рукии. Та уговаривала его уехать с сестрами, грозила даже связать, чтобы не маялся дурью, но потом отступила, отвесив на прощание хорошего подзатыльника и бормоча что-то вроде: «Все вы одинаковые, сдохнете, но не поумнеете».
В школе ничего особенного не происходило, словно город затаился перед бурей. Кейго поправлялся, его перевели из крошечной реанимации клиники Куросаки в Центральный госпиталь; чужаки из школы исчезли, а Орихиме, последний месяц трясшаяся как осиновый лист, успокоилась и снова заулыбалась.
Они пришли вшестером, как узнал после Ичиго — по одному на него и каждого из его друзей. Но тогда, после занятий, ему заступил дорогу только один. Каракура жила своей вечерней жизнью, где-то лаяла одинокая собака, ровная цепочка фонарей убегала вдаль, освещая дорожку.
Вряд ли нападавший был старше самого Ичиго. Правда, выше и крупнее — точно. И наглее. А еще расцветка у него была покруче, чем у Ичиго — уж он-то знал толк в адских шевелюрах. Зато, в отличие от Ичиго, волосы у противника точно были крашеные. Еще у него был татуаж под глазами, напоминавший росчерки теней, который почему-то совсем не делал его похожим на девчонку, а как будто совсем наоборот.
Яркая ухмылка расколола лицо азартом и предвкушением.
— Значит, ты тот самый говнюк, от которого наши придурки срут дальше, чем видят, — нападающий, принимая стойку, не спрашивал, скорее, констатировал факт. — Вот и проверим, чего ты стоишь.
Ичиго не любил болтунов. Он ушел от удара, целясь кулаком по ребрам — и промахнулся. Противник умудрился выгнуться кошкой и, словно танцуя, развернуться вокруг корпуса на одной ноге. Ичиго автоматически выставил блок, и от удара кости заныли. Охватил азарт. Ичиго всегда считал, что не любит драться. Мордобой был скорее необходимостью, простым способом объяснить, кто есть кто, ну и рассказать, почему от Ичиго нужно держаться подальше.
Но сейчас из глубины души, словно взбаламученный ил, поднимался интерес. Этот придурок хотел драки? Он ее получит. Ичиго отбросил сумку, сдернул школьную куртку, оставаясь в одной футболке, и замер, оценивая противника. Тот тоже смотрел — цепко, внимательно. Но, в отличие от Ичиго, ни секунды не оставался неподвижным — пританцовывал, выставив руки перед собой и наклонив корпус.
Ичиго ни разу не сталкивался с боксерами. Но так было даже интереснее. Он пошел в атаку. И сразу пропустил удар, от которого из легких одним хлопком выбило весь воздух, а в глазах почернело. Следующий удар пришелся по голове, от третьего Ичиго удалось уйти ценой сорванного дыхания.
Пауза, наступившая после, казалось, длилась целую вечность — на самом деле, не больше доли секунды. Ичиго увидел кулак, летящий ему в лицо, перехватил руку и бросил противника через себя, следом впечатывая его коленом в землю. Добавил по морде. Снова пропустил.
Он уже забыл, зачем во все это ввязался — интерес, поднявший голову в самом начале, сейчас превратился в жизненную необходимость — достать, врезать, уничтожить, разорвать. Противник торжествующе хохотал ему в лицо разбитыми губами и кричал:
— А, так ты умеешь драться, засранец! Давай, покажи мне, это же круто!
И Ичиго чувствовал, как его охватывает точно такое же безумие.
Он очнулся, когда его потащили прочь чьи-то руки. Противника держал за шкирку высокий мужик — Ичиго его не видел в Каракуре ни разу. Мужик бесстрастно выговаривал:
— Гриммджо, тебе было сказано — не лезть не в свое дело.
Тот отплевывался сгустками крови, нагло скалился и, похоже, класть хотел на упреки. Они ушли быстро, лишь тот, кого назвали Гриммджо, то и дело оборачивался, словно говоря: еще увидимся, придурок.
Ичиго показал ему средний палец, и Гриммджо захохотал, скрываясь за поворотом.
От Гриммджо его оттащил Хирако, какой-то давний знакомый отца, Ичиго пару раз встречал их вместе. Хирако тогда ничего не сказал, только сплюнул, с ненавистью глядя вслед ушедшим. Помог одеться и молча проводил до дома. Ичиго был ему благодарен. Не за помощь — сам бы справился! — и уже тем более не за проводы. А за молчание. Ему было кому читать нотации. А еще его раздражала незаконченная драка. Обычно Ичиго не жалел о том, что все закончилось, но сейчас грызло чувство незавершенности, дергало назад — обернуться, не появился ли соперник.
Из-за этого он всю ночь проворочался, думая о том, что некоторым людям свойственно будить самые темные стороны души. Ичиго с наслаждением вспоминал чувство, с которым его кулак встречался с лицом Гриммджо. Даже смешно. Было бы неплохо повторить.
На следующий день мысль вернулась, а еще через день они с Гриммджо встретились снова. Тот был с загипсованной рукой, но даже с ней лез в драку. И снова реванша не получилось. Опять смешно.
А через неделю стало не до смеха. Тацки и Орихиме пропустили первый урок, а когда появилась Тацки, то выяснилось, что Орихиме пропала. Ушла, не говоря никому ни слова, убралась, вынесла мусор и выбросила из холодильника все продукты. На столе осталась записка: «Прощайте, беззаботные дни».
Рукия, встретившаяся с Ичиго и Тацки тем же вечером, хмуро выслушала, где и когда они в последний раз видели Орихиме, а потом неохотно сказала:
— Ее видели с одним из выпускников «Уэко Мундо», их штатный компьютерный гений. Пару раз ловили за взломом баз, но потом он или прекратил, или перестал попадаться.
Рукия считала, что перестал попадаться. А еще она сказала, что Орихиме подозревают в наводке на клинику Куросаки. Она хорошо знала и дом, и саму клинику, могла рассказать, где и что хранится. А еще в полиции считали, что она ушла добровольно.
Тацки чуть не бросилась с кулаками на офицера полиции, а Ичиго, удерживая ее одной рукой, покрутил пальцем у виска. И, кажется, тогда до него дошло, что дело плохо. Зачем Айзену могла понадобиться Орихиме, он не представлял. Зато представлял, что с ней может случиться. Но добило Ичиго то, что полиция ничего делать не будет — у них нет материалов на Айзена, а Орихиме — свободный человек и может даже прогуливать школу. Нехорошо, конечно, но это ее право.
Ичиго сам не знал, о чем думал, пока собирался. Наверное, о том, что надо просто сходить и спросить у Орихиме — какого хрена. Надел тяжелые ботинки, вытащил из дальнего ящика стола пару кастетов, которыми не пользовался уже лет сто как — необходимости не было. Убедился, что отца и сестер нет, спустился к двери. И у входа обнаружил Чада и Исиду, одетых в неприметные плащи. Друзья смотрели так вызывающе, что Ичиго сдался.
Забег на территорию «Уэко Мундо» запомнился темнотой, расколотой светом бледного полумесяца, появлением Рукии и Ренджи — того самого лейтенанта, который приходил вместе с капитаном Кучики, и бесконечными драками. Ичиго на миг подумал, неужели ему это нравится? Да ни черта. Он бил, шагал вперед, снова бил, пока Рукия сверялась на маленьком коммуникаторе с картой.
Наверное, им тогда просто повезло. Или Айзен был действительно сумасшедшим. Он снял оружие с предохранителя, навел на бледную, решительную Орихиме и любезно предложил обменяться заложниками. Господам офицерам — девушку, а ему, Айзену, — Ичиго. Это ему сильно поможет в неких переговорах с его отцом и старым другом Урахарой.
Наверное, единственное, о чем подумал тогда Ичиго — что он не имеет права ставить отца перед выбором. Ни перед каким. Он представлял, что тот не идет на сделку, оставляя Ичиго у Айзена, и холодел от страха — за него, за девочек. За себя Ичиго почему-то не боялся. Наверное поэтому, когда Айзен счастливо улыбнулся, а его палец начал двигаться, нажимая на спусковой крючок, Ичиго бросился вперед.
Секунды текли слишком медленно. И так же медленно раздался выстрел. Перед глазами вспухло оранжевое облако, но пальцы уже вцепились Айзену в горло. Кричала Орихиме, в комнату ворвались какие-то люди, даже, кажется, завязалась драка, остановившаяся с грозным окриком «Полиция», затылок разорвало болью от сокрушительного удара… Но Ичиго ничего этого не видел. Он знал, что нужно добраться до Айзена, иначе всем будет плохо.
Очнулся он неделю спустя, в Центральном госпитале Каракуры, в отделении черепно-мозговых травм. И когда с его лица сняли повязку, обнаружил, что смотрит в темноту перед собой.
Глава 3
Шепот, катившийся по классу, становился все громче, уже было слышно четкое «как ему хватило наглости» и «это нельзя так оставлять».
— Тихо! — окрик Очи-сенсей оборвал все звуки, и Ичиго дернулся, выпуская из пальцев диктофон. — Джаггерджак-сан, вы садитесь на свободное место. Для вас отдельная программа тестирования. Остальные — берут у меня чистые листы и приступают к работе. К Куросаки я сейчас подойду.
Ичиго слышал шаги — незнакомые и уверенные. Скрип стула разорвал тишину, класс взорвался суетливым, многоголосым шумом, словно старался скрыть неловкость — кто-то у кого-то просил запасной карандаш или ластик. Кому-то срочно понадобился носовой платок, кто-то начал выяснять, а какой же тест сегодня — за вторник или прошлый четверг, шелестели плотные листы бумаги, и скрипел мел о доску…
А Ичиго плыл в этом хаосе и думал, что реванша у них не будет — может быть, никогда. И это было уже совсем не смешно. Слюна горчила. Он сжал кулаки.
Постепенно класс успокоился, и Ичиго поймал себя на мысли, что внимательно прислушивается, вычленяя из привычного шума незнакомые звуки. Гриммджо Джаггерджак сидел тихо, ничем не выделялся. А Ичиго сломал карандаш.
Точно так же Гриммджо не выделялся на других занятиях. Получал свою пачку листов с тестами, садился за свободный стол и затихал. Иногда огрызался — грубо и зло, иногда просто хмыкал, и тогда Ичиго напрягался, горечь на языке становилась пронзительнее.
А еще он начал чувствовать взгляд в спину — изучающий и пристальный. Ичиго послушно жал кнопки диктофона, записывая очередной урок, и считал удары собственного пульса, который то увязал в крови, то частил со скоростью пулемета. Пока, наконец, внятно и отчетливо не понял одно.
Он слепой. И все, что его ждет — терпеливое понимание друзей, медленно портящийся характер, беспросветная темнота, а, главное, никакого азарта драки. Даже странно, что понадобилось встретить Гриммджо, чтобы понять эту нехитрую истину.
Последнее занятие давно закончилось, а Ичиго все так же сидел за партой. Орихиме робко попыталась его уговорить идти домой, но, наверное, с его лицом было что-то не так. Потому что, когда Ичиго повернулся, Орихиме как-то придушенно то ли вздохнула, то ли всхлипнула, а потом бросилась прочь.
Он пошел домой, когда школа почти затихла. Ходить по безлюдным коридорам было намного приятнее. Может, стоит задерживаться всегда. Уже у выхода Ичиго оступился, его качнуло в сторону, и он прижался к прохладной стене. Она угрожающе бубнила, вибрировала смутно знакомыми голосами, и Ичиго, перебирая руками, пошел вдоль здания. Когда он добрался до угла, то вспомнил, что дальше — футбольное поле, перед ним, как раз под окнами, несколько беседок. Вообще-то они выполняли декоративную функцию, но стали излюбленным местом посиделок всех старшеклассников. И сейчас Ичиго отчетливо чувствовал исходящую от находившихся в одной из беседок угрозу.
А удары по лицу и по корпусу он точно не спутал бы ни с чем. То смачные, то глухие, они раздавались размеренно и ритмично. Ичиго пошел вперед, все еще касаясь стены. Он помнил, что в нее упирается самая первая беседка — главное, не налететь с размаху. А ноги уже сами несли, словно он летел с горки, не разбирая дороги, и темнота вращалась вокруг него, вспыхивая алыми пятнами злости.
Голос Исиды, Чада, Орихиме и Мизуиро Ичиго вычленил сразу. Как и хриплое дыхание — такое знакомое, что на миг закружилась голова, и Ичиго показалось — сейчас он проморгается, откроет глаза и увидит скалящегося Гриммджо, сплевывающего кровь в пыль.
— Какого хрена вы творите?
— Куросаки, не вмешивайся.
Ичиго сделал еще несколько шагов вперед, тяжело дыша. Грудь жгла бессильная ярость — от глупого унижения, от собственного бессилия, от нерешительности, что он не знает, в какую сторону сделать шаг, чтобы не растянуться, споткнувшись о чужую сумку или забытый мяч — и такое бывало.
— Защитник пожаловал, — голос у Гриммджо, сиплый и надорванный, был все таким же наглым. — Без тебя разберусь.
— Куросаки-кун, — Ичиго представлял, как Орихиме сжимает кулаки.
Остальные молчали, и напряжение, пронзительное, как струна, пролегло между ними. Над головами громко каркнула ворона.
Ичиго опустил голову.
— Отойдите от него.
Он сделал шаг вперед. Сейчас ему было плевать, как он выглядит, нащупывая одной ногой дорогу. Темнота сгустилась и легла на плечи неподъемным грузом. Ичиго шел на звук отрывистого дыхания, вытянув перед собой руку.
— Ичиго, — на плечо осторожно легла теплая ладонь Чада.
— Ичиго, после того, что эти скоты сделали со школой, с тобой, им мало голову открутить! — Тацки, как всегда, шла напролом.
Ичиго остановился.
— Просто не превращайтесь... — глухо сказал он, — в них. Понятно вам? Если вам хреново и хочется отомстить — не впутывайте в это меня. Имейте смелость признать, что это нужно вам, а не мне. Мне — не нужно.
Ичиго развернулся и пошел прочь.
— Эй ты, придурок! — Ичиго слышал, как Гриммджо рванулся из удерживающих его рук, — а мне не нужна твоя забота! Благодетель, блядь. Тебе не все благородство отбили тогда?
Накатила чудовищная усталость.
— Да пошел ты.
Ичиго зашарил в сумке, отыскивая черные очки. Он не любил их, но сейчас, судя по лучам, согревающим лицо, солнце било прямо в глаза.
Домой он шел один, слушая раздающуюся в отдалении поступь Исиды и Орихиме. У поворота остановился, молчаливо прощаясь с друзьями и прислушиваясь к их удаляющимся шагам, запрокинул голову и снял очки, ловя теплый ветерок и прислушиваясь к затаившейся улице.
— Так и будешь там стоять?
Надо отдать должное Гриммджо — двигался он, когда хотел, бесшумно словно кошка. Даже не запыхался, надо же. А ведь, чтобы опередить Ичиго и не столкнуться с провожающими, ему пришлось сделать крюк вокруг квартала.
— Чего тебе нужно?
Ичиго пошел на голос — не переговариваться же, в самом деле, через половину улицы. Оказалось, что Гриммджо сидит верхом на заборе.
— Что тебе нужно? — повторил Ичиго.
Хотелось развернуться и пойти домой, горечь плескалась в венах и пропитывала мышцы. Ичиго больше не казалось, что ее можно сплюнуть. Он растворялся в ней, как в черном болоте. А Гриммджо был слишком горячим — Ичиго чувствовал исходящий от него жар, — и слишком расслабленным. А еще Ичиго помнил его ярким. Воспоминания ложились на веки и жгли глаза.
— Да так, посмотреть на тебя хотел. Поближе. Нельзя, что ли?
Судя по голосу, Гриммджо усмехался.
— За сегодняшний день не насмотрелся? — негромко спросил Ичиго.
Вместо ответа Гриммджо мягко спрыгнул на землю. Ичиго накрыл незнакомый запах, а через миг земля чуть не ушла из-под ног — удар в плечо отозвался вспышкой боли, и Ичиго едва устоял на ногах.
— Отстань от меня. — Он поправил сумку на плече и попытался угадать, где сейчас стоит Гриммджо.
Обошел его, а через миг новый удар впечатал его в забор.
— Может, я реванша хочу, а? Мы же не закончили.
Гриммджо двигался вокруг него быстро и плавно, так — Ичиго вспомнил — как он двигался, обычно готовя атаку. Уйти от удара Ичиго не смог, беспомощно вскинул глаза, пытаясь поймать встречное движение, но лишь напоролся на темноту — и на очередной удар, на этот раз в солнечное сплетение.
Отдышавшись, Ичиго упрямо пошел вперед. До дома осталось несколько метров, и когда он захлопнет за собой дверь, то выбросит Гриммджо из головы.
— Я не хочу никакого реванша, — ответил Ичиго, продолжая шагать вперед. Удары теперь сыпались сзади — на спину, в шею, по рукам.
— Врешь! Я знаю, тебе хочется, ты такой же, мать твою, как я! Ты хочешь драться! Просто ты тряпка, слабак и трус!
Ичиго резко остановился, развернулся и едва не столкнулся с Гриммджо лбом. Они стояли, почти прижавшись друг к другу. Ичиго чувствовал, как вздымается грудь Гриммджо, как он сглатывает и дышит. От него слабо тянуло мятой.
— Пошел. На хуй, — четко и внятно сказал Ичиго и потянулся к забору. Коснулся панели и пошел, отсчитывая шаги. Гриммджо позади не двигался.
— Да тебе просто похуй, — сказал вдруг он. — Сидишь в своем болоте, жалеешь себя, твои сопливые друзья бегают вокруг, вот же жизнь.
Ичиго шел, сжав зубы. От разочарования в голосе Гриммджо в глазах жгло и хотелось выть. Интересно, он сам так пробовал — жить в темноте? Когда до тошноты хочется увидеть солнце. Посмотреть, а не пощупать, новую стрижку Юзу и поболеть за Карин на футбольном матче.
Дома была одна Карин — и сразу ахнула.
Ичиго постоял, держа сумку на весу — а потом сказал неуверенно.
— Слушай, не говори никому, ладно?
— Подрался, небось? — шмыгнула носом Карин.
— Угу. — Ичиго разулся.
— Хорошо, — ответила она, шаги заметались по комнате. — Иди мой руки, я тебе разогрею, остыло все.
А Ичиго пытался понять: «Хорошо» — это «хорошо, никому не скажу» или «хорошо, что подрался»?
В своей комнате он хлопнул по выключателю, потом опомнился и выключил свет. Отец идиотски шутил, что они теперь ого-го как сэкономят на электричестве, а Ичиго пытался понять, почему именно сегодня вернулась привычка включать свет на пороге комнаты? Он избавился от нее через месяц после выхода из больницы. Зачем слепому свет?
Переоделся, выцарапал из недр сумки диктофон и завалился на кровать. Занятия «на слух» оказались скучноватой штукой, зато учиться было проще — по крайней мере, это была только теория, решать задачи вслепую его не заставляли.
Он надел наушники, нащупал нужную кнопку и включил диктофон.
— Ну, типа. Привет, что ли, — раздался голос Гриммджо.
Шум класса поднялся волной, окрик Очи-сенсей в записи звучал совсем не так, как слышался в жизни. Запись оборвалась на секунду. А дальше потекла лекция для Ичиго, которую Очи-сенсей начитывала специально для него.
Ичиго поставил запись на самое начало.
— Ну, типа. Привет, что ли.
Некстати вспомнилось, что не поздоровался. Хотя какого хрена? Он никогда не здоровался. Но сейчас почему-то захотелось ответить.
— Ну, типа. Привет, что ли.
— Привет, — сказал Ичиго, и его голос прозвучал в тишине наушников чужеродно и глухо.
— Ну, типа. Привет, что ли.
Ичиго гонял запись до тех пор, пока не начал различать малейшие оттенки в голосе Гриммджо. Вызов. Легкая неуверенность. Провал на слове «привет» и снова вызов — на «что ли».
Ложась спать, он думал, что если слушать внимательно, то чисто теоретически сегодня можно было достать Гриммджо. Просто почему-то Ичиго не захотел. Проваливаясь в дрему, он еще помнил, что для этого должна быть какая-то причина — для того, чтобы не дать сдачи. Только вот какая? Ах да. Он же ослеп.
Во сне его окружали черные провалы окон, в которых не отражалось солнце, а под ногами плескалась, поднимаясь все выше, грязная вода.
Глава 4
— Куросаки-кун! — раздался голос Орихиме, когда Ичиго, держась за руку провожавшей его за порог Юзу, вышел на улицу. Он обернулся, и Орихиме осеклась. — А что у тебя с лицом?
— С дверью встретился, — буркнул Ичиго.
Он совсем забыл, что вчера Гриммджо врезал ему по морде. Поэтому с утра огреб и от отца, и от Юзу. Отец наверняка в историю с дверью не поверил. Но в душу не лез — и ладно. Сейчас там у Ичиго было на редкость погано.
— Ну что же ты так, — взволнованно сказала Орихиме, — надо быть осторожнее.
Она взяла его за руку и потянула за собой. По всем прикидкам они прошли половину пути, когда пальцы Орихиме, до того расслабленно держащие его ладонь, вдруг сжались так, что Ичиго притормозил и покрутил головой — какого хрена произошло.
— Джаггерджак-сан, — подчеркнуто нейтрально сказала Орихиме, — кого-то ждет на перекрестке.
Ичиго пожал плечами. На Гриммджо ему в данный момент было плевать. Вряд ли тот затеет драку на виду у кучи людей. Кольнувшее разочарование рассердило.
Позади послышался топот — Ичиго чувствовал, как их нагоняют Чад и Исида.
Исида отрывисто сказал, не скрывая беспокойства:
— Не встречай Ичиго одна, хорошо?
Орихиме энергично кивнула, и ее ладонь расслабилась.
— Уходит, — уронил Чад.
— Думаете, нас ждал?
Ичиго вглядывался в окружающую его черноту, силясь представить себе фигуру Гриммджо, стоящую на знакомом перекрестке.
Чад легонько тронул Ичиго за плечо и повел вперед. Исида и Орихиме шли позади, и Ичиго казалось, что его взяли в клещи.
Орихиме что-то говорила, прозвучало имя Гриммджо, и Ичиго прислушался.
— Да. Тацки узнавала. Ему, оказывается, дали срок, но маленький и условный, кажется, год.
— Мне казалось, — в голосе Исиды звучало едва скрываемое раздражение, — что подобным особам выделяют места в специальных учебных учреждениях.
— Еще Тацки сказала, что протестовать бесполезно, нужны доказательства антисоциального поведения. Тогда пришлют комиссию и все проверят.
— Господи, нам осталось доучиться полгода, — Исида ожесточенно пнул какой-то камешек. Тот запрыгал с мерным дробным звуком. — Эта комиссия тянуть дольше будет. Интересно, их вообще не смущало, что он был одним из тех, кто продавал наркотики?
— Не продавал он, — вздохнула Орихиме. — Это и Улькиорра-кун говорил. Айзен ему не доверял такие ответственные дела. И в полиции сказали, что был он грубой силой — дрался, если было нужно, запугивал там. Причастности к убийствам не смогли доказать.
— У меня просто нет слов,— Исида совершено явно злился. — Куросаки, ты как хочешь, а я буду за ним присматривать.
Ичиго только пожал плечами. Ему-то что за дело? Пусть хоть караулит под окнами. Картина Исиды в любимом белом костюме, засевшего в черных кустах у дома Гриммджо, показалось такой забавной, что Ичиго не сдержался и фыркнул. И весь оставшийся до школы путь развлекался тем, что придумывал, как Исида следит за Гриммджо.
Коридоры школы были наполовину пусты, большинство учеников приходило позже, к самой линейке, поэтому Ичиго, хлопнув Чада по плечу, пошел в класс самостоятельно. И еще долго чувствовал его беспокойный взгляд, врезающийся между лопаток.
На Гриммджо он натолкнулся, когда завернул за поворот и даже прошел несколько шагов. Толчок в плечо отбросил его на середину коридора, а над ухом Гриммджо нагло сказал:
— Кудо прешь, слепой, что ли?
И довольно захохотав, ушел. А Ичиго, абсолютно потеряв себя в пространстве, крутился на одном месте, пытаясь понять, где та стена, вдоль которой он добирался до класса. Осторожно вытягивал руки, шагал вперед, но опоры так и не находилось. Наконец, сделав несколько шагов вправо, Ичиго неожиданно и очень больно врезался боком в стену. Ощупал ленты с выступающими пометками и тяжело привалился к стене, переводя дух. Его потряхивало, подушечки пальцев кололо, как будто он ударился ладонями об асфальт.
Еще минута ушла на то, чтобы сориентироваться, в какую сторону все-таки идти. В итоге, пока Ичиго отыскал нужный кабинет, народ стал прибывать с линейки, отчего пары новых столкновений избежать не удалось.
Когда Ичиго вошел внутрь, он понял, что Гриммджо уже там — отчетливо услышал звук знакомого дыхания и напряженное молчание тех, кто успел прийти раньше. Осторожно идя по классу, он понял, в чем дело. Гриммджо занял его место.
— Куросаки, сейчас придет учитель и выкинет его, — невозмутимо проговорила Куниэда.
Забавно. Ичиго никак не мог запомнить лица своих одноклассников, однако с голосами все было иначе. Он чувствовал, как Гриммджо ухмыляется.
— Правильно, дождись учителя, дождись здоровяка, дождись очкарика, они вытрут тебе сопли, — фыркнул Гриммджо.
— Пошел нахер с моего места.
— Ага, уже бегу.
Ичиго моргнул. Злость просачивалась сквозь него медленно, но верно. От нее начали зудеть ладони и подрагивать пальцы.
Ичиго протянул руку и коснулся Гриммджо — шея. Провел пальцами по напряженным, как перед броском, мышцам, нащупал воротник форменного пиджака и дернул Гриммджо на себя, выволакивая из-за стола и отшвыривая в сторону.
Злость оседала перед глазами красными пузырьками.
— Я сказал. Пошел. Нахер.
Кто-то поднял и поставил стул, упавший, когда Ичиго выкидывал Гриммджо, кто-то убрал со стола его вещи.
— Спасибо, — сказал Ичиго в темноту и сел на свое место.
Доставая диктофон, он понял, что руки по-прежнему трясутся.
А на большой перемене друзья решили «поговорить».
— Слушай, Куросаки, — голос Исиды звучал предельно серьезно, — мы все понимаем, но дай нам разобраться с Гриммджо. Он же специально тебя достает. Такие, как он, понимают только грубую силу. А тебе нет нужды что-то доказывать.
Они сидели на нагретой солнцем полянке. Ичиго прижался затылком к шершавому стволу дерева. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы друзья оставили его в покое. Он нащупал аккуратный бутерброд, собранный Юзу.
— То есть это будет так. Вы всей толпой ловите Гриммджо. Чад его станет держать, Исида — бить. А Иноуе будет стоять рядом, хлопать в ладоши и повторять: «Не лезь к Куросаки, не лезь к Куросаки». Я правильно понял ситуацию?
Повисло тягостное молчание.
— Ну. Мы должны были попробовать, — едва слышно пробормотал Исида.
— Просто оставьте его в покое. И меня тоже, — вырвалось у него.
Заканчивали обед они в полном молчании.
— Куросаки-кун, — нерешительно сказала Орихиме, — скоро урок начнется.
— Идите, — он допил сок, выжимая из пакета последние капли, — я догоню.
Хуже всего, что друзья не обиделись. Ичиго иногда казалось, что начни он раздавать пинки и крыть их последними словами, они воспримут это как должное. Как будто искупление. Ичиго чувствовал их вину, она висела в воздухе всегда, когда бы они ни встречались. Он даже отчасти понимал, откуда все идет. Первые дни слепоты были самыми кошмарными. Сначала Ичиго не хотел верить. Потом его охватила всепоглощающая обида и злость — почему они видят, а он — нет? Сейчас он смирился. Это было его решение и его выбор, он был готов платить тогда, собираясь к Айзену. Готов, но надеялся на лучшее.
— Что, достали?
При звуках знакомого голоса волоски на руках встали дыбом. Ичиго устало прикрыл глаза, надеясь, что от этого Гриммджо исчезнет.
— Слушай, ты за мной следишь, что ли?
— Тебе же все сказали — я тебя достаю и буду доставать.
— Нахрена? — Ичиго было даже немного любопытно.
— Хочу посмотреть, как ты, размазывая сопли, бежишь к мамочке.
Ичиго нащупал рядом с собой коробку из-под обеда, сунул в сумку и поднялся.
— У меня нет мамочки, — он закинул сумку на плечо и обернулся туда, откуда раздавался голос Гриммджо, — так что у тебя в любом случае ничего не выйдет.
Он пошел вперед, ожидая, что скажет Гриммджо, но тот молчал. А через некоторое время позади раздались его шаги. Он шел, соблюдая дистанцию, и Ичиго поймал себя на мысли, что прислушивается — так и будет тащиться следом?
Телефон в сумке завибрировал, и Ичиго остановился.
— Да.
— Куросаки-кун, — голос Орихиме казался взволнованным, — тебя встретить?
Ичиго прислушался к приближающимся шагам, помолчал.
— Нет, не нужно. Спасибо, Орихиме.
— Ты такой вежливый, Куросаки-кун, — засмеялась Орихиме в трубку, — даже пугает.
Ичиго резко захлопнул крышку, телефон выскользнул из пальцев и упал.
— Да твою мать!
Ичиго присел, обшаривая землю рядом с собой.
Шаги Гриммджо остановились рядом.
— Проблемы? — в голосе отчетливо звучало веселье.
— Иди на хрен.
Ичиго продолжал ощупывать землю — судя по звуку, телефон отскочил. Но он же не мяч, не должен был улететь далеко.
Гриммджо снова шевельнулся, а через миг прямо под пальцы въехал гладкий корпус телефона. Ичиго сжал его в кулаке и поднялся, но Гриммджо уже шел прочь. Шорох шагов отчетливо указывал путь, и Ичиго двинулся следом.
Они даже в класс вошли вместе — ну, почти. Ичиго не очень хорошо представлял, где устраивался Гриммджо на занятиях, потому что тот вел себя тихо, но до самого вечера ловил на себе чужие взгляды. Гриммджо больше никак не проявлял себя, и, может быть, поэтому Ичиго после занятий понесло в школьное додзе.
Чад, проводив его до дверей, невозмутимо сказал «Звони», и Ичиго долго слушал, как затихает его шаг.
В додзе пахло вымытыми досками и кожей. Казалось, в стены навечно впитался запах пота. Ичиго снял обувь и коротко поклонился.
Стены льнули к пальцам, когда он ощупывал их, узнавая заново. Скамьи передвинули, и Ичиго, в последний момент заподозрив неладное, отдернул ногу — и дальше пришлось идти, нашаривая ногой каждый шаг. Но когда он добрался до аккуратно сложенных синаев, дело пошло быстрее: Ичиго выбрал один и нащупывал пол перед собой.
А потом синай в кого-то уперся.
— Осмотрелся? — в голосе Гриммджо звучало опасное веселье.
— Твою мать, — от души высказался Ичиго.
— Ага, — согласился Гриммджо. — Ну так что?
— Я ухожу.
— Стоять.
Ичиго почти успел уйти от броска — Гриммджо слишком шумно стартовал. Но все же не ушел. От удара вылетел на середину додзе, перетек в привычную стойку, чутко прислушиваясь к тому, как танцует на одном месте Гриммджо.
— Лови!
Ичиго едва успел подхватить прилетевший прямо в грудь синай.
— Слушай, придурок, ты совсем охренел…
— Голова!
Тело отреагировало раньше, чем мозг осознал, и Ичиго выставил блок от удара сверху. Синаи столкнулись с оглушительным треском.
— Голова!
Блок.
— Нога!
Блок.
— Рука!
Плечо обожгло хлесткой болью, и Ичиго отскочил, ошарашено тряся головой. Гриммджо окончательно спятил — да какой из него, Ичиго, сейчас боец? Или ему нравится издеваться?
— Голова!
— Рука!
— Голова!
— Рука!
Все тело саднило от пропущенных ударов, едкий пот заливал глаза, мышцы звенели от усталости, но впервые за много месяцев Ичиго чувствовал подъем — тот самый, давно забытый, который дает лишь хороший бой или отличная тренировка. Когда хочется взлететь, перепрыгнуть через забор или просто пробежаться.
— Ну ладно, — вдруг сказал Гриммджо, — я пошел.
Он швырнул в угол синай, и тот сухо стукнулся об пол. Потом хлопнула дверь, и Ичиго остался наедине с ощущением пустого помещения. Взмыленный, избитый, с дрожащими коленями и звоном в ушах, он стискивал синай и чувствовал себя идиотом.
Вот что это было, Гриммджо?
Глава 5
Гриммджо терпеть не мог рассказывать о своих планах. Однажды Очи-сенсей наивно поинтересовалась, в какие кружки тот планирует записаться, и получила в ответ список. Из которого Ичиго знал разве что курсы кройки и шитья, на которые был записан Исида.
И при этом как-то так получалось, что они с Ичиго о планах друг друга были в курсе. Ичиго знал, в какой из дней Гриммджо ходит в полицию — отмечаться о хорошем поведении, а Гриммджо не трогал его в дни, когда Ичиго пропадал в больнице. При этом они, не договариваясь, умудрялись регулярно встречаться в додзе.
С каждым шагом, с каждым ударом по плечам и ногам, Ичиго чувствовал, что темнота ему мешает все меньше. Или он все больше привыкает к Гриммджо. Теперь Ичиго слышал каждый производимый им звук так отчетливо, словно настроился на одну единственную в мире волну.
Он мог по звуку шага с точностью до нескольких сантиметров определить, где будет находиться Гриммджо через секунду. По запаху пота понимал, насколько тот устал, а по тембру голоса чувствовал его настроение.
Ичиго казалось, что звуки раскрашиваются в его сознании в яркие цвета; он думал, не так ли сходят с ума? Голос Гриммджо был синим, его дыхание — зеленым, шорох формы, когда он ходил — голубым, а звуки, с которыми врезался синай Ичиго в тело Гриммджо, окрашивались в красный.
Чем меньше пропускал ударов Ичиго, тем больше атаковал Гриммджо. Оглядываться назад было некогда. Ичиго казалось, что если он это сделает хотя бы раз, то остановится навсегда. А ему слишком нравилась гонка за тенью — несмотря на боль, синяки и бешеную злость, которая охватывала каждый раз, когда Гриммджо удавалось пробить его защиту.
Однажды Ичиго сделал ошибку, прогулявшись по дому в шортах. Он настолько свыкся со своими синяками, что совсем о них забыл. Пока Карин успокаивала Юзу, отец хмыкнул и молча потащил Ичиго в смотровую, едва не пересчитав им ступени.
Сделал рентген, долго ощупывал места ушибов, и в итоге поинтересовался:
— Почему мазь не попросил?
Ичиго неловко пожал плечами. За последние месяцы его личная темнота словно отгородила его от близких. Его возили на процедуры, провожали в школу, присылали последние модели навигаторов с самыми точными настройками, даже пытались кормить. И Ичиго замыкался в молчаливом «я сам», как в плотном коконе. Ему казалось, что так и должно быть.
Он медленно поднимался по лестнице, грея в руке тюбик с мазью, и думал, что, может быть, стоит согласиться выехать с отцом и девочками куда-нибудь за город. Они хотели посмотреть на змеев, Ичиго помнил. Но знал, что не поедут — из-за него.
Его семья тоже почему-то постоянно извинялась перед Ичиго за его слепоту. И отказывала себе в тех праздниках, которые он не может увидеть.
Утром, собираясь в школу, Ичиго дождался Чада, и они пошли вместе. Тот по обыкновению ничего не сказал, но всю дорогу Ичиго чувствовал его настойчивый взгляд.
Заходя в класс, Ичиго чуть не попался — едва успел перепрыгнуть через выставленную ногу Гриммджо. Отвесив ему подзатыльник, Ичиго в полной тишине начал пробираться к своему месту.
И только когда сел, обратил внимание на происходящее.
— Что? — он поворачивал голову, прислушиваясь к звукам в классе.
— Куросаки-кун ударил Джаггерджака-сан, — сообщила Орихиме с совершенно не передаваемым выражением.
— Потому что он дебил и шуточки у него дебильные, — буркнул Ичиго, доставая диктофон. — Вам больше поговорить не о чем?
Что имела в виду Орихиме, Ичиго понял только на следующем занятии. Он ударил Гриммджо. Не видя его. Ладони заныли и налились теплом, как перед тренировкой с синаем.
Поэтому Ичиго даже не удивился, когда у выхода из школы в плечо ткнулся знакомый кулак.
— Наше додзе занято.
Ичиго кивнул.
Дул прохладный ветер, забираясь под свитер, и Ичиго поежился. Когда Гриммджо шагнул со ступеней, Ичиго колебался недолго — просто пошел следом. Гриммджо притормозил, дожидаясь, и они молча зашагали бок о бок.
— Я тебя сегодня ударил.
— Придурок, ты бьешь меня каждые два дня.
— Нет. — Ичиго попытался объяснить: — Не думая ударил. Как обычно.
Получилось на редкость косноязычно, Гриммджо молчал, и Ичиго решил не развивать тему. Пока вдруг Гриммджо не фыркнул.
— Парк.
— И что?
— А там никого, подраться можно.
Ичиго повернул голову, прислушиваясь. Вообще-то, голову поворачивать было не обязательно, лучше от этого он не слышал. Отец говорил, что это психологическое — бессознательное стремление идентифицировать объект. Парк Ичиго помнил — полно места и играют дети. Но сейчас оттуда не раздавалось ни одного голоса.
Почему бы и нет? Ичиго нащупал ногой бордюр и перешагнул его.
— Тогда веди, — сказал он.
Они с Гриммджо брели между клумб, песочниц и детских аттракционов. Ичиго парк помнил плохо, пару лет назад он тут спас малыша от бешеной собаки — вот и все его знания. А Гриммджо, как последняя скотина, о препятствиях не предупреждал, и лишь веселился, когда Ичиго спотыкался то о камень, то об урну, а один раз вообще чуть не обнялся со столбом. Дебил. Гриммджо, конечно.
Незнакомое пустое пространство дезориентировало, и Ичиго вспомнились его первые дни после больницы: вокруг незнакомый черный мир.
— Ну и что встал? — синий голос рассеял наваждение, и Ичиго встряхнулся. Какая, в сущности, разница, где они будут драться? Главное — слушать противника. Он сбросил куртку и сумку, несколько раз подпрыгнул, энергично повращал руками, потянулся и встал, прикрываясь руками и наклонив корпус вперед.
Гриммджо двигался неторопливо и осторожно, от ожидания атаки тянуло под ложечкой, а в крови вскипал азарт.
— Так и будешь ходить вокруг? — облизал губы Ичиго. По этим шагам — невесомым и едва слышным, определять расстояние получалось хреново. Нужно было, чтобы Гриммджо заговорил.
Но засранец молчал, и Ичиго заговорил снова:
— Может, я тебя сегодня слишком сильно ударил? Голова болит?
Короткого выдоха сквозь зубы Ичиго хватило, чтобы атаковать. Он бросился прямо на звук и тут же рванул в сторону, уверенный, что Гриммджо атакует прямым в челюсть. Мимо головы просвистел кулак, и Ичиго, разворачиваясь, врезал локтем Гриммджо по спине.
— Ах ты, засранец, — почти ласково протянул Гриммджо, и Ичиго едва успел поднырнуть под его руку, уходя от атаки. Заломил за спину, и тут же согнулся от боли между ног, когда Гриммджо от души ему врезал в ответ.
Они отпрыгнули друг от друга одновременно и замерли, переводя дыхание. Ичиго казалось, что он слышит, как стучит у Гриммджо сердце.
— Эй, трясешься как лист на ветру. Может, тебя надо кормить почаще? С ложечки, — издевался Гриммджо.
Ичиго показал ему средний палец и, чутко вслушиваясь, сделал вид, что смотрит в одну точку. Гриммджо тем временем тихо, очень тихо перемещался вправо. И его атака по печени чуть не прошла — у Ичиго на миг заложило уши, а в следующий он едва успел поставить блок, закрываясь от атаки.
— И это все, — выдохнул Ичиго, — что ты можешь предложить бедному слепому?
— Да блядь, — прорычал Гриммджо и пошел в атаку — в самую настоящую, как понял Ичиго, поймав корпусом сразу серию ударов.
Теперь Гриммджо не валял дурака, не бил вполсилы, не давал Ичиго сориентироваться. Он просто лупил, пробивая все блоки; атаковал то справа то слева. От напряжения и боли в висках стучала кровь, колени уже дрожали. Один раз Ичиго оступился и с трудом удержался на ногах. А потом вдруг понял, что считает ритм ударов Гриммджо. Один-два — смена руки. Три-четыре — еще одна смена. Пять — передышка.
Ичиго открылся, принимая очередную серию ударов по корпусу, а потом с силой выбросил кулак чуть выше и вперед. Костяшки впечатались в челюсть с глухим звуком, что-то хрустнуло, и Гриммджо с придушенным воплем рухнул на землю и застыл.
— Эй, — Ичиго сделал неуверенный шаг вперед, — ты там что, вырубился, придурок?
Гриммджо пошевелился, и Ичиго почувствовал облегчение — вот же кретин. Присел, нащупывая колено Гриммджо — тот им вяло дернул. Ичиго устроился рядом, скрестив ноги.
— Интересно, где моя одежда? — проговорил он.
Гриммджо зашарил рукой по земле, а через миг в лицо Ичиго прилетела куртка. Ветер стих, но было прохладно. Он набросил куртку на плечи и слушал, как Гриммджо понимается и садится.
Что-то хрустнуло, Гриммджо выругался, а потом сплюнул.
— Ты мне зуб выбил, мудак.
На этот счет Ичиго не испытывал никаких угрызений совести.
— Ты еще поплачь.
— И второй шатается.
— Напиши на меня заявление, — предложил Ичиго.
— Объяснительную придется писать, — вздохнул вдруг Гриммджо.
— Зачем?
— Подрался же, а у меня условный. Вот и отчитываюсь за каждый чих.
— И что пишешь? — заинтересовался Ичиго.
— В последний раз это была дверь.
— Можешь призвать меня в свидетели. Я скажу, что мой одноклассник Гриммджо Джаггерджак снова ударился об дверь. Могу даже сказать, что дважды. Когда с первого раза не понял.
— Повыебывайся еще,— Гриммджо ткнул Ичиго кулаком в бок.
— Если синяка не будет, ничего писать не придется. Слушай, у меня же мазь есть. Отек она точно снимает. Блин, сумка…
— Вот.
На колени Ичиго плюхнулась сумка. Мази еще хватало, несмотря на то, что пользовался Ичиго ею регулярно.
— Давай сюда свою морду.
Ичиго коснулся лица Гриммджо и вдруг подумал, что хочет понять, как он выглядит. Образ того, прошлого Гриммджо был простым слепком из воспоминаний. Тогда Гриммджо запомнился наглостью, буйными цветами и взрывными движениями. К лицу же Ичиго не присматривался.
Он тронул указательным пальцем подбородок, провел по твердой линии челюсти, подушечками погладил щеки, потрогал переносицу. Глаза Гриммджо не закрывал, поэтому Ичиго просто тронул нижнее веко — и вдруг нащупал там короткий шрам, на том самом месте, где был набит цветной татуаж. Если сосредоточиться, то можно даже отыскать выпуклый рельеф татуировки.
Под вторым глазом у Гриммджо оказался еще один такой шрам. Два — вряд ли случайность.
— Увлекался шрамированием?
Гриммджо хмыкнул, и лицо дрогнуло под пальцами, расколовшись ухмылкой.
— Можно и так сказать. Только не я, а мать.
Тон, которым Гриммджо это произнес, заставил замереть. Ичиго молчал, Гриммджо — тоже. И не было никакого желания расспрашивать. Если Гриммджо захочет, то расскажет сам.
— Ее в старшей школе несколько гайдзинов изнасиловали, с американской базы. Ну и родила меня. Не знаю, зачем, ненавидела. Потом у нее окончательно поехала крыша, и она решила, что в моей внешности слишком много европейского. Ну и подправила немного.
Гриммджо опять криво усмехнулся. Ичиго дрожащим пальцем бездумно гладил его по нижнему веку. Палец щекотали густые ресницы. Это, кажется, единственное, что в Гриммджо было мягкого. Во всем остальном он состоял из углов и мышцы, даже волосы были сухие и жесткие.
— А красишь почему?
Плечи Гриммджо приподнялись и опустились.
— А я с детства седой. И с детства жалеют, — он оскалился.
Ичиго это хорошо понимал. Они помолчали, а потом он спохватился — синяк.
Размазывая по лицу Гриммджо скользкую массу, Ичиго проваливался в какую-то ирреальность происходящего. Темнота раздвинулась, и ее заполнили цветные запахи и дрожащие звуки. Гриммджо почти не дышал, а Ичиго вел пальцами по краю припухлости, тщательно накладывая еще один слой мази. В горле пересохло.
— Все, — он откашлялся. — Посмотри название, купи такую же. Надо будет мазать два раза в день.
— Угу. Пошли, поздно.
Гриммджо отодвинулся и встал одним движением. Довольно потянулся и выдохнул. Ичиго слышал, как он ходит по площадке, собирая свои вещи и — Ичиго не поверил своим ушам — что-то мурлычет.
Снова подул цветной ветер.
@темы: Рейтинг: NC-17, Категория: слэш, Персонаж: Куросаки Ичиго, МиниБэнг-2014, Персонаж: Гриммджо Джаггерджак
понедельник, 09 июня 2014
Жизнь - веселый карнавал. (с)
Название: Живые
Автор: Пэмдар
Бета: Это не моя нога
Иллюстратор: Это не моя нога
Пейринг/Персонажи: Гриммджо/Орихиме, Гриммджо/Орихиме/Улькиорра
Тип: гет, слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: приключения, романс
Размер: миди (11 тыс. слов)
Саммари: Орихиме – арранкар-нумерос и женщина Гриммджо. Улькиорра, Гриммджо и Орихиме отправляются на совместное задание, на первый взгляд не предвещающее особых сложностей, но проваливают его. Улькиорра пытается выяснить, что скрывают Гриммджо и Орихиме и как это связано с его странной болезнью, симптомы которой стали появляться сразу после возвращения с задания. Болезнь прогрессирует, а Орихиме и Гриммджо все чаще оказываются рядом с Улькиоррой
Примечания: фик написан на Bleach MiniBang-2014
Предупреждения: AU, тройничок
Ссылка на скачивание текста: doc || rtf
Ссылка на скачивание иллюстраций: архив, png
Улькиорра переводил взгляд с одного монитора на другой. Никто не подходил идеально. Хотелось выполнить задание без лишних конфликтов — значит, не Исида Урю и не Ясутора Садо. Но достаточно ли сильна связь Куросаки Ичиго с друзьями, которые не обладали необычными способностями? Слишком мало данных.
— Девушка, — Орихиме чуть наклонилась, задумчиво разглядывая монитор с Арисавой Тацки. — Спасение девушки — это так романтично.
Гриммджо тоже склонился к монитору, прижавшись грудью к спине Орихиме и обняв ее за талию. В очередной раз демонстрировал свое право, как будто следов реяцу было недостаточно. Это отвлекало. Они оба только и делали, что отвлекали Улькиорру.
— Гриммджо, напомни мне, что твоя женщина здесь делает? — едва слышно вздохнув, спросил Улькиорра. Хватало ему и того, что приходилось терпеть самого Гриммджо — к сожалению, без него задание не выполнить, кто-то должен отвлекать Куросаки Ичиго. Сила того за последние дни очень быстро возросла по необъяснимым причинам, и Улькиорре это не нравилось.
— А она идет с нами, — Гриммджо довольно оскалился и крепче прижал Орихиме к себе. — Айзен приказал.
Орихиме удивленно вскинула брови, но тут же радостно заулыбалась. Раньше в Генсей она не выходила, и наверняка ей хотелось посмотреть на него, как и всем остальным. Улькиорре сначала тоже было интересно, но одного визита туда хватило за глаза, чтобы утолить любопытство. Слишком ярко и шумно.
Улькиорра задумался. Он не видел необходимости в присутствии Орихиме, но Айзен мог желать подстраховаться за счет ее целебной силы или изучить действие этих способностей в условиях другого мира. Или — кто знает — просто подарить Орихиме это путешествие.
Когда Орихиме стала арранкаром, ей присвоили номер, следующий сразу за номерами Лоли и Меноли, и с тех пор каждый день один час вечером она проводила наедине с Айзеном. Улькиорра сделал вполне однозначные выводы и не обращал на нее внимания.
А потом Гриммджо перевернул все выводы с ног на голову. Как всегда.
Так или иначе, Айзену виднее. Улькиорра решил, что если будет беспокоить его ненужными уточнениями перед самой операцией, то продемонстрирует свою некомпетентность. Значит, Орихиме отправится с ними.
Но Улькиорра по-прежнему оставался руководителем операции, поэтому сказал:
— Она пойдет со мной, а не с тобой.
Возмущенный вопль того стоил, и Улькиорра едва заметно усмехнулся. Это компенсировало все предыдущее раздражение. Впрочем, он сказал это не только ради того, чтобы позлить Гриммджо.
Как ни странно, совет Орихиме казался дельным. Ичиго был в близких, пусть и не романтических, отношениях с Тацки, а с женщиной наверняка можно будет обойтись без лишних конфликтов. Важно, чтобы она пошла с ними добровольно, что сильно облегчило бы дальнейшее взаимодействие. На это больше шансов, если с Улькиоррой будет другая женщина.
Тем более такая, как Орихиме — внешне настолько невинная и безопасная, что даже Улькиорра рядом с ней против воли расслаблялся. Приходилось постоянно напоминать себе, что никогда не стоит терять бдительность. Особенно когда Гриммджо тоже находился близко.
— Значит, Арисава Тацки, — подытожил Улькиорра и поднялся со стула. Он ожидал, что Гриммджо и Орихиме отодвинутся, чтобы освободить ему пространство и уступить дорогу, но те даже не пошевелились, из-за чего чуть не столкнулись с ним.
Впервые Улькиорра задумался, что это задание может даться ему нелегко. И дело вряд ли будет во внешних причинах.
***
Чтобы эффектно появиться в нужный момент, иногда приходится долго ждать. Улькиорра и Орихиме стояли в подпространстве и наблюдали через полупрозрачную разделяющую завесу за Генсеем, за той его улицей, по которой должна была возвращаться из школы Тацки.
Улькиорра отстраненно размышлял о том, что было бы намного удобнее вести переговоры в каком-нибудь из подпространств между мирами. Тогда не нужно было бы торопиться и опасаться, что их засекут радары шинигами. Но прогулки по Дангаю вряд ли входили в ближайшие планы Тацки, поэтому приходилось действовать так.
Орихиме, вопреки опасениям Улькиорры, молчала и задумчиво смотрела на улицу. Между ее бровей залегла складка, как будто она пыталась что-то вспомнить или понять, но не могла.
Заняться было нечем, вид улицы не радовал разнообразием, и Улькиорра принялся разглядывать Орихиме. Он все больше убеждался, что взять ее с собой было хорошей идеей. Айзен действительно просчитывал все варианты. Орихиме с ее маской в форме венка из маленьких белых цветков вокруг головы и миловидным лицом выглядела очень дружелюбно, на Тацки должно повлиять. Улькиорра сам бы купился на ее внешний вид, если бы не знал, как становятся адьюкасами. Орихиме ела себе подобных, как и остальные адьюкасы, чтобы выжить и сохранить разум. Иначе не бывало.
Правда, глядя на то, как она нервно теребит платье, представить ее с куском сырого мяса в зубах никак не получалось. В отличие от того же Гриммджо, но эти двое как-то ухитрялись находить общий язык. Любопытный феномен арранкарской коммуникации.
Да, любопытство. Этим словом очень удобно было объяснять собственную заинтересованность.
— Так светло и ярко, — пробормотала Орихиме себе под нос, глядя на проезжающий мимо красный грузовик с рекламой какого-то напитка.
— Я задам вопрос, — сказал Улькиорра, раз уж молчание все равно было нарушено. — Ты можешь не отвечать.
Орихиме повернулась к нему, воплощая собой внимание. Улькиорра почти пожалел, что начал этот разговор, но он ненавидел что-то не понимать.
— Почему Гриммджо? — спросил Улькиорра. Про историю их знакомства он знал лишь то, что однажды Гриммджо спас Орихиме от нападок Лоли и Меноли. Их пара была странной, они даже одевались совершенно по-разному, насколько это позволяла арранкарская форма, и плотно закрытые длинные платья Орихиме резко контрастировали с распахнутыми короткими куртками Гриммджо.
Но это были мелочи. Более любопытным Улькиорре казалось то, что визиты Орихиме к Айзену не прекратились даже после того, как она стала плотно общаться с Гриммджо. И, кажется, такое положение дел всех устраивало.
Не ожидавшая подобного вопроса Орихиме покраснела. Улькиорра списал свое внезапное любопытство на влияние момента и мысленно переключился на очередное прокручивание плана в голове, уже не надеясь услышать ответ, но через минуту Орихиме сказала:
— У него такой забавный цвет волос.
Теперь пришел черед Улькиорры удивляться. Он вновь повернулся к Орихиме и посмотрел на нее так, словно впервые видел. Неожиданный ответ, Гриммджо наверняка бы пришел в ярость, если бы услышал это. Или нет, Улькиорра уже ни за что бы не поручился.
Забавный цвет волос, надо же. На щеках Орихиме все еще блуждал румянец, но теперь она улыбалась.
— И Гриммджо-кун, он такой… — Орихиме помолчала, словно подбирала нужное слово. — Такой живой. Особенно по сравнению с остальными Пустыми. Ой, Улькиорра-кун, я не хотела сказать, что ты не… Ой, то есть Улькиорра-сан! Улькиорра-сама?..
Окончательно запутавшись, она смешно замахала руками. Улькиорра продолжал удивленно на нее смотреть — так к нему еще никто не обращался. Это было странно и нелогично, друзьями они точно не являлись. Зато стала видна как минимум одна черта характера Орихиме, общая с Гриммджо: оба были до неприличия непосредственны.
От необходимости комментировать Улькиорру спасла появившаяся на дороге Тацки. Орихиме резво открыла подпространство, и они одновременно ступили на асфальт.
То, что что-то пошло не так, Улькиорра почувствовал почти сразу. Реяцу Гриммджо была слишком слабая. Возможно, их с Ичиго бой состоялся дальше, чем предполагалось изначально. Или Гриммджо был серьезно ранен. Стоило вернуться в подпространство и оценить ситуацию оттуда, но Тацки уже заметила их, поэтому Улькиорра решил придерживаться первоначального плана.
— Стой, женщина, — сказал он холодно. Тацки действительно остановилась, нахмурилась, а потом глаза ее расширились то ли от испуга, то ли от удивления. Но смотрела она совсем не на Улькиорру.
— Орихиме… — полувопросительно пробормотала Тацки, а следом уже уверенно крикнула: — Орихиме!
— Я?.. — Орихиме рефлекторно сделала шаг назад и прижала руку к груди, как будто собралась обороняться — Тацки она явно не узнавала. Улькиорра и сам не понимал, что происходит. Откуда человеческая женщина могла знать имя арранкара, который никогда не появлялся в Генсее?
— Ты меня не помнишь? Орихиме, это я, Тацки! — она рванула вперед, словно желая вцепиться в Орихиме и начать ее трясти. Улькиорра сделал шаг между ними, и это простое движение стоило ему секундной потери контроля.
Ичиго приближался слишком быстро. Отстраненно оценивая уровень его резко возросшей силы, Улькиорра достал меч и приготовился отбить удар. Атаковать первым он уже не успевал.
Значит, Гриммджо все-таки провалился. Ичиго слетел прямо с неба с мечом наизготовку и в маске, как у Пустого. Видимо, она и была причиной скачка его силы — реяцу давила сильнее, и к ней примешались новые, пустые нотки. Айзена наверняка заинтересует эта информация.
Защититься самому Улькиорре не удалось — Орихиме взмахнула рукой, с ее венка слетели три лепестка и растянулись в костяной щит между ним и Ичиго.
Удар меча Ичиго пришелся по щиту. Улькиорра продолжал принимать защитную позицию, крепче стискивая рукоять меча и ожидая, что щит расколется, осколки полетят в разные стороны, а Ичиго продолжит атаку. Но целую секунду ничего не происходило, даже звуки как будто пропали.
А потом раздался взрыв, и Улькиорра потонул в оранжевом мареве.
***
Глаза Улькиорры замечали все, даже то, что он сам упускал. Иногда полезно было раздавить один и еще раз проанализировать увиденное. Но делать это при всей Эспаде Улькиорра не любил, пусть никогда и не высказывал недовольства в открытую. При таком способе передачи информации невозможно было соврать или умолчать о чем-нибудь, оставив хоть что-то только для себя.
Айзен пожелал посмотреть события с того момента, как Гриммджо сказал, что Орихиме должна отправиться на задание. Как оказалось, такого приказа никто никогда не отдавал. Улькиорра раздавил правый глаз и попытался отрешиться, но против воли замечал новые детали: вот Гриммджо едва заметно дернул скулой, когда соврал, вот Орихиме крепче вцепилась в его руку, услышав радостное известие. Она тоже ничего не подозревала.
На моменте, когда Улькиорра из воспоминаний спрашивал Орихиме про Гриммджо, настоящий Гриммджо отчетливо хмыкнул, но комментировать и усугублять свое и без того шаткое положение не стал. Улькиорра скрипнул зубами и пообещал себе впредь внимательнее следить за тем, что говорит на заданиях, даже в подпространствах, где нет камер. Но куда больше его интересовала реакция Айзена на Тацки, когда та назвала Орихиме по имени.
Айзен никак не реагировал, продолжая задумчиво смотреть на воспоминания Улькиорры, подперев подбородок рукой. Потом в тронном зале резко стемнело — на этом моменте Улькиорра из воспоминаний потерял сознание.
Дальше не было почти ничего интересного, только темнота, изредка прерываемая вспышками света. Пару раз Улькиорра ненадолго приходил в себя, ловил взглядом Гриммджо — цвет волос у него действительно был забавный — и снова отключался.
— Достаточно, — сказал Айзен, когда Улькиорра из воспоминаний окончательно пришел в себя — в Лас Ночес, под светящимся целебным куполом. — Орихиме, расскажи, что было после взрыва.
Орихиме выглядела смущенной и испуганной, но что-то подсказывало, что переживает она вовсе не за себя.
— Я оттащила Улькиорру-к…Улькиорру в подпространство. Там нас нашел Гриммджо, он тоже был ранен, — сказала Орихиме. Она стояла между Улькиоррой и Гриммджо, и втроем они наверняка напоминали провинившихся школьников, а не арранкаров. Глупая ассоциация, но отделаться от нее никак не получалось. — Я подлечила немного обоих, Гриммджо помог донести Улькиорру до Лас Ночес, и уже здесь я вылечила их до конца. Дальше вы знаете.
Улькиорра тоже знал — их почти сразу отвели в тронный зал. Его до сих пор немного покачивало после лечения, и голова кружилась, но он заставил себя стоять прямо.
— Спасибо, Орихиме, — кивнул Айзен, словно ожидал услышать именно это. — Ты можешь идти, отдыхай.
Орихиме бросила испуганный взгляд на Гриммджо, потом почему-то на Улькиорру, но спорить не решилась, поклонилась и быстро ушла. Подождав, пока за ней закроется дверь, Айзен прикрыл глаза и произнес:
— Гриммджо. Ты оказался слишком слаб, чтобы сдержать Ичиго, и провалил порученное тебе задание. Мало того, ты посмел соврать своим братьям от моего имени.
Гриммджо отчаянно оскалился.
— Подумаешь, захотелось немного прогуляться по-семейному с братом Улькиоррой и сестрой Орихиме.
Айзен даже бровью не повел, но его реяцу пригнула Гриммджо к полу, заставила упасть на колени, сжав кулаки от боли. Улькиорра и сам устоял с трудом — ноги едва не подкосились, а по шее поползли капли пота. Тронный зал поплыл перед глазами, превращаясь в единое белое месиво. Мысли вылетели из головы, и приходилось сосредоточить все силы на том, чтобы дышать. Кто бы мог подумать, что это такой сложный процесс, но каждый вдох казался маленьким подвигом.
Реяцу давила сильнее обычного, раньше Улькиорра так не реагировал. Либо сила Айзена возросла, либо Улькиорра не до конца оправился после взрыва. Гриммджо был совсем плох и не смог встать даже после того, как давление прекратилось.
— Улькиорра, — Айзен снова переключил свое внимание, его ласковый властный голос как будто проникал прямо в сознание. — Я не вижу твоей вины в провале дела. Только в том, что ты не уточнил вопрос участия Орихиме у меня лично. Но я отстраняю тебя от дальнейшей работы со всем, что касается Куросаки Ичиго. Отдохни, ты неважно выглядишь.
Улькиорра не столько услышал, сколько почувствовал, как зашевелились остальные арранкары. Айзен был прав, разумеется, но своими словами он практически официально объявил Улькиорру слабым. Значит, в ближайшее время нужно быть настороже: борьба за места в Эспаде никогда не прекращалась.
Гриммджо между тем медленно поднялся, опираясь на пол. Теперь ему хватило ума держать язык за зубами. Улькиорра смог глубоко вдохнуть и на секунду даже поверил, что на этом все закончится. Орихиме отпустили, сам Улькиорра лишь отстранен. Гриммджо, вероятно, потерял место, но он свое отвоюет, это не запрещалось.
А потом вперед плавно шагнул Тоусен, и Улькиорра понял: ничего еще не закончилось.
***
Из тронного зала Улькиорра и Гриммджо вышли одновременно и даже синхронно сделали пару шагов вперед. Потом Гриммджо стал заваливаться набок, и Улькиорра подхватил его, стараясь не задеть обрубок руки. Движение вышло практически рефлекторным, но шанс уйти был утерян — теперь это смотрелось бы совсем нелогично.
Гриммджо слабо усмехнулся. Не обращая на него внимания, Улькиорра оглянулся в поисках Орихиме. Отчего-то ему казалось, что та будет ждать у дверей, но ее нигде не было видно.
— А у меня не хочешь спросить, почему Орихиме? — поинтересовался Гриммджо, словно более важных проблем у него не было. На прижженный кидо Тоусена обрубок руки он даже не смотрел.
Улькиорра не ответил, пытаясь решить, где искать Орихиме. Он чувствовал ее реяцу, но отчего-то не мог определить направление. Его пескиза сбоила.
Орихиме была во фракции Неллиел, и их комнаты располагались рядом. Когда-то давно Орихиме вылечила у Неллиел серьезную травму головы, полученную в бою с Нойторой, и помогла ей сохранить место в Эспаде, но подробностями этой истории Улькиорра не интересовался.
Неллиел как будто коллекционировала странных фрасьонов. Легко было представить, как Орихиме пьет чай с пирожными в компании Пеше и Дондочакки или играет с ними в прятки, но вряд ли она пошла бы к ним сейчас. Значит, комната Гриммджо.
— Потому что у нее большие сиськи, — не обращая внимания на текущий по лицу пот, Гриммджо продолжал разговаривать сам с собой. Он был очень горячий, как будто у него уже начался жар — Улькиорра чувствовал исходящее от него тепло даже через одежду. — А знаешь, что в ней еще необычного? У нее нет дыры Пустого!
Гриммджо объявил это таким торжествующим тоном, как будто чувствовал в отсутствии у Орихиме дыры свою личную заслугу. Возможно, у него начинался не только жар, но и бред.
— Не все любят демонстрировать свою дыру, как некоторые, — ответил Улькиорра, таща Гриммджо вперед по коридору, и тут же понял, что сказал глупость. Конечно, закрытые платья Орихиме не были для Гриммджо помехой.
— Я искал, — Гриммджо похабно улыбнулся, подтверждая мысль.
— У некоторых арранкаров дыры располагаются на внутренних органах, — вновь парировал Улькиорра, не понимая, зачем ввязался в этот спор и зачем вообще помогает Гриммджо. Возможно, потому что чувствовал свою ответственность за провал задания — он был назначен руководителем и не справился. Или потому что разум твердил, не умолкая: Гриммджо без руки — это неправильно, так быть не должно.
Как бы то ни было, помогать Айзен не запрещал, и Улькиорра продолжал тащить Гриммджо вперед. Тот замолчал, то ли задумавшись над словами про внутренние органы, то ли потому что берег силы.
Гриммджо оказался не только чересчур горячим, но и неожиданно тяжелым. В Уэко Мундо комплекция не играла роли, только духовная сила. Вероятно, Айзен прав, и Улькиорре действительно нужно отдохнуть, раз он испытывал затруднения даже в том, чтобы поддерживать более слабого арранкара.
Как Улькиорра и предполагал, Орихиме встретила их в комнате Гриммджо. Когда она заметила обрубок руки, лицо ее исказилось болью, но взгляд сделался решительным.
— Сюда, — почти приказала Орихиме, указав рукой на кровать. Улькиорра приподнял бровь, удивляясь тону, но спорить не стал: сил становилось все меньше. Он не слишком бережно свалил Гриммджо на кровать и отошел.
Орихиме приподняла обе руки, как обычно делала перед использованием своей силы, в последнюю секунду вдруг остановилась и зачем-то спросила:
— Гриммджо-кун, ты уверен?
— Давай, — ответил тот, широко улыбнувшись.
Прежде чем начать, Орихиме осторожно и нежно провела рукой по его волосам. Гриммджо замер, с нечитаемым выражением лица глядя ей в глаза, а вовсе не на грудь.
Большие сиськи и забавный цвет волос, ну конечно. Улькиорра почувствовал, что присутствует при чем-то сокровенном, не предназначенном для посторонних глаз, и развернулся, чтобы уйти.
— Улькиорра-кун! — окликнула его Орихиме. Эта женщина неисправима.
— Что? — спросил Улькиорра, оглянувшись. Рука Гриммджо под светящимся куполом уже восстанавливалась, и было ясно, что долго шестое место в Эспаде Люппи занимать не будет.
— Если ты захочешь, чтобы… — Орихиме на секунду замялась, но продолжила: — Чтобы я тебя исцелила, то приходи.
Сегодня был первый раз, когда Орихиме лечила его. Про ее необычную для арранкара силу знали все в Лас Ночес, но испытать действие такого исцеления на себе мало кому удавалось. Немногие могли решиться попросить вылечить их у женщины Гриммджо, остальные считали это ниже своего достоинства.
Улькиорра был рад, что его глаза не передают ощущения, только картинку. Никто из присутствующих в тронном зале не смог ощутить приятного тепла, которое разливалось по всему телу от действия купола Орихиме, легкого покалывания в дыре и ладонях и непривычной расслабленности.
И никто не смог ощутить, как осторожно Орихиме провела Улькиорре по волосам, пока думала, что тот без сознания. Улькиорра не видел, только чувствовал теплые пальцы, но теперь был уверен, что ему не приснилось — практически таким же жестом Орихиме погладила по голове Гриммджо.
— Или просто приходи, — продолжила Орихиме. — На чай!
— В любое время, — добавил Гриммджо великодушно. — Только чай с собой приноси.
— Не вижу необходимости, — холодно ответил Улькиорра, но в горле почему-то пересохло. Чай бы ему сейчас не помешал.
Посмотрев на эту странную пару еще пару секунд, Улькиорра развернулся и пошел к себе. Больше его никто не останавливал.
Придя к себе, Улькиорра долго не мог уснуть. Голова раскалывалась, и он ворочался, впервые в жизни задумываясь над тем, как мало вариантов поз для сна оставляет его маска. Получалось лежать только на одном боку и только на пышной подушке, чтобы рог утопал в ней, принося минимум неудобств.
Гриммджо было проще, тот мог спать на спине. Представить, насколько Орихиме мешают ее цветы, не удавалось. Может быть, она их не замечает, а может быть, тоже вынуждена спать на пышной подушке. Или на плече Гриммджо.
Недоумевая, почему вообще об этом рассуждает, Улькиорра все-таки погрузился в сон. Ему снилось что-то неприятное, как будто рядом была опасность, а он не мог ни открыть глаза, ни пошевелиться, ни произнести хоть слово, хотя хотелось кричать во все горло. Абсолютная беспомощность, даже звуки долетали как сквозь вату. Странные звуки, напоминающие скрежет колесиков.
Резко дернувшись, Улькиорра проснулся — и не поверил своим глазам.
На краешке его кровати сидела Орихиме, а за ее спиной маячил Гриммджо. Он лениво опирался на тележку с едой. На подносе в суповой тарелке дымилось какое-то подозрительное варево.
— Серьезно? — спросил Улькиорра, медленно садясь. Увиденная картина не входила в его представления о счастливом утре. То есть если бы он составлял топ из наиболее приятных вариантов утра, то сегодняшнее точно находилось бы в последней сотне, где-нибудь между землетрясением в Уэко Мундо и попытками фрасьонов Неллиел поиграть в прятки в его комнате.
— Ты вчера выглядел больным, и я решила приготовить тебе куриный бульон, — Орихиме улыбнулась и подскочила с кровати, едва не перевернув тележку. Что бы ни дымилось в тарелке, курицу оно точно не напоминало.
— Ты просто обязан попробовать ее стряпню, — добавил Гриммджо и бесцеремонно уселся на кровать Улькиорры, на то место, где только что сидела Орихиме. — Почему я один должен страдать?
Наглость этих двоих настолько превышала все пределы, что Улькиорра даже не нашел в себе сил удивляться. Или у него просто не было сил ни на что — голова перестала раскалываться, зато дыра неприятно пульсировала, а глаза резало. Казалось, что все цвета в комнате стали ярче, даже светло-серые стены. На Гриммджо и Орихиме смотреть вообще было почти больно.
Еще какие-то крошки прилипли к щеке, и Улькиорра раздраженно смахнул их. Непонятно, откуда они взялись — привычки есть в постели у него никогда не было. Но, возможно, сегодня стоило сделать исключение.
— Если я отравлюсь и умру, то вас накажут за диверсию, — сказал Улькиорра и взял тарелку. Резкий запах оглушил до помутнения в глазах, но отступать было поздно.
Отправив в рот одну ложку, Улькиорра замер. Он никогда раньше не испытывал столько ярких вкусов сразу: бульон казался одновременно острым, кислым, сладким и соленым. Курицей, правда, по-прежнему не пахло.
Увидев, что Орихиме внимательно следит за его реакцией, Улькиорра сказал:
— Очень… насыщенно.
Орихиме расцвела, будто восприняла это как комплимент, а Гриммджо заржал в голос. У него снова было две руки, но что-то в его образе все равно казалось неправильным.
Спустя пару секунд Улькиорра понял, что именно: Гриммджо был в плотно застегнутой куртке. Кажется, Орихиме все-таки повлияла на него своим вкусом в одежде. Лишь бы тоже готовить не начал.
Тем не менее Улькиорра заставил себя осилить всю тарелку — только чтобы посмотреть, как удивленно вытянется лицо Гриммджо. И как теплее улыбнется Орихиме.
Когда с тем, что по недоразумению называлось куриным бульоном, было покончено, Улькиорра отложил тарелку и вопросительно уставился на гостей: что дальше? Не пришли же они только ради того, чтобы принести ему завтрак в постель.
Но они не переставали удивлять: Гриммджо откинулся на спину, едва не задевая ноги Улькиорры, а Орихиме направилась к двери.
— Я пойду, меня ждет Айзен-сама. Попросил сегодня утром прийти, невежливо будет опаздывать, — бросила она и побежала прочь, взмахнув подолом платья.
Удивительно было слышать это «невежливо опаздывать» по отношению к Айзену, другой арранкар наверняка бы выразился как-нибудь вроде «он мне голову оторвет и на нос Меноса насадит». Орихиме вообще не переставала удивлять, и Улькиорра не понимал, почему так мало обращал на нее внимание раньше.
Гриммджо проводил ее хмурым взглядом, но в этом взгляде не было ревности и злости. Скорее что-то похожее на легкое беспокойство.
— Ты не отпустил ее одну отнести мне бульон, но совсем не переживаешь из-за Айзена? — спросил Улькиорра. Свое любопытство он привык удовлетворять полностью.
Вместо ожидаемого возмущения Гриммджо удивленно уставился на него, а потом снова заржал во весь голос. Улькиорра против воли поморщился — было слишком громко.
— Ты думал, она и… — отсмеявшись, Гриммджо продолжал улыбаться. — Ты удивишься, Улькиорра, но Айзен трахает не всех в Лас Ночес. Орихиме лечит ему Хогиоку.
— Лечит Хогиоку? — непонимающе переспросил Улькиорра. Гриммджо только неопределенно покрутил в воздухе рукой — не похоже, чтобы этот вопрос его сильно волновал.
Вряд ли Хогиоку действительно нуждалось в лечении в буквальном понимании этого слова. Но еще вчера, наблюдая вблизи силы Орихиме, Улькиорра предположил, что она исцеляет не в привычном смысле, а как будто убирает негативные воздействия, отматывая время вспять. Рука Гриммджо не вырастала заново, она просто появлялась там, где и была.
Значит, Айзен экспериментировал над тем, как силы Орихиме влияют на Хогиоку. Возможно, хотел его улучшить или исправить какой-то дефект. Это многое объясняло.
Разве что кроме того, почему Гриммджо развалился на кровати Улькиорры, как на своей собственной.
— Чем собираешься сегодня заниматься? — спросил Гриммджо таким тоном, словно задавал этот вопрос Улькиорре каждое утро последние лет пять.
— Для начала, выставлю тебя за дверь, — ответил Улькиорра, откидывая одеяло и поднимаясь. От резкого движения в глазах потемнело, но он не стал подавать виду. — Потом попытаюсь выяснить, почему мы провалились.
— Тебя же отстранили от задания, — фыркнул Гриммджо.
— А тебя выгнали из Эспады.
Гриммджо злобно глянул в ответ. Вот теперь Улькиорра почти перестал чувствовать неправильность происходящего — такой Гриммджо был знакомым и понятным.
Улькиорра успел сходить в душ, вернуться и переодеться. Каждое движение давалось с трудом, но показывать слабость при Гриммджо не хотелось. Тот продолжал валяться на кровати, не предпринимая попыток убраться. И пусть, с ним даже спорить не хотелось.
Подал голос Гриммджо только тогда, когда Улькиорра уже открыл дверь и собрался выходить из комнаты.
— А круто там в Генсее, а? — ни с того ни с сего спросил Гриммджо.
— Слишком ярко, — ответил Улькиорра, глядя в его голубые глаза. Их цвет почему-то больше совсем не раздражал.
***
Оказавшись за дверью своей комнаты, Улькиорра медленно вдохнул и задержал дыхание. Дыра по-прежнему пульсировала, и голова немного кружилась. Слишком много последствий для обычного взрыва. Значит, взрыв был не совсем обычный.
Улькиорра стоял, пользуясь передышкой и размышляя, куда двинуться дальше. Можно было пойти к Заэлю и описать свое состояние. Тот наверняка нашел бы объяснение странным симптомам и устранил их. А можно было заняться поисками ошибки, которая привела к провалу операции.
Подумав, Улькиорра решил остановиться на последнем варианте и направился в информационный центр. Кажется, состояние здоровья улучшалось — по крайней мере, вернулось ощущение реяцу, и можно было легко почувствовать того же Гриммджо через стену. А появляться в лаборатории Заэля без крайней необходимости не хотелось: Улькиорра не боялся его, но иногда ему казалось, что настолько сильным безумием можно заразиться и отравить собственный разум.
По дороге Улькиорра тестировал пескизу. Гриммджо, судя по всему, надоело валяться в чужой комнате, и он пошел к себе. Его духовная сила полностью восстановилась, и было непонятно, почему он с таким уровнем проиграл Ичиго, даже когда тот смог использовать свою маску.
Но больше Улькиорру интересовал взрыв. Тогда создалось ощущение, что силы Орихиме и силы Ичиго вступили в резонанс и оттолкнулись друг от друга, как одинаково заряженные электроны.
Возможно, дело было в неожиданно пробудившихся у Ичиго силах Пустого, которые не успели стабилизироваться и потому столь бурно отреагировали на столкновение. Но такого не происходило при его сражениях с другими арранкарами, с тем же Гриммджо. И, в отличие от Орихиме, Ичиго по-прежнему оставался человеком, так с чего бы их силам резонировать?
В памяти снова всплыли слова Тацки, которая отчаянно звала Орихиме, будто давно знала. Не было похоже, что она притворялась. Улькиорра чувствовал близость разгадки, но из-за головокружения ухватить мысль никак не получалось.
— Улькиорра-сама? — пропищал мелкий нумерос, обслуживающий информационный центр.
— Мне нужен внешний Интернет, — приказал Улькиорра холодно. Даже если его отстранили от задания, он продолжал оставаться четвертым в Эспаде, и ему не должны были препятствовать.
Нумерос с неестественно вытянутым лицом, вызывающим подозрения, что он вышел откуда-то из глубин лаборатории Заэля, поклонился и повел его к дальнему компьютеру. Улькиорра шел, пытаясь погасить неожиданное раздражение, причин которого сам не понимал. Смотреть на крысиную голову нумероса он старался как можно меньше.
Очередное изобретение Заэля располагалось в отдельной комнате, доступ туда имела только Эспада, Гин с Тоусеном и сам Айзен. На экран транслировалось изображение с точно такого же компьютера в Генсее. Насколько Улькиорра понимал принцип его работы, оба монитора находились на одном и том же месте, пусть и в разных мирах, и были связаны потоками рейши.
Если бы кто-нибудь пробрался в закрытую комнату с генсейским компьютером, то увидел бы, как его кнопки нажимаются будто сами собой, но небольшая вероятность напугать кого-то из людей Улькиорру не волновала. Он вводил запрос за запросом, пытаясь найти зацепку. Иногда информация лежала на самом виду, нужно было только понять, что искать.
Интуиция подсказывала, что начать следует с Орихиме.
***
Через час Улькиорра узнал достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы. Он хотел бы продолжить искать информацию, чтобы подкрепить их, но глаза резало так, что они начали слезиться. Кажется, впервые в жизни.
Отодвинув стул, Улькиорра встал и пошел прочь из информационного центра, стараясь держаться поближе к стене. Его мутило, а дыру как будто прошивало искрами тока. Все-таки нужно было сразу пойти к Заэлю, а не тратить время на поиск информации, которая могла подождать.
Так, двигаясь почти вплотную к стене, Улькиорра вышел в коридор. Он медленно шагал, отстраненно размышляя о том, почему раньше не замечал, что все коридоры в Лас Ночес одинаково серые и безжизненные, как бесконечная пустыня Уэко Мундо. Раньше его это не смущало. Никого из арранкаров не смущало.
Зато теперь становилось понятно, почему Айзен сделал внутреннюю сторону купола похожей на небо: наверняка иначе шинигами могли просто сойти с ума. Оставалось только удивляться, почему Улькиорра сам не сошел с ума и почему раньше не любил находиться под куполом, предпочитая ему эти бледные стены.
Сейчас Улькиорре казалось, что если он пробудет среди них еще немного, не увидев ни одного яркого пятна, то точно свихнется и забудет даже собственное имя.
Поворот дался слишком тяжело, Улькиорру повело, и он врезался в стену, не успев подставить руки. Что-то оглушающе хрустнуло, а голову пронзила резкая боль, такая сильная, что пришлось зажмуриться.
Подняв веки, Улькиорра долго не мог поверить своим глазам. На полу валялся обломок его рога. Кусок маски Пустого.
Улькиорра осторожно ощупал скол на голове. На пальцах осталось несколько крошек — таких же, какие он недавно стряхнул с щеки. Его маска крошилась. Кажется, к Заэлю нужно было не просто идти, а бежать из последних сил. Вот только сил не было.
Когда Улькиорра занес ногу для следующего шага, мимо его лица пронеслось лезвие. Он едва успел отскочить и обернулся.
— Улькиорра! — стоящий в конце коридора Нойтора счастливо оскалился. В руке он сжимал рукоять Санта-Терезы.
Вот оно — то, чего Улькиорра ожидал после слов Айзена. Его пытались сместить с четвертого места. Как предсказуемо и как не вовремя.
Улькиорра вытянул вперед палец — одного мощного удара Серо хватит, чтобы указать Нойторе его место или хотя бы просто на время остудить его пыл.
Вместо Серо на пальце блеснула лишь зеленая искра и тут же погасла.
Кажется, Нойтора удивился не меньше Улькиорры — так расширились его глаза. Но сориентировался он быстро и вновь метнул вперед Санта-Терезу. Звякнула цепь, Улькиорра рванул вправо, уже понимая, что не успевает.
Лезвие Санта-Терезы вошло в плечо так легко, как будто у Улькиорры не было иерро. Он пошатнулся и привалился к стене, непотревоженной рукой потянувшись к мечу. Нойтора был быстрее, и когда Улькиорра коснулся рукояти, Санта-Тереза уже вновь летела ему в лицо.
Костяной щит свалился словно с неба, и Санта-Тереза врезалась в него с диком лязгом. Улькиорра против воли ожидал повторения взрыва, но в этот раз лезвие только отлетело в сторону.
— Нойтора-сама! — крикнула появившаяся из-за угла Орихиме. — Нойтора-сама, Нелл-сама просила передать, что она вас ищет!
Нойтора тяжело дышал и, кажется, не до конца понимал, что сейчас произошло. Он чувствовал кровь и слабость, как зверь, и не мог так просто переключиться. Улькиорра прикидывал, каковы шансы отбиться. В таком состоянии они были не особенно высоки, даже если Орихиме поможет.
Но вышедший следом за Орихиме Гриммджо склонил чашу весов в другую сторону. Он выглядел так, как будто совершенно случайно решил прогуляться именно по этому коридору, но встал прямо за спиной Улькиорры. Нойтора перевел взгляд с одного на другого и, сделав какие-то выводы, пошел прочь. Может быть, решил, что шансы не в его пользу, а может быть, упоминание Неллиел так на него подействовало. Во второе верилось больше.
После того как Нойтора скрылся за поворотом, Улькиорра выждал еще пару минут, не шелохнувшись. А потом начал оседать.
Сознание помутилось, но на пол он упасть не успел — чьи-то горячие руки ловко его подхватили.
— Вы меня преследуете? — с трудом выдавил Улькиорра, не открывая глаз.
— Заткнись, — бросил Гриммджо, подтверждая догадку — теперь он тащил его куда-то.
— Моя регенерация… — слова давались с трудом. — Уже должна была…
— Сказал же, заткнись, — в голос Гриммджо прокралось раздражение и, кажется, волнение. Улькиорра не мог сказать наверняка, тьма снова поглотила его сознание.
Когда разум прояснился в следующий раз, Улькиорра уже лежал, чувствуя под головой что-то мягкое. Звуки голосов доносились как сквозь вату.
— Вылечи его, — бросил Гриммджо.
— Нет, — неожиданно твердо сказала Орихиме.
— Вылечи! — Гриммджо практически рычал.
— Нет, — снова тихо ответила Орихиме. — Он должен сам решить.
Улькиорре быстро надоело не принимать участия в обсуждении, и он открыл глаза. Куртки на нем не оказалось, зато плечо было туго перебинтовано. Вряд ли его носили в медпункт, значит, его замотала либо Орихиме, либо Гриммджо. Они воистину были полны сюрпризов.
Голова Улькиорры покоилась на теплых коленях Орихиме. На душе было спокойно, несмотря на все события, и подниматься совсем не хотелось.
— Вы точно меня преследуете, — ответил Улькиорра сам себе, а Гриммджо и Орихиме улыбнулись — совершенно непохоже, но одновременно.
Они сидели в комнате Гриммджо, такой же бесцветной, как и остальной Лас Ночес. Чтобы не смотреть на стены, Улькиорра перевел взгляд с Гриммджо на Орихиме, потом — на ее маску. Россыпь маленьких цветов.
У арранкаров не бывает масок в форме цветов, как не бывает цветов в пустыне Уэко Мундо. Животные — какие угодно, но не растения.
Раз никто не рвался продолжать разговор, Улькиорра решил сделать это сам.
— Несколько лет назад в Генсее попал в автомобильную аварию и погиб некто Иноуе Сора, — начал он. — На аварию пресса не обратила бы внимания, если бы через пару лет на том же месте не погибла его сестра, Иноуе Орихиме.
Из такого положения сложно было разглядеть эмоции на лице Орихиме, но Улькиорра почувствовал, как она напряглась. Гриммджо только сжал челюсти.
— Не знаю, достаточно ли времени прошло с момента смерти, чтобы эволюционировать в адьюкаса. Думаю, ты могла бы успеть, если бы сразу начала пожирать себе подобных. Но ты не пожирала.
— Я не помню ничего до того, как очнулась в тронном зале перед Айзеном с Хогиоку, — голос Орихиме звучал грустно, но не удивленно.
— Я предполагаю, Айзен сделал искусственного арранкара из простой человеческой души, — высказал Улькиорра мысль, тревожившую его с момента выхода из информационного центра. — Может быть, даже специально выбрал душу, наименее склонную к самостоятельной пустолизации. И сильную — обычная, скорее всего, не выдержала бы. Не исключено, что только так у него получилось привить арранкару силы, подобные твоим.
Если Улькиорра был прав, то Орихиме никогда не испытывала этой всепоглощающей пустоты и желания отдать за маску свое сердце, лишь бы огородиться от огромного враждебного мира. И она никогда не испытывала звериный голод и страх потерять свою личность, вынуждающие жрать себе подобных. Раньше Улькиорра считал это естественными и неотъемлемыми составляющими эволюции Пустых, но оказалось, что бывает и по-другому.
Он не мог представить Орихиме с куском мяса Пустого в зубах, потому что этого просто не могло быть.
— Поэтому у тебя нет дыры. Ичиго тоже стал Пустым неестественным путем, его силы еще не стабилизировались, и при столкновении с тобой произошел взрыв, из-за которого я…
— Дело не во взрыве, — вдруг перебил Гриммджо. — А в ее лечении.
Ощущение покоя пропало, дыра снова начала пульсировать. Улькиорра медленно сел, не обращая внимания на ноющую боль в плече, и уже привычно перевел взгляд с Гриммджо на Орихиме.
Они все знали с самого начала.
Орихиме встала с кровати, зачем-то взяла Гриммджо за локоть и заговорила:
— Мне кажется, это все Хогиоку. Моя сила должна была его улучшить, но вышло наоборот, я сама становилась сильнее с каждым разом. Мы заметили, что что-то не так, когда я вылечила Гриммджо после первого боя с Ичиго…
— И я поиграл второй бой, — подхватил Гриммджо. — Мне было почти так же хреново, как тебе сейчас.
Улькиорра лихорадочно соображал. Если он правильно понял, сила Орихиме не просто лечила — она отрицала болезни, раны и все то, что считала чужеродным и неправильным.
Она пыталась очистить их от Пустоты.
Душа, которая стала арранкаром искусственным путем, подсознательно считала Пустоту чем-то вроде заражения крови. И избавляла от нее по мере сил.
— Что с тобой стало после третьего лечения? — спросил Улькиорра, глядя на Гриммджо. Тот расстегнул все пуговицы, одну за другой, и распахнул куртку.
— Мы хотим бежать, — заговорил Гриммджо, ухмыльнувшись. — Ты же видишь, к чему все идет. Айзен порежет нас, как жертвенных Меносов. А в Генсее — жизнь.
Улькиорра почти не слушал — он, не отрываясь, смотрел на гладкий загорелый живот Гриммджо. Дыры там больше не было.
— Нелл-сама и Пеше с Дондочаккой уже ушли в пустыню. Сказали, что там их дом, — Орихиме крепче сжала локоть Гриммджо. — Они звали меня с собой, но я… Пошли с нами, Улькиорра-кун!
Последнюю фразу она выкрикнула с таким отчаянием и надеждой, что Улькиорра сразу пришел в себя. Ощупал края своей дыры — она все еще была на месте — и поднялся с кровати. Заэль найдет решение, а если нет, то Айзен поможет. Раз он смог пустолизировать обычную душу, то и арранкара сможет вернуть в прежнее состояние.
Орихиме страдальчески свела брови — Улькиорра и рад был бы на нее не смотреть, но ее лицо слишком выделялось на фоне бледной стены.
Сделав над собой усилие и отвернувшись, Улькиорра пошел к выходу. Открыть дверь ему не дали — подлетевший, как ураган, Гриммджо схватил его за плечо и резко развернул. Улькиорра содрогнулся от боли — его ране явно не понравилось, что ее так потревожили.
— Ты же чувствуешь это! — заорал Гриммджо. — Не говори, что не чувствуешь!
Гриммджо размахнулся и попытался ударить правой рукой ему по лицу. Улькиорра поймал кулак и смог отвести его в сторону, но полностью остановить удар не удалось, и костяшки проехались по стене. Кожа содралась, выступила кровь, а тело и не думало регенерировать даже такую маленькую рану.
Улькиорра чувствовал. Тянущая боль в плече и руке, незнакомые запахи, яркость крови, которую он раньше не замечал. Так выглядела, пахла и ощущалась жизнь.
Видимо, Улькиорра не казался достаточно убежденным, потому что Гриммджо резко схватил его за затылок, наклонился ниже и принялся целовать.
В этот раз Улькиорра не стал сопротивляться — шквал чувств, ощущений и запахов лавиной обрушился на него. Раньше он ни с кем не испытывал ничего подобного. Казалось, что кожа обуглится от чужого дыхания, губы оплавятся, а рука на затылке прожжет в голове дыру.
Слишком много вкусов, цветов и эмоций, слишком много Гриммджо. Слишком много всего.
Гриммджо целовал напористо, словно пытался что-то доказать, убедить в том, на что не хватало слов. Улькиорра осторожно ответил, и клубок нахлынувших чувств запутался окончательно.
Это мешало думать, и Улькиорра, выставив вперед руку, резко отстранился. Гриммджо не стал возражать, но смотрел требовательно и выжидающе.
Орихиме за его спиной покраснела, нерешительно улыбнулась, и в ее глазах засветилась надежда. Все-таки они были странной парой.
Улькиорре сделали предложение — променять свою суть на неизвестность, относительно спокойное и понятное существование на кисло-сладко-соленую жизнь, серые стены на режущие глаза краски. Голубые и светло-карие. Только безумец мог согласиться на такое.
— И как вы собираетесь сбежать? — спросил Улькиорра. — Только не говорите, что планируете просто открыть гарганту и шагнуть в нее.
Гриммджо и Орихиме переглянулись с таким видом, что сразу стало понятно: именно это они и планировали. Улькиорра вздохнул.
— У вас больше общего, чем я думал.
— Да, нам с ней одинаково нравятся занудные придурки, которые любят много думать. Ничего не можем с собой поделать, — Гриммджо улыбнулся, а Орихиме хихикнула в ладонь, но тут же попыталась придать лицу серьезное выражение. Бесполезно — она раньше всех поняла, какое решение примет Улькиорра. Возможно, даже раньше его самого.
Улькиорра пытался убедить себя, что просто поступает разумно. Не было гарантии, что Айзен возьмется восстанавливать арранкара, который не оправдал доверия, зато Нойтора точно не отступится. И война с шинигами приближалась, а Улькиорра сильно сомневался, что сила на стороне арранкаров. На стороне Айзена — может быть, но тот будет заботиться в первую очередь только о своих интересах. Он много сделал для Лас Ночес, но Пустые всегда были для него лишь средством достижения цели, и глупо считать иначе.
— Вы не сможете сбежать дальше пяти шагов, если я вам не помогу, — сказал Улькиорра холодно и сухо, а потом едва заметно улыбнулся.
На самом деле все разумные доводы были вторичны. Просто после того, как делаешь вдох один раз, хочется дышать всегда.
Автор: Пэмдар
Бета: Это не моя нога
Иллюстратор: Это не моя нога
Пейринг/Персонажи: Гриммджо/Орихиме, Гриммджо/Орихиме/Улькиорра
Тип: гет, слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: приключения, романс
Размер: миди (11 тыс. слов)
Саммари: Орихиме – арранкар-нумерос и женщина Гриммджо. Улькиорра, Гриммджо и Орихиме отправляются на совместное задание, на первый взгляд не предвещающее особых сложностей, но проваливают его. Улькиорра пытается выяснить, что скрывают Гриммджо и Орихиме и как это связано с его странной болезнью, симптомы которой стали появляться сразу после возвращения с задания. Болезнь прогрессирует, а Орихиме и Гриммджо все чаще оказываются рядом с Улькиоррой
Примечания: фик написан на Bleach MiniBang-2014
Предупреждения: AU, тройничок
Ссылка на скачивание текста: doc || rtf
Ссылка на скачивание иллюстраций: архив, png
Глава 1
Улькиорра переводил взгляд с одного монитора на другой. Никто не подходил идеально. Хотелось выполнить задание без лишних конфликтов — значит, не Исида Урю и не Ясутора Садо. Но достаточно ли сильна связь Куросаки Ичиго с друзьями, которые не обладали необычными способностями? Слишком мало данных.
— Девушка, — Орихиме чуть наклонилась, задумчиво разглядывая монитор с Арисавой Тацки. — Спасение девушки — это так романтично.
Гриммджо тоже склонился к монитору, прижавшись грудью к спине Орихиме и обняв ее за талию. В очередной раз демонстрировал свое право, как будто следов реяцу было недостаточно. Это отвлекало. Они оба только и делали, что отвлекали Улькиорру.
— Гриммджо, напомни мне, что твоя женщина здесь делает? — едва слышно вздохнув, спросил Улькиорра. Хватало ему и того, что приходилось терпеть самого Гриммджо — к сожалению, без него задание не выполнить, кто-то должен отвлекать Куросаки Ичиго. Сила того за последние дни очень быстро возросла по необъяснимым причинам, и Улькиорре это не нравилось.
— А она идет с нами, — Гриммджо довольно оскалился и крепче прижал Орихиме к себе. — Айзен приказал.
Орихиме удивленно вскинула брови, но тут же радостно заулыбалась. Раньше в Генсей она не выходила, и наверняка ей хотелось посмотреть на него, как и всем остальным. Улькиорре сначала тоже было интересно, но одного визита туда хватило за глаза, чтобы утолить любопытство. Слишком ярко и шумно.
Улькиорра задумался. Он не видел необходимости в присутствии Орихиме, но Айзен мог желать подстраховаться за счет ее целебной силы или изучить действие этих способностей в условиях другого мира. Или — кто знает — просто подарить Орихиме это путешествие.
Когда Орихиме стала арранкаром, ей присвоили номер, следующий сразу за номерами Лоли и Меноли, и с тех пор каждый день один час вечером она проводила наедине с Айзеном. Улькиорра сделал вполне однозначные выводы и не обращал на нее внимания.
А потом Гриммджо перевернул все выводы с ног на голову. Как всегда.
Так или иначе, Айзену виднее. Улькиорра решил, что если будет беспокоить его ненужными уточнениями перед самой операцией, то продемонстрирует свою некомпетентность. Значит, Орихиме отправится с ними.
Но Улькиорра по-прежнему оставался руководителем операции, поэтому сказал:
— Она пойдет со мной, а не с тобой.
Возмущенный вопль того стоил, и Улькиорра едва заметно усмехнулся. Это компенсировало все предыдущее раздражение. Впрочем, он сказал это не только ради того, чтобы позлить Гриммджо.
Как ни странно, совет Орихиме казался дельным. Ичиго был в близких, пусть и не романтических, отношениях с Тацки, а с женщиной наверняка можно будет обойтись без лишних конфликтов. Важно, чтобы она пошла с ними добровольно, что сильно облегчило бы дальнейшее взаимодействие. На это больше шансов, если с Улькиоррой будет другая женщина.
Тем более такая, как Орихиме — внешне настолько невинная и безопасная, что даже Улькиорра рядом с ней против воли расслаблялся. Приходилось постоянно напоминать себе, что никогда не стоит терять бдительность. Особенно когда Гриммджо тоже находился близко.
— Значит, Арисава Тацки, — подытожил Улькиорра и поднялся со стула. Он ожидал, что Гриммджо и Орихиме отодвинутся, чтобы освободить ему пространство и уступить дорогу, но те даже не пошевелились, из-за чего чуть не столкнулись с ним.
Впервые Улькиорра задумался, что это задание может даться ему нелегко. И дело вряд ли будет во внешних причинах.
***
Чтобы эффектно появиться в нужный момент, иногда приходится долго ждать. Улькиорра и Орихиме стояли в подпространстве и наблюдали через полупрозрачную разделяющую завесу за Генсеем, за той его улицей, по которой должна была возвращаться из школы Тацки.
Улькиорра отстраненно размышлял о том, что было бы намного удобнее вести переговоры в каком-нибудь из подпространств между мирами. Тогда не нужно было бы торопиться и опасаться, что их засекут радары шинигами. Но прогулки по Дангаю вряд ли входили в ближайшие планы Тацки, поэтому приходилось действовать так.
Орихиме, вопреки опасениям Улькиорры, молчала и задумчиво смотрела на улицу. Между ее бровей залегла складка, как будто она пыталась что-то вспомнить или понять, но не могла.
Заняться было нечем, вид улицы не радовал разнообразием, и Улькиорра принялся разглядывать Орихиме. Он все больше убеждался, что взять ее с собой было хорошей идеей. Айзен действительно просчитывал все варианты. Орихиме с ее маской в форме венка из маленьких белых цветков вокруг головы и миловидным лицом выглядела очень дружелюбно, на Тацки должно повлиять. Улькиорра сам бы купился на ее внешний вид, если бы не знал, как становятся адьюкасами. Орихиме ела себе подобных, как и остальные адьюкасы, чтобы выжить и сохранить разум. Иначе не бывало.
Правда, глядя на то, как она нервно теребит платье, представить ее с куском сырого мяса в зубах никак не получалось. В отличие от того же Гриммджо, но эти двое как-то ухитрялись находить общий язык. Любопытный феномен арранкарской коммуникации.
Да, любопытство. Этим словом очень удобно было объяснять собственную заинтересованность.
— Так светло и ярко, — пробормотала Орихиме себе под нос, глядя на проезжающий мимо красный грузовик с рекламой какого-то напитка.
— Я задам вопрос, — сказал Улькиорра, раз уж молчание все равно было нарушено. — Ты можешь не отвечать.
Орихиме повернулась к нему, воплощая собой внимание. Улькиорра почти пожалел, что начал этот разговор, но он ненавидел что-то не понимать.
— Почему Гриммджо? — спросил Улькиорра. Про историю их знакомства он знал лишь то, что однажды Гриммджо спас Орихиме от нападок Лоли и Меноли. Их пара была странной, они даже одевались совершенно по-разному, насколько это позволяла арранкарская форма, и плотно закрытые длинные платья Орихиме резко контрастировали с распахнутыми короткими куртками Гриммджо.
Но это были мелочи. Более любопытным Улькиорре казалось то, что визиты Орихиме к Айзену не прекратились даже после того, как она стала плотно общаться с Гриммджо. И, кажется, такое положение дел всех устраивало.
Не ожидавшая подобного вопроса Орихиме покраснела. Улькиорра списал свое внезапное любопытство на влияние момента и мысленно переключился на очередное прокручивание плана в голове, уже не надеясь услышать ответ, но через минуту Орихиме сказала:
— У него такой забавный цвет волос.
Теперь пришел черед Улькиорры удивляться. Он вновь повернулся к Орихиме и посмотрел на нее так, словно впервые видел. Неожиданный ответ, Гриммджо наверняка бы пришел в ярость, если бы услышал это. Или нет, Улькиорра уже ни за что бы не поручился.
Забавный цвет волос, надо же. На щеках Орихиме все еще блуждал румянец, но теперь она улыбалась.
— И Гриммджо-кун, он такой… — Орихиме помолчала, словно подбирала нужное слово. — Такой живой. Особенно по сравнению с остальными Пустыми. Ой, Улькиорра-кун, я не хотела сказать, что ты не… Ой, то есть Улькиорра-сан! Улькиорра-сама?..
Окончательно запутавшись, она смешно замахала руками. Улькиорра продолжал удивленно на нее смотреть — так к нему еще никто не обращался. Это было странно и нелогично, друзьями они точно не являлись. Зато стала видна как минимум одна черта характера Орихиме, общая с Гриммджо: оба были до неприличия непосредственны.
От необходимости комментировать Улькиорру спасла появившаяся на дороге Тацки. Орихиме резво открыла подпространство, и они одновременно ступили на асфальт.
То, что что-то пошло не так, Улькиорра почувствовал почти сразу. Реяцу Гриммджо была слишком слабая. Возможно, их с Ичиго бой состоялся дальше, чем предполагалось изначально. Или Гриммджо был серьезно ранен. Стоило вернуться в подпространство и оценить ситуацию оттуда, но Тацки уже заметила их, поэтому Улькиорра решил придерживаться первоначального плана.
— Стой, женщина, — сказал он холодно. Тацки действительно остановилась, нахмурилась, а потом глаза ее расширились то ли от испуга, то ли от удивления. Но смотрела она совсем не на Улькиорру.
— Орихиме… — полувопросительно пробормотала Тацки, а следом уже уверенно крикнула: — Орихиме!
— Я?.. — Орихиме рефлекторно сделала шаг назад и прижала руку к груди, как будто собралась обороняться — Тацки она явно не узнавала. Улькиорра и сам не понимал, что происходит. Откуда человеческая женщина могла знать имя арранкара, который никогда не появлялся в Генсее?
— Ты меня не помнишь? Орихиме, это я, Тацки! — она рванула вперед, словно желая вцепиться в Орихиме и начать ее трясти. Улькиорра сделал шаг между ними, и это простое движение стоило ему секундной потери контроля.
Ичиго приближался слишком быстро. Отстраненно оценивая уровень его резко возросшей силы, Улькиорра достал меч и приготовился отбить удар. Атаковать первым он уже не успевал.
Значит, Гриммджо все-таки провалился. Ичиго слетел прямо с неба с мечом наизготовку и в маске, как у Пустого. Видимо, она и была причиной скачка его силы — реяцу давила сильнее, и к ней примешались новые, пустые нотки. Айзена наверняка заинтересует эта информация.
Защититься самому Улькиорре не удалось — Орихиме взмахнула рукой, с ее венка слетели три лепестка и растянулись в костяной щит между ним и Ичиго.
Удар меча Ичиго пришелся по щиту. Улькиорра продолжал принимать защитную позицию, крепче стискивая рукоять меча и ожидая, что щит расколется, осколки полетят в разные стороны, а Ичиго продолжит атаку. Но целую секунду ничего не происходило, даже звуки как будто пропали.
А потом раздался взрыв, и Улькиорра потонул в оранжевом мареве.
***
Глаза Улькиорры замечали все, даже то, что он сам упускал. Иногда полезно было раздавить один и еще раз проанализировать увиденное. Но делать это при всей Эспаде Улькиорра не любил, пусть никогда и не высказывал недовольства в открытую. При таком способе передачи информации невозможно было соврать или умолчать о чем-нибудь, оставив хоть что-то только для себя.
Айзен пожелал посмотреть события с того момента, как Гриммджо сказал, что Орихиме должна отправиться на задание. Как оказалось, такого приказа никто никогда не отдавал. Улькиорра раздавил правый глаз и попытался отрешиться, но против воли замечал новые детали: вот Гриммджо едва заметно дернул скулой, когда соврал, вот Орихиме крепче вцепилась в его руку, услышав радостное известие. Она тоже ничего не подозревала.
На моменте, когда Улькиорра из воспоминаний спрашивал Орихиме про Гриммджо, настоящий Гриммджо отчетливо хмыкнул, но комментировать и усугублять свое и без того шаткое положение не стал. Улькиорра скрипнул зубами и пообещал себе впредь внимательнее следить за тем, что говорит на заданиях, даже в подпространствах, где нет камер. Но куда больше его интересовала реакция Айзена на Тацки, когда та назвала Орихиме по имени.
Айзен никак не реагировал, продолжая задумчиво смотреть на воспоминания Улькиорры, подперев подбородок рукой. Потом в тронном зале резко стемнело — на этом моменте Улькиорра из воспоминаний потерял сознание.
Дальше не было почти ничего интересного, только темнота, изредка прерываемая вспышками света. Пару раз Улькиорра ненадолго приходил в себя, ловил взглядом Гриммджо — цвет волос у него действительно был забавный — и снова отключался.
— Достаточно, — сказал Айзен, когда Улькиорра из воспоминаний окончательно пришел в себя — в Лас Ночес, под светящимся целебным куполом. — Орихиме, расскажи, что было после взрыва.
Орихиме выглядела смущенной и испуганной, но что-то подсказывало, что переживает она вовсе не за себя.
— Я оттащила Улькиорру-к…Улькиорру в подпространство. Там нас нашел Гриммджо, он тоже был ранен, — сказала Орихиме. Она стояла между Улькиоррой и Гриммджо, и втроем они наверняка напоминали провинившихся школьников, а не арранкаров. Глупая ассоциация, но отделаться от нее никак не получалось. — Я подлечила немного обоих, Гриммджо помог донести Улькиорру до Лас Ночес, и уже здесь я вылечила их до конца. Дальше вы знаете.
Улькиорра тоже знал — их почти сразу отвели в тронный зал. Его до сих пор немного покачивало после лечения, и голова кружилась, но он заставил себя стоять прямо.
— Спасибо, Орихиме, — кивнул Айзен, словно ожидал услышать именно это. — Ты можешь идти, отдыхай.
Орихиме бросила испуганный взгляд на Гриммджо, потом почему-то на Улькиорру, но спорить не решилась, поклонилась и быстро ушла. Подождав, пока за ней закроется дверь, Айзен прикрыл глаза и произнес:
— Гриммджо. Ты оказался слишком слаб, чтобы сдержать Ичиго, и провалил порученное тебе задание. Мало того, ты посмел соврать своим братьям от моего имени.
Гриммджо отчаянно оскалился.
— Подумаешь, захотелось немного прогуляться по-семейному с братом Улькиоррой и сестрой Орихиме.
Айзен даже бровью не повел, но его реяцу пригнула Гриммджо к полу, заставила упасть на колени, сжав кулаки от боли. Улькиорра и сам устоял с трудом — ноги едва не подкосились, а по шее поползли капли пота. Тронный зал поплыл перед глазами, превращаясь в единое белое месиво. Мысли вылетели из головы, и приходилось сосредоточить все силы на том, чтобы дышать. Кто бы мог подумать, что это такой сложный процесс, но каждый вдох казался маленьким подвигом.
Реяцу давила сильнее обычного, раньше Улькиорра так не реагировал. Либо сила Айзена возросла, либо Улькиорра не до конца оправился после взрыва. Гриммджо был совсем плох и не смог встать даже после того, как давление прекратилось.
— Улькиорра, — Айзен снова переключил свое внимание, его ласковый властный голос как будто проникал прямо в сознание. — Я не вижу твоей вины в провале дела. Только в том, что ты не уточнил вопрос участия Орихиме у меня лично. Но я отстраняю тебя от дальнейшей работы со всем, что касается Куросаки Ичиго. Отдохни, ты неважно выглядишь.
Улькиорра не столько услышал, сколько почувствовал, как зашевелились остальные арранкары. Айзен был прав, разумеется, но своими словами он практически официально объявил Улькиорру слабым. Значит, в ближайшее время нужно быть настороже: борьба за места в Эспаде никогда не прекращалась.
Гриммджо между тем медленно поднялся, опираясь на пол. Теперь ему хватило ума держать язык за зубами. Улькиорра смог глубоко вдохнуть и на секунду даже поверил, что на этом все закончится. Орихиме отпустили, сам Улькиорра лишь отстранен. Гриммджо, вероятно, потерял место, но он свое отвоюет, это не запрещалось.
А потом вперед плавно шагнул Тоусен, и Улькиорра понял: ничего еще не закончилось.
***
Из тронного зала Улькиорра и Гриммджо вышли одновременно и даже синхронно сделали пару шагов вперед. Потом Гриммджо стал заваливаться набок, и Улькиорра подхватил его, стараясь не задеть обрубок руки. Движение вышло практически рефлекторным, но шанс уйти был утерян — теперь это смотрелось бы совсем нелогично.
Гриммджо слабо усмехнулся. Не обращая на него внимания, Улькиорра оглянулся в поисках Орихиме. Отчего-то ему казалось, что та будет ждать у дверей, но ее нигде не было видно.
— А у меня не хочешь спросить, почему Орихиме? — поинтересовался Гриммджо, словно более важных проблем у него не было. На прижженный кидо Тоусена обрубок руки он даже не смотрел.
Улькиорра не ответил, пытаясь решить, где искать Орихиме. Он чувствовал ее реяцу, но отчего-то не мог определить направление. Его пескиза сбоила.
Орихиме была во фракции Неллиел, и их комнаты располагались рядом. Когда-то давно Орихиме вылечила у Неллиел серьезную травму головы, полученную в бою с Нойторой, и помогла ей сохранить место в Эспаде, но подробностями этой истории Улькиорра не интересовался.
Неллиел как будто коллекционировала странных фрасьонов. Легко было представить, как Орихиме пьет чай с пирожными в компании Пеше и Дондочакки или играет с ними в прятки, но вряд ли она пошла бы к ним сейчас. Значит, комната Гриммджо.
— Потому что у нее большие сиськи, — не обращая внимания на текущий по лицу пот, Гриммджо продолжал разговаривать сам с собой. Он был очень горячий, как будто у него уже начался жар — Улькиорра чувствовал исходящее от него тепло даже через одежду. — А знаешь, что в ней еще необычного? У нее нет дыры Пустого!
Гриммджо объявил это таким торжествующим тоном, как будто чувствовал в отсутствии у Орихиме дыры свою личную заслугу. Возможно, у него начинался не только жар, но и бред.
— Не все любят демонстрировать свою дыру, как некоторые, — ответил Улькиорра, таща Гриммджо вперед по коридору, и тут же понял, что сказал глупость. Конечно, закрытые платья Орихиме не были для Гриммджо помехой.
— Я искал, — Гриммджо похабно улыбнулся, подтверждая мысль.
— У некоторых арранкаров дыры располагаются на внутренних органах, — вновь парировал Улькиорра, не понимая, зачем ввязался в этот спор и зачем вообще помогает Гриммджо. Возможно, потому что чувствовал свою ответственность за провал задания — он был назначен руководителем и не справился. Или потому что разум твердил, не умолкая: Гриммджо без руки — это неправильно, так быть не должно.
Как бы то ни было, помогать Айзен не запрещал, и Улькиорра продолжал тащить Гриммджо вперед. Тот замолчал, то ли задумавшись над словами про внутренние органы, то ли потому что берег силы.
Гриммджо оказался не только чересчур горячим, но и неожиданно тяжелым. В Уэко Мундо комплекция не играла роли, только духовная сила. Вероятно, Айзен прав, и Улькиорре действительно нужно отдохнуть, раз он испытывал затруднения даже в том, чтобы поддерживать более слабого арранкара.
Как Улькиорра и предполагал, Орихиме встретила их в комнате Гриммджо. Когда она заметила обрубок руки, лицо ее исказилось болью, но взгляд сделался решительным.
— Сюда, — почти приказала Орихиме, указав рукой на кровать. Улькиорра приподнял бровь, удивляясь тону, но спорить не стал: сил становилось все меньше. Он не слишком бережно свалил Гриммджо на кровать и отошел.
Орихиме приподняла обе руки, как обычно делала перед использованием своей силы, в последнюю секунду вдруг остановилась и зачем-то спросила:
— Гриммджо-кун, ты уверен?
— Давай, — ответил тот, широко улыбнувшись.
Прежде чем начать, Орихиме осторожно и нежно провела рукой по его волосам. Гриммджо замер, с нечитаемым выражением лица глядя ей в глаза, а вовсе не на грудь.
Большие сиськи и забавный цвет волос, ну конечно. Улькиорра почувствовал, что присутствует при чем-то сокровенном, не предназначенном для посторонних глаз, и развернулся, чтобы уйти.
— Улькиорра-кун! — окликнула его Орихиме. Эта женщина неисправима.
— Что? — спросил Улькиорра, оглянувшись. Рука Гриммджо под светящимся куполом уже восстанавливалась, и было ясно, что долго шестое место в Эспаде Люппи занимать не будет.
— Если ты захочешь, чтобы… — Орихиме на секунду замялась, но продолжила: — Чтобы я тебя исцелила, то приходи.
Сегодня был первый раз, когда Орихиме лечила его. Про ее необычную для арранкара силу знали все в Лас Ночес, но испытать действие такого исцеления на себе мало кому удавалось. Немногие могли решиться попросить вылечить их у женщины Гриммджо, остальные считали это ниже своего достоинства.
Улькиорра был рад, что его глаза не передают ощущения, только картинку. Никто из присутствующих в тронном зале не смог ощутить приятного тепла, которое разливалось по всему телу от действия купола Орихиме, легкого покалывания в дыре и ладонях и непривычной расслабленности.
И никто не смог ощутить, как осторожно Орихиме провела Улькиорре по волосам, пока думала, что тот без сознания. Улькиорра не видел, только чувствовал теплые пальцы, но теперь был уверен, что ему не приснилось — практически таким же жестом Орихиме погладила по голове Гриммджо.
— Или просто приходи, — продолжила Орихиме. — На чай!
— В любое время, — добавил Гриммджо великодушно. — Только чай с собой приноси.
— Не вижу необходимости, — холодно ответил Улькиорра, но в горле почему-то пересохло. Чай бы ему сейчас не помешал.
Посмотрев на эту странную пару еще пару секунд, Улькиорра развернулся и пошел к себе. Больше его никто не останавливал.
Глава 2
Придя к себе, Улькиорра долго не мог уснуть. Голова раскалывалась, и он ворочался, впервые в жизни задумываясь над тем, как мало вариантов поз для сна оставляет его маска. Получалось лежать только на одном боку и только на пышной подушке, чтобы рог утопал в ней, принося минимум неудобств.
Гриммджо было проще, тот мог спать на спине. Представить, насколько Орихиме мешают ее цветы, не удавалось. Может быть, она их не замечает, а может быть, тоже вынуждена спать на пышной подушке. Или на плече Гриммджо.
Недоумевая, почему вообще об этом рассуждает, Улькиорра все-таки погрузился в сон. Ему снилось что-то неприятное, как будто рядом была опасность, а он не мог ни открыть глаза, ни пошевелиться, ни произнести хоть слово, хотя хотелось кричать во все горло. Абсолютная беспомощность, даже звуки долетали как сквозь вату. Странные звуки, напоминающие скрежет колесиков.
Резко дернувшись, Улькиорра проснулся — и не поверил своим глазам.
На краешке его кровати сидела Орихиме, а за ее спиной маячил Гриммджо. Он лениво опирался на тележку с едой. На подносе в суповой тарелке дымилось какое-то подозрительное варево.
— Серьезно? — спросил Улькиорра, медленно садясь. Увиденная картина не входила в его представления о счастливом утре. То есть если бы он составлял топ из наиболее приятных вариантов утра, то сегодняшнее точно находилось бы в последней сотне, где-нибудь между землетрясением в Уэко Мундо и попытками фрасьонов Неллиел поиграть в прятки в его комнате.
— Ты вчера выглядел больным, и я решила приготовить тебе куриный бульон, — Орихиме улыбнулась и подскочила с кровати, едва не перевернув тележку. Что бы ни дымилось в тарелке, курицу оно точно не напоминало.
— Ты просто обязан попробовать ее стряпню, — добавил Гриммджо и бесцеремонно уселся на кровать Улькиорры, на то место, где только что сидела Орихиме. — Почему я один должен страдать?
Наглость этих двоих настолько превышала все пределы, что Улькиорра даже не нашел в себе сил удивляться. Или у него просто не было сил ни на что — голова перестала раскалываться, зато дыра неприятно пульсировала, а глаза резало. Казалось, что все цвета в комнате стали ярче, даже светло-серые стены. На Гриммджо и Орихиме смотреть вообще было почти больно.
Еще какие-то крошки прилипли к щеке, и Улькиорра раздраженно смахнул их. Непонятно, откуда они взялись — привычки есть в постели у него никогда не было. Но, возможно, сегодня стоило сделать исключение.
— Если я отравлюсь и умру, то вас накажут за диверсию, — сказал Улькиорра и взял тарелку. Резкий запах оглушил до помутнения в глазах, но отступать было поздно.
Отправив в рот одну ложку, Улькиорра замер. Он никогда раньше не испытывал столько ярких вкусов сразу: бульон казался одновременно острым, кислым, сладким и соленым. Курицей, правда, по-прежнему не пахло.
Увидев, что Орихиме внимательно следит за его реакцией, Улькиорра сказал:
— Очень… насыщенно.
Орихиме расцвела, будто восприняла это как комплимент, а Гриммджо заржал в голос. У него снова было две руки, но что-то в его образе все равно казалось неправильным.
Спустя пару секунд Улькиорра понял, что именно: Гриммджо был в плотно застегнутой куртке. Кажется, Орихиме все-таки повлияла на него своим вкусом в одежде. Лишь бы тоже готовить не начал.
Тем не менее Улькиорра заставил себя осилить всю тарелку — только чтобы посмотреть, как удивленно вытянется лицо Гриммджо. И как теплее улыбнется Орихиме.
Когда с тем, что по недоразумению называлось куриным бульоном, было покончено, Улькиорра отложил тарелку и вопросительно уставился на гостей: что дальше? Не пришли же они только ради того, чтобы принести ему завтрак в постель.
Но они не переставали удивлять: Гриммджо откинулся на спину, едва не задевая ноги Улькиорры, а Орихиме направилась к двери.
— Я пойду, меня ждет Айзен-сама. Попросил сегодня утром прийти, невежливо будет опаздывать, — бросила она и побежала прочь, взмахнув подолом платья.
Удивительно было слышать это «невежливо опаздывать» по отношению к Айзену, другой арранкар наверняка бы выразился как-нибудь вроде «он мне голову оторвет и на нос Меноса насадит». Орихиме вообще не переставала удивлять, и Улькиорра не понимал, почему так мало обращал на нее внимание раньше.
Гриммджо проводил ее хмурым взглядом, но в этом взгляде не было ревности и злости. Скорее что-то похожее на легкое беспокойство.
— Ты не отпустил ее одну отнести мне бульон, но совсем не переживаешь из-за Айзена? — спросил Улькиорра. Свое любопытство он привык удовлетворять полностью.
Вместо ожидаемого возмущения Гриммджо удивленно уставился на него, а потом снова заржал во весь голос. Улькиорра против воли поморщился — было слишком громко.
— Ты думал, она и… — отсмеявшись, Гриммджо продолжал улыбаться. — Ты удивишься, Улькиорра, но Айзен трахает не всех в Лас Ночес. Орихиме лечит ему Хогиоку.
— Лечит Хогиоку? — непонимающе переспросил Улькиорра. Гриммджо только неопределенно покрутил в воздухе рукой — не похоже, чтобы этот вопрос его сильно волновал.
Вряд ли Хогиоку действительно нуждалось в лечении в буквальном понимании этого слова. Но еще вчера, наблюдая вблизи силы Орихиме, Улькиорра предположил, что она исцеляет не в привычном смысле, а как будто убирает негативные воздействия, отматывая время вспять. Рука Гриммджо не вырастала заново, она просто появлялась там, где и была.
Значит, Айзен экспериментировал над тем, как силы Орихиме влияют на Хогиоку. Возможно, хотел его улучшить или исправить какой-то дефект. Это многое объясняло.
Разве что кроме того, почему Гриммджо развалился на кровати Улькиорры, как на своей собственной.
— Чем собираешься сегодня заниматься? — спросил Гриммджо таким тоном, словно задавал этот вопрос Улькиорре каждое утро последние лет пять.
— Для начала, выставлю тебя за дверь, — ответил Улькиорра, откидывая одеяло и поднимаясь. От резкого движения в глазах потемнело, но он не стал подавать виду. — Потом попытаюсь выяснить, почему мы провалились.
— Тебя же отстранили от задания, — фыркнул Гриммджо.
— А тебя выгнали из Эспады.
Гриммджо злобно глянул в ответ. Вот теперь Улькиорра почти перестал чувствовать неправильность происходящего — такой Гриммджо был знакомым и понятным.
Улькиорра успел сходить в душ, вернуться и переодеться. Каждое движение давалось с трудом, но показывать слабость при Гриммджо не хотелось. Тот продолжал валяться на кровати, не предпринимая попыток убраться. И пусть, с ним даже спорить не хотелось.
Подал голос Гриммджо только тогда, когда Улькиорра уже открыл дверь и собрался выходить из комнаты.
— А круто там в Генсее, а? — ни с того ни с сего спросил Гриммджо.
— Слишком ярко, — ответил Улькиорра, глядя в его голубые глаза. Их цвет почему-то больше совсем не раздражал.
***
Оказавшись за дверью своей комнаты, Улькиорра медленно вдохнул и задержал дыхание. Дыра по-прежнему пульсировала, и голова немного кружилась. Слишком много последствий для обычного взрыва. Значит, взрыв был не совсем обычный.
Улькиорра стоял, пользуясь передышкой и размышляя, куда двинуться дальше. Можно было пойти к Заэлю и описать свое состояние. Тот наверняка нашел бы объяснение странным симптомам и устранил их. А можно было заняться поисками ошибки, которая привела к провалу операции.
Подумав, Улькиорра решил остановиться на последнем варианте и направился в информационный центр. Кажется, состояние здоровья улучшалось — по крайней мере, вернулось ощущение реяцу, и можно было легко почувствовать того же Гриммджо через стену. А появляться в лаборатории Заэля без крайней необходимости не хотелось: Улькиорра не боялся его, но иногда ему казалось, что настолько сильным безумием можно заразиться и отравить собственный разум.
По дороге Улькиорра тестировал пескизу. Гриммджо, судя по всему, надоело валяться в чужой комнате, и он пошел к себе. Его духовная сила полностью восстановилась, и было непонятно, почему он с таким уровнем проиграл Ичиго, даже когда тот смог использовать свою маску.
Но больше Улькиорру интересовал взрыв. Тогда создалось ощущение, что силы Орихиме и силы Ичиго вступили в резонанс и оттолкнулись друг от друга, как одинаково заряженные электроны.
Возможно, дело было в неожиданно пробудившихся у Ичиго силах Пустого, которые не успели стабилизироваться и потому столь бурно отреагировали на столкновение. Но такого не происходило при его сражениях с другими арранкарами, с тем же Гриммджо. И, в отличие от Орихиме, Ичиго по-прежнему оставался человеком, так с чего бы их силам резонировать?
В памяти снова всплыли слова Тацки, которая отчаянно звала Орихиме, будто давно знала. Не было похоже, что она притворялась. Улькиорра чувствовал близость разгадки, но из-за головокружения ухватить мысль никак не получалось.
— Улькиорра-сама? — пропищал мелкий нумерос, обслуживающий информационный центр.
— Мне нужен внешний Интернет, — приказал Улькиорра холодно. Даже если его отстранили от задания, он продолжал оставаться четвертым в Эспаде, и ему не должны были препятствовать.
Нумерос с неестественно вытянутым лицом, вызывающим подозрения, что он вышел откуда-то из глубин лаборатории Заэля, поклонился и повел его к дальнему компьютеру. Улькиорра шел, пытаясь погасить неожиданное раздражение, причин которого сам не понимал. Смотреть на крысиную голову нумероса он старался как можно меньше.
Очередное изобретение Заэля располагалось в отдельной комнате, доступ туда имела только Эспада, Гин с Тоусеном и сам Айзен. На экран транслировалось изображение с точно такого же компьютера в Генсее. Насколько Улькиорра понимал принцип его работы, оба монитора находились на одном и том же месте, пусть и в разных мирах, и были связаны потоками рейши.
Если бы кто-нибудь пробрался в закрытую комнату с генсейским компьютером, то увидел бы, как его кнопки нажимаются будто сами собой, но небольшая вероятность напугать кого-то из людей Улькиорру не волновала. Он вводил запрос за запросом, пытаясь найти зацепку. Иногда информация лежала на самом виду, нужно было только понять, что искать.
Интуиция подсказывала, что начать следует с Орихиме.
***
Через час Улькиорра узнал достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы. Он хотел бы продолжить искать информацию, чтобы подкрепить их, но глаза резало так, что они начали слезиться. Кажется, впервые в жизни.
Отодвинув стул, Улькиорра встал и пошел прочь из информационного центра, стараясь держаться поближе к стене. Его мутило, а дыру как будто прошивало искрами тока. Все-таки нужно было сразу пойти к Заэлю, а не тратить время на поиск информации, которая могла подождать.
Так, двигаясь почти вплотную к стене, Улькиорра вышел в коридор. Он медленно шагал, отстраненно размышляя о том, почему раньше не замечал, что все коридоры в Лас Ночес одинаково серые и безжизненные, как бесконечная пустыня Уэко Мундо. Раньше его это не смущало. Никого из арранкаров не смущало.
Зато теперь становилось понятно, почему Айзен сделал внутреннюю сторону купола похожей на небо: наверняка иначе шинигами могли просто сойти с ума. Оставалось только удивляться, почему Улькиорра сам не сошел с ума и почему раньше не любил находиться под куполом, предпочитая ему эти бледные стены.
Сейчас Улькиорре казалось, что если он пробудет среди них еще немного, не увидев ни одного яркого пятна, то точно свихнется и забудет даже собственное имя.
Поворот дался слишком тяжело, Улькиорру повело, и он врезался в стену, не успев подставить руки. Что-то оглушающе хрустнуло, а голову пронзила резкая боль, такая сильная, что пришлось зажмуриться.
Подняв веки, Улькиорра долго не мог поверить своим глазам. На полу валялся обломок его рога. Кусок маски Пустого.
Улькиорра осторожно ощупал скол на голове. На пальцах осталось несколько крошек — таких же, какие он недавно стряхнул с щеки. Его маска крошилась. Кажется, к Заэлю нужно было не просто идти, а бежать из последних сил. Вот только сил не было.
Когда Улькиорра занес ногу для следующего шага, мимо его лица пронеслось лезвие. Он едва успел отскочить и обернулся.
— Улькиорра! — стоящий в конце коридора Нойтора счастливо оскалился. В руке он сжимал рукоять Санта-Терезы.
Вот оно — то, чего Улькиорра ожидал после слов Айзена. Его пытались сместить с четвертого места. Как предсказуемо и как не вовремя.
Улькиорра вытянул вперед палец — одного мощного удара Серо хватит, чтобы указать Нойторе его место или хотя бы просто на время остудить его пыл.
Вместо Серо на пальце блеснула лишь зеленая искра и тут же погасла.
Кажется, Нойтора удивился не меньше Улькиорры — так расширились его глаза. Но сориентировался он быстро и вновь метнул вперед Санта-Терезу. Звякнула цепь, Улькиорра рванул вправо, уже понимая, что не успевает.
Лезвие Санта-Терезы вошло в плечо так легко, как будто у Улькиорры не было иерро. Он пошатнулся и привалился к стене, непотревоженной рукой потянувшись к мечу. Нойтора был быстрее, и когда Улькиорра коснулся рукояти, Санта-Тереза уже вновь летела ему в лицо.
Костяной щит свалился словно с неба, и Санта-Тереза врезалась в него с диком лязгом. Улькиорра против воли ожидал повторения взрыва, но в этот раз лезвие только отлетело в сторону.
— Нойтора-сама! — крикнула появившаяся из-за угла Орихиме. — Нойтора-сама, Нелл-сама просила передать, что она вас ищет!
Нойтора тяжело дышал и, кажется, не до конца понимал, что сейчас произошло. Он чувствовал кровь и слабость, как зверь, и не мог так просто переключиться. Улькиорра прикидывал, каковы шансы отбиться. В таком состоянии они были не особенно высоки, даже если Орихиме поможет.
Но вышедший следом за Орихиме Гриммджо склонил чашу весов в другую сторону. Он выглядел так, как будто совершенно случайно решил прогуляться именно по этому коридору, но встал прямо за спиной Улькиорры. Нойтора перевел взгляд с одного на другого и, сделав какие-то выводы, пошел прочь. Может быть, решил, что шансы не в его пользу, а может быть, упоминание Неллиел так на него подействовало. Во второе верилось больше.
После того как Нойтора скрылся за поворотом, Улькиорра выждал еще пару минут, не шелохнувшись. А потом начал оседать.
Сознание помутилось, но на пол он упасть не успел — чьи-то горячие руки ловко его подхватили.
— Вы меня преследуете? — с трудом выдавил Улькиорра, не открывая глаз.
— Заткнись, — бросил Гриммджо, подтверждая догадку — теперь он тащил его куда-то.
— Моя регенерация… — слова давались с трудом. — Уже должна была…
— Сказал же, заткнись, — в голос Гриммджо прокралось раздражение и, кажется, волнение. Улькиорра не мог сказать наверняка, тьма снова поглотила его сознание.
Когда разум прояснился в следующий раз, Улькиорра уже лежал, чувствуя под головой что-то мягкое. Звуки голосов доносились как сквозь вату.
— Вылечи его, — бросил Гриммджо.
— Нет, — неожиданно твердо сказала Орихиме.
— Вылечи! — Гриммджо практически рычал.
— Нет, — снова тихо ответила Орихиме. — Он должен сам решить.
Улькиорре быстро надоело не принимать участия в обсуждении, и он открыл глаза. Куртки на нем не оказалось, зато плечо было туго перебинтовано. Вряд ли его носили в медпункт, значит, его замотала либо Орихиме, либо Гриммджо. Они воистину были полны сюрпризов.
Голова Улькиорры покоилась на теплых коленях Орихиме. На душе было спокойно, несмотря на все события, и подниматься совсем не хотелось.
— Вы точно меня преследуете, — ответил Улькиорра сам себе, а Гриммджо и Орихиме улыбнулись — совершенно непохоже, но одновременно.
Они сидели в комнате Гриммджо, такой же бесцветной, как и остальной Лас Ночес. Чтобы не смотреть на стены, Улькиорра перевел взгляд с Гриммджо на Орихиме, потом — на ее маску. Россыпь маленьких цветов.
У арранкаров не бывает масок в форме цветов, как не бывает цветов в пустыне Уэко Мундо. Животные — какие угодно, но не растения.
Раз никто не рвался продолжать разговор, Улькиорра решил сделать это сам.
— Несколько лет назад в Генсее попал в автомобильную аварию и погиб некто Иноуе Сора, — начал он. — На аварию пресса не обратила бы внимания, если бы через пару лет на том же месте не погибла его сестра, Иноуе Орихиме.
Из такого положения сложно было разглядеть эмоции на лице Орихиме, но Улькиорра почувствовал, как она напряглась. Гриммджо только сжал челюсти.
— Не знаю, достаточно ли времени прошло с момента смерти, чтобы эволюционировать в адьюкаса. Думаю, ты могла бы успеть, если бы сразу начала пожирать себе подобных. Но ты не пожирала.
— Я не помню ничего до того, как очнулась в тронном зале перед Айзеном с Хогиоку, — голос Орихиме звучал грустно, но не удивленно.
— Я предполагаю, Айзен сделал искусственного арранкара из простой человеческой души, — высказал Улькиорра мысль, тревожившую его с момента выхода из информационного центра. — Может быть, даже специально выбрал душу, наименее склонную к самостоятельной пустолизации. И сильную — обычная, скорее всего, не выдержала бы. Не исключено, что только так у него получилось привить арранкару силы, подобные твоим.
Если Улькиорра был прав, то Орихиме никогда не испытывала этой всепоглощающей пустоты и желания отдать за маску свое сердце, лишь бы огородиться от огромного враждебного мира. И она никогда не испытывала звериный голод и страх потерять свою личность, вынуждающие жрать себе подобных. Раньше Улькиорра считал это естественными и неотъемлемыми составляющими эволюции Пустых, но оказалось, что бывает и по-другому.
Он не мог представить Орихиме с куском мяса Пустого в зубах, потому что этого просто не могло быть.
— Поэтому у тебя нет дыры. Ичиго тоже стал Пустым неестественным путем, его силы еще не стабилизировались, и при столкновении с тобой произошел взрыв, из-за которого я…
— Дело не во взрыве, — вдруг перебил Гриммджо. — А в ее лечении.
Ощущение покоя пропало, дыра снова начала пульсировать. Улькиорра медленно сел, не обращая внимания на ноющую боль в плече, и уже привычно перевел взгляд с Гриммджо на Орихиме.
Они все знали с самого начала.
Орихиме встала с кровати, зачем-то взяла Гриммджо за локоть и заговорила:
— Мне кажется, это все Хогиоку. Моя сила должна была его улучшить, но вышло наоборот, я сама становилась сильнее с каждым разом. Мы заметили, что что-то не так, когда я вылечила Гриммджо после первого боя с Ичиго…
— И я поиграл второй бой, — подхватил Гриммджо. — Мне было почти так же хреново, как тебе сейчас.
Улькиорра лихорадочно соображал. Если он правильно понял, сила Орихиме не просто лечила — она отрицала болезни, раны и все то, что считала чужеродным и неправильным.
Она пыталась очистить их от Пустоты.
Душа, которая стала арранкаром искусственным путем, подсознательно считала Пустоту чем-то вроде заражения крови. И избавляла от нее по мере сил.
— Что с тобой стало после третьего лечения? — спросил Улькиорра, глядя на Гриммджо. Тот расстегнул все пуговицы, одну за другой, и распахнул куртку.
— Мы хотим бежать, — заговорил Гриммджо, ухмыльнувшись. — Ты же видишь, к чему все идет. Айзен порежет нас, как жертвенных Меносов. А в Генсее — жизнь.
Улькиорра почти не слушал — он, не отрываясь, смотрел на гладкий загорелый живот Гриммджо. Дыры там больше не было.
— Нелл-сама и Пеше с Дондочаккой уже ушли в пустыню. Сказали, что там их дом, — Орихиме крепче сжала локоть Гриммджо. — Они звали меня с собой, но я… Пошли с нами, Улькиорра-кун!
Последнюю фразу она выкрикнула с таким отчаянием и надеждой, что Улькиорра сразу пришел в себя. Ощупал края своей дыры — она все еще была на месте — и поднялся с кровати. Заэль найдет решение, а если нет, то Айзен поможет. Раз он смог пустолизировать обычную душу, то и арранкара сможет вернуть в прежнее состояние.
Орихиме страдальчески свела брови — Улькиорра и рад был бы на нее не смотреть, но ее лицо слишком выделялось на фоне бледной стены.
Сделав над собой усилие и отвернувшись, Улькиорра пошел к выходу. Открыть дверь ему не дали — подлетевший, как ураган, Гриммджо схватил его за плечо и резко развернул. Улькиорра содрогнулся от боли — его ране явно не понравилось, что ее так потревожили.
— Ты же чувствуешь это! — заорал Гриммджо. — Не говори, что не чувствуешь!
Гриммджо размахнулся и попытался ударить правой рукой ему по лицу. Улькиорра поймал кулак и смог отвести его в сторону, но полностью остановить удар не удалось, и костяшки проехались по стене. Кожа содралась, выступила кровь, а тело и не думало регенерировать даже такую маленькую рану.
Улькиорра чувствовал. Тянущая боль в плече и руке, незнакомые запахи, яркость крови, которую он раньше не замечал. Так выглядела, пахла и ощущалась жизнь.
Видимо, Улькиорра не казался достаточно убежденным, потому что Гриммджо резко схватил его за затылок, наклонился ниже и принялся целовать.
В этот раз Улькиорра не стал сопротивляться — шквал чувств, ощущений и запахов лавиной обрушился на него. Раньше он ни с кем не испытывал ничего подобного. Казалось, что кожа обуглится от чужого дыхания, губы оплавятся, а рука на затылке прожжет в голове дыру.
Слишком много вкусов, цветов и эмоций, слишком много Гриммджо. Слишком много всего.
Гриммджо целовал напористо, словно пытался что-то доказать, убедить в том, на что не хватало слов. Улькиорра осторожно ответил, и клубок нахлынувших чувств запутался окончательно.
Это мешало думать, и Улькиорра, выставив вперед руку, резко отстранился. Гриммджо не стал возражать, но смотрел требовательно и выжидающе.
Орихиме за его спиной покраснела, нерешительно улыбнулась, и в ее глазах засветилась надежда. Все-таки они были странной парой.
Улькиорре сделали предложение — променять свою суть на неизвестность, относительно спокойное и понятное существование на кисло-сладко-соленую жизнь, серые стены на режущие глаза краски. Голубые и светло-карие. Только безумец мог согласиться на такое.
— И как вы собираетесь сбежать? — спросил Улькиорра. — Только не говорите, что планируете просто открыть гарганту и шагнуть в нее.
Гриммджо и Орихиме переглянулись с таким видом, что сразу стало понятно: именно это они и планировали. Улькиорра вздохнул.
— У вас больше общего, чем я думал.
— Да, нам с ней одинаково нравятся занудные придурки, которые любят много думать. Ничего не можем с собой поделать, — Гриммджо улыбнулся, а Орихиме хихикнула в ладонь, но тут же попыталась придать лицу серьезное выражение. Бесполезно — она раньше всех поняла, какое решение примет Улькиорра. Возможно, даже раньше его самого.
Улькиорра пытался убедить себя, что просто поступает разумно. Не было гарантии, что Айзен возьмется восстанавливать арранкара, который не оправдал доверия, зато Нойтора точно не отступится. И война с шинигами приближалась, а Улькиорра сильно сомневался, что сила на стороне арранкаров. На стороне Айзена — может быть, но тот будет заботиться в первую очередь только о своих интересах. Он много сделал для Лас Ночес, но Пустые всегда были для него лишь средством достижения цели, и глупо считать иначе.
— Вы не сможете сбежать дальше пяти шагов, если я вам не помогу, — сказал Улькиорра холодно и сухо, а потом едва заметно улыбнулся.
На самом деле все разумные доводы были вторичны. Просто после того, как делаешь вдох один раз, хочется дышать всегда.
@темы: Рейтинг: PG-13, Категория: гет, Категория: слэш, МиниБэнг-2014, Персонаж: Улькиорра Шиффер, Персонаж: Иноуе Орихиме, Персонаж: Гриммджо Джаггерджак
Дорогие участники и зрители, Блич МиниБэнг-2014 объявляется открытым!
Сегодня нас ждет выкладка первого текста. Не переключайтесь
!
Дальнейшие выкладки можно отслеживать по расписанию (ссылка есть в эпиграфе сообщества).
Сегодня нас ждет выкладка первого текста. Не переключайтесь
!Дальнейшие выкладки можно отслеживать по расписанию (ссылка есть в эпиграфе сообщества).
@темы: МиниБэнг-2014
суббота, 07 июня 2014
17:08
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 01 июня 2014
Дорогие участники!
До 1-го июня включительно мы ждем от вас сообщений о степени готовности текстов и иллюстраций к ним либо уже готовые работы на почтовый адрес [email protected].
На основе списка откликнувшихся команд и готовности работ, в первую неделю июня мы составим примерное расписание выкладок — оно будет вывешено посте, открытом всем командам, дошедшим до финишной прямой. В этом же посте для вашего удобства будут висеть образец шапки в CODE и правила публикации работ.
Обсудить сроки и поменяться днями вы сможете в комментариях к посту с предварительным расписанием выкладок (либо договорившись об обмене днями по u-mail с другим участником и уведомив организаторов об изменениях). После того, как будет сформирован итоговый список, мы выложим его в открытый доступ.
Выкладки МиниБэнга-2014, ориентировочно, стартуют 09 июня 2014.
Желаем удачи командам-участницам на финишной прямой и очень ждем ваших работ!
@темы: Организационное, МиниБэнг-2014