Suum cuique
Название: В зеркале воды
Автор: [L]hime no mori[/L]
Бета: [J]Регис К. Ландегре[/J]
Иллюстратор: самоиллюстрирование
Персонажи/Пейринг: Хисаги Шухей/Кира Изуру, Ичимару Гин/Кира Изуру, Оторибаши Родзюро/Кира Изуру, Айзен Соуске/Хинамори Момо, Хирако Шинджи/Хинамори Момо. Прочие персонажи
Тип: джен, гет, слэш
Рейтинг: R
Жанр: драма, романс, бессовестный и беспощадный флафф, немного детектив
Размер: миди, 30 тыс. слов
Саммари: история взаимоотношений Киры, Ичимару, Айзена, Хинамори, Хирако и т.д. Фантазия на тему: кто они друг другу.
Примечания: фанфик написан на Bleach Mini Bang-2015
Предупреждения: АУ!канона, сильный ООС большинства персонажей, внимание!плагиат (некоторое количество идей заимствовано у разных авторов фандома), штампы, спойлеры манги. Ревнителям обоснуя, канона и матчасти лучше воздержаться от прочтения. Смерть персонажей. На слова, подчеркнутые в тексте, можно навести курсор, чтобы прочесть сноску сразу в всплывающем окне.
читать
В доме Киры светло и просторно. Пахнет талой водой, сухими листьями, деревом и теплом. Чай давно остыл. Хисаги что-то ворчит себе под нос, ковыряясь в бумажках, перебирает материалы для вестника, зевает, чешется, тянется к чаю, глотает его, холодный, как микстуру и, морщась, отставляет чашку подальше.
Кира тоже сидит с бумажками. Со своими. Личными. На клочке чёрной тушью нацарапано: 4+8=13. Линии размашистые с длинными стремительными хвостами-кометами. Характерный почерк. Глупая арифметика. Кира разматывает нитку памяти. Иногда эти нитки раскрываются в целые ожерелья.
Ичимару смеётся.
– Ты такой любопытный, мой Изуру.
– Я не ваш, капитан Ичимару. Я лейтенант третьего отряда.
– И правда, как я мог забыть, – его улыбка плавит мозги, и Кира чувствует, как в ответ сам глупо улыбается. – Ты у меня хорошо умеешь считать.
Непонятно, то ли это вопрос, то ли утверждение. Неважно. Кира кивает.
– Третьего. А три и пять равно девять.
Кира кивает и тут же спохватывается.
– Три и пять – это восемь.
– Нет же! Восемь и четыре – это тринадцать!
Ичимару снова смеётся.
Тогда Кира считал, дурачится. Сейчас он уверен, что говорили они вовсе не об арифметике.
Три и Пять. Капитаны третьего и пятого отрядов. Ичимару и Айзен встречались на территории капитана девятого отряда Тоусена. Слепой капитан, чувствительный к звукам и реацу. Для него построили здание в самом дальнем уголке девятого отряда. Очень удобно для встреч и обсуждений. Можно не один заговор спланировать.
– Вы неправильно считаете, капитан. Чтобы было девять, надо взять три и шесть.
Ичимару резко перестаёт смеяться, улыбка становится колючей.
– Нет-нет-нет, Изуру. Шесть очень гордая и очень важная цифра. Такая напыщенная. Надутая. Лучше возьмём другой пример.
Он выкидывает прежнюю бумажку и размашисто пишет на каком-то клочке «4+8=13».
– Подумай об этом как-нибудь при случае, Изуру.
Кира думает. Случай самый что ни на есть подходящий.
Прошел год после зимней войны, после назначения новых-старых капитанов.
«Три плюс пять по-прежнему девять», – как-то грустно замечает Кира.
Все просто, ясно и спокойно. Вот только не для лейтенанта третьего отряда. Что-то не так. Что-то тревожит. И как ни пытался он себя урезонить, что наконец-то все спокойно и хорошо – не получалось. Сидел внутри червячок сомнения и глодал, будь он неладен.
И чёрт бы с ними, с сомнениями, но хуже всего, что у Киры, по его собственному мнению, с головой творилась какая-то чертовщина.
Когда он это понял? Не так давно.
Шумиха по поводу назначения вайзардов давно улеглась, отряды привыкли, жизнь вошла в колею, и Кира все чаще покидал кабинет задолго до окончания рабочего дня.
Новый капитан его баловал и делал порой чудовищные поблажки, а Кира воспринимал их как должное.
Он заново обживал своё поместье, перетаскивал из опостылевшего кабинета несколько полезных вещей вроде запасного комплекта формы, посуды, взятой когда-то как раз из дома, и коробку...
Да-да, совсем недавно, перебирая накопившийся хлам в шкафу, он наткнулся на неё. Обычная средних размеров коробка, которую он забрал из кабинета капитана третьего отряда как раз перед приходом нового руководства. Принёс домой, поставил в шкаф и забыл.
Вот взял бы и выкинул. Из головы в том числе, но почему-то в этой голове сам собой окопался вопрос. Давний вопрос. Ещё с того раза, как всем озвучили официальную версию пленения Айзена. Зачем Ичимару так долго ждал возможности этого Айзена предать? Вот не верил Кира, что не было у пронырливого и дьявольски хитрого капитана Ичимару иной возможности напасть. Более удачной. Более выгодной. Надо хорошо знать Ичимару, чтобы понимать, что-то тут не так. Нечисто.
"Ох, Изуру, не в бровь, а в глаз".
«Капитан?»
Кира мотнул головой. Показалось. Надо бы наведаться в четвёртый отряд. Голоса в голове – это не к добру.
"Изуру, а ты у меня, оказывается, сентиментальный... Что в коробке?" – голос в голове застал врасплох. Нет, значит, не показалось.
«Не у вас, капитан Ичимару». Привычно исправил Кира, прислушиваясь к себе.
"И все такой же бука", – тянет гласные как Ичимару и тот же самый чудовищный акцент.
Кира в курсе, что посторонние голоса в голове – это точно не признак отменного здоровья. А этот конкретный голос особенно. Отложив на время все дела, Кира лёг на пол, на спину и закрыл глаза. Досчитал до десяти. Медленно. И постепенно от кончиков пальцев на ногах до мышц лица расслабил все тело. Вот ведь что говорится «повезло», все чинно сидят на медитации, а ему непременно надо лежать. Вдох-выдох, ощущение не то полёта, не то падения, и его встретил внутренний мир.
Шизофрению, прежде всего, следовало искать тут.
Кира был готов к чему угодно, но внутренний мир оказался цел и невредим. С виду точно. Бескрайняя чуть неровная поверхность из застывшей лавы. Огромный, отталкивающего вида, прикованный тяжёлыми цепями к одинокому каменному выступу-навесу монстр Вабиске, способный без малейшего усилия раздавить своего хозяина, но сейчас покорно склонивший голову. Он уперся бугристым лбом в землю и готов поклясться, что никого здесь не было с прошлого появления Киры. Странно было бы ему не верить.
Все небо, закрыв собой темноту, заняли две равновеликие сливающиеся звезды. Антрацитово-синяя и ярко-оранжевая. Там, где их поверхности соприкасались, рождались всполохи самых невероятных оттенков и форм. Кира смотрел в свой внутренний космос и думал о том, что раньше на этом месте горело северное сияние, а ещё раньше висело несколько огромных лун с широкими кольцами и все это двигалось и менялось, перетекало, словно вода в клепсидре и не было сил оторваться от этого зрелища.

Перестать смотреть вверх здесь, во внутреннем мире, всегда было самым сложным для Киры.
"Какой ужас, Изуру, эти твои звезды, они столкнутся, и будет чудовищный взрыв!"
Шизофрения, преследующая шинигами во внутреннем мире, это что-то новое.
«Я видел, как сталкиваются звезды, капитан Ичимару – ничего страшного».
"А зачем ты зверушку свою привязал? Может ему побегать хочется. А ты жестокий, Изуру, не ожидал от тебя".
«Видите ли, капитан Ичимару, я уже давно выяснил, что если вдруг стану сильно недоволен своим зампакто, тут все затопит кипящей лавой. А этот выступ единственное безопасное место».
"Страсти-то какие, Изуру. Ты в приступе гнева можешь убить собственный зампакто?"
«Нет. Вабиске не умрёт, но ему будет очень больно. Всем будет больно».
Кира, вернувшись во внешний мир сообщества душ, всерьёз намерен идти в четвёртый отряд. Такие симптомы не шутка.
"Ты так хочешь от меня окончательно избавиться, Изуру?" – голос наигранно жалобный, настолько реальный, что пробирает дрожь.
«Вы мертвы, капитан Ичимару, избавиться окончательней, чем уже есть, невозможно».
Кира невольно улыбнулся. Внутренний диалог забавлял. Прислушавшись к себе, он откладывает визит в четвертый отряд на следующий день. Потому что… Что? Он скучал? Да, пожалуй, так и было. Ему интересно? Не без этого. А может быть, потому что он уже давно сошел с ума и хранит в своем доме никому не нужный хлам. Хотя нет, для него это не хлам, а целая жизнь, океан воспоминаний, полный загадок и нерешённых головоломок. Кира верил, что там можно найти ответы и на вопрос, почему капитан ушел за Айзеном, и про истинную роль Хогиоку. Пусть не явные ответы, пусть намеки.
"Любишь трудные задачки, Изуру? Игра слов, игра смыслов, лабиринты чужой логики... Ненавижу лабиринты, особенно зеркальные. Непривлекательное зрелище".
«Вы так считаете, капитан Ичимару? Или просто пытаетесь запутать, как всегда».
Кира тогда решил, что голос в голове не так уж и страшно, главное следовало быть поспокойнее, не привлекать внимания. Хотя, с чего бы ему беспокоиться? И откуда лезут настойчиво эти странные мысли по поводу капитана Ичимару, Айзена, Хогиоку, и всей этой подозрительной истории. Да и при чём здесь он, Кира?
Может и ни при чём, просто внутреннее чувство логики буквально кричало: смотри, это ведь не может быть просто так!
Когда это началось?
Когда Хисаги начал писать о новых капитанах статью? И Кире просто резануло глаз несколько странных фактов? Когда они за уточнением деталей пошли в мир живых к Урахаре Киске, и тот с преувеличенной радостью им все рассказал, вот только у Киры сложилось стойкое ощущение, что рассказали им совсем не то, не так, и скрыли куда больше. Много больше...
– Да что ты в самом деле? Кому сейчас нужно что-то скрывать? – Хисаги подбивал материал по капитанам и недоумевал, от чего приятель Кира дёргается по пустякам.
«Действительно. Кому это нужно?»
Или всё дело было в том, что Кира начал задаваться вопросами сразу после предательства прежних капитанов. Начал, да так и не развил свою мысль, не до того было.
Зато сейчас времени было полно, страсти поутихли, а вопросы остались. И очень маловероятно, что только он один заметил странности в этой истории.
"А может быть всем просто наплевать, а, Изуру?"
«Может быть, вот заодно и узнаю».
Он уже всё для себя решил.
С чего бы начать... С главной странности. Точно, он начнёт распутывать этот клубок с капитана Ичимару, светлая ему память, чтоб его черти побрали.
"Ай-яй, Изуру, как нехорошо…"
Да, именно тогда он перебирал вещи в коробке и наткнулся на бумагу об окончании академии шинигами. Причем свою. Неведомо как туда попавшую.
Выпуск из академии – то ещё событие. Киру и Абарая распределили в пятый отряд. Момо в слезах, заперлась у себя, у неё престижное распределение в кидо корпус, завтра её торжественно проводят в отряд, а она ревёт. Бедняжка. Она больше них двоих мечтала попасть под командование Айзена.
Лейтенант пятого отряда с улыбочкой, от которой на душе становится пакостно и мерзко, рассматривает их с Абараем бумаги. В офисе пятого отряда тихо и чисто. Капитана нет на месте. Трое простых рядовых неторопливо, но усердно метут площадку перед зданием штаба. Их видно через окно. Было бы видно и получше, если бы не силуэт лейтенанта Ичимару, подсвеченный утренним солнцем и будто искрящийся в его лучах.
Кира хмурится, ему жаль Момо и неуютно в незнакомой, хотя и опрятной на придирчивый взгляд аккуратиста и вчерашнего выпускника, обстановке. Сейчас он бы с радостью уступил ей своё место...
– Кира Изуру... – тянет гласные лейтенант Ичимару, будто тянет жилы. – Ты чем-то недоволен?
Бумаги новичков неаккуратно смяты в левой руке. От лейтенанта Ичимару они не дождались ни официального приветствия, ни следования привычному этикету.
От такого вопиющего пренебрежения традициям, от невежливого тыкания Кира на миг столбенеет, но к нему обратились, нужно что-то отвечать.
Улыбка лейтенанта Ичимару не обещает ничего хорошего вне зависимости от ответа, но Кира вдруг рискует.
– К вам в отряд хотела поступить наша подруга, а её направляют в корпус кидо... Я подумал, может быть пока ещё возможно...
– Что ты там мямлишь, я не могу разобрать. – У Ичимару отвратительный акцент и он произносит слова то быстро и слитно, не поймешь сразу что сказал, то тянет как сладкую конфету долго и раздражающе, так и хочется договорить фразу за него.
– У неё мечта – попасть в отряд к капитану Айзену. Если бы Вы могли бы помочь...
– Стоп. Помолчи. – Лейтенант Ичимару рассматривает Киру сквозь прищур так пристально, что мышцы лица сводит судорогой. – Предлагаешь мне подпортить кровь кидошникам, цветочек?
Какая фамильярность, хочется ответить что-то неприятное, несмотря на воспитание, субординацию и здравый смысл. И Кира совсем не это имел в виду, он хочет сказать холодно «нет», но почему-то кивает. Абарай смотрит на друга расширившимися от ужаса глазами, а лейтенант Ичимару меняет десяток улыбок за пару секунд и останавливается на заинтересованной.
Кира не хочет знать, почему он настолько хорошо чувствует чужое настроение, но уверен: от прежнего раздражённого недовольства Ичимару нет и следа.
– А это интересно... Но что мне за это будет?
– А что вы хотите? – а ещё Кире совершенно не хочется задумываться о том, что у него чувство, будто он знает лейтенанта Ичимару всю жизнь. И даже чуть больше.
Момо счастлива и почти прыгает до потолка. Кира запретил Абараю рассказывать причину, по которой её отказ и желание служить в обычном отряде вдруг приняли во внимание. Ренджи смотрит на него странно и разве что у виска пальцем не крутит, но обещает молчать. Предвзятое отношение Абарая можно понять. У лейтенанта Ичимару такая репутация, что впору зарываться под землю при его приближении, а Кира сторговался с ним на непонятное «будешь мне должен». Впрочем, сам Кира спокоен, он почему-то уверен, что лейтенант Ичимару не потребует от него ничего ужасного.
За своим долгом лейтенант приходит спустя пару месяцев.
– Изуру, помнишь?
– Помню, – отзывается Кира, поклонившись на прощание друзьям и соратникам. Он легко идёт за Ичимару.
– Совсем не боишься?
– А должен?
– Хм...
Лейтенант Ичимару сложный, тяжёлый в общении, непредсказуемый и стремительный. Его обожают. Его ненавидят. Нет никого, кто был бы к нему равнодушен. У Киры пока нет причин его обожать или ненавидеть, он всего лишь благодарен за помощь с проблемой Момо. Пока что всё настолько прозрачно, насколько возможно, вот только он каким-то шестым чувством ощущает нетерпение или даже предвкушение со стороны Ичимару.
– Ты ведь из знати, да?
«А ты из руконгайских бродяг и что?» – хочется ответить Кире. За десять лет в обществе друга Ренджи он изрядно нахватался дурных манер.
– Моя семья занимала не слишком высокое положение, – хотя внешне Кира отвечает более чем прилично, считая, что не стоит терять лицо даже в глазах руконгайца.
– Занимала? – Ичимару внимателен.
– Родители умерли. Давно. Я остался один.
– Для семьи маловато, согласен, – ни соболезнования, ни сожаления. Никакого воспитания. Киру восхищает столь открытое пренебрежение формальностями. Кира благодарен, что его в кои веки не жалеют. И вот он уже потихоньку вливается в поток фанатов лейтенанта Ичимару.
– С кланом Кучики знаком?
Кира в недоумении.
– Наслышан, – осторожно отвечает он.
– Древнюю письменность прочтёшь? – Ичимару разве что не приплясывает от нетерпения и ожидания.
– Смотря что, – ещё больше осторожничает Кира.
– Придётся постараться, – широко улыбаются ему в лицо.
Спустя трое суток расшифровки особо редкого старого свитка дома Кучики, Кира ненавидит лейтенанта Ичимару.
Слог повествования сух и витиеват. Смысл из этого набора слов выцарапывается с трудом. Китайских иероглифов слишком много, и почти нет привычных знакомых японских. Что-то о неповиновении оружия и подчинении, о могуществе божества, о несчастном божестве... Сказки, предания… Так сразу и не поймёшь. А ещё тот, кто это писал, был феерически косноязычен. Кира готов всё бросить и просить лейтенанта исполнить долг в другой раз, другим способом, но Ичимару на удивление доволен результатом, быстро пробегает глазами расшифрованное, тянет «какой молодец» и ласково треплет макушку. Кире не нравилось, когда его трогали посторонние. До сих пор, по крайней мере, не нравилось. Он уходит от этого прикосновения и ловит понимающую усмешку. На обдумывание, к чему бы это, нет сил, единственное, что Кире сейчас хочется, – это вытряхнуть из головы монстроподобные конструкции иероглифов и вернуться в отряд для того чтобы как следует поспать. Ичимару не возражает, только намекает, чтобы Изуру не распространялся о том, чем был занят.
– А что это за предания? – спрашивает Кира без задней мысли. Просто странно с чего бы вдруг Ичимару понадобились древние сказки.
– Какой ты любопытный, Изуру, – лейтенант касается пальцем кончика носа Киры. – Не забивай себе голову.
Прикосновение к своему лицу нестерпимо хочется стереть.
На вопросы Ренджи и Момо приходится врать, что его заставили читать вслух устав. Пятьдесят раз. Кажется, теперь лейтенанта Ичимару ненавидят ещё двое шинигами.
– Ты зачем глупости болтаешь обо мне? – Ичимару подстерегает его возле полигона после тренировки.
– Надо же было что-то им говорить... – Кира отчего-то сразу понимает, о чём речь.
– А ничего умнее придумать не смог, – Ичимару недоволен. – Что ж, теперь придётся оправдывать репутацию. Пойдём.
И Кира снова идёт следом, всем нутром ощущая глухое раздражение лейтенанта Ичимару. Почему стоит к нему приблизиться, кажется, что он его чувствует как... себя.
– Все ещё не боишься? – звучит как угроза.
– Только если вы всерьёз решили меня убить?
Лейтенант Ичимару резко разворачивается и Кира почти впечатывается в него.
– Думаешь очень умный? Считаешь, что можешь дерзить, отвечать вопросом на вопрос?
Кира чувствует накатывающую ледяную ярость. Чужую, сильную, опасную.
– Вот теперь боюсь, – шепчет он искренне. – Простите, лейтенант Ичимару, этого больше не повторится.
Кира кланяется, а когда выпрямляется, опасности уже нет. Есть Ичимару с приклеенной неестественной улыбкой очень усталого человека, которому предстоит очень нудное и неблагодарное занятие.
– Устав помнишь?
– Да.
Кира действительно помнит устав. Весь. Постранично. И цитирует его всё то время, пока лейтенант Ичимару гоняет его деревянной палкой по полигону под видом тренировки, которая больше похожа на изощрённую пытку, а не на спарринг. Устав вроде бы небольшой, но к концу повторного пересказа Кира начинает регулярно пропускать по три удара подряд, и пытку прекращают.
– Средненько, но не безнадёжно, – выносит вердикт Ичимару и добавляет: – Буду тебя тренировать, пока не перескажешь мне устав пятьдесят раз.
Кривая улыбка – последнее, что помнит Кира о том бесконечно долгом дне.
На следующий день от Момо он узнаёт, что слух о чтении устава дошёл до капитана Айзена и тот строго спросил со своего лейтенанта за такую выходку. Кира чувствует себя полным идиотом.
– Изуру.
– Да.
Кира неохотно плетётся на очередной сеанс пытки. Вот только ведёт его лейтенант Ичимару не на полигон.
– Удивлён?
– Удивлён, – вторит Кира. – Осталось ещё пятнадцать.
– Прощаю, – Ичимару лучится радостью и благожелательностью. – Но взамен ты мне снова кое-что должен.
Кира гадает, что его ждёт и тем неожиданнее оказывается задание. Написать стих для девушки? В подарок? Извинение, которое не будет выглядеть как извинение. Он что, издевается?
– Но я её совсем не знаю, – пытается объяснить Кира. – О чём писать?
– Какая разница, – беззлобно ворчит Ичимару. – О чём хочешь, чтобы только красиво было. Ты умеешь, я видел твои публикации в «Сейретейском вестнике». Или ты не в курсе, что нравится девушкам?
Кира выдыхает. Вестник, ну конечно же. Это вам не древняя нудятина, лейтенант в состоянии осилить такое сам.
Кира задумчиво чешет переносицу кончиком кисточки и ловит на себе очень странный взгляд Ичимару. Придётся выдумывать. Думается, к слову, из рук вон плохо.
После трёх десятков отвергнутых вариантов, наконец, один оказывается удостоен внимания и принимается как окончательный. Кира вздыхает с облегчением.
– Только не ляпни опять какой-нибудь ерунды о том, что тут делал, – предупреждает лейтенант Ичимару.
– Тогда вы придумайте сами, что мне говорить. Чтобы уж наверняка. – предлагает Кира.
– И девушки у тебя нет, и врать ты не умеешь. Беда.
Кира молчит и на провокацию не поддаётся. В том, что это именно провокация, он почему-то не сомневается.
После смерти родителей Кира не жаждет с кем-либо сближаться. Ему достаточно службы, друзей и редкого, но насыщенного общества лейтенанта, а дома он предпочитает побыть один. Ну, с некоторых пор компанию ему иногда составляет Хисаги.
К слову, о Шухее.
Хисаги порой был той ещё головной болью. Как он оказался в доме Киры? Очень просто.
После инцидента с пустыми и до самого выпуска Киры из академии они почти не сталкивались. Но после распределения и попадания Киры в пятый отряд, Хисаги уже был четвертым офицером в девятом и носился с вестником, а Кира писал стихи, немного прозу, немного разбирался во всём подряд, и в целом, как оказалось, был более грамотным. Самое то на должность корректора, соавтора и просто толкового помощника. Кира сам привёл Шухея в своё скромное поместье. Хисаги тогда по деловому огляделся, заметил, что в отличие от помещения редакции, которая как проходной двор для всех желающих, у Киры тихо, никто не мешает и как-то само собой получалось, что лучшего места для спокойной работы над текстами им не найти. Кира не возражал. Для него это был лишний повод бывать дома и держать поместье в порядке.
Как Шухей оказался в постели Киры? Так же просто.
Непроходящая любовь к прекрасной и недоступной Матсумото Рангику распирала друга как минимум раз в два месяца. В один из таких приступов Хисаги расценил дружеское похлопывание по плечу как-то иначе, чем обычно. А Кира не стал его расстраивать ещё больше, посчитав случившееся недоразумением разового характера. Когда недоразумения переросли с стойкую тенденцию, Кира однажды поинтересовался, почему при столь явной любви к Матсумото Рангику в постель тащат его, а не какую-нибудь милую девушку?
– Если я буду спать с девушкой, значит я буду ей изменять. – трагично произнёс Хисаги. – Но ты же не девушка?
– Нет, – открестился Кира и целую минуту пытался постичь логику влюблённого, а потом решил, что не имеет ни малейшего желания разбираться с тараканами в чужой голове, свои не кормлены.
Более того, что-то похожее Кира слышал и от Ренджи, когда тот серьёзно и надолго разошёлся со своей подругой Рукией. Тогда Кира окончательно понял для себя, что видимо все руконгайцы немного ненормальные.
С Шухеем было просто, спокойно и удобно. Можно было неделями встречаться исключительно по делам, но рано или поздно он, как бумеранг, возвращался к Кире. Классические признаки возвращения были из раза в раз одни и те же. Сначала Хисаги угрюмо пил чай, потом доставал что-то покрепче, далее шло бурное обсуждение его несостоявшейся любви, ну а затем без тени вины или сомнения он тащил Киру в постель. Ренджи на осторожные вопросы Киры, что делать и когда это закончится, неприлично громко ржал и называл их отношения дружеской идиллией.
Впрочем, всерьёз прогонять Хисаги почему-то никогда не хотелось.
Сегодняшний вечер не был исключением из установившихся годами правил. Медитацию Киры на клочок бумаги прервало сопение Шухея. Он обнимал со спины и щекотно дышал куда-то за ухо. Воспоминания прошлого растворялись утренним туманом.
– Ты в курсе, что тебя все до сих пор считают помешанным на Ичимару?
Узнал почерк, надо же.
– Если думаешь, что я собираюсь оправдываться, то зря. Действительно помешан. Даже не отрицаю.
Мысли, воспоминания упорно цеплялись друг за друга и отпускать Киру не собирались.
– Может, уже забудешь хотя бы ненадолго своего предателя.
Хисаги развязывал на нем пояс, но это не мешало, да и бумажка уже была не нужна.
– Он не мой, – привычно-бесстрастно уточнил Кира и поморщился. – Не знаю, что ты ел на ужин, но вонь ужасная. Дыши, пожалуйста, в другую сторону.
Шухей недовольно фыркнул и подмял Киру под себя.
Невольно Кира припомнил, что от Ичимару всегда хорошо пахло. И неважно, был ли это чистый сладковатый запах свежести после недавнего мытья, или пряный резкий аромат его тела после долгой тренировки, похожий на горькую соль с лёгкой кислинкой, - странное, но приятное сочетание.
Иногда от капитана пахло его женщиной. Матсумото Рангику пользовалась разными духами, но основу составлял всегда именно её собственный запах. Тоже приятный. Тёплый, мягкий, с нотами молока и сахара. С некоторых пор капитан приносил с собой холодный запах песка, пыли и крови. Нет, Кира никогда не принюхивался специально, но память зачем-то услужливо подбрасывала ему эти ненужные подробности.
Память – великий рандом. Вот он подумал о Матсумото и перед глазами замелькали тени прошлого.
Тогда он пришёл извиняться, кажется. Да, просто извиняться.
Это было немного после торжественного вознесения предателей капитанов в Уэко Мундо, после истеричных разборок, кто прав, а кто виноват, суматохи, громких обвинений и спорных выводов. После возвращения риока обратно в мир живых. После всего того, что Кире и вспоминать-то не очень хочется.
– А, Кира, проходи! Выпьешь? – лейтенант десятого отряда Матсумото Рангику улыбалась немного грустно, немного загадочно и в большей степени обречённо. Не натренируйся Кира в чтении оттенков эмоций вечной ичимаровской улыбки, то принял бы такое приветствие за радушие.
– Да, спасибо.
О том, что лейтенант Матсумото – женщина непростая, он догадывался хотя бы по одному факту долгой дружбы с Ичимару. Она казалась беспечной, простоватый и доступной. На самом же деле Кира со временем обнаружил чудовищную проницательность, невероятную силу воли, изворотливость и ту особенную мудрость, которая позволяет ей выглядеть легкомысленной дурочкой.
Зачем он начал таскаться к ней в компани Хисаги и напиваться, Кира точно сказать не мог. Наверное, чтобы не думать. Забыть, забыться, вот только вычеркнуть больше половины собственной жизни как-то не получалось. Вопросы лезли сами собой, и один он всё-таки не удержался, задал.
– Вы знаете, почему. – Даже не вопрос, утверждение. Он не договорил, и так было понятно, о чем и о ком речь.
И Кира не был до конца уверен, но интуиция подсказывала, эта женщина знала куда больше, чем хотела показать. Кроме того, к счастью, на него не действовали её женские чары.
– Не лезь в это, – был весь ответ. Прозвучало так знакомо, те же слова, те же интонации, что сбилось дыхание. – Лучше ещё выпьем. Кампай.
Чары не действовали, зато действовал алкоголь.
И они пили ещё и ещё. До самой зимней войны Кира не хотел ни о чем думать, ничего ни помнить, ни знать. Матсумото Рангику отлично ему в этом помогла.
Вот только в битве над Каракурой, когда Кира вместо того чтобы убивать врагов, лечил Матсумото и Хинамори, память догнала его и накрыла с головой. У памяти была такая знакомая реацу, тонкими лентами вьющаяся вокруг, с любопытством касающаяся кожи, вызывающая мурашки по всему телу, и силуэт капитана-предателя далеко вверху. Кира мог поклясться, что смотрящий куда-то в сторону Ичимару тем не менее следит за ними.
Вслед за памятью вернулись и вопросы, главным из которых был: «Что вы задумали?». Кира уже готов был оставить раненых девушек, добраться до Ичимару и если не поговорить, то хотя бы задать один вопрос, самый-самый. Внезапно бывший капитан третьего отряда повернулся на мгновение, посмотрел прямо на них, таких маленьких и жалких внизу на земле, и аккуратно погладил кончик своего носа¹. До ненормального знакомый жест, будто не было долгих месяцев по разные стороны баррикад.
«Это моё дело» «Не лезь в это, Изуру» «Не вмешивайся» «Тебя это не должно касаться» приказы, пожелания, просьбы – всё в кучу.
Как это похоже на Ичимару.
А вот теперь перед внутренним взором Киры 4+8=13.
Что если применить ту же логику, что и с предателями? Капитан четвертого отряда Унохана и восьмого Кьёраку строят заговоры на территории капитана тринадцатого отряда Укитаке? Им на троих столько лет, что за это время можно спланировать в сотни раз больше заговоров, чем Айзен. Бред какой-то. Но одно воспоминание упорно тянет за собой другое.
Ичимару постукивает своим длинным пальцем по кончику кириного носа.
– Ты слишком любопытный, Изуру. Или ты ревнуешь меня к Кучики?
– Не говорите глупостей, капитан.
– А ты их постарайся не делать. Я серьёзно, Изуру, не суйся к Кучики. Если тебе не даёт покоя твое неуёмное любопытство, взращивай в себе тринадцать добродетелей.
– Боюсь, капитан, на тринадцать добродетелей я не найду времени. И почему тринадцать?
Ичимару пожимает плечами.
– Хорошее число, ничем не хуже любого другого.
«Кучики… 13 отряд. Надо поговорить с Укитаке…»
"Изуру, ты бесчувственная скотина. Твой дружок пытается сделать тебе приятно, а ты думаешь о числах!"
«Заткнитесь, капитан Ичимару. Просто заткни...»
Воспоминания-бусы разлетелись осколками, дыхание сбилось. Кира ткнулся мокрым лбом в сложенные ладони, чувствуя, как Шухей гладит его по спине. Приятно. Маленький бонус. Ритуал-ласка. Можно расслабиться на минуту, вот только в бок упирается ворох одежды.
– Слезь с меня, неудобно сидишь.
Кира перекатывается на пол, садится и неторопливо одевается.
– Тебе сегодня не угодить, – жалуется Шухей. – Не так сижу, не так дышу...
Он встрепанный и смешной, как нахохлившийся воробей. Глаза слегка мутные и сонные. Его всегда после тянет в сон.
– Прости, – меньше всего это похоже на извинение. – Мне надо в тринадцатый, хочу поговорить с капитаном Укитаке.
– Не поздновато для визита? – Шухей в недоумении.
Оно понятно, вечер уже поздний, но всё-таки это ещё не ночь.
– В самый раз. Ложись, я ненадолго.
Кира завязывает пояс, когда Хисаги его окликает.
– Эй, если через пару часов не вернёшься, приду тебя спасать. Надеюсь, Сентаро с Кийоне ещё не успеют тебя прикопать под каким-нибудь очаровательным кустиком.
Тепло улыбаясь и кивая, Кира уходит в шунпо.
Что бы там ни было, хорошо, что прежде всего Хисаги остаётся его другом.
В казармах пятого отряда сегодня как-то особенно много народа. То ли из-за паршивой погоды, то ли просто так сложились обстоятельства и все разом решили набиться в одно помещение. Душно, даже несмотря на открытые окна и двери, через которые щедро заливает пол летний тёплый дождь. Казалось бы, для разговора слишком много вокруг ушей, но за гомоном голосов вокруг поди разбери тихие реплики соседей.
– У тебя с этим вашим лейтенантом что-то есть? – Хисаги последний месяц ходит задумчивый и поглядывает на Ичимару с неприязнью.
Кира не сразу понимает суть вопроса, а потом хмурится. Вот и что Шухей хочет услышать?
– Да нет. Не то, что все думают... – Хисаги смотрит странно. – Ничего такого, правда. Можешь сам его спросить.
Кира не может понять, в чём дело. Хисаги с неделю как лейтенант девятого отряда. Вероятно, до него дошли какие-то слухи, поэтому ведёт он себя странно, но… Не в характере Шухея реагировать на сплетни, он всегда может спросить напрямую, что ему до каких-то там слухов?
Кира пожимает плечами и продолжает заниматься порученным отчетом. Последнее время отчеты полностью на их с Хинамори совести.
Хисаги уже собирается уходить, но натыкается на Ичимару буквально в дверях. Кира без тени тревоги наблюдает, как два лейтенанта общаются, как беспечно и преувеличенно-радостно улыбается Ичимару. То, как Хисаги мрачнеет, Кира не замечает.
А вечером Хисаги не приходит. И всю следующую неделю тоже. И Ичимару куда-то пропал. Кира не беспокоится, понимает, что у лейтенантов всегда куча дел. Возможно даже какое-то совместное задание. Кира думает о том, чтобы уточнить у капитана Айзена, но так и не решается отвлекать его пустыми расспросами.
Только спустя две недели в доме Киры вдруг появляется лейтенант Ичимару. Никогда не заходил, не напрашивался, не проявлял интереса, а тут вот, пришёл.
– Добрый вечер, – Кира немного ошарашен визитом.
– Привет-привет. – Ичимару по-хозяйски обходит дом, заглядывает, чуть ли не в каждый угол, а потом привычным движением обнимает Киру. Вот только прикосновения на этот раз ощущаются совсем иначе чем обычно. У Киры перехватывает дыхание, и волоски на затылке встают дыбом. Что это? Зачем?
– Твой дружок так неподдельно расстроился, смотрю, совсем перестал к тебе бегать. – У Киры в голове каша из мыслей и сильных противоречивых чувств. – Такой смешной. Ревнивый... Я подумал, пусть хоть ревнует не на пустом месте, нэ?
У Киры резко проясняется в голове.
– Что... – голос не слушается, сипит. – Что вы ему наговорили?
– Ничего такого, чего про нас ещё не успели придумать, – веселится Ичимару.
Прикосновения уже настолько откровенные, что Кира вдруг понимает, что испытывает отвращение и непонятную брезгливость. Ему тошно, ему плохо и неправильно от происходящего. Одним быстрым движением он высвобождается из объятий. Перед глазами все плывёт и темнеет.
– Вон из моего дома. – Кира не узнает свой голос.
Ичимару склоняет голову на бок и приподнимает бровь.
– Изуру?
– Вон. – В голосе арктический холод.
Ичимару хмыкает, разворачивается и уходит.
На следующий день Кира переводится в четвёртый отряд. С повышением. Теперь он третий офицер. В голове у него звенящая пустота и полные глаза льда. Буквально за два дня до инцидента с Ичимару капитан Айзен намекал на возможность перевода, Кира хотел отказаться, но теперь согласился бы со злости на что угодно.
С переводом в четвёртый наваливается столько дел, что об Ичимару он не думает. О Хисаги тем более.
Хисаги сам появляется у Киры дома спустя два месяца. Предлагает отметить повышение, ведёт себя преувеличенно бодро и всячески делает вид, что ничего не произошло. Кира успешно подыгрывает, в конце концов, они друзья, мало ли какая вожжа попала под хвост Шухею, но теперь ведь всё как прежде.
Что случилось в тот вечер с Ичимару, Кира так и не знает. Это двойственное чувство, когда и хочется знать, и одновременно появляется стойкое отвращение к теме. Ненависть имеет гнилой и вяжущий сладковатый привкус. О том насколько пусто в душе без ставшего привычным чувства причастности к лейтенанту пятого отряда, Кира боится признаться даже себе.
Кира останавливается перед воротами тринадцатого отряда и стряхивает с себя воспоминания, как дорожную пыль.
Наивно было бы искать капитана Укитаке в штабе этого самого отряда. В отсутствие лейтенанта Кучики Рукии, вечерами возвращающейся в поместье к обществу любимого брата, приглядывать за капитаном остаётся неизменная парочка. По ним легко было обнаружить местоположение капитана Укитаке. Котетсу и Котсубаки, не скрываясь, торчали возле Угендо. Небольшой домик на озере приветливо светился окнами.
– Кира? Ты зачем тут так поздно? – Сентаро, как обычно, был более чем прямолинеен.
– Мне необходимо поговорить с капитаном.
– А... Он занят.
– Я подожду.
– Он надолго занят, – Котетсу-младшая заступила дорогу с таким видом, будто готова вот-вот наброситься.
Иногда казалось, что эти двое - родственники. Возможно, так и было. Какие-нибудь очень дальние, но неуловимо похожие.
Кира невозмутимо смотрел сквозь неё. Свет в окне домика мигнул.
– Сентаро, Кийоне, что-то случилось? – голос капитана Укитаке разнёсся над озером.
– Да! Нет! Тут Кира пришёл! Уже уходит! – перекрикивая друг друга, заорали подчинённые вразнобой. Кира поморщился, для него звуки, издаваемые двумя третьими офицерами тринадцатого отряда, были чрезмерно громкими.
– Хорошо, пусть проходит.
Поразительно, сколько выдержки требовалось капитану Укитаке, чтобы терпеть эту назойливую парочку так долго. Ни капли раздражения или неудовольствия не проскользнуло в его голосе.
На Киру посмотрели, как на врага народа, и проводили убийственно тяжёлыми взглядами.
Идя по настилу над водой, Кира засомневался, стоило ли действительно приходить так поздно и тревожить покой не очень здорового капитана? Сомнения развеялись, как только радушный хозяин пропустил его внутрь.
В домике было, мягко говоря, тесновато.
– Добрый вечер, капитан Кьёраку, капитан Унохана, капитан Укитаке, – Кира поклонился всем по очереди. – Прошу простить за беспокойство.
А формула-то, похоже, до сих пор актуальна. Удачно он зашёл, ничего не скажешь. Сколько лет они вот так собираются и что при этом обсуждают? Явно не погоду.
– Ну, что ты, Кира, проходи, садись, – капитан Кьёраку распоряжался, как у себя дома. – Выпьешь что-нибудь?
Кира оценил набор напитков на крохотном чайном столике и покачал головой. Чай он не хотел, а на что-то более крепкое в присутствии трёх капитанов у него не хватало наглости.
– Что-то важное? Тебе нужна помощь? – капитан Укитаке само участие. Может быть, стоило прийти в другой раз и поговорить только с ним одним?
– Не уверен, что вопрос актуален, но ... Что вам известно об участии капитана Кучики в предательстве Готея-13?
Кира не хотел говорить так прямо и безапелляционно, но вопрос будто сам сорвался с языка.
Три капитана замерли. Застыли ледяными изваяниями. Даже воздух в тесном пространстве домика, казалось, стал холоднее на пару градусов.
– Кира, почему ты решил, что Бьякуя... То есть капитан Кучики замешан в той истории? – судя по голосу, Укитаке был удивлён, но в глазах было подозрительное беспокойство и задумчивость. Из разряда «убрать свидетеля сейчас или пусть ещё поживёт пару часов».
– Может быть потому, что я не верю в совпадения.
Кира глубоко вдохнул, оценил косой взгляд капитана Уноханы, кривую ухмылку капитана Кьёраку и начал излагать.
Совпадений, казалось бы, случайных и косвенных, набиралось немного, но... Начать с того, что все участники происшествия со странными пустыми, в котором Кира принимал непосредственное участие, стали лейтенантами. Все четверо. Причем довольно быстро. Трое – у будущих предателей, только Абарай позже всех и вовсе, казалось бы, у не связанного ни с кем Кучики... Но именно после назначения Ренджи лейтенантом в шестой отряд началась та пакостная и тёмная история с Хогиоку. Кроме того, во время битвы над Каракурой капитана Кучики отослали подальше, аж в Уэко Мундо. Или он сам вызвался, чтобы не сталкиваться с Айзеном? Возможно… И откуда-то руководство Готея узнало, что Айзен готов атаковать город раньше. Отдельного упоминания стоил тот факт, что Ичимару и Кучики стали капитанами одновременно, и до этого и после назначения они были достаточно дружны, лишь перед самым предательством разругавшись, будто нарочно. А ещё было упорное нежелание Кучики Бьякуи хоть как-то отсрочить или отменить казнь сестры. Да, приёмной, да, это же Кучики, и их порой не поймёшь, но после всех выходок главы крупнейшего в сейрейтее клана, разве только Кире кажется подобное поведение довольно странным? По отдельности факты не привлекали к себе внимания, но стоило собрать их вместе...
– Постой, Кира, а почему ты так уверен, что Ичимару и Кучики были давно и хорошо дружны? Они общались, конечно, но насчет дружбы это ты погорячился… – капитан Кьёраку поскрёб свою вечнодвухнедельную щетину.
– Потому что, начиная с поступления в пятый отряд и до их размолвки, закончившейся предательством, я регулярно читал, переводил или расшифровывал для Ичимару книги и свитки из личной библиотеки дома Кучики. Обсуждал этикет и особенности ведения разговоров. Иногда консультировал, что и как нужно говорить или воспринимать.
Второй раз в домике на озере повисла гнетущая тишина. Капитан Унохана придвинула к Кире чашку с чаем. Благодарно кивнув, Кира заметил, как капитаны многозначительно переглядывались, будто делились мыслями. Кире показалось, что все совпадения, о которых он говорил троице старейших капитанов, были им хорошо известны, учтены и взвешены задолго до его появления, единственное, что им не было известно, это осведомленность самого Киры и пристрастие Ичимару к чтению кучиковских архивов.
За почти семь лет, проведённых в пятом отряде, Кира познакомился, кажется, с половиной библиотеки Кучики. От откровенно порнографичных свитков аналога человеческой камасутры до невыносимо скучных и непонятных записей деяний древних воинов. Написал полтонны отчётов, натренировал кучу полезных в бою и жизни навыков, и стальные нервы в придачу. Бесчисленное количество раз покрывал отлучки неугомонного лейтенанта.
А ещё он довольно близко и хорошо узнал Ичимару, с его ужасным непредсказуемым характером, отвратительной манерой общения и зашкаливающей сильной притягательностью, которая имела на Киру странное действие.
До смешного, между ними за эти почти семь лет так и не было близости, хотя они регулярно засыпали и просыпались в одной постели. Кира ел с чужих рук, млел от осторожных поглаживаний, грелся в холода, говорил первое, что приходило в голову, и без тени смущения обсуждал личную жизнь. Свою ли, чужую… Но только наедине. Лейтенант Ичимару был ненормально уютным. Кира не переставал удивляться как такой угловатый, костлявый и с виду колючий Ичимару вдруг оказывался гибким, удобным, мягким и ненавязчивым. В его уверенные совершенно нейтральные объятия было приятно кутаться. А сдержанные без подтекстов или намеков ласки усыпляли в считанные минуты. С ним было спокойно. И этим редким спокойствием окупался весь прочий дискомфорт от экстремального общения.
При посторонних же Кира чувствовал себя иначе. Он смущался, краснел и выглядел даже на свой взгляд полным идиотом. Рядом с Ичимару все благоприобретённые свойства и навыки Киры рассыпались прахом. Одного жеста, взгляда, намёка хватало, чтобы Кира в секунду превратился из взрослого бойца, офицера с железным самообладанием и несгибаемой волей, в восторженного юнца. Когда Ичимару не было рядом, Кира ловил сочувствующие взгляды окружающих и ненавидел себя за слабохарактерность, а Ичимару за снисходительность, с которой тот принимал обожание. Это больно било по самолюбию из раза в раз, но ничего сделать с этим было решительно невозможно. Кира пытался неоднократно. Если на расстоянии хотя бы в пару метров он ещё был способен побороться за право не потерять лицо, то стоило Ичимару притянуть его к себе, и всё, прощай здравый смысл, здравствуй неконтролируемое чувство принадлежности. Будто Кира вещь. Даже не так. Часть самого Ичимару.
Глупая ассоциация. Недостойное поведение. Полный провал по всем фронтам.
Иногда Кире казалось, что их отношения похожи на замысловатую игру, где он должен угадать, что думает, подразумевает или ждёт от него Ичимару. Это раздражало. Но зато всегда после невероятных усилий, маленьких побед и заставляющих чувствовать себя глупым ребёнком поражений, наступала полоса спокойного молчаливого взаимопонимания наедине. И это было ценно.
А ещё Ичимару обладал свойством, которое иначе чем «врождённым аристократизмом» Кира назвать не мог. В него самого правила и схемы поведения вдалбливали годами, Ичимару же ловил всё на лету, понимал порой просто интуитивно и… Нарочно высмеивал, выворачивал наизнанку и превращал в фарс. Ичимару умел быть учтивым, правильно и красиво выражать свои мысли, но в конце благопристойной беседы неизменно вворачивал одну-две фразы, полностью разрушающие всё очарование разговора.
Он умел красиво и подчеркнуто аккуратно писать, явно копируя манеру капитана Айзена, но почему-то предпочитал чёркать небрежно и размашисто, превращая написанное в шифровку с художественными пятнами туши на полях. В истинном значении недомолвок, полунамёков и скользких фраз, преследующих зажатый рамками приличий мирок аристократии, Ичимару разбирался с лёгкостью и непринуждённостью, достойной главы клана Кучики. Интриги, лицемерие, вежливая язвительность - это была его естественная среда. И тут даже искажать ничего не нужно было. Почему, откуда брались эти умения, Кира не знал, теряясь в догадках, а Ичимару на все его вопросы виртуозно уходил от темы, охотно шутил, и этим всё больше уверял Киру в неоспоримой гениальности начальства.
Из омута воспоминаний Киру выдернул голос капитана тринадцатого отряда.
– Может быть, ты вспомнишь, что именно брал почитать Ичимару? – Укитаке, кажется, был раздосадован.
– Ничего запрещённого, – спустя полминуты ответил Кира. – Могу написать приблизительный список.
– Если тебе не трудно, – Укитаке выложил на стол лист бумаги и принадлежности для письма.
– Почему же ты только сейчас пришёл с этими догадками и почему сюда? – Кьёраку крутил в руках чашку с недопитым вином.
– Предлагаете подойти с этим вопросом напрямую к капитану Кучики? Или может быть обратиться во второй отряд? – Кира не хотел дерзить, вышло само, и он прикусил язык, чтобы не наговорить ещё что-нибудь лишнего. Память услужливо переключилась на названия и содержание документов, книг и свитков с пометкой великого клана, что за долгие годы прошли через его руки. Кира методично записывал мелким почерком всё подряд. Список обещал выйти за пределы одного листа, и капитан Укитаке подсунул ему ещё парочку.
– Ну что ты, зачем же так сразу... не обижайся, Кира. Просто столько времени прошло с тех пор.
– Чуть меньше двух лет. Не так уж и много. Отвечать на вопросы отдела дознания во втором отряде мне больше не хочется, как и испытывать на себе выдержку капитана Кучики. Всем известно, что капитан Укитаке когда-то был наставником у нынешнего главы клана и, возможно, он знает о Кучики больше чем кто-либо ещё. – Лучше бы он продолжал молчать.
– Боюсь тебя огорчить, Кира, но, похоже, у твоего бывшего капитана отношения с Бьякуей были куда более тёплые.
«Он не мой...» – хотелось ответить по инерции, но Кира сдержался. В голове сдавленно хихикнули, и тут же капитан Унохана резковато посмотрела на Киру. По всей видимости, она среагировала на скачок фона реацу. Или Кира просто дёрнулся в тот момент и тем привлёк излишнее внимание. В любом случае, в присутствии трёх сильнейших капитанов Готея следовало лучше держать себя в руках.
Укитаке передал первый исписанный лист Кьёраку, тот лениво проглядел список и с коротким смешком подчеркнул ногтем несколько пунктов.
– Вот это бы и я не отказался прочесть на досуге.
Кире хватило мимолетного взгляда, чтобы понять какой тематики литература привлекла внимание капитана восьмого отряда.
– А я бы не отказалась от этого, – капитан Унохана выделила старинный трактат про искусство войны, которым капитан Ичимару мучил Киру почти полгода. Странный был выбор для медика.
– Хм, а это ему зачем? – Укитаке чуть смазал непросохшую тушь. Свитки древних преданий о неподчинении зампакто. Кира тоже тогда удивился, разве такое возможно? Если верить написанному, то случаи неповиновения бывали нечасто, где-то один раз из десяти-пятнадцати тысяч. Но всё-таки бывали. Что Ичимару искал в том плохо сохранившемся и несколько раз реставрируемом труде, непонятно, но Кира помнил, как внимательно бывший капитан заставлял вчитываться в пыльные, рассыпающиеся под пальцами страницы.
– Кажется, всё, – Кира закончил писать.
– Да уж, очень приблизительный список, – сарказм капитана Кьёраку сопровождался задумчивым изучением пяти исписанных Кирой листов.
– Как тебе, наверное, уже понятно, Кира, для меня твой вопрос стал неприятной неожиданностью. – Укитаке выглядел уставшим и печальным. У Киры внезапно проснулась совесть. – Но ты правильно сделал, что пришёл с этим ко мне. К нам. Я понимаю твоё беспокойство, Айзен все ещё жив и если у него остались союзники в Сейрейтее... Нет, я бы не хотел так думать, но проверить обязан. Без огласки. Уверен, всё совсем не так, как кажется на первый взгляд.
Кира застыл изваянием. Всё не так, как кажется. Конечно. С чего он взял, что Ичимару поссорился с Кучики не нарочно? Последние несколько лет до предательства Ичимару так основательно и целенаправленно изображал из себя «самого плохого парня Готея», что только слепой не догадался бы, что тут что-то нечисто. Правда тогда Кира легкомысленно считал, что Ичимару просто так развлекается, но мог бы уже тогда понять, капитан ничего не делал просто так. Это был намёк. Все должны были поверить в его предательство, все и поверили. Вот только Ичимару никогда не совершал слишком очевидных поступков. Кира уже тогда смог, пусть не сразу, но сообразить, что к чему. Поэтому лишь поначалу на эмоциях отнёсся к уходу капитана Ичимару остро, а потом понял – всё слишком очевидно, слишком явно, должно быть второе дно. А может быть и третье... Кучики был замешан. Не мог не быть.
– Знаешь, Кира, я бы попросил тебя больше ни с кем не говорить на эту тему. Особенно в контексте капитана Кучики, но, думаю, ты и сам понимаешь...
Кира понимал.
"Не вмешивайся, Изуру... Не твой уровень", – Ичимару в голове был обезоруживающе, до обидного, честен.
– У тебя нестабильный фон реацу, Кира, что-то не в порядке? – капитан Унохана цепким взглядом осматривала бывшего подчинённого.
– Последнее время чувствую себя... Не очень хорошо.
Кире хватило выдержки смотреть прямо в глаза Уноханы. Это было тяжело и вызывало тревогу. Что она заметила? Неужели он пропустил все-таки явный разлад в своей душе? Ему казалось, внешне фон выглядит, как и раньше.
– Зайди завтра с утра ко мне, – не приказ, но настойчивая рекомендация. Кира кивнул.
«Вот и выяснится заодно насколько моё «не очень хорошо» паршиво на самом деле».
"Ой-ей-ей, Изуру, надеюсь, ты не собираешься завтра подробно останавливаться на симптомах? Как бы тебя после в порыве милосердия не залечили до смерти."
Воспоминания резким всплеском бьют по поверхности сознания.
Спустя месяц после перевода из пятого отряда Кира думает, что более глубокие знания по лечению лишними не будут, и мысль кажется ему здравой. Хотя и страшно иногда до чёртиков. Четвёртый отряд недолюбливают, но для Киры это по большому счёту не проблема. Служить в четвёртом не престижно. Более чем, но и это его не тревожит.
Тревожит Киру невозможность порой переступить через свой страх полной беспомощности. Невольный восторг у него вызывают медики, умеющие не поддаваться панике, отличать важное от мелочей, действовать, несмотря ни на что... Ему непременно хочется уметь так же.
Кира прекрасно осознаёт свои слабости, а в четвёртом приходится от них отказаться поневоле. Лечебные техники даются легко и удаются на раз. Прилежное ученичество никогда не было Кире в тягость. А ещё в четвёртом очень мало шинигами с силовым зампакто, способных удержать некоторых особенно непослушных пациентов. Кира в этом плане просто находка. Конечно, капитан Унохана способна пригвоздить к земле одним только добрым взглядом и ласковым голосом, но она одна, а своевольных больных бывает много и далеко не все послушны и вежливы. Третий офицер четвёртого отряда Кира Изуру способен успокоить, урезонить или удержать почти кого угодно. У него невероятное терпение, тяжёлый взгляд мученика и хорошая память. Особенно на лица нарушителей порядка. Забияки из одиннадцатого, попадающие в четвёртый с завидной регулярностью, признающие исключительно силу, все как один под его опекой. Кира справляется. Не последнюю роль в этом играет тот факт, что у него в друзьях Абарай Ренджи – переведённый как и он из пятого на вакантное место четвёртого офицера одиннадцатого отряда. Дружба с Абараем прибавляет авторитета в определенных кругах. Сказал бы ему кто такое в академии, и Кира бы не поверил.
Капитан Унохана что-то сказала, но слов Кира разобрать не смог, в голове странно шумело.
– Кажется за тобой пришли, а, Кира? – капитан Кьёраку улыбался добродушно и пьяненько.
И тут Кира понял, что это не шум в голове, а отголосок присутствия Хисаги неподалёку.
«И что ему не спится», – раздражение погасло, еще не оформившись в полноценное чувство. Не здесь, не при капитанах.
"Ну как же, он ведь за тебя волнуется", – прозвучало как издевательство, вот только Кира, похоже, в очередной раз так и не понял, почему.
– Да, спасибо большое за беседу, всего доброго, – Кира, соблюдая правила приличия, откланялся.
– Заходи ещё, когда захочешь, – догнало в спину напутствие Укитаке.
«Непременно, как только будут доказательства».
"Скорее догадки, Изуру, ты ведь не считаешь капитанов дураками. Особенно Кучики".
«Хорошо, капитан Ичимару, пусть догадки».
– Ты чего так долго? – встрёпанный сонный Шухей, сдерживаемый совместными усилиями Сентаро и Кийоне, выглядел забавно. Кира улыбнулся и тут же напустил на себя строгий вид.
– Нужно было кое-что выяснить, идём, – и почти потащил Хисаги за собой, резко уходя в шунпо, пусть третьи офицеры думают, что это по работе Кира являлся к капитанам, на ночь глядя. А с Шухеем он дома разберётся. Если уж и выяснять причины его непонятного проснувшегося беспокойства, то без свидетелей.
Останавливаясь у своего дома, Кира с неудовольствием отметил, что Хисаги, уходя, даже дверь не потрудился закрыть. И теперь в комнатах было довольно свежо, если не сказать откровенно холодно. Почувствовав за собой вину, Хисаги принялся оправдываться.
– Я проснулся, а тебя всё нет и... Вдруг что-нибудь случилось?
Сказанное не выдерживало никакой критики, Кира устало потер глаза.
"Кинулся тебя искать, забыв обо всём... Скажи спасибо, не вломился в Угендо, потрясая шикаем".
«Помолчите, капитан Ичимару, ваши шуточки...»
"А кто сказал, что я шучу?"
– Давай спать, – примирительно вздохнул Кира, перестилая постель.
Укладываться пришлось вместе, чтобы было теплее. Кира не любил засыпать рядом с кем-то. На заданиях ли в Руконгае или в мире живых, дома ли с Хисаги. Неудобно, непонятно, куда девать руки-ноги, да и чужие конечности были неприятно твёрдыми, острыми и создавалось стойкое ощущение, что их становилось вдвое больше. Постороннее дыхание в затылок щекотало, раздражало и холодило кожу. Хисаги вообще имел дурацкую привычку ворочаться и вздыхать, норовил закинуть на Киру руку или ногу, а то и вовсе навалиться всем телом. Если прижимался близко, то с ним было жарко, если откатывался подальше, становилось холодно. Мучение. Единственный с кем таких проблем не возникало, был Ичимару. Вот у кого был талант совместного засыпания, в том числе и под одним одеялом. Просто мистика какая-то.
Кира подтянул колени и обхватил их руками, пытаясь абстрагироваться. Получалось плохо. Так он всю ночь может потратить на неудачные попытки заснуть, а завтра работа, обязанности и тяжёлая голова после бессонной ночи будет совсем некстати.
Хисаги отвернулся, прекратив пыхтеть над ухом, стало поспокойнее.
"Скучаешь?" – голос был тихий и чуть насмешливый.
«Скучаю», – признался Кира, уж с собой-то можно быть честным, и неожиданно для себя развернулся, в темноте рассматривая очертания растрёпанной прически Шухея. Придвинулся ближе, пытаясь воссоздать по памяти то, как обнимали когда-то его. Попробовал сам стать таким же текучим и ненавязчиво уютным. Хисаги напрягся, задержал дыхание.
– Ты чего? – почему-то шепотом спросил Шухей в темноту.
– Ничего, спи, – Кире стало смешно и легко, он фыркнул в плечо Хисаги, зевнул и отключился в одно мгновение.
***
Автор: [L]hime no mori[/L]
Бета: [J]Регис К. Ландегре[/J]
Иллюстратор: самоиллюстрирование
Персонажи/Пейринг: Хисаги Шухей/Кира Изуру, Ичимару Гин/Кира Изуру, Оторибаши Родзюро/Кира Изуру, Айзен Соуске/Хинамори Момо, Хирако Шинджи/Хинамори Момо. Прочие персонажи
Тип: джен, гет, слэш
Рейтинг: R
Жанр: драма, романс, бессовестный и беспощадный флафф, немного детектив
Размер: миди, 30 тыс. слов
Саммари: история взаимоотношений Киры, Ичимару, Айзена, Хинамори, Хирако и т.д. Фантазия на тему: кто они друг другу.
Примечания: фанфик написан на Bleach Mini Bang-2015
Предупреждения: АУ!канона, сильный ООС большинства персонажей, внимание!плагиат (некоторое количество идей заимствовано у разных авторов фандома), штампы, спойлеры манги. Ревнителям обоснуя, канона и матчасти лучше воздержаться от прочтения. Смерть персонажей. На слова, подчеркнутые в тексте, можно навести курсор, чтобы прочесть сноску сразу в всплывающем окне.
читать
В доме Киры светло и просторно. Пахнет талой водой, сухими листьями, деревом и теплом. Чай давно остыл. Хисаги что-то ворчит себе под нос, ковыряясь в бумажках, перебирает материалы для вестника, зевает, чешется, тянется к чаю, глотает его, холодный, как микстуру и, морщась, отставляет чашку подальше.
Кира тоже сидит с бумажками. Со своими. Личными. На клочке чёрной тушью нацарапано: 4+8=13. Линии размашистые с длинными стремительными хвостами-кометами. Характерный почерк. Глупая арифметика. Кира разматывает нитку памяти. Иногда эти нитки раскрываются в целые ожерелья.
Ичимару смеётся.
– Ты такой любопытный, мой Изуру.
– Я не ваш, капитан Ичимару. Я лейтенант третьего отряда.
– И правда, как я мог забыть, – его улыбка плавит мозги, и Кира чувствует, как в ответ сам глупо улыбается. – Ты у меня хорошо умеешь считать.
Непонятно, то ли это вопрос, то ли утверждение. Неважно. Кира кивает.
– Третьего. А три и пять равно девять.
Кира кивает и тут же спохватывается.
– Три и пять – это восемь.
– Нет же! Восемь и четыре – это тринадцать!
Ичимару снова смеётся.
Тогда Кира считал, дурачится. Сейчас он уверен, что говорили они вовсе не об арифметике.
Три и Пять. Капитаны третьего и пятого отрядов. Ичимару и Айзен встречались на территории капитана девятого отряда Тоусена. Слепой капитан, чувствительный к звукам и реацу. Для него построили здание в самом дальнем уголке девятого отряда. Очень удобно для встреч и обсуждений. Можно не один заговор спланировать.
– Вы неправильно считаете, капитан. Чтобы было девять, надо взять три и шесть.
Ичимару резко перестаёт смеяться, улыбка становится колючей.
– Нет-нет-нет, Изуру. Шесть очень гордая и очень важная цифра. Такая напыщенная. Надутая. Лучше возьмём другой пример.
Он выкидывает прежнюю бумажку и размашисто пишет на каком-то клочке «4+8=13».
– Подумай об этом как-нибудь при случае, Изуру.
Кира думает. Случай самый что ни на есть подходящий.
Прошел год после зимней войны, после назначения новых-старых капитанов.
«Три плюс пять по-прежнему девять», – как-то грустно замечает Кира.
Все просто, ясно и спокойно. Вот только не для лейтенанта третьего отряда. Что-то не так. Что-то тревожит. И как ни пытался он себя урезонить, что наконец-то все спокойно и хорошо – не получалось. Сидел внутри червячок сомнения и глодал, будь он неладен.
И чёрт бы с ними, с сомнениями, но хуже всего, что у Киры, по его собственному мнению, с головой творилась какая-то чертовщина.
Когда он это понял? Не так давно.
Шумиха по поводу назначения вайзардов давно улеглась, отряды привыкли, жизнь вошла в колею, и Кира все чаще покидал кабинет задолго до окончания рабочего дня.
Новый капитан его баловал и делал порой чудовищные поблажки, а Кира воспринимал их как должное.
Он заново обживал своё поместье, перетаскивал из опостылевшего кабинета несколько полезных вещей вроде запасного комплекта формы, посуды, взятой когда-то как раз из дома, и коробку...
Да-да, совсем недавно, перебирая накопившийся хлам в шкафу, он наткнулся на неё. Обычная средних размеров коробка, которую он забрал из кабинета капитана третьего отряда как раз перед приходом нового руководства. Принёс домой, поставил в шкаф и забыл.
Вот взял бы и выкинул. Из головы в том числе, но почему-то в этой голове сам собой окопался вопрос. Давний вопрос. Ещё с того раза, как всем озвучили официальную версию пленения Айзена. Зачем Ичимару так долго ждал возможности этого Айзена предать? Вот не верил Кира, что не было у пронырливого и дьявольски хитрого капитана Ичимару иной возможности напасть. Более удачной. Более выгодной. Надо хорошо знать Ичимару, чтобы понимать, что-то тут не так. Нечисто.
"Ох, Изуру, не в бровь, а в глаз".
«Капитан?»
Кира мотнул головой. Показалось. Надо бы наведаться в четвёртый отряд. Голоса в голове – это не к добру.
"Изуру, а ты у меня, оказывается, сентиментальный... Что в коробке?" – голос в голове застал врасплох. Нет, значит, не показалось.
«Не у вас, капитан Ичимару». Привычно исправил Кира, прислушиваясь к себе.
"И все такой же бука", – тянет гласные как Ичимару и тот же самый чудовищный акцент.
Кира в курсе, что посторонние голоса в голове – это точно не признак отменного здоровья. А этот конкретный голос особенно. Отложив на время все дела, Кира лёг на пол, на спину и закрыл глаза. Досчитал до десяти. Медленно. И постепенно от кончиков пальцев на ногах до мышц лица расслабил все тело. Вот ведь что говорится «повезло», все чинно сидят на медитации, а ему непременно надо лежать. Вдох-выдох, ощущение не то полёта, не то падения, и его встретил внутренний мир.
Шизофрению, прежде всего, следовало искать тут.
Кира был готов к чему угодно, но внутренний мир оказался цел и невредим. С виду точно. Бескрайняя чуть неровная поверхность из застывшей лавы. Огромный, отталкивающего вида, прикованный тяжёлыми цепями к одинокому каменному выступу-навесу монстр Вабиске, способный без малейшего усилия раздавить своего хозяина, но сейчас покорно склонивший голову. Он уперся бугристым лбом в землю и готов поклясться, что никого здесь не было с прошлого появления Киры. Странно было бы ему не верить.
Все небо, закрыв собой темноту, заняли две равновеликие сливающиеся звезды. Антрацитово-синяя и ярко-оранжевая. Там, где их поверхности соприкасались, рождались всполохи самых невероятных оттенков и форм. Кира смотрел в свой внутренний космос и думал о том, что раньше на этом месте горело северное сияние, а ещё раньше висело несколько огромных лун с широкими кольцами и все это двигалось и менялось, перетекало, словно вода в клепсидре и не было сил оторваться от этого зрелища.

Перестать смотреть вверх здесь, во внутреннем мире, всегда было самым сложным для Киры.
"Какой ужас, Изуру, эти твои звезды, они столкнутся, и будет чудовищный взрыв!"
Шизофрения, преследующая шинигами во внутреннем мире, это что-то новое.
«Я видел, как сталкиваются звезды, капитан Ичимару – ничего страшного».
"А зачем ты зверушку свою привязал? Может ему побегать хочется. А ты жестокий, Изуру, не ожидал от тебя".
«Видите ли, капитан Ичимару, я уже давно выяснил, что если вдруг стану сильно недоволен своим зампакто, тут все затопит кипящей лавой. А этот выступ единственное безопасное место».
"Страсти-то какие, Изуру. Ты в приступе гнева можешь убить собственный зампакто?"
«Нет. Вабиске не умрёт, но ему будет очень больно. Всем будет больно».
Кира, вернувшись во внешний мир сообщества душ, всерьёз намерен идти в четвёртый отряд. Такие симптомы не шутка.
"Ты так хочешь от меня окончательно избавиться, Изуру?" – голос наигранно жалобный, настолько реальный, что пробирает дрожь.
«Вы мертвы, капитан Ичимару, избавиться окончательней, чем уже есть, невозможно».
Кира невольно улыбнулся. Внутренний диалог забавлял. Прислушавшись к себе, он откладывает визит в четвертый отряд на следующий день. Потому что… Что? Он скучал? Да, пожалуй, так и было. Ему интересно? Не без этого. А может быть, потому что он уже давно сошел с ума и хранит в своем доме никому не нужный хлам. Хотя нет, для него это не хлам, а целая жизнь, океан воспоминаний, полный загадок и нерешённых головоломок. Кира верил, что там можно найти ответы и на вопрос, почему капитан ушел за Айзеном, и про истинную роль Хогиоку. Пусть не явные ответы, пусть намеки.
"Любишь трудные задачки, Изуру? Игра слов, игра смыслов, лабиринты чужой логики... Ненавижу лабиринты, особенно зеркальные. Непривлекательное зрелище".
«Вы так считаете, капитан Ичимару? Или просто пытаетесь запутать, как всегда».
Кира тогда решил, что голос в голове не так уж и страшно, главное следовало быть поспокойнее, не привлекать внимания. Хотя, с чего бы ему беспокоиться? И откуда лезут настойчиво эти странные мысли по поводу капитана Ичимару, Айзена, Хогиоку, и всей этой подозрительной истории. Да и при чём здесь он, Кира?
Может и ни при чём, просто внутреннее чувство логики буквально кричало: смотри, это ведь не может быть просто так!
Когда это началось?
Когда Хисаги начал писать о новых капитанах статью? И Кире просто резануло глаз несколько странных фактов? Когда они за уточнением деталей пошли в мир живых к Урахаре Киске, и тот с преувеличенной радостью им все рассказал, вот только у Киры сложилось стойкое ощущение, что рассказали им совсем не то, не так, и скрыли куда больше. Много больше...
– Да что ты в самом деле? Кому сейчас нужно что-то скрывать? – Хисаги подбивал материал по капитанам и недоумевал, от чего приятель Кира дёргается по пустякам.
«Действительно. Кому это нужно?»
Или всё дело было в том, что Кира начал задаваться вопросами сразу после предательства прежних капитанов. Начал, да так и не развил свою мысль, не до того было.
Зато сейчас времени было полно, страсти поутихли, а вопросы остались. И очень маловероятно, что только он один заметил странности в этой истории.
"А может быть всем просто наплевать, а, Изуру?"
«Может быть, вот заодно и узнаю».
Он уже всё для себя решил.
С чего бы начать... С главной странности. Точно, он начнёт распутывать этот клубок с капитана Ичимару, светлая ему память, чтоб его черти побрали.
"Ай-яй, Изуру, как нехорошо…"
Да, именно тогда он перебирал вещи в коробке и наткнулся на бумагу об окончании академии шинигами. Причем свою. Неведомо как туда попавшую.
Выпуск из академии – то ещё событие. Киру и Абарая распределили в пятый отряд. Момо в слезах, заперлась у себя, у неё престижное распределение в кидо корпус, завтра её торжественно проводят в отряд, а она ревёт. Бедняжка. Она больше них двоих мечтала попасть под командование Айзена.
Лейтенант пятого отряда с улыбочкой, от которой на душе становится пакостно и мерзко, рассматривает их с Абараем бумаги. В офисе пятого отряда тихо и чисто. Капитана нет на месте. Трое простых рядовых неторопливо, но усердно метут площадку перед зданием штаба. Их видно через окно. Было бы видно и получше, если бы не силуэт лейтенанта Ичимару, подсвеченный утренним солнцем и будто искрящийся в его лучах.
Кира хмурится, ему жаль Момо и неуютно в незнакомой, хотя и опрятной на придирчивый взгляд аккуратиста и вчерашнего выпускника, обстановке. Сейчас он бы с радостью уступил ей своё место...
– Кира Изуру... – тянет гласные лейтенант Ичимару, будто тянет жилы. – Ты чем-то недоволен?
Бумаги новичков неаккуратно смяты в левой руке. От лейтенанта Ичимару они не дождались ни официального приветствия, ни следования привычному этикету.
От такого вопиющего пренебрежения традициям, от невежливого тыкания Кира на миг столбенеет, но к нему обратились, нужно что-то отвечать.
Улыбка лейтенанта Ичимару не обещает ничего хорошего вне зависимости от ответа, но Кира вдруг рискует.
– К вам в отряд хотела поступить наша подруга, а её направляют в корпус кидо... Я подумал, может быть пока ещё возможно...
– Что ты там мямлишь, я не могу разобрать. – У Ичимару отвратительный акцент и он произносит слова то быстро и слитно, не поймешь сразу что сказал, то тянет как сладкую конфету долго и раздражающе, так и хочется договорить фразу за него.
– У неё мечта – попасть в отряд к капитану Айзену. Если бы Вы могли бы помочь...
– Стоп. Помолчи. – Лейтенант Ичимару рассматривает Киру сквозь прищур так пристально, что мышцы лица сводит судорогой. – Предлагаешь мне подпортить кровь кидошникам, цветочек?
Какая фамильярность, хочется ответить что-то неприятное, несмотря на воспитание, субординацию и здравый смысл. И Кира совсем не это имел в виду, он хочет сказать холодно «нет», но почему-то кивает. Абарай смотрит на друга расширившимися от ужаса глазами, а лейтенант Ичимару меняет десяток улыбок за пару секунд и останавливается на заинтересованной.
Кира не хочет знать, почему он настолько хорошо чувствует чужое настроение, но уверен: от прежнего раздражённого недовольства Ичимару нет и следа.
– А это интересно... Но что мне за это будет?
– А что вы хотите? – а ещё Кире совершенно не хочется задумываться о том, что у него чувство, будто он знает лейтенанта Ичимару всю жизнь. И даже чуть больше.
Момо счастлива и почти прыгает до потолка. Кира запретил Абараю рассказывать причину, по которой её отказ и желание служить в обычном отряде вдруг приняли во внимание. Ренджи смотрит на него странно и разве что у виска пальцем не крутит, но обещает молчать. Предвзятое отношение Абарая можно понять. У лейтенанта Ичимару такая репутация, что впору зарываться под землю при его приближении, а Кира сторговался с ним на непонятное «будешь мне должен». Впрочем, сам Кира спокоен, он почему-то уверен, что лейтенант Ичимару не потребует от него ничего ужасного.
За своим долгом лейтенант приходит спустя пару месяцев.
– Изуру, помнишь?
– Помню, – отзывается Кира, поклонившись на прощание друзьям и соратникам. Он легко идёт за Ичимару.
– Совсем не боишься?
– А должен?
– Хм...
Лейтенант Ичимару сложный, тяжёлый в общении, непредсказуемый и стремительный. Его обожают. Его ненавидят. Нет никого, кто был бы к нему равнодушен. У Киры пока нет причин его обожать или ненавидеть, он всего лишь благодарен за помощь с проблемой Момо. Пока что всё настолько прозрачно, насколько возможно, вот только он каким-то шестым чувством ощущает нетерпение или даже предвкушение со стороны Ичимару.
– Ты ведь из знати, да?
«А ты из руконгайских бродяг и что?» – хочется ответить Кире. За десять лет в обществе друга Ренджи он изрядно нахватался дурных манер.
– Моя семья занимала не слишком высокое положение, – хотя внешне Кира отвечает более чем прилично, считая, что не стоит терять лицо даже в глазах руконгайца.
– Занимала? – Ичимару внимателен.
– Родители умерли. Давно. Я остался один.
– Для семьи маловато, согласен, – ни соболезнования, ни сожаления. Никакого воспитания. Киру восхищает столь открытое пренебрежение формальностями. Кира благодарен, что его в кои веки не жалеют. И вот он уже потихоньку вливается в поток фанатов лейтенанта Ичимару.
– С кланом Кучики знаком?
Кира в недоумении.
– Наслышан, – осторожно отвечает он.
– Древнюю письменность прочтёшь? – Ичимару разве что не приплясывает от нетерпения и ожидания.
– Смотря что, – ещё больше осторожничает Кира.
– Придётся постараться, – широко улыбаются ему в лицо.
Спустя трое суток расшифровки особо редкого старого свитка дома Кучики, Кира ненавидит лейтенанта Ичимару.
Слог повествования сух и витиеват. Смысл из этого набора слов выцарапывается с трудом. Китайских иероглифов слишком много, и почти нет привычных знакомых японских. Что-то о неповиновении оружия и подчинении, о могуществе божества, о несчастном божестве... Сказки, предания… Так сразу и не поймёшь. А ещё тот, кто это писал, был феерически косноязычен. Кира готов всё бросить и просить лейтенанта исполнить долг в другой раз, другим способом, но Ичимару на удивление доволен результатом, быстро пробегает глазами расшифрованное, тянет «какой молодец» и ласково треплет макушку. Кире не нравилось, когда его трогали посторонние. До сих пор, по крайней мере, не нравилось. Он уходит от этого прикосновения и ловит понимающую усмешку. На обдумывание, к чему бы это, нет сил, единственное, что Кире сейчас хочется, – это вытряхнуть из головы монстроподобные конструкции иероглифов и вернуться в отряд для того чтобы как следует поспать. Ичимару не возражает, только намекает, чтобы Изуру не распространялся о том, чем был занят.
– А что это за предания? – спрашивает Кира без задней мысли. Просто странно с чего бы вдруг Ичимару понадобились древние сказки.
– Какой ты любопытный, Изуру, – лейтенант касается пальцем кончика носа Киры. – Не забивай себе голову.
Прикосновение к своему лицу нестерпимо хочется стереть.
На вопросы Ренджи и Момо приходится врать, что его заставили читать вслух устав. Пятьдесят раз. Кажется, теперь лейтенанта Ичимару ненавидят ещё двое шинигами.
– Ты зачем глупости болтаешь обо мне? – Ичимару подстерегает его возле полигона после тренировки.
– Надо же было что-то им говорить... – Кира отчего-то сразу понимает, о чём речь.
– А ничего умнее придумать не смог, – Ичимару недоволен. – Что ж, теперь придётся оправдывать репутацию. Пойдём.
И Кира снова идёт следом, всем нутром ощущая глухое раздражение лейтенанта Ичимару. Почему стоит к нему приблизиться, кажется, что он его чувствует как... себя.
– Все ещё не боишься? – звучит как угроза.
– Только если вы всерьёз решили меня убить?
Лейтенант Ичимару резко разворачивается и Кира почти впечатывается в него.
– Думаешь очень умный? Считаешь, что можешь дерзить, отвечать вопросом на вопрос?
Кира чувствует накатывающую ледяную ярость. Чужую, сильную, опасную.
– Вот теперь боюсь, – шепчет он искренне. – Простите, лейтенант Ичимару, этого больше не повторится.
Кира кланяется, а когда выпрямляется, опасности уже нет. Есть Ичимару с приклеенной неестественной улыбкой очень усталого человека, которому предстоит очень нудное и неблагодарное занятие.
– Устав помнишь?
– Да.
Кира действительно помнит устав. Весь. Постранично. И цитирует его всё то время, пока лейтенант Ичимару гоняет его деревянной палкой по полигону под видом тренировки, которая больше похожа на изощрённую пытку, а не на спарринг. Устав вроде бы небольшой, но к концу повторного пересказа Кира начинает регулярно пропускать по три удара подряд, и пытку прекращают.
– Средненько, но не безнадёжно, – выносит вердикт Ичимару и добавляет: – Буду тебя тренировать, пока не перескажешь мне устав пятьдесят раз.
Кривая улыбка – последнее, что помнит Кира о том бесконечно долгом дне.
На следующий день от Момо он узнаёт, что слух о чтении устава дошёл до капитана Айзена и тот строго спросил со своего лейтенанта за такую выходку. Кира чувствует себя полным идиотом.
– Изуру.
– Да.
Кира неохотно плетётся на очередной сеанс пытки. Вот только ведёт его лейтенант Ичимару не на полигон.
– Удивлён?
– Удивлён, – вторит Кира. – Осталось ещё пятнадцать.
– Прощаю, – Ичимару лучится радостью и благожелательностью. – Но взамен ты мне снова кое-что должен.
Кира гадает, что его ждёт и тем неожиданнее оказывается задание. Написать стих для девушки? В подарок? Извинение, которое не будет выглядеть как извинение. Он что, издевается?
– Но я её совсем не знаю, – пытается объяснить Кира. – О чём писать?
– Какая разница, – беззлобно ворчит Ичимару. – О чём хочешь, чтобы только красиво было. Ты умеешь, я видел твои публикации в «Сейретейском вестнике». Или ты не в курсе, что нравится девушкам?
Кира выдыхает. Вестник, ну конечно же. Это вам не древняя нудятина, лейтенант в состоянии осилить такое сам.
Кира задумчиво чешет переносицу кончиком кисточки и ловит на себе очень странный взгляд Ичимару. Придётся выдумывать. Думается, к слову, из рук вон плохо.
После трёх десятков отвергнутых вариантов, наконец, один оказывается удостоен внимания и принимается как окончательный. Кира вздыхает с облегчением.
– Только не ляпни опять какой-нибудь ерунды о том, что тут делал, – предупреждает лейтенант Ичимару.
– Тогда вы придумайте сами, что мне говорить. Чтобы уж наверняка. – предлагает Кира.
– И девушки у тебя нет, и врать ты не умеешь. Беда.
Кира молчит и на провокацию не поддаётся. В том, что это именно провокация, он почему-то не сомневается.
После смерти родителей Кира не жаждет с кем-либо сближаться. Ему достаточно службы, друзей и редкого, но насыщенного общества лейтенанта, а дома он предпочитает побыть один. Ну, с некоторых пор компанию ему иногда составляет Хисаги.
К слову, о Шухее.
Хисаги порой был той ещё головной болью. Как он оказался в доме Киры? Очень просто.
После инцидента с пустыми и до самого выпуска Киры из академии они почти не сталкивались. Но после распределения и попадания Киры в пятый отряд, Хисаги уже был четвертым офицером в девятом и носился с вестником, а Кира писал стихи, немного прозу, немного разбирался во всём подряд, и в целом, как оказалось, был более грамотным. Самое то на должность корректора, соавтора и просто толкового помощника. Кира сам привёл Шухея в своё скромное поместье. Хисаги тогда по деловому огляделся, заметил, что в отличие от помещения редакции, которая как проходной двор для всех желающих, у Киры тихо, никто не мешает и как-то само собой получалось, что лучшего места для спокойной работы над текстами им не найти. Кира не возражал. Для него это был лишний повод бывать дома и держать поместье в порядке.
Как Шухей оказался в постели Киры? Так же просто.
Непроходящая любовь к прекрасной и недоступной Матсумото Рангику распирала друга как минимум раз в два месяца. В один из таких приступов Хисаги расценил дружеское похлопывание по плечу как-то иначе, чем обычно. А Кира не стал его расстраивать ещё больше, посчитав случившееся недоразумением разового характера. Когда недоразумения переросли с стойкую тенденцию, Кира однажды поинтересовался, почему при столь явной любви к Матсумото Рангику в постель тащат его, а не какую-нибудь милую девушку?
– Если я буду спать с девушкой, значит я буду ей изменять. – трагично произнёс Хисаги. – Но ты же не девушка?
– Нет, – открестился Кира и целую минуту пытался постичь логику влюблённого, а потом решил, что не имеет ни малейшего желания разбираться с тараканами в чужой голове, свои не кормлены.
Более того, что-то похожее Кира слышал и от Ренджи, когда тот серьёзно и надолго разошёлся со своей подругой Рукией. Тогда Кира окончательно понял для себя, что видимо все руконгайцы немного ненормальные.
С Шухеем было просто, спокойно и удобно. Можно было неделями встречаться исключительно по делам, но рано или поздно он, как бумеранг, возвращался к Кире. Классические признаки возвращения были из раза в раз одни и те же. Сначала Хисаги угрюмо пил чай, потом доставал что-то покрепче, далее шло бурное обсуждение его несостоявшейся любви, ну а затем без тени вины или сомнения он тащил Киру в постель. Ренджи на осторожные вопросы Киры, что делать и когда это закончится, неприлично громко ржал и называл их отношения дружеской идиллией.
Впрочем, всерьёз прогонять Хисаги почему-то никогда не хотелось.
Сегодняшний вечер не был исключением из установившихся годами правил. Медитацию Киры на клочок бумаги прервало сопение Шухея. Он обнимал со спины и щекотно дышал куда-то за ухо. Воспоминания прошлого растворялись утренним туманом.
– Ты в курсе, что тебя все до сих пор считают помешанным на Ичимару?
Узнал почерк, надо же.
– Если думаешь, что я собираюсь оправдываться, то зря. Действительно помешан. Даже не отрицаю.
Мысли, воспоминания упорно цеплялись друг за друга и отпускать Киру не собирались.
– Может, уже забудешь хотя бы ненадолго своего предателя.
Хисаги развязывал на нем пояс, но это не мешало, да и бумажка уже была не нужна.
– Он не мой, – привычно-бесстрастно уточнил Кира и поморщился. – Не знаю, что ты ел на ужин, но вонь ужасная. Дыши, пожалуйста, в другую сторону.
Шухей недовольно фыркнул и подмял Киру под себя.
Невольно Кира припомнил, что от Ичимару всегда хорошо пахло. И неважно, был ли это чистый сладковатый запах свежести после недавнего мытья, или пряный резкий аромат его тела после долгой тренировки, похожий на горькую соль с лёгкой кислинкой, - странное, но приятное сочетание.
Иногда от капитана пахло его женщиной. Матсумото Рангику пользовалась разными духами, но основу составлял всегда именно её собственный запах. Тоже приятный. Тёплый, мягкий, с нотами молока и сахара. С некоторых пор капитан приносил с собой холодный запах песка, пыли и крови. Нет, Кира никогда не принюхивался специально, но память зачем-то услужливо подбрасывала ему эти ненужные подробности.
Память – великий рандом. Вот он подумал о Матсумото и перед глазами замелькали тени прошлого.
Тогда он пришёл извиняться, кажется. Да, просто извиняться.
Это было немного после торжественного вознесения предателей капитанов в Уэко Мундо, после истеричных разборок, кто прав, а кто виноват, суматохи, громких обвинений и спорных выводов. После возвращения риока обратно в мир живых. После всего того, что Кире и вспоминать-то не очень хочется.
– А, Кира, проходи! Выпьешь? – лейтенант десятого отряда Матсумото Рангику улыбалась немного грустно, немного загадочно и в большей степени обречённо. Не натренируйся Кира в чтении оттенков эмоций вечной ичимаровской улыбки, то принял бы такое приветствие за радушие.
– Да, спасибо.
О том, что лейтенант Матсумото – женщина непростая, он догадывался хотя бы по одному факту долгой дружбы с Ичимару. Она казалась беспечной, простоватый и доступной. На самом же деле Кира со временем обнаружил чудовищную проницательность, невероятную силу воли, изворотливость и ту особенную мудрость, которая позволяет ей выглядеть легкомысленной дурочкой.
Зачем он начал таскаться к ней в компани Хисаги и напиваться, Кира точно сказать не мог. Наверное, чтобы не думать. Забыть, забыться, вот только вычеркнуть больше половины собственной жизни как-то не получалось. Вопросы лезли сами собой, и один он всё-таки не удержался, задал.
– Вы знаете, почему. – Даже не вопрос, утверждение. Он не договорил, и так было понятно, о чем и о ком речь.
И Кира не был до конца уверен, но интуиция подсказывала, эта женщина знала куда больше, чем хотела показать. Кроме того, к счастью, на него не действовали её женские чары.
– Не лезь в это, – был весь ответ. Прозвучало так знакомо, те же слова, те же интонации, что сбилось дыхание. – Лучше ещё выпьем. Кампай.
Чары не действовали, зато действовал алкоголь.
И они пили ещё и ещё. До самой зимней войны Кира не хотел ни о чем думать, ничего ни помнить, ни знать. Матсумото Рангику отлично ему в этом помогла.
Вот только в битве над Каракурой, когда Кира вместо того чтобы убивать врагов, лечил Матсумото и Хинамори, память догнала его и накрыла с головой. У памяти была такая знакомая реацу, тонкими лентами вьющаяся вокруг, с любопытством касающаяся кожи, вызывающая мурашки по всему телу, и силуэт капитана-предателя далеко вверху. Кира мог поклясться, что смотрящий куда-то в сторону Ичимару тем не менее следит за ними.
Вслед за памятью вернулись и вопросы, главным из которых был: «Что вы задумали?». Кира уже готов был оставить раненых девушек, добраться до Ичимару и если не поговорить, то хотя бы задать один вопрос, самый-самый. Внезапно бывший капитан третьего отряда повернулся на мгновение, посмотрел прямо на них, таких маленьких и жалких внизу на земле, и аккуратно погладил кончик своего носа¹. До ненормального знакомый жест, будто не было долгих месяцев по разные стороны баррикад.
«Это моё дело» «Не лезь в это, Изуру» «Не вмешивайся» «Тебя это не должно касаться» приказы, пожелания, просьбы – всё в кучу.
Как это похоже на Ичимару.
А вот теперь перед внутренним взором Киры 4+8=13.
Что если применить ту же логику, что и с предателями? Капитан четвертого отряда Унохана и восьмого Кьёраку строят заговоры на территории капитана тринадцатого отряда Укитаке? Им на троих столько лет, что за это время можно спланировать в сотни раз больше заговоров, чем Айзен. Бред какой-то. Но одно воспоминание упорно тянет за собой другое.
Ичимару постукивает своим длинным пальцем по кончику кириного носа.
– Ты слишком любопытный, Изуру. Или ты ревнуешь меня к Кучики?
– Не говорите глупостей, капитан.
– А ты их постарайся не делать. Я серьёзно, Изуру, не суйся к Кучики. Если тебе не даёт покоя твое неуёмное любопытство, взращивай в себе тринадцать добродетелей.
– Боюсь, капитан, на тринадцать добродетелей я не найду времени. И почему тринадцать?
Ичимару пожимает плечами.
– Хорошее число, ничем не хуже любого другого.
«Кучики… 13 отряд. Надо поговорить с Укитаке…»
"Изуру, ты бесчувственная скотина. Твой дружок пытается сделать тебе приятно, а ты думаешь о числах!"
«Заткнитесь, капитан Ичимару. Просто заткни...»
Воспоминания-бусы разлетелись осколками, дыхание сбилось. Кира ткнулся мокрым лбом в сложенные ладони, чувствуя, как Шухей гладит его по спине. Приятно. Маленький бонус. Ритуал-ласка. Можно расслабиться на минуту, вот только в бок упирается ворох одежды.
– Слезь с меня, неудобно сидишь.
Кира перекатывается на пол, садится и неторопливо одевается.
– Тебе сегодня не угодить, – жалуется Шухей. – Не так сижу, не так дышу...
Он встрепанный и смешной, как нахохлившийся воробей. Глаза слегка мутные и сонные. Его всегда после тянет в сон.
– Прости, – меньше всего это похоже на извинение. – Мне надо в тринадцатый, хочу поговорить с капитаном Укитаке.
– Не поздновато для визита? – Шухей в недоумении.
Оно понятно, вечер уже поздний, но всё-таки это ещё не ночь.
– В самый раз. Ложись, я ненадолго.
Кира завязывает пояс, когда Хисаги его окликает.
– Эй, если через пару часов не вернёшься, приду тебя спасать. Надеюсь, Сентаро с Кийоне ещё не успеют тебя прикопать под каким-нибудь очаровательным кустиком.
Тепло улыбаясь и кивая, Кира уходит в шунпо.
Что бы там ни было, хорошо, что прежде всего Хисаги остаётся его другом.
В казармах пятого отряда сегодня как-то особенно много народа. То ли из-за паршивой погоды, то ли просто так сложились обстоятельства и все разом решили набиться в одно помещение. Душно, даже несмотря на открытые окна и двери, через которые щедро заливает пол летний тёплый дождь. Казалось бы, для разговора слишком много вокруг ушей, но за гомоном голосов вокруг поди разбери тихие реплики соседей.
– У тебя с этим вашим лейтенантом что-то есть? – Хисаги последний месяц ходит задумчивый и поглядывает на Ичимару с неприязнью.
Кира не сразу понимает суть вопроса, а потом хмурится. Вот и что Шухей хочет услышать?
– Да нет. Не то, что все думают... – Хисаги смотрит странно. – Ничего такого, правда. Можешь сам его спросить.
Кира не может понять, в чём дело. Хисаги с неделю как лейтенант девятого отряда. Вероятно, до него дошли какие-то слухи, поэтому ведёт он себя странно, но… Не в характере Шухея реагировать на сплетни, он всегда может спросить напрямую, что ему до каких-то там слухов?
Кира пожимает плечами и продолжает заниматься порученным отчетом. Последнее время отчеты полностью на их с Хинамори совести.
Хисаги уже собирается уходить, но натыкается на Ичимару буквально в дверях. Кира без тени тревоги наблюдает, как два лейтенанта общаются, как беспечно и преувеличенно-радостно улыбается Ичимару. То, как Хисаги мрачнеет, Кира не замечает.
А вечером Хисаги не приходит. И всю следующую неделю тоже. И Ичимару куда-то пропал. Кира не беспокоится, понимает, что у лейтенантов всегда куча дел. Возможно даже какое-то совместное задание. Кира думает о том, чтобы уточнить у капитана Айзена, но так и не решается отвлекать его пустыми расспросами.
Только спустя две недели в доме Киры вдруг появляется лейтенант Ичимару. Никогда не заходил, не напрашивался, не проявлял интереса, а тут вот, пришёл.
– Добрый вечер, – Кира немного ошарашен визитом.
– Привет-привет. – Ичимару по-хозяйски обходит дом, заглядывает, чуть ли не в каждый угол, а потом привычным движением обнимает Киру. Вот только прикосновения на этот раз ощущаются совсем иначе чем обычно. У Киры перехватывает дыхание, и волоски на затылке встают дыбом. Что это? Зачем?
– Твой дружок так неподдельно расстроился, смотрю, совсем перестал к тебе бегать. – У Киры в голове каша из мыслей и сильных противоречивых чувств. – Такой смешной. Ревнивый... Я подумал, пусть хоть ревнует не на пустом месте, нэ?
У Киры резко проясняется в голове.
– Что... – голос не слушается, сипит. – Что вы ему наговорили?
– Ничего такого, чего про нас ещё не успели придумать, – веселится Ичимару.
Прикосновения уже настолько откровенные, что Кира вдруг понимает, что испытывает отвращение и непонятную брезгливость. Ему тошно, ему плохо и неправильно от происходящего. Одним быстрым движением он высвобождается из объятий. Перед глазами все плывёт и темнеет.
– Вон из моего дома. – Кира не узнает свой голос.
Ичимару склоняет голову на бок и приподнимает бровь.
– Изуру?
– Вон. – В голосе арктический холод.
Ичимару хмыкает, разворачивается и уходит.
На следующий день Кира переводится в четвёртый отряд. С повышением. Теперь он третий офицер. В голове у него звенящая пустота и полные глаза льда. Буквально за два дня до инцидента с Ичимару капитан Айзен намекал на возможность перевода, Кира хотел отказаться, но теперь согласился бы со злости на что угодно.
С переводом в четвёртый наваливается столько дел, что об Ичимару он не думает. О Хисаги тем более.
Хисаги сам появляется у Киры дома спустя два месяца. Предлагает отметить повышение, ведёт себя преувеличенно бодро и всячески делает вид, что ничего не произошло. Кира успешно подыгрывает, в конце концов, они друзья, мало ли какая вожжа попала под хвост Шухею, но теперь ведь всё как прежде.
Что случилось в тот вечер с Ичимару, Кира так и не знает. Это двойственное чувство, когда и хочется знать, и одновременно появляется стойкое отвращение к теме. Ненависть имеет гнилой и вяжущий сладковатый привкус. О том насколько пусто в душе без ставшего привычным чувства причастности к лейтенанту пятого отряда, Кира боится признаться даже себе.
Кира останавливается перед воротами тринадцатого отряда и стряхивает с себя воспоминания, как дорожную пыль.
Наивно было бы искать капитана Укитаке в штабе этого самого отряда. В отсутствие лейтенанта Кучики Рукии, вечерами возвращающейся в поместье к обществу любимого брата, приглядывать за капитаном остаётся неизменная парочка. По ним легко было обнаружить местоположение капитана Укитаке. Котетсу и Котсубаки, не скрываясь, торчали возле Угендо. Небольшой домик на озере приветливо светился окнами.
– Кира? Ты зачем тут так поздно? – Сентаро, как обычно, был более чем прямолинеен.
– Мне необходимо поговорить с капитаном.
– А... Он занят.
– Я подожду.
– Он надолго занят, – Котетсу-младшая заступила дорогу с таким видом, будто готова вот-вот наброситься.
Иногда казалось, что эти двое - родственники. Возможно, так и было. Какие-нибудь очень дальние, но неуловимо похожие.
Кира невозмутимо смотрел сквозь неё. Свет в окне домика мигнул.
– Сентаро, Кийоне, что-то случилось? – голос капитана Укитаке разнёсся над озером.
– Да! Нет! Тут Кира пришёл! Уже уходит! – перекрикивая друг друга, заорали подчинённые вразнобой. Кира поморщился, для него звуки, издаваемые двумя третьими офицерами тринадцатого отряда, были чрезмерно громкими.
– Хорошо, пусть проходит.
Поразительно, сколько выдержки требовалось капитану Укитаке, чтобы терпеть эту назойливую парочку так долго. Ни капли раздражения или неудовольствия не проскользнуло в его голосе.
На Киру посмотрели, как на врага народа, и проводили убийственно тяжёлыми взглядами.
Идя по настилу над водой, Кира засомневался, стоило ли действительно приходить так поздно и тревожить покой не очень здорового капитана? Сомнения развеялись, как только радушный хозяин пропустил его внутрь.
В домике было, мягко говоря, тесновато.
– Добрый вечер, капитан Кьёраку, капитан Унохана, капитан Укитаке, – Кира поклонился всем по очереди. – Прошу простить за беспокойство.
А формула-то, похоже, до сих пор актуальна. Удачно он зашёл, ничего не скажешь. Сколько лет они вот так собираются и что при этом обсуждают? Явно не погоду.
– Ну, что ты, Кира, проходи, садись, – капитан Кьёраку распоряжался, как у себя дома. – Выпьешь что-нибудь?
Кира оценил набор напитков на крохотном чайном столике и покачал головой. Чай он не хотел, а на что-то более крепкое в присутствии трёх капитанов у него не хватало наглости.
– Что-то важное? Тебе нужна помощь? – капитан Укитаке само участие. Может быть, стоило прийти в другой раз и поговорить только с ним одним?
– Не уверен, что вопрос актуален, но ... Что вам известно об участии капитана Кучики в предательстве Готея-13?
Кира не хотел говорить так прямо и безапелляционно, но вопрос будто сам сорвался с языка.
Три капитана замерли. Застыли ледяными изваяниями. Даже воздух в тесном пространстве домика, казалось, стал холоднее на пару градусов.
– Кира, почему ты решил, что Бьякуя... То есть капитан Кучики замешан в той истории? – судя по голосу, Укитаке был удивлён, но в глазах было подозрительное беспокойство и задумчивость. Из разряда «убрать свидетеля сейчас или пусть ещё поживёт пару часов».
– Может быть потому, что я не верю в совпадения.
Кира глубоко вдохнул, оценил косой взгляд капитана Уноханы, кривую ухмылку капитана Кьёраку и начал излагать.
Совпадений, казалось бы, случайных и косвенных, набиралось немного, но... Начать с того, что все участники происшествия со странными пустыми, в котором Кира принимал непосредственное участие, стали лейтенантами. Все четверо. Причем довольно быстро. Трое – у будущих предателей, только Абарай позже всех и вовсе, казалось бы, у не связанного ни с кем Кучики... Но именно после назначения Ренджи лейтенантом в шестой отряд началась та пакостная и тёмная история с Хогиоку. Кроме того, во время битвы над Каракурой капитана Кучики отослали подальше, аж в Уэко Мундо. Или он сам вызвался, чтобы не сталкиваться с Айзеном? Возможно… И откуда-то руководство Готея узнало, что Айзен готов атаковать город раньше. Отдельного упоминания стоил тот факт, что Ичимару и Кучики стали капитанами одновременно, и до этого и после назначения они были достаточно дружны, лишь перед самым предательством разругавшись, будто нарочно. А ещё было упорное нежелание Кучики Бьякуи хоть как-то отсрочить или отменить казнь сестры. Да, приёмной, да, это же Кучики, и их порой не поймёшь, но после всех выходок главы крупнейшего в сейрейтее клана, разве только Кире кажется подобное поведение довольно странным? По отдельности факты не привлекали к себе внимания, но стоило собрать их вместе...
– Постой, Кира, а почему ты так уверен, что Ичимару и Кучики были давно и хорошо дружны? Они общались, конечно, но насчет дружбы это ты погорячился… – капитан Кьёраку поскрёб свою вечнодвухнедельную щетину.
– Потому что, начиная с поступления в пятый отряд и до их размолвки, закончившейся предательством, я регулярно читал, переводил или расшифровывал для Ичимару книги и свитки из личной библиотеки дома Кучики. Обсуждал этикет и особенности ведения разговоров. Иногда консультировал, что и как нужно говорить или воспринимать.
Второй раз в домике на озере повисла гнетущая тишина. Капитан Унохана придвинула к Кире чашку с чаем. Благодарно кивнув, Кира заметил, как капитаны многозначительно переглядывались, будто делились мыслями. Кире показалось, что все совпадения, о которых он говорил троице старейших капитанов, были им хорошо известны, учтены и взвешены задолго до его появления, единственное, что им не было известно, это осведомленность самого Киры и пристрастие Ичимару к чтению кучиковских архивов.
За почти семь лет, проведённых в пятом отряде, Кира познакомился, кажется, с половиной библиотеки Кучики. От откровенно порнографичных свитков аналога человеческой камасутры до невыносимо скучных и непонятных записей деяний древних воинов. Написал полтонны отчётов, натренировал кучу полезных в бою и жизни навыков, и стальные нервы в придачу. Бесчисленное количество раз покрывал отлучки неугомонного лейтенанта.
А ещё он довольно близко и хорошо узнал Ичимару, с его ужасным непредсказуемым характером, отвратительной манерой общения и зашкаливающей сильной притягательностью, которая имела на Киру странное действие.
До смешного, между ними за эти почти семь лет так и не было близости, хотя они регулярно засыпали и просыпались в одной постели. Кира ел с чужих рук, млел от осторожных поглаживаний, грелся в холода, говорил первое, что приходило в голову, и без тени смущения обсуждал личную жизнь. Свою ли, чужую… Но только наедине. Лейтенант Ичимару был ненормально уютным. Кира не переставал удивляться как такой угловатый, костлявый и с виду колючий Ичимару вдруг оказывался гибким, удобным, мягким и ненавязчивым. В его уверенные совершенно нейтральные объятия было приятно кутаться. А сдержанные без подтекстов или намеков ласки усыпляли в считанные минуты. С ним было спокойно. И этим редким спокойствием окупался весь прочий дискомфорт от экстремального общения.
При посторонних же Кира чувствовал себя иначе. Он смущался, краснел и выглядел даже на свой взгляд полным идиотом. Рядом с Ичимару все благоприобретённые свойства и навыки Киры рассыпались прахом. Одного жеста, взгляда, намёка хватало, чтобы Кира в секунду превратился из взрослого бойца, офицера с железным самообладанием и несгибаемой волей, в восторженного юнца. Когда Ичимару не было рядом, Кира ловил сочувствующие взгляды окружающих и ненавидел себя за слабохарактерность, а Ичимару за снисходительность, с которой тот принимал обожание. Это больно било по самолюбию из раза в раз, но ничего сделать с этим было решительно невозможно. Кира пытался неоднократно. Если на расстоянии хотя бы в пару метров он ещё был способен побороться за право не потерять лицо, то стоило Ичимару притянуть его к себе, и всё, прощай здравый смысл, здравствуй неконтролируемое чувство принадлежности. Будто Кира вещь. Даже не так. Часть самого Ичимару.
Глупая ассоциация. Недостойное поведение. Полный провал по всем фронтам.
Иногда Кире казалось, что их отношения похожи на замысловатую игру, где он должен угадать, что думает, подразумевает или ждёт от него Ичимару. Это раздражало. Но зато всегда после невероятных усилий, маленьких побед и заставляющих чувствовать себя глупым ребёнком поражений, наступала полоса спокойного молчаливого взаимопонимания наедине. И это было ценно.
А ещё Ичимару обладал свойством, которое иначе чем «врождённым аристократизмом» Кира назвать не мог. В него самого правила и схемы поведения вдалбливали годами, Ичимару же ловил всё на лету, понимал порой просто интуитивно и… Нарочно высмеивал, выворачивал наизнанку и превращал в фарс. Ичимару умел быть учтивым, правильно и красиво выражать свои мысли, но в конце благопристойной беседы неизменно вворачивал одну-две фразы, полностью разрушающие всё очарование разговора.
Он умел красиво и подчеркнуто аккуратно писать, явно копируя манеру капитана Айзена, но почему-то предпочитал чёркать небрежно и размашисто, превращая написанное в шифровку с художественными пятнами туши на полях. В истинном значении недомолвок, полунамёков и скользких фраз, преследующих зажатый рамками приличий мирок аристократии, Ичимару разбирался с лёгкостью и непринуждённостью, достойной главы клана Кучики. Интриги, лицемерие, вежливая язвительность - это была его естественная среда. И тут даже искажать ничего не нужно было. Почему, откуда брались эти умения, Кира не знал, теряясь в догадках, а Ичимару на все его вопросы виртуозно уходил от темы, охотно шутил, и этим всё больше уверял Киру в неоспоримой гениальности начальства.
Из омута воспоминаний Киру выдернул голос капитана тринадцатого отряда.
– Может быть, ты вспомнишь, что именно брал почитать Ичимару? – Укитаке, кажется, был раздосадован.
– Ничего запрещённого, – спустя полминуты ответил Кира. – Могу написать приблизительный список.
– Если тебе не трудно, – Укитаке выложил на стол лист бумаги и принадлежности для письма.
– Почему же ты только сейчас пришёл с этими догадками и почему сюда? – Кьёраку крутил в руках чашку с недопитым вином.
– Предлагаете подойти с этим вопросом напрямую к капитану Кучики? Или может быть обратиться во второй отряд? – Кира не хотел дерзить, вышло само, и он прикусил язык, чтобы не наговорить ещё что-нибудь лишнего. Память услужливо переключилась на названия и содержание документов, книг и свитков с пометкой великого клана, что за долгие годы прошли через его руки. Кира методично записывал мелким почерком всё подряд. Список обещал выйти за пределы одного листа, и капитан Укитаке подсунул ему ещё парочку.
– Ну что ты, зачем же так сразу... не обижайся, Кира. Просто столько времени прошло с тех пор.
– Чуть меньше двух лет. Не так уж и много. Отвечать на вопросы отдела дознания во втором отряде мне больше не хочется, как и испытывать на себе выдержку капитана Кучики. Всем известно, что капитан Укитаке когда-то был наставником у нынешнего главы клана и, возможно, он знает о Кучики больше чем кто-либо ещё. – Лучше бы он продолжал молчать.
– Боюсь тебя огорчить, Кира, но, похоже, у твоего бывшего капитана отношения с Бьякуей были куда более тёплые.
«Он не мой...» – хотелось ответить по инерции, но Кира сдержался. В голове сдавленно хихикнули, и тут же капитан Унохана резковато посмотрела на Киру. По всей видимости, она среагировала на скачок фона реацу. Или Кира просто дёрнулся в тот момент и тем привлёк излишнее внимание. В любом случае, в присутствии трёх сильнейших капитанов Готея следовало лучше держать себя в руках.
Укитаке передал первый исписанный лист Кьёраку, тот лениво проглядел список и с коротким смешком подчеркнул ногтем несколько пунктов.
– Вот это бы и я не отказался прочесть на досуге.
Кире хватило мимолетного взгляда, чтобы понять какой тематики литература привлекла внимание капитана восьмого отряда.
– А я бы не отказалась от этого, – капитан Унохана выделила старинный трактат про искусство войны, которым капитан Ичимару мучил Киру почти полгода. Странный был выбор для медика.
– Хм, а это ему зачем? – Укитаке чуть смазал непросохшую тушь. Свитки древних преданий о неподчинении зампакто. Кира тоже тогда удивился, разве такое возможно? Если верить написанному, то случаи неповиновения бывали нечасто, где-то один раз из десяти-пятнадцати тысяч. Но всё-таки бывали. Что Ичимару искал в том плохо сохранившемся и несколько раз реставрируемом труде, непонятно, но Кира помнил, как внимательно бывший капитан заставлял вчитываться в пыльные, рассыпающиеся под пальцами страницы.
– Кажется, всё, – Кира закончил писать.
– Да уж, очень приблизительный список, – сарказм капитана Кьёраку сопровождался задумчивым изучением пяти исписанных Кирой листов.
– Как тебе, наверное, уже понятно, Кира, для меня твой вопрос стал неприятной неожиданностью. – Укитаке выглядел уставшим и печальным. У Киры внезапно проснулась совесть. – Но ты правильно сделал, что пришёл с этим ко мне. К нам. Я понимаю твоё беспокойство, Айзен все ещё жив и если у него остались союзники в Сейрейтее... Нет, я бы не хотел так думать, но проверить обязан. Без огласки. Уверен, всё совсем не так, как кажется на первый взгляд.
Кира застыл изваянием. Всё не так, как кажется. Конечно. С чего он взял, что Ичимару поссорился с Кучики не нарочно? Последние несколько лет до предательства Ичимару так основательно и целенаправленно изображал из себя «самого плохого парня Готея», что только слепой не догадался бы, что тут что-то нечисто. Правда тогда Кира легкомысленно считал, что Ичимару просто так развлекается, но мог бы уже тогда понять, капитан ничего не делал просто так. Это был намёк. Все должны были поверить в его предательство, все и поверили. Вот только Ичимару никогда не совершал слишком очевидных поступков. Кира уже тогда смог, пусть не сразу, но сообразить, что к чему. Поэтому лишь поначалу на эмоциях отнёсся к уходу капитана Ичимару остро, а потом понял – всё слишком очевидно, слишком явно, должно быть второе дно. А может быть и третье... Кучики был замешан. Не мог не быть.
– Знаешь, Кира, я бы попросил тебя больше ни с кем не говорить на эту тему. Особенно в контексте капитана Кучики, но, думаю, ты и сам понимаешь...
Кира понимал.
"Не вмешивайся, Изуру... Не твой уровень", – Ичимару в голове был обезоруживающе, до обидного, честен.
– У тебя нестабильный фон реацу, Кира, что-то не в порядке? – капитан Унохана цепким взглядом осматривала бывшего подчинённого.
– Последнее время чувствую себя... Не очень хорошо.
Кире хватило выдержки смотреть прямо в глаза Уноханы. Это было тяжело и вызывало тревогу. Что она заметила? Неужели он пропустил все-таки явный разлад в своей душе? Ему казалось, внешне фон выглядит, как и раньше.
– Зайди завтра с утра ко мне, – не приказ, но настойчивая рекомендация. Кира кивнул.
«Вот и выяснится заодно насколько моё «не очень хорошо» паршиво на самом деле».
"Ой-ей-ей, Изуру, надеюсь, ты не собираешься завтра подробно останавливаться на симптомах? Как бы тебя после в порыве милосердия не залечили до смерти."
Воспоминания резким всплеском бьют по поверхности сознания.
Спустя месяц после перевода из пятого отряда Кира думает, что более глубокие знания по лечению лишними не будут, и мысль кажется ему здравой. Хотя и страшно иногда до чёртиков. Четвёртый отряд недолюбливают, но для Киры это по большому счёту не проблема. Служить в четвёртом не престижно. Более чем, но и это его не тревожит.
Тревожит Киру невозможность порой переступить через свой страх полной беспомощности. Невольный восторг у него вызывают медики, умеющие не поддаваться панике, отличать важное от мелочей, действовать, несмотря ни на что... Ему непременно хочется уметь так же.
Кира прекрасно осознаёт свои слабости, а в четвёртом приходится от них отказаться поневоле. Лечебные техники даются легко и удаются на раз. Прилежное ученичество никогда не было Кире в тягость. А ещё в четвёртом очень мало шинигами с силовым зампакто, способных удержать некоторых особенно непослушных пациентов. Кира в этом плане просто находка. Конечно, капитан Унохана способна пригвоздить к земле одним только добрым взглядом и ласковым голосом, но она одна, а своевольных больных бывает много и далеко не все послушны и вежливы. Третий офицер четвёртого отряда Кира Изуру способен успокоить, урезонить или удержать почти кого угодно. У него невероятное терпение, тяжёлый взгляд мученика и хорошая память. Особенно на лица нарушителей порядка. Забияки из одиннадцатого, попадающие в четвёртый с завидной регулярностью, признающие исключительно силу, все как один под его опекой. Кира справляется. Не последнюю роль в этом играет тот факт, что у него в друзьях Абарай Ренджи – переведённый как и он из пятого на вакантное место четвёртого офицера одиннадцатого отряда. Дружба с Абараем прибавляет авторитета в определенных кругах. Сказал бы ему кто такое в академии, и Кира бы не поверил.
Капитан Унохана что-то сказала, но слов Кира разобрать не смог, в голове странно шумело.
– Кажется за тобой пришли, а, Кира? – капитан Кьёраку улыбался добродушно и пьяненько.
И тут Кира понял, что это не шум в голове, а отголосок присутствия Хисаги неподалёку.
«И что ему не спится», – раздражение погасло, еще не оформившись в полноценное чувство. Не здесь, не при капитанах.
"Ну как же, он ведь за тебя волнуется", – прозвучало как издевательство, вот только Кира, похоже, в очередной раз так и не понял, почему.
– Да, спасибо большое за беседу, всего доброго, – Кира, соблюдая правила приличия, откланялся.
– Заходи ещё, когда захочешь, – догнало в спину напутствие Укитаке.
«Непременно, как только будут доказательства».
"Скорее догадки, Изуру, ты ведь не считаешь капитанов дураками. Особенно Кучики".
«Хорошо, капитан Ичимару, пусть догадки».
– Ты чего так долго? – встрёпанный сонный Шухей, сдерживаемый совместными усилиями Сентаро и Кийоне, выглядел забавно. Кира улыбнулся и тут же напустил на себя строгий вид.
– Нужно было кое-что выяснить, идём, – и почти потащил Хисаги за собой, резко уходя в шунпо, пусть третьи офицеры думают, что это по работе Кира являлся к капитанам, на ночь глядя. А с Шухеем он дома разберётся. Если уж и выяснять причины его непонятного проснувшегося беспокойства, то без свидетелей.
Останавливаясь у своего дома, Кира с неудовольствием отметил, что Хисаги, уходя, даже дверь не потрудился закрыть. И теперь в комнатах было довольно свежо, если не сказать откровенно холодно. Почувствовав за собой вину, Хисаги принялся оправдываться.
– Я проснулся, а тебя всё нет и... Вдруг что-нибудь случилось?
Сказанное не выдерживало никакой критики, Кира устало потер глаза.
"Кинулся тебя искать, забыв обо всём... Скажи спасибо, не вломился в Угендо, потрясая шикаем".
«Помолчите, капитан Ичимару, ваши шуточки...»
"А кто сказал, что я шучу?"
– Давай спать, – примирительно вздохнул Кира, перестилая постель.
Укладываться пришлось вместе, чтобы было теплее. Кира не любил засыпать рядом с кем-то. На заданиях ли в Руконгае или в мире живых, дома ли с Хисаги. Неудобно, непонятно, куда девать руки-ноги, да и чужие конечности были неприятно твёрдыми, острыми и создавалось стойкое ощущение, что их становилось вдвое больше. Постороннее дыхание в затылок щекотало, раздражало и холодило кожу. Хисаги вообще имел дурацкую привычку ворочаться и вздыхать, норовил закинуть на Киру руку или ногу, а то и вовсе навалиться всем телом. Если прижимался близко, то с ним было жарко, если откатывался подальше, становилось холодно. Мучение. Единственный с кем таких проблем не возникало, был Ичимару. Вот у кого был талант совместного засыпания, в том числе и под одним одеялом. Просто мистика какая-то.
Кира подтянул колени и обхватил их руками, пытаясь абстрагироваться. Получалось плохо. Так он всю ночь может потратить на неудачные попытки заснуть, а завтра работа, обязанности и тяжёлая голова после бессонной ночи будет совсем некстати.
Хисаги отвернулся, прекратив пыхтеть над ухом, стало поспокойнее.
"Скучаешь?" – голос был тихий и чуть насмешливый.
«Скучаю», – признался Кира, уж с собой-то можно быть честным, и неожиданно для себя развернулся, в темноте рассматривая очертания растрёпанной прически Шухея. Придвинулся ближе, пытаясь воссоздать по памяти то, как обнимали когда-то его. Попробовал сам стать таким же текучим и ненавязчиво уютным. Хисаги напрягся, задержал дыхание.
– Ты чего? – почему-то шепотом спросил Шухей в темноту.
– Ничего, спи, – Кире стало смешно и легко, он фыркнул в плечо Хисаги, зевнул и отключился в одно мгновение.
***
@темы: МиниБэнг-2015
Это не Кира придумал. Это Момо сказала как-то.
– Твой капитан Оторибаши похож на аиста.
– Он не мой, он капитан третьего отряда, – привычно поправил Кира и согласился. – Похож.
– Доброе утро, Изуру!
Аист улыбается, и Кира чувствует себя лягушкой. Утро выдалось бестолковым, холодным, спешным. Кира не помнил, когда последний раз опаздывал к построению. Но сегодня он впервые за долгое время почти проспал. Хисаги, зараза, проснулся раньше, но будить не стал, ему, видите ли, было жалко. Что ещё за глупости придумал. Пришлось собираться впопыхах. На территорию отряда Кира влетел, ещё толком не проснувшись и, кажется, забыл постучаться, прежде чем вваливаться в капитанский кабинет.
– Доброе утро, капитан... Роуз.
Капитан третьего отряда любит, когда его зовут по имени.
"Глупое имя", – суфлирует Ичимару в голове.
«Имя как имя», – мысленно пожимает плечами Кира, – «Ему подходит».
– Изуру.
Кира ненавидит, когда его зовут по имени. Особенно ненавидит, когда это делает один конкретный шинигами.
– Лейтенант Ичимару, я же просил...
– М? Разве? – Ичимару издевается. Он помнит, что Кира просил не звать его так. Не по имени, не таким тоном, не так вызывающе. Без толку.
– За что? – сдаётся Кира и спрашивает напрямую. Он не сомневается в том, что вопрос поймут правильно.
– Глупый Изуру. У тебя ведь нет девушки, так пусть все думают, что у тебя есть я. – Ичимару так легко об этом говорит, что Кира не сразу понимает смысла сказанного.
– Что? Вы с ума сошли?! Ну... То есть... А как же лейтенант Матсумото?
– Изуру? – а этот вопрос понятен Кире без уточнений.
– У неё очень специфические духи, ни с чем не спутаешь. – Да, Кира быстро понял, кому он периодически пишет красивые строчки в извинение от имени лейтенанта. Как понял и то, что у друга Хисаги нет ни малейшего шанса против Ичимару.
– Какой ты внимательный бываешь, мне аж страшно. Брось Изуру, она же девушка. – Как будто это всё объясняет. В который раз Кира убеждается, что все руконгайцы сумасшедшие. Абсолютно все. С другой стороны, Кире действительно по большому счету выгодно такое положение вещей. Пусть все думают что хотят, подальше держаться будут. Связываться с Ичимару, – дураков ещё поискать. Оправдываться бессмысленно. А что между ними на самом деле, Кира не может даже сам себе объяснить.
Надо бы извиниться за опоздание. За то, что на утреннем построении Киры не было, и раздавать задания отряду пришлось самому Роузу.
– У меня к тебе предложение, Изуру, – аист с цветочным именем подходит близко. Слишком близко. Он улыбается так, что хочется сбежать. Или ударить со всей силы. Аист-Роуз берет его за руку и Кира чувствует брезгливость и с ужасом думает, что со стороны Ичимару он тогда наверное выглядел так же. С глупым восторгом в глазах, с желанием прикоснуться, слишком явным, чтобы не заметить. Или всё-таки нет? Хочется надеяться, что нет. Мысли об извинениях вылетают из головы.
– Хорошо?
Кира кивает, не зная, на что соглашается. Кажется, ему говорили что-то про волосы и глаза. Очередная словесная вуаль капитана Оторибаши. Роуза. Ему нравится, когда его зовут по имени, это важно, это надо помнить. Чёрт бы его побрал. Главное, что Киру больше не держат за руку. Зато зачем-то сажают посередине комнаты. И в руках у Роуза ножницы!
Ой, напрасно Кира пропустил мимо ушей слова капитана, и дважды напрасно согласился. Видимо, на лице у него всё написано, и Роуз-аист смеётся.
– Неужели ты думал, Шинджи сам себе делает такие ровные стрижки?
– Я не хочу стрижку как у капитана Хирако! – Кира готов позорно сбежать прямо сейчас.
– Ну что ты, Изуру, ни в коем случае. Не волнуйся, я вижу, что тебе подойдет. Ты ведь мне доверяешь?
Кира хочет выпалить «нет!», но память уже подбрасывает ему очередное воспоминание и становится не до аистов, не до причёсок и вообще ни до чего.
– Ты мне доверяешь или нет? Давай, Изуру, нападай!
– Капитан, если вы хотите меня убить, можно выбрать менее изощренный способ.
– Не спорь со своим капитаном, Изуру!
– Вы не мой, вы капитан третьего отряда, – упрямо бубнит Кира себе под нос и нападает.
– Ты когда-нибудь перестанешь упрямиться и признаешь, наконец, что я именно твой капитан, а ты мой лейтенант?
– А вы когда-нибудь перестанете звать меня по имени?
– Нет.
– И это тоже ответ на ваш вопрос.
Кира невозмутим, а Ичимару смеётся и шипит что-то вроде «вот наглец».
– Как думаешь, в чем твоё преимущество, Изуру? В силе? – Ичимару уходит от атак лениво и небрежно, будто играет с несмышленым ребёнком.
– Нет.
У Киры больше нет возможности отвечать предложениями, все силы уходят на то, чтобы сосредоточиться, не пропустить контратаку капитана. Стоит только на секунду отвлечься, и Ичимару воспользуется этой секундой.
– М... Может быть в скорости?
– Нет.
– Так в чём? Скажи мне? – Ичимару легко оказывается за спиной, между Кирой и деревом. Обнимает и приставляет меч к горлу Киры. Вот она, цена секундного замешательства. Одной маленькой ошибки. – Всегда есть кто-то кто сильнее, или быстрее.
– Или умнее.
– Делаешь успехи, Изуру.
– А что если противник одновременно и сильнее, и быстрее, и умнее? Как вы?
В отражении Вабиске видно как Ичимару улыбается словно сытый кот на солнце.
– У всех есть слабости, Изуру.
– Значит, у меня есть только один удар.
Вабиске превращается обратно в обычный меч, и Кира, не раздумывая, разворачивает лезвие на себя, вгоняя назад сбоку, почти раня собственное тело. Ичимару отпрыгивает в сторону.
– Ай-яй! Достал. Умница, Изуру. Кажется, мне не помешает навестить четвёртый отряд.
На горле у Киры легкий, но неприятный порез. На боку у Ичимару не смертельная, но неприятная рана.
– Я могу...
Ичимару лишь щёлкает его по носу, намекая на неуместность предложения.
– Думай о тактике, Изуру. Всегда думай... А когда больше не можешь думать – действуй.
– Ну, вот и всё, – Роуз стряхивает с плеч Киры мелкие волоски. – Посмотришь?
В зеркале Кира видит кого-то чужого, но отторжения вид чужака не вызывает.
– Спасибо. Мне очень нравится.
"Мне, пожалуй, тоже".
«От вас все-таки надо избавляться, это становится невыносимо».
"Какой ты злой, Изуру".
– Я рад... – Оторибаши и вправду доволен.
Кира чувствует, что вся эта затея со стрижкой и очередные не относящиеся к работе разговоры неспроста. Ему немного неловко, но очень хочется убраться куда-нибудь подальше и поскорее, пока Роузу ещё что-нибудь в голову не пришло сотворить с внешностью лейтенанта.
"Тебя вчера Унохана к себе зазывала".
«О, точно, спасибо капитан Ичимару».
"Что бы ты без меня делал..."
– Простите, мне нужно срочно отлучиться по делам, в четвёртый отряд, капитан Унохана вчера просила, настойчиво, – Кира кланяется и уходит, не дождавшись разрешения.
Спину ему жжёт взгляд, полный безнадёжности.
"Жестокий ты Изуру. И злой. Роуз всего лишь ещё одна жертва, попавшая в твои сети!"
«Какие сети, капитан Ичимару, идите, пожалуйста, к чёрту!»
"Вот она твоя благодарность". – Ичимару, кажется, демонстративно обижен.
«Не боитесь, что вас сейчас вылечат?» – меняет тему Кира. Не хватает ещё ссориться с голосом в своей голове.
"Это тебя вылечат, Изуру, меня то уже поздновато лечить, не находишь?" – Голос снова улыбается, и Кира чувствует, что обида исчерпана. Если его действительно вылечат, ему будет не хватать этих разговоров. Странно, что уж говорить, даже после смерти капитан Ичимару остаётся противоречивым и вызывает двойственные чувства.
"Тебя не поймешь, Изуру, так ты хочешь от меня избавиться или нет?"
«Я не знаю», – вздыхает Кира.
"Все такой же нерешительный", – то ли кажется, то ли и вправду слышно умиление.
Возле ворот четвёртого отряда Кира натыкается на лейтенанта Исане и узнаёт, что ему очень идет новая причёска, это раз, капитан Унохана очень занята, это два, а от переутомления есть отличные таблетки, которыми Киру и награждают.
"Лечение откладывается по техническим причинам", – радуется Ичимару.
«Таблетки эти какого-то цвета... странного. В крапинку».
Кира неуверенно вертит в руках пузырёк и не имеет ни малейшего желания пробовать лекарства на себе.
"Выкинь! Или Роузу подсунь, а то он, бедняга, весь переутомился".
«Не буду я ему ничего подсовывать, и вообще полдня чёрт-те чем занимаюсь...»
"А отчеты ещё не писаны, рядовые не строены и нет счастья в личной жизни", - закончил за него фразу призрачный капитан.
От возмущения Кира даже не находит что сказать, просто запихивает пузырёк с подозрительными таблетками в карман и возвращается в третий отряд, в свой отдельный кабинет к делам, бумажкам и спокойной привычной рутине, стоически игнорируя все попытки внутреннего Ичимару его отвлечь.
К концу рабочего дня Киру накрывает ностальгия, он вспоминает своё триумфальное и позорное назначение лейтенантом.
– Привет, Изуру, – Ичимару улыбается. Заискивающе? Виновато?
Похоже, за эти несколько месяцев Кира абсолютно разучился разбираться в сложной мимике бывшего лейтенанта пятого отряда.
– Здравствуйте… Капитан Ичимару. Вам идёт белый цвет.
Звучит ужасно двусмысленно, на грани неприличия. Всё равно что сказать «вам идет траур». Но в том, что смех Ичимару искренний, Кира не сомневается.
– Заканчивай тут, подписывай бумажки, и завтра я тебя жду. – Вот так, безо всяких извинений, вопросов и уговоров. В руки летит лейтенантский шеврон третьего отряда. И что теперь? Отказываться? А вот не дождётесь… Капитан…
Вечером того же дня трио друзей и сокурсников решили отметить свои достижения и отправились в изакайя². Хинамори, повышенная до лейтенанта пятого отряда, заливалась благодарностями и хвалебными одами в честь капитана Айзена. А Кира вдруг поймал себя на мысли, что пробыл в пятом отряде под командованием Айзена столько времени, а о самом Айзене даже чёткого мнения до сих пор не мог составить. Добрый он был, вроде бы. Приветливый… никакой. Всё только со слов Момо.
Ренджи, искренне радующийся за друзей, мечтал тоже когда-нибудь стать лейтенантом, и Кира с Хинамори его в этом стремлении всячески поддерживали.
О своих же чувствах и эмоциях по поводу назначения Кира больше молчал или отговаривался общими фразами. Рад, спасибо, буду стараться, и вам того же. Он и сам толком не мог понять, как относится к повышению.
Когда слегка повеселевшая от спиртного Момо начала рассказывать что творилось в отряде, а особенно с предыдущим лейтенантом, теперь уже нынешним капитаном третьего отряда, Кира невольно внимательно прислушался к подруге. Оказалось, что перед тем как Кира и Абарай перевелись в другие отряды, Ичимару напросился с бывшим руководством третьего на какое-то опасное задание. Но вернулся обратно только лейтенант пятого отряда, один, спустя месяц, да еще с известием о пропаже верхушки третьего отряда и о новом виде пустых, которые и его чуть не сожрали целиком. Пока искали, пока выясняли обстоятельства, таскали чудом вернувшегося на дознания, нашли остаточное реацу бывшего капитана. Ичимару пришлось снова объясняться, сидеть в двенадцатом отряде, во втором, под арестом в пятом… Всё это время обязанности лейтенанта исполняла Момо, а помогал ей и подсказывал в трудных ситуациях, разумеется, лучезарный капитан Айзен. История с пропажей капитана и лейтенанта третьего отряда выходила странная и неприятная, об этом ходили разные слухи, особенно в четвёртом, но Кира слухам не доверял, а официальная информация подробностями не баловала. Погибли при исполнении, вот и всё. За последнее столетие третьему отряду катастрофически не везло, что уж и говорить.
– Странно, почему при этом капитаном сделали Ичимару, – заметил Ренджи.
– Других претендентов просто не было. – Предположил Кира.
И тут Момо рассказала, что накануне задания капитан Айзен и Ичимару тихо, но очень экспрессивно ругались. Хинамори хихикнула и ткнула пальчиком в Киру.
– Из-за тебя.
Кира удивленно хлопнул глазами.
– Что значит из-за меня?
– Это было, когда Хисаги пришел нас звать на вечеринку по поводу своего повышения, но так и не позвал, – Момо пожала плечами. – Передумал, наверное. Жмот. Так вот. Капитан Айзен слышал разговор Хисаги с Ичимару, вызвал последнего к себе и сказал, что ему надоело, что его лейтенант позорит своими увлечениями весь отряд. – Кира против воли покраснел, а Момо продолжила. – На что Ичимару сказал, что ему плевать на репутацию, особенно пятого отряда. Конечно, капитан Айзен рассердился и сказал, что в таком случае ему давно пора озаботиться собственным отрядом и наводить там свои порядки, а в пятом он такого пренебрежения не потерпит. Ичимару ответил, что непременно займётся этим вопросом немедленно и выскочил наружу.
Она показала пальцами над головой рожки и скорчила смешную гримасу.
«Злой как чёрт», понял Кира.
– А дальше?
– Что именно дальше что? – заплетающимся языком спросила Момо. Она заторможено хлопала глазами, будто веки у неё стали очень тяжёлыми и чтобы открыть глаза, требовалось особенное усилие. – Ушёл твой Ичимару на задание, в тот же день, а явился спустя месяц, будто его меносы жевали.
Что-то не вязалось в этой истории, а конкретно – явление Ичимару к Кире домой. Он же в то время пропал. Или всё же не пропадал?
– Он не мой, – огрызнулся Кира и потерял нить рассуждений.
Друзья разошлись по отрядам, Кира собрался было домой, но в какой-то момент, почувствовав знакомое реацу, свернул с дороги. Ещё не отдавая себе отчёт, куда и зачем он идёт, Кира пролез напрямик через какие-то жутко колючие кусты и нашёл Ичимару, сидящего на холме и любующегося… Чем-то. Не то небом, не то дуплом. Капитан. Ичимару. Странное сочетание. Непривычное. Какое-то неправильное.
– А, Изуру, я надеялся, что ты подойдешь, – Ичимару жестом подозвал сесть рядом. Кира настороженно приблизился. – Что-то не так? Ты зачем такой дёрганый, Изуру?
И Киру понесло. Он хотел сказать совсем не так, не то и не таким образом, но слова складывались во фразы сами собой. Будто прорвало плотину. Кира рассказал про то, что говорила Хинамори, про тот злополучный вечер, про то, что он разочаровался и обиделся, и как вообще так можно… Появляться, потом пропадать, а потом снова появляться как ни в чём не бывало, да ещё и вести себя странно.
Ичимару хмурился, его серьёзное лицо казалось чужим. Он не перебивал, не оправдывался, не извинялся, даже, кажется, не двигался и под конец монолога Кира устал, ожидая хоть какой-то реакции, зато ему стало легче. Он уселся там, где стоял, и просто смотрел на Ичимару. На капитана, в отряде которого он будет служить лейтенантом. А тот молчал. Долго и задумчиво. И казалось, сопоставлял в уме какие-то факты. А потом вдруг сказал:
– Переедешь жить в отряд. Там, знаешь, отличная комната и до работы ровно два шага. А если вдруг что-то похожее с моей стороны повторится, Изуру, вот тебе совет – бей посильнее, – тут Ичимару улыбнулся широко и зло. – Я против не буду. Скорее даже буду за.
Кира поёжился, уж очень явно чувствовалось раздражение и тихое холодное бешенство Ичимару. Одно хорошо, это всё ледяное и страшное было направленно не в сторону Киры.
– Это приказ? – осторожно уточнил он.
– Да, приказ. Можешь идти выполнять, – и капитан исчез.
Следующие несколько недель Кира посвящает работе днём, а вечерами копанию в архивах по миссиям. От расспросов его спасает должность внештатного помощника редактора в «Сейретейском вестнике» и универсальная фраза: «Ищу материал для статьи».
Количество посещений мира живых капитаном Ичимару какое-то невероятное. Пик приходится на временной промежуток столетней давности. Когда он это всё успевал? А главное, зачем? У Киры начинает неприятно болеть голова.
"Дела, Изуру, дела… Незавидная капитанская доля".
«Вы тогда были лейтенантом», – педантично поправляет он.
На едкие замечания и шуточки голоса в голове, Кира старается по мере сил не реагировать. Особенно в момент, когда сталкивается нос к носу с Хисаги.
– Кира, а ты что тут забыл?
"А вот и твой сердечный друг, Изуру, только не ври, ты же этого категорически не умеешь делать".
– Да так, кое-что решил уточнить.
– Опять? – в этом «опять» звучит какая-то безнадёжность.
– А тебе зачем в архив понадобилось? – Кира не хочет продолжения разговора про «опять», а особенно не хочет слышать мнение надоедливой шизофрении на этот счет. Он наперёд знает, что ему скажут, и от этого, честное слово, ничего не изменится.
В отличие от Киры, Хисаги оказался в архиве действительно по работе. И не помочь ему было бы неправильно. За разбором архивных документов, не иначе как в качестве благодарности, Хисаги сообщает, что завтра капитаны-вайзарды собираются в руконгайском кабаке, а прямолинейный капитан Мугурума на невысказанный вопрос в глазах подчинённого откровенно припечатал: «Будем на вас, идиотов малолетних, друг другу жаловаться».
Возможно, про идиотов это была шутка.
"Не хочешь узнать, что о тебе думают за глаза, а, Изуру?"
Кира хотел бы сказать резкое «нет», но подумав, не может точно для себя решить этот неэтичный вопрос. К тому же ему кажется, что подобная возможность заинтересовала бы ещё кое-кого. А если конкретнее – Момо.
***
На полигоне пусто и пыльно. Ветер кидает в лицо мелкий мусор и песок. Откуда-то тянет гарью.
– Вы у всех противников спрашиваете готовность?
– Дерзишь? Хорошо. Распадайся, Саканаде.
Мир переворачивается и первое мгновение Момо теряется, но потом, нахмурившись, быстро читает формулу кидо, окутывая пространство вокруг себя тонкой чувствительной паутиной. Она видит, как капитан замахивается справа и сверху, но звоночки кидо предупреждают, что атака идёт слева и снизу. Не верить глазам очень сложно, но отбить у неё получается. И второй раз, едва не опоздав, но на третий она ошибается. Не поверила сигналам-звоночкам, поверила глазам. Глупая.
– Ничего себе...
Мир возвращается на место, а у капитана Хирако всё лицо – сплошное недоумение.
– Удивительно как ты с такими навыками ещё не в кидо-корпусе? Уверен, эти ребята должны были тебя позвать.
– Звали. Сразу после академии, – Момо убирает свой меч в ножны и рассматривает плечо капитана. Смотреть ему в глаза ей сейчас не хочется. – Я отказалась.
– Почему?
Момо кажется, он специально спрашивает, хотя знает ответ. Важно чтобы она сама сказала? Нужно произнести это вслух? Момо задерживает дыхание и смотрит на капитана Хирако прямо. Без тени обиды или жалости к себе. Сейчас так будет правильно.
– Из-за Айзена.
Она не говорит больше «капитана Айзена», тот давно не её капитан.
Лицо капитана Хирако меняется, застывает как маска, а глаза темнеют. В глазах ад, пропасть, чёрная дыра.
– Пойдём, день закончился, ты свободна.
Момо не чувствует себя свободной. С появлением капитана-вайзарда в отряде полный порядок. Капитан носит хаори с цифрой пять, но его даже со спины не спутаешь с тем, предыдущим. Капитан тратит уйму времени на поддержание порядка, но у того, кто был до него, поддерживать порядок получалось естественно, а капитан Хирако мучается этим. Ровные стопки бумажек, идеальный чистый стол, скупые движения – все это ему в тягость. И лейтенант Хинамори ему в тягость. И она это знает.
Поначалу она просто испытывала признательность к человеку, который спас её и друзей-курсантов одним своим появлением. Потом она поняла, что хочет попасть в его отряд. Она была уверена – Айзен прекрасный вариант, который ей отлично подходит. Она не разочаровалась. Идеальный порядок во всём. В работе, в отношениях с подчиненными, с коллегами... Момо была на третьем курсе, но казалось, уже всё-всё знала про своего кумира. Да, если и служить в Готее, то только с таким капитаном. Он никого не выделял, он был со всеми одинаково приветлив и доброжелателен, он всегда ласково чуть устало улыбался, он не станет присматриваться к милой Момо. Не станет мешать.
Момо ушла в Готей из-за Тоширо, ради него. Чтобы всё изменить. Да, Тоширо неожиданно вперёд неё стал сильным, закончил академию за короткий срок, доказал, что уже не ребёнок, но для Момо все его достижения ничего не меняли. Момо помнила, как над маленьким Тоширо издевались в Руконгае, как боялись, сторонились, гнали отовсюду, будто он нёс какую-то смертельную заразу. Помнила испуганным и обиженным на весь мир. А ещё Момо помнила, сколько за прекрасными белыми стенами Сейрейтея осталось таких же, несчастных, обиженных, испуганных детей. Несправедливо. Сытый, чистый, белый Сейрейтей, такой большой и такой маленький. Закрытый центр мира. Только для избранных. Кто так решил? За что?
К концу обучения в академии Момо уже прекрасно осознавала, что её конек – кидо. Врожденные способности. Магия давалась ей легко, сама шла в руки, сплеталась из набора бессвязных на первый взгляд слов. Неприятной неожиданностью стало распределение. Момо надеялась, что сможет сама выбрать отряд. Окончание академии в высшем классе это автоматически назначение офицером. Пусть третьего, четвертого, какого угодно десятка, но... Корпус кидо? Нет. Нет. Нет! За корпусом кидо слишком пристально наблюдают. Это закрытое подразделение. Это крушение всех её планов.
Слёзы сами собой текли по щекам. Абарай, открытый, прямолинейный, недалёкий, и Кира, поглощенный собой и своими мыслями, единственные друзья по академии, – смотрели с сочувствием. Они считали, она влюблена в Айзена. Удобно считали, всячески распространяя это предположение, но теперь всё напрасно. Она сама виновата, не подумала, не догадалась, что возможен такой вариант. Глупая, глупая девчонка.
Сбежать? Но куда? Кому она нужна в светлом Сейрейтее, вчерашняя выпускница? Остаться и попробовать что-то извлечь из сложившегося положения. Долго... Слишком долго. Или рискнуть?
Когда на следующий день ей объявили, что вместо отряда кидо её ждут в пятом, она чуть не помешалась от радости. Узнать, кому она обязана столь волшебной перемене, не составило труда, Абарай совершенно не умел держать язык за зубами. Но Кира, вот ведь неожиданность, зачем бы ему это стало нужно, тащить подругу? Пожалел? Милый глупенький аристократик. Неважно. Момо запомнила этот смелый, но странный поступок, она обязательно отблагодарит своего спасителя. Когда-нибудь потом.
Врождённая предрасположенность к кидо не единожды помогала ей видеть, ощущать чуть больше положенного, и когда Момо поняла, чем занимается, к чему стремится добрый, милый, безобидный капитан Айзен, она сначала испугалась. Ненадолго.
Сегодня его странный лейтенант ушёл раньше обычного. Момо – третий офицер отряда, и нет ничего подозрительного в том, что ей понадобилось зайти к капитану вечером с докладом или с вопросом, да мало ли зачем... В конце концов, все считают, что она влюблена в капитана, самое время поддержать эту легенду.
– Капитан Айзен? Разрешите?
В кабинете остаточные следы перехода и какой-то странной опасной энергии.
– Офицер Хинамори. Что-то случилось?
Какой у него беззащитный вид, может ли быть, что она ошиблась?
– Да, при патрулировании 58 района западного сектора Руконгая пропала группа шинигами из седьмого отряда.
– Это печально, – тяжёлый вздох, столько скорби во взгляде.
– Удивительно, все закрывают на это глаза, хотя подобные случаи происходят регулярно раз в пять-семь лет.
– М?
– Я смотрела архивы, – Момо подходит ближе и наклоняется к сидящему капитану, чтобы прошептать на ухо. – За сотню лет пропало огромное количество шинигами, но, похоже, всем всё равно. Никому нет дела до каких-то рядовых или младших офицеров. Совет сорока шести беспокоится лишь о собственной безопасности, их законы порой абсурдны, а им все слепо верят.
Айзен чуть поворачивает голову и выглядит удивленным. Или настороженным?
– Я не понимаю...
– Вам следует рассеивать остаточные следы перехода и заклинаний, по ним можно отследить передвижения или подумать что-то не то. Одна маленькая неосторожность может всё разрушить.
У Момо огромные глаза, затопленные расширившимися зрачками. Вот сейчас ей по-настоящему страшно, потому что с Айзена шелухой слетело благодушие и наивность, а истинное лицо кажется чужим и пугающим.
– И зачем же ты всё это мне рассказываешь?
– Наверное, потому, что я ничуть не меньше вас хочу всё изменить. Я хочу помочь.
У капитана Айзена мягкие волосы, мягкие губы и сильные руки. Момо больше не страшно, она верит, что этот сильный, уверенный, равнодушный капитан сможет навести порядок в несовершенном мире общества душ. У капитана Айзена нет чувств, он идеальное божество.
***
Кира сказал быть осторожнее, и Момо отстаёт от капитана, проводив его до стен границы с Руконгаем, а затем идёт в третий отряд.
Лейтенант третьего отряда Кира Изуру – её друг. Друг, который с ней дрался. Друг, который чувствует свою вину за поединок у псевдо-трупа Айзена на стене и считает, что должен ей хоть чем-то возместить тот случай. А ещё, как оказалось, у него самого в должниках чуть ли не каждый второй офицер. Момо не хочет знать, за что Кире в двенадцатом дали использовать следящие устройства, главное – у них есть пять часов, чтобы их вернуть и поэтому из казарм третьего отряда они исчезают, чтобы очутиться у Киры в поместье. Момо тут ещё ни разу не была. Здесь тихо, светло и чисто, но не одиноко и не пусто. Глядя на Киру, такое предположить было бы логично, но почему-то на деле всё иначе. Они усаживаются перед маленьким узловатым экраном, больше похожим на живое существо с единственным прямоугольным глазом, и видят-слышат то, что для их ушей и глаз не предназначено. Кира подкручивает регулировку, слова становятся чётче, хотя картинка начинает покрываться мелкой рябью.
– ...и после этого он говорит, что я монстр. Нет, вы видели его боевой раскрас? Чингачгук, блин! При Киске он был стрёмный, а сейчас ... Знаете, кого он мне напоминает? Клоуна из того фильма ужасов... – капитан Хирако щёлкает пальцами и корчит смешные рожи, – Ну же, Кенсей, Роуз, мы же все вместе смотрели!
Момо впервые видит капитана Хирако таким оживлённым. Непринуждённым. Настоящим.
– Не понимаю о чём ты, – капитан Оторибаши с меланхоличным видом водит пальцем по кромке стакана.
– Да отстань ты уже от Маюри, сдался он тебе, – ворчит капитан Мугурума.
– Нет, я вспомню и скажу... – капитан Хирако закатывает глаза и вращает ими под веками, будто отматывая назад невидимую плёнку.
Пока он паясничает, капитаны третьего и девятого отрядов молчат. Не натянуто, не в поисках темы для разговора, просто им так комфортно и это заметно даже с рябоватой картинки на экране.
– Как твой лейтенант? – первым разрывает тишину и интересуется Оторибаши как бы вскользь.
– Какой из? – Мугурума кажется недовольным.
– Новенький, конечно. Маширо ещё не укатала его до смерти, я удивлен. Такой милый растрёпанный мальчик. Кажется, он играет на гитаре и пишет неплохо?
– Сойдёт для начала.
– Татуировка у него всё-таки очень... Говорящая. – Оторибаши улыбается в стакан.
– Да полный придурок, я бы уже урыл за одно это, – активизируется Хирако.
Момо вздрагивает. Ни интонации, ни подбор фраз, ничто не напоминает сдержанного, будто придавленного каменной плитой капитана Хирако.
– Сам разберусь, – Мугурума выглядит уставшим, но одновременно и польщённым. – Травма детства у него, а так-то он нормальный пацан. Дело своё знает.
– Рад за тебя, – Оторибаши говорит вроде бы нейтрально, но заметно, что он погрустнел и явно занят какими-то своими мыслями.
– А твой всё так от тебя и бегает, – Хирако даже не спрашивает, этот разговор у них явно не первый.
– Меня всё устраивает.
– А вот его явно нет. Видать, после Ичимару ты, Роуз, не котируешься. – В словах яд, достойный упоминаемого во фразе имени.
– Разберись сначала со своим лейтенантом, – возвращает шпильку Оторибаши, а Мугурума неожиданно его поддерживает.
– Да, как твоя-то? Лучше?
Момо напрягается.
Хирако сжимает челюсти так, что кажется, ещё немного и будет слышен громкий скрежет.
– Какой нахрен лучше... Этот дрыщ всю жизнь девке испортил. Убью, гада. Придушу голыми руками, – Мугурума успокаивающе похлопывает друга по спине. – Главное, я одного понять не могу, ладно я, меня есть за что ненавидеть, – он недобро ухмыляется, – но её-то так за что? Каким долбанутым ублюдком надо быть, чтобы вот так...
Момо не выдерживает и отключает трансляцию. У неё трясутся руки.
– Прости, Кира, – шепчет она, – я не могу.
Кира кивает, молчит, обнимает её за плечи.
– Это изначально была плохая идея, прав Шухей.
Она замечает, как легко Кира называет старшего по имени.
– Я пойду.
– Проводить?
– Не надо, я сама...
Момо исчезает из чужого дома и долго после бродит по Сейретею. На языке привкус чужой горечи. Он не жалеет её, не сочувствует, он просто не понимает и есть в этом что-то страшное. Момо боится. Не его. За него.
Она не задумывалась о том, насколько это необходимо. Просто однажды капитан Айзен сказал: «Пока мы будем копить силы в Уэко, мне будут нужны глаза и уши в Готее». И следом: « Мне очень жаль, моя милая, но зрителей необходимо будет убедить».
И она согласилась. Она доверяла. Она верила и надеялась. Она идеально сыграла свою роль.
Как легко друзья поверили в её помешательство. Как легко они приняли её мнимую влюбленность. Она играла. До и после. На публику и наедине.
– Всё должно быть максимально достоверно, – повторял Айзен.
Момо видела его труп на стене, и сознание её двоилось. С большим трудом, но ей удалось убедить себя в своём горе. Из её убеждённости росло доверие окружающих. Любой её поступок оправдывался состоянием.
– Она так его уважала, так была привязана, так восхищалась... Боготворила…
Впрочем, в последнем все были действительно правы. Боготворила.
«Вы все поймёте, когда он станет богом. Когда создаст новый, лучший мир духов. Мир, в котором всё будет правильно. Будет порядок. Идеальный мир...»
План не требовал корректив. Всё прошло как по нотам. В здании совета царил сумрак. Её волнение, её удивление… Всё было будто не с ней. Взгляд со стороны. И умирать было почти не больно. Немного холодно и чуточку неприятно. Кровь пропитывала одежду, прилипала к телу, стягивала кожу, подсыхая. Разливалась густой неопрятной лужей. Некрасиво. Неаккуратно. Так надо.
Она видела, как брезгливо поджимает губы Ичимару. Странный, ненадёжный союзник Айзена. Момо не понимала его участия в планах капитана. Как не понимала и мотивов Тоусена. Обоих она старалась избегать. Одно хорошо, теперь их не будет в Готее. Если бы Айзен забрал с собой ещё и Кучики, было бы замечательно, но нет, не получилось.
А ещё умирать было ужасно скучно.
Момо едва удерживалась от того чтобы зевнуть, и была рада, что Тоширо появился так вовремя. Отвлёк. Настроил на нужный лад. Она ничуть не боялась, что Айзен может его убить. Она знала – не убьёт. У Айзена всё рассчитано. Его план идеален. Он станет повелителем мира пустых, а затем и всех трёх миров. И Момо ему поможет. Внесёт свой вклад, сделает всё возможное. Если для этого надо эффектно умереть, что ж...
– Будь осторожна с Уноханой, – прошептал тогда Айзен на прощание, аккуратно прикрывая свой отход иллюзией.
Момо не подвела. Была осторожная. Была безумная. Была едва живая, но внутренне ликующая, довольная собой и своим талантом. Никто не подумал на неё. Никому в голову не пришло, а если и пришло бы, то у Момо всегда был запасной вариант. Оправдание. Миллион маленьких очень достоверных оправданий. Она не зря была лейтенантом Айзена. Она была достойна своего бога. Всё руководство в пятом отряде в той или иной степени обладало способностью создавать иллюзии.
***
Когда командующий Готей созвал всех старших офицеров и рассказал план боя, все тихонько шептались и строили догадки. Когда Ямамото назвал имена четверых шинигами, которым необходимо будет защищать столбы, в зале повисла нехорошая тишина. Нет, против офицеров из одиннадцатого никто как раз не был.
– Нам оказали честь, – пафосно восклицал вечером Хисаги.
«Нас хотят проверить на лояльность», – думал про себя Кира, уже прикидывая, кто из капитанов будет за ними двумя присматривать.
– Лучше нам не проигрывать, – чуть позже честно признался Кира и спустя четыре месяца на поле боя вышел собранный и злой, наверняка зная, что за самую малую ошибку здесь он потом может поплатиться очень серьёзно. Присматривали, к слову, за всеми четырьмя, и к счастью, это были капитан и лейтенант седьмого отряда, а не второго, как опасался Кира.
Абирама был сильным противником. Неудобным со своими дистанционным атаками, быстрым и очень сильным. Кира не мог позволить себе проигрыш, и потому единственное что оставалось, это думать и бегать. Стандартные, в сущности, приёмы для него. Думать, как не попасть под удары, отступая вглубь зданий. Думать, как потянуть время, прячась в тенях разрушенных домов. Думать, как сократить дистанцию, доводя противника до бешенства своим к нему равнодушием. Разозлить, дождаться, когда враг совершит ошибку.
За беготнёй и адреналином схватки Кире было некогда адекватно ощутить знакомое касание реацу капитана Ичимару, скрытого огненной завесой, его любопытство и... одобрение. Хотя упомянутое Абирамой в самом начале имя немного выбило из колеи. Что же получается, Ичимару там всем направо и налево рассказывал про жизнь в Готей? С чего бы вдруг «небесный воин» вспомнил, что третий отряд это не просто номер?
Удовольствия от победы Кира, ожидаемо, не получил. И был изрядно удивлён проигрышем Мадераме. Вот от кого точно никто не ожидал. Как не ожидали и явления Момо на поле боя. Зачем она пришла в таком-то состоянии?
Честно говоря, в эту войну Кира не надеялся легко отделаться, но как-то так оказалось, что из всех сражающихся офицеров только он и Иба не получили никаких серьезных ранений. Почти половину битвы Кира просидел возле раненых, поддерживая защитный барьер и пытаясь залечить хотя бы часть довольно сложных даже для практикующего медика повреждений. А единственный удар, что Кира пропустил, был от Айзена... Не серьезный удар для кого-то уровня капитана, так, на отмахнуться. Но Кире хватило.
Внезапно осенило, а ведь действительно, рядом с ним и Матсумото тогда был Айзен. Совсем близко. Опасно близко. Мог бы убить, никто бы не заметил. Но Айзен почему-то не стал их трогать. Знал ли об этом капитан Ичимару? И если да, то... Что?
Кира помотал головой. Мысль сбивалась, как огромное одеяло, в один неопрятный ком. Непонятно, где начало, где конец и есть ли они в принципе.
И что это было за демонстрирование силы Ичимару перед Куросаки? Когда Кира ощутил возросшее в разы давление реацу бывшего капитана третьего отряда, он даже нашёл в себе силы подняться, понять что Айзен выигрывает и скорее всего для всех наступил конец. Банкай капитана это ведь серьёзно и очень плохо, правда? Но оказалось, это был очередной не очень понятный манёвр. Оставив за спиной ещё живых и способных сражаться противников, предатели ушли.
Куросаки потом говорил, что дважды поворачивался к Ичимару спиной, но вместо того чтобы воспользоваться моментом и убить, да даже просто серьёзно ранить, тот лишь терпеливо привлекал к себе внимание, продолжая удерживать подальше от Айзена. И вот как это понимать?
Кира тогда смотрел на разворачивающиеся события и задавался вопросом: «Что тут вообще происходит?»
Видимо, тот же вопрос беспокоил и лейтенанта Матсумото, рванувшую за Ичимару, несмотря на очень посредственное самочувствие. Кира попытался её дозваться, но тщетно. А останавливать не стал. Прикрылся тем, что не мог подняться из-за удара Айзена. Врал, разумеется. Пришлось бы – и поднялся, и остановил... Ну, или пошёл бы следом. Но привычка не вмешиваться в дела капитана, когда он так явно этого не желал, взяла своё. А Матсумото, что ж, она всегда была для Ичимару вне классификаций.
Позже известие о смерти капитана-предателя-двойного агента Ичимару удивительным образом никак не откликнулось в душе Киры. Возможно, он не почувствовал боль потери потому, что всё это уже когда-то с ним происходило в день смерти родителей. Чувства сгорели, рассеялись пеплом. Осели незаметно сажей на чёрных одеждах шинигами. А может быть потому, что для Киры капитан умер уже тогда, в день несостоявшейся казни Кучики Рукии, отправившись с Айзеном в мир пустых. Кира словно предчувствовал: счастливого конца не будет. Переболел сразу, ярко и остро. И отпустил.
Во время битвы, глядя на подчёркнуто спокойную Рангику над «макетом» Каракуры, он понимал: она тоже не очень-то надеялась. Не ждала, не верила, просто сорвалась в какой-то момент, но потом очень быстро пришла в себя. А ещё она после войны долго избегала общества Киры. Он понимал её в чём-то и тоже не стремился с ней общаться. Несколько месяцев после войны он и с друзьями-то почти не разговаривал. Момо с переменным успехом шла на поправку. Ренджи окончательно прописался в доме Кучики. Хисаги постепенно отходил от воспоминаний, что собственноручно убил своего капитана. До этого его, кажется, зациклило на этой теме.
А Кира плыл по течению. Занимался делами отряда. Навещал Момо, слушал, а точнее делал вид, что слушает Хисаги, радовался за Абарая и обходил стороной территорию десятого отряда. Он не хотел ничего знать или говорить на тему капитана Ичимару. Особенно с Рангику.
Когда обычай собираться лейтенантским составом возобновился, Кира не стал отказываться от приглашения. Тем более, что на повестке дня был вопрос о назначении капитанами вайзардов и все сплетни были лишь об этом. Но под конец вечеринки Матсумото нерешительно подошла и как-то отстраненно не то пожаловалась, не то попросила:
– У меня ведь ничего не осталось...
Кира сначала не понял о чем речь, глядя в полную чашку саке у неё в руках, а потом до него дошло.
– Да. Это и хорошо, – невпопад ответил Кира и ушёл в свой отряд собирать злосчастную коробку. В основном это были записки и зарисовки из непонятных клякс, похожих на морды пустых, а кроме этого целый бумажный зоопарк помятых и потёртых жизнью оригами, несколько занятных мелочей из мира живых, сушёные трупики хурмы, которые Кира в итоге выкинул, огрызок кисточки и надколотая чашка. По-хорошему, от Ичимару действительно не осталось ничего, так что отдавать и вправду было нечего.
Капитаны разошлись, следовало вернуть прибор двенадцатому отряду и признать, наконец, что чем больше он, Кира, копается в этой тёмной истории с капитанами-предателями, тем меньше понимает. Может быть, стоит начать копать с другого конца? Только с какого…
***
В двенадцатом Акон буднично забирает экран-наблюдатель, а на вопрос Киры о жучках отмахивается, что сами приползут, и вручает собранную папку с бумажками, которые Кире нужно будет свести в ближайшие два-три дня. Честный обмен. С Аконом приятно иметь дело. Да и папка, по правде говоря, не сказать что объёмная, так, делов-то на пару часов от силы.
– Изуру? – А вот этот голос, слишком живой и знакомый, тут совсем некстати.
– Капитан? – Кира не ожидал, что Роуз вернётся в кабинет.
И Роуз явно не ждал, что Кира объявится в расположении отряда поздним вечером. Последнее время Кира при первом же удобном случае уходил куда угодно, лишь бы подальше от капитана и от третьего отряда. А тут вдруг в своё личное время он появляется в рабочем кабинете с папкой... Кира искренне понадеялся, что капитан Оторибаши не придаст этому особого значения хотя бы потому, что тот бывал изрядно рассеян, а рядом стояла почти пустая бутылка вина. К слову, несчастный пузырёк с таблетками, что когда-то вручила ему Исане в четвёртом отряде, Кира методично скормил Роузу, подмешивая то в чай, то в еду. Жаль, таблетки кончились. На капитана они действительно действовали успокаивающе.
– Ты торопишься, Изуру?
Кира мог бы привычно сказать «да» и уйти. Кира мог бы не менее привычно сказать «нет» и всё равно уйти. Кира промолчал и остался. У него появились вопросы, на которые прекрасно мог ответить капитан Оторибаши.
"Изуру, ты расчётливая сволочь", – восхищается внезапно объявившийся Ичимару.
– Составишь мне компанию? Пожалуйста, – Роуз выглядит несчастным, но Кира не чувствует жалости. Впрочем, брезгливости тоже нет. Одно отстранённое понимание: Роузу плохо и не надо бы оставлять его одного в таком состоянии. Особенно, когда он вежливо просит и даже не пытается придвинуться. Особенно, когда есть интересующие вопросы и удачная возможность получить ответы.
– Составлю, – спокойно отзывается Кира, заметив еще одну бутылку за капитанским столом.
Пить вино из горлышка бутылки не очень правильно, и Кира приносит чашки, открывает бутылку, наливает. Вино хорошее, подогревать не нужно. Движения спокойные и уверенные, а Роуз следит за ним с грустью и нежностью, от которой хочется пойти и отмыться в кипятке.
Они пьют молча. Кира методично перебирает в голове вопросы, которые следует задать. Роуз подолгу цедит вино и смотрит-смотрит... Кира не отводит взгляд.
– Я настолько плохой капитан, Изуру?
– Нет. Вы хороший капитан.
Чистая правда. Если вычесть предвзятое отношение Киры, капитан у третьего отряда очень даже хороший. Ответственный, понимающий, справедливый, сильный. Какие там ещё должны быть качества у капитана?
Роуз всё-таки не выдерживает и приближается к Кире. Пытается коснуться, но Кира легким текучим движением уходит из-под руки.
– Значит дело в том, что я не нравлюсь лично тебе?
– Вы не правы. Моё личное отношение не имеет никакого значения. И на деятельности отряда никак не сказывается.
И это тоже правда, хотя бы потому, что это ответ совсем на другой вопрос.
Капитан Ичимару всегда говорил, будто напоминал: «Ты не умеешь врать, поэтому всегда говори правду. Так проще, хоть и жестоко. Зато действенно, особенно в твоем исполнении».
"Ты, наконец, запомнил, Изуру?"
«Запомнил, капитан Ичимару, у меня отличная память».
"Неужели? Как это кстати..."
Иногда Кире кажется, что его шизофрения обладает альтернативной логикой и приобретает уж очень необычные формы.
– Расскажите о себе, Роуз?
Капитан Оторибаши выглядит удивлённым.
– Что ты хочешь знать, Изуру?
– Расскажите о той истории с пустификацией.
Роуз печально улыбается.
– Кажется, твой друг Хисаги целую статью на эту тему написал?
– Я читал. Мне интересно ваше мнение. Что тогда произошло? Почему вас так быстро обвинили? Почему дали возможность уйти?
Роуз задумчиво изгибает бровь.
– Моё мнение... Айзен решил убить одним ударом двух зайцев. Освободить капитанское место и опробовать свои силы, поэкспериментировать, я не сильно в это вникаю.
– А напрасно, вас это напрямую касается.
Кира бесстрастен, как дознаватель из второго отряда.
– Ты прав. Возможно, всё дело в том, что я доверяю Шинджи. Его чутью.
Роуз перебирает пальцами по чашке, облизывается, встряхивает волосами. Кире не нравятся длинные волосы. Честное слово, его раздражают эти волны. И Роуз его тоже раздражает. Особенно тем, что слишком полагается на чужое мнение.
– Его чутьё подвело вас тогда.
– Он подозревал, что с Айзеном что-то не так, но доказательств не было. Если бы не его дружба с Киске. Урахарой...
– Я понял...
– Если бы тот в свою очередь не дружил с Шихоин Йоруичи, нас бы убили. Киске до сих пор считает себя виноватым за это своё изобретение.
Видел Кира того Урахару. По нему можно сказать что угодно, но только не то, что он чувствует себя виноватым.
– Почему Айзен не пустифицировал и Урахару тоже?
– Киске пришёл с Тессаем, с Цукабиши, вдвоём. Это бывший капитан отряда кидо, против него Айзен не стал... – пытается пояснить Роуз.
– Не захотел, – перебивает Кира, наплевав на вежливость.
– Что?
– Айзен почему-то не захотел их пустифицировать. С таким зампакто, как у него, ничего не стоило заморочить голову. Даже капитану отряда кидо.
Роуз протягивает полупстую чашку и Кира доливает вина.
– Никогда не задумывался об этом с такой стороны. Может быть, он тогда не настолько хорошо контролировал иллюзии?
– И вы в это верите? – в интонации почти издёвка. Кира напрягается и гасит в себе неуместные чувства: превосходство, снисхождение. Успокаивается.
– Нет, – признаётся Роуз и вздыхает. – Почему тебя интересует та история?
Что ж, Кира ожидал этого вопроса.
– Я помогал Хисаги готовить материал и заметил несколько нестыковок, будто нарочно допущенных. – Кира прикусывает губу. – Не странно ли, что Урахара сто лет держал у себя в мире живых сферу, из-за которой было столько шума, и вдруг решил её спрятать в душе Кучики Рукии. Зачем?
– Я лишь могу переадресовать этот вопрос ему. Или спросить Шинджи.
– Нет, не стоит, спасибо, – Кира понимает, что нового ничего не узнает и тасует полученные факты и так и эдак. Об участии капитана кидо-корпуса и Шихоин Йоруичи в официальных источниках упоминается лишь вскользь. В неофициальных же, даже добудь Кира к ним доступ, половина имён засекречена и разобрать что-либо, не зная о ком речь, не представляется возможным. Теперь он знает точно, как говорится, из первых рук, но что-то всё равно ускользает. Кира неосознанно продолжает жевать губу, и вдруг чувствует, как его обнимают. Это не неприятно, даже не отвлекает от мыслей.
"Изуру, ты явно не в курсе, как выглядишь с таким расфокусированым взглядом. Такой задумчивый... Доступный".
«Не говорите ерунды, капитан Ичимару».
Смех Ичимару напоминает звон разбивающегося стекла и плеск воды.
К вину во рту примешивается странный привкус. Вынырнув из своих мыслей, Кира немного отстраняется от осторожно целующего его Роуза.
– Я вам ничего не обещаю, капитан...
– Роуз... меня зовут Роуз.
– Роуз, – послушно повторяет Кира и закрывает глаза.
За опущенными веками мелькают лица и строчки документов. Шинигами, превращённые в пустых, пустые, превращённые в подобие шинигами... Айзен имел доступ в двенадцатый отряд... Это из-за дружбы капитанов Хирако и Урахары. Оттуда же он узнал и про Хогиоку. Надо будет поговорить с Аконом более предметно, хотя Акон тогда и офицером-то не был. Вроде бы…
Оказывается, они с капитаном Оторибаши успели переместиться на диван. Прикосновения Роуза слишком аккуратные, невесомые, будто Кира хрустальный. Пришлось поймать ладонь капитана и показать, как нравится. Роуз оказывается на удивление понятлив, а Кира продолжает размышления.
Почему Айзен сам не убил тогда будущих вайзардов? Важно было, чтобы их признали опасными, врагами, и уничтожили сами шинигами? Возможно. Обезопасить себя? Он и так был вне подозрений. Показать несовершенство системы совета сорока шести? Кому и что он хотел доказать?
"Изуру, похоже, у тебя мозг – это самая эрогенная зона". – Ичимару давится смехом.
«Вы меня отвлекаете, капитан Ичимару».
"Неужели? Изуру, ты когда думаешь, то совершенно не соображаешь".
«Вы говорите чушь».
"Нет-нет, я имею в виду, что твоё «я вам ничего не обещаю» совершенно не вяжется с тем, что ты сейчас творишь".
Кира прислушивается к ощущениям. Ему достаточно хорошо, а прекращать процесс на данном этапе глупо.
"Бедняга Роуз, он ведь так окончательно на тебе помешается".
«Просто заткнитесь, пожалуйста».
"Как грубо, Изуру..."
Айзен... Зачем ему нужна была битва над ложной Каракурой, если он знал, что реальный город находится в обществе душ? Он никого не убивал своими руками, только Момо... Пытался. Или нет? Захотел бы убить, бил бы наверняка. Или то, что говорил капитан Хирако, всё-таки не лишено смысла? И почему, чёрт побери, Кучики Рукия? К Урахаре за сотню лет обращались официально и полуофициально сотни шинигами, почему Кучики? При чем здесь Кучики...
"М... Ты такой гибкий, Изуру".
«Опять вы...»
Кира отвлекается на мгновение. Неожиданным открытием оказывается собственное реацу, штормовым ветром хлещущее во все стороны, и грозящее снести предусмотрительно поставленный Роузом барьер, а следом и половину здания штаба третьего отряда. И, в общем-то, было почти неудивительно, что с дивана они незаметно переместились на пол.
"Это называется – Изуру задумался…" – Вот эта интонация сейчас была, это что, снова умиление?
«Не страшно, у капитана Оторибаши прекрасно получается контролировать...»
"С ума сойти, Изуру, Какая ты у меня циничная тварь, оказывается".
«Не у вас, капитан...»
"Опять спорит. Знаю, знаю, не у меня, а у третьего отряда под руководством Роуза. Ха! Даже сейчас, трахаясь и сводя его с ума своими стонами, ты умудряешься никому не принадлежать. Восхитительно! Как я тебе завидую..."
«И сами вы... Та ещё тварь».
Кучики... Рукия... С ней... Нужно... Поговорить.
Все мысли и образы на мгновение разлетаются пылью и плавно кружатся, не формируясь ни во что конкретное. Блаженная пустота длится недолго.
Поговорить с Рукией. Легче всего через Ренджи, но так, чтобы он не присутствовал. Или... Пусть его, это неважно. Совсем неважно.
Кира выбирается из объятий капитана Оторибаши и оглядывается в поисках своей одежды.
– А? – Кира смотрит за окно. Ночь. Ещё не сильно поздно, чтобы вернуться домой, но для встречи с Кучики время неподходящее.
– Останься. Пожалуйста.
В голове сами собой проносятся абзацы из устава о неподобающем поведении. Да уж, это не потрахушки с Шухеем.
"А в чем разница, Изуру?"
«Согласно статистике, на отношения между отрядами чаще закрывают глаза».
Впрочем, что ему волноваться, не его ведь инициатива.
"Да, вырастил на свою голову".
«При чём здесь ваша голова? Оставили бы лучше мою в покое».
Кира рассеяно кивает и забирается обратно под бок к Роузу, заодно подмечая, на чьей одежде тот валяется, и с максимальным комфортом устраиваясь на его плече. Ему на удивление удобно и спокойно. Стоило столько дёргаться и бегать от Оторибаши? И капитанское хаори, оказывается, ничуть не хуже одеяла…
"Мне страшно за тебя, Изуру".
«Я ничего ему не обещал, так что не мои проблемы».
"Жестокий..."
Препираться дальше бессмысленно, очень хочется спать.
***
На следующий день после встречи вайзардов в Руконгае Момо пристаёт к капитану Хирако с вопросами о жизни в мире живых. Скупые поначалу ответы с каждой минутой становятся всё более подробными. Одно тянет за собой другое, капитан Хирако объясняет на пальцах, показывает на примерах, изображает в виде предметов и чуть ли не театра теней. Он оживает, а Момо чувствует, как ей становится легче дышать. Она ощущает себя ребёнком на пороге парка аттракционов, и когда капитану Хирако вдруг перестает хватать слов, он тащит её к ближайшим дверям между мирами и капитанским произволом они оказываются в мире живых. Полным чудес и ярких красок, которые Момо до этого дня не видела, не замечала, даже не думала, что такое возможно.
Мир переворачивают ей на голову, как коробку с игрушками. Всё вперемешку. Еда и фильмы, одежда и развлечения, музыка и мороженое, тянучее и липкое, совсем не похожее на фруктовый лёд, который она иногда клянчит у Тоширо. От бывшего капитана 12 отряда Урахары она запоминает только полосатую панамку и то, что надо быть осторожнее с гигаем. И когда невероятно длинный день подходит к концу, Момо неожиданно понимает, что улыбка не сходит с её лица уже несколько часов, мышцы щёк болят, а глаза слипаются. А ещё у её капитана очень удобное плечо, не хуже самой лучшей подушки.
На следующее утро она застает капитана в его кабинете с таким преувеличено задумчивым видом, что поначалу теряется.
– Скучный кабинет, тебе не кажется? – капитан Хирако ждёт ответа.
Момо не хочется делать вид, что она не понимает, потому что вчера она видела рядом Хирако настоящего, не следящего за речью и лицом, не пытающегося втиснуть себя в рамки. Живого Хирако с кривоватым оскалом улыбки и пятном от мороженого на штанах, которое Момо же ему и поставила.
– Серый, – соглашается она. – Никуда не годится.
Этим же вечером в кабинете капитана на пустой стене появляется криво прибитое запасное капитанское хаори, на котором кислотно-оранжевым цветом размашисто написано «владения Хирако Шинджи». Момо старательно нарисовала на нём липкой краской здание штаба, казармы, плац и хозяйственные постройки. Здания вышли кособокими, кусты возле ворот похожи на погрызенные мётлы. Капитан до сих пор время от времени самозабвенно рисует вокруг рядовых и офицеров. Выходит ужасно похоже в деталях, но все шинигами издалека неуловимо напоминают раздавленные огурцы. У случайно затесавшейся на полотно собаки в исполнении капитана семь ног и три хвоста. Она лает палками и облачком. Момо пытается понять, почему, и как-то само собой все скатывается в рассматривания комиксов из мира живых.
За неделю кабинет капитана Хирако преображается настолько, что больше всего напоминает филиал лавки «дешевле только даром», или сундук, в который складывали всё подряд без разбора. Момо ходит в кабинет капитана, как в музей. Ей там хорошо и уютно.
Ещё через неделю Момо ловит себя на мысли, что в своём кабинетике она бывает только для того, чтобы принести-забрать бумажки и смахнуть пыль со стола.
Всю третью неделю после рабочего дня капитан Хирако учит её играть в карточную игру из мира живых. Им постоянно приходится сверяться с правилами, но как капитан не пытается интерпретировать их, всё равно Момо выходит победителем. Капитан Хирако показательно недоволен и ворчит, что проиграл желание. Он скидывает карты и смотрит с затаённым интересом, а Момо набравшись смелости, просто просит звать её по имени вне работы. Облегчение на лице капитана Хирако расползается зубастой улыбкой.
***
За три недели Кира уже несколько раз встречал Абарая и два раза Кучики-младшую. Разговоры не клеились. На него смотрели странно, вопросительно, с неприязнью. Воспоминания давались всем тяжело, и это было видно. Из односложных угрюмых ответов Кира понял, что ни Рукия, ни Ренджи ничего не знали ни о Хогиоку, ни о чужих планах на них, не подозревали ни о чём и продолжали с успехом закрывать глаза на всё. Любое объяснение из уст главы клана Кучики действовало на них магическим образом. В итоге Кира пришёл к выводу, что их просто использовали. Как и его самого когда-то.
"Ты обижен, Изуру?"
«Нет. Просто мне хватает смелости это признать. Как и то, что будь вы сейчас живым капитаном, я бы тоже вам всё простил».
"Правда?"
«Правда».
"Я тронут…"
Занятый своими невесёлыми мыслями о клане Кучики и обо всём, что с ним связано, Кира чуть было не забывает про тренировку с Роузом. Приходится буквально бежать, чтобы опоздание не было откровенно невежливым.
Полигон был стандартный. По большей части открытое место, где-то на две трети, остальное – лес. Ни речек, ни болот, ни какой-либо другой каверзы.
Роуз уже ждал. И не тратя времени на долгие разговоры, перешёл к разминке. Несколько мгновенных перемещений, пробный удар. Ещё несколько шагов, ложный выпад.
Извинившись за опоздание, Кира ловит себя на мысли, что рад бы не сравнивать стиль боя бывшего капитана и нынешнего, но как-то само выходит.
Шунпо Роуза какое-то небрежное, ленивое. Атаки как всегда оценивающие, пристрелочные.
Поначалу Кире было не понятно, ударит капитан в следующий раз сильнее, и вынудит вложиться в ответный удар, а сам отступит, из-за чего вся концентрация уйдёт в то, чтобы погасить инерцию ставшего ненужным движения или же начнёт долго и упорно выжидать инициативы Киры, а потом вдруг резко в несколько точных взмахов закончит спарринг в свою пользу. Единственное, что спасало Киру – умение нестандартно двигаться в шунпо, позаимствованное у бывшего капитана.
Те, кто видел этот шаг в условиях боя, неизменно удивлялись. Шунпо Ичимару под стать его речи. Неровное, странное, непредсказуемое. Вместо размеренных шагов – какой-то дикий коктейль из стремительных рывков и резких остановок. Только после долгих размышлений, детального анализа и кучи вытянутых полунамёков-полушуток до Киры дошло истинное понимание такой странной манеры передвижения. Этот шаг невозможно предугадать или отследить. Скорость скоростью, её как раз можно натренировать и дальше уже, как говорится, кто быстрее, но если на полном ходу твой след внезапно обрывается, а потом ещё раз и ещё, меняет направление, петляет, и на первый взгляд не имеет никакой логики. Даже на пару первых взглядов. Это сбивает с толку, с ритма. Под такое не подстроишься.
За несколько месяцев совместной работы это всего лишь пятая тренировка с Роузом, но Кира уже выучил большинство приёмов капитана, более того, выработал стратегию.
Закончив краткую разминку, Роуз заявил, что ему надоело простое махание мечом и сегодня у них первая тренировка с использованием шикаев. Кира ждал этого рано или поздно. И даже чувствует, что готов. Он не видел применение оружия капитана в битве над Каракурой, не до того было. Да и смотрел он, кажется, совсем в другую сторону. Тем больше разочарование от демонстрации. Шикай Роуза до смешного похож на ичимаровский.
Правда если Шинсо – это внезапность и скорость, то Киншара больше точность и маневренность. В остальном они близки по принципу действия.
А вот дальше идут одни различия. Если с Ичимару тренировка – это всегда игра по его правилам, которые меняются на ходу, и попробуй, успей подстроиться, когда тебя уже давно переиграли, то с Роузом это скорее похоже на разучивание танца. Есть определённые движения, есть их комбинации, порой неожиданные, но состоящие все из одного и того же набора.
Шаг, взмах, из такого положения удар может быть или сверху или справа, уйти не составит труда, но лучше отклонить, как раз Кира успевает несколько раз коснуться чужого оружия своим зампакто. И ещё несколько раз на обратном ходу. Потяжелевшее оружие выпадает из рук недоумённо взирающего на него Роуза.
Кира исчезает в шунпо, чтобы в следующий момент оказаться слева и осторожно коснуться чужого плеча, обозначая свое присутствие.
– Вы убиты, капитан, – тихо оповещает Кира и возвращает мечу более привычную форму, обнуляя тем самым его воздействие.
– И в самом деле, – Роуз выглядит обескураженным. – Позор-то какой. Не говори никому, Изуру, ладно?
– Хорошо, – покладисто соглашается Кира.
– Давай попробуем ещё раз.
Они пробуют ещё раз, почти с тем же результатом. Кире приходится применить пару кидо, чтобы отвлечь Роуза, и у него это получается.
– Вы снова убиты, – мрачно сообщает Кира.
– Поверить не могу, – сокрушается Роуз. – Ещё раз.
На этот раз Кира ошибается, да и Роуз настроен серьёзно.
К концу тренировки у них почти равный счет побед, но Кира уже знает, что большую часть способностей Роуз просто не может на нём применить, чтобы не убить. Хотя Кира рискнул бы ради того, чтобы хотя бы просто посмотреть на все эти «сонаты». Воздействие звуком высокой или низкой частоты. Из объяснений Кира понял, что ему, пожалуй, не хватает теоретических знаний. Впрочем, это не отменяло факта проигрышей Роуза в тактике, а иногда и скорости.
"Правильно, Изуру, я бы тебе не простил, уступи ты этому пижону в счёте больше десяти".
– С чего ты взял? – капитан Ичимару отрывается от процесса поглощения еды.
Смотреть за его трапезой жутко и неприятно, хотя Кира уже почти привык. Нет, в обществе или на редких приёмах в первом отряде Ичимару ест вполне нормально, и да, он предпочитает не есть в обществе или где-бы то ни было ещё в присутствии свидетелей, выбирая в эти моменты одиночество, компанию Матсумото, ну, или компанию Киры. Наверное, дело в том, что прекрасно владея традиционным способом еды палочками, Ичимару упорно предпочитает брать пищу руками. И сначала он ест быстро-быстро, как будто у него скоро отнимут тарелку, зато под конец, может возить пальцем недоеденное с полчаса, а то и дольше. Эти игры с едой, похоже, заразны. Кира выстроил из рисинок короткую, но ёмкую и крайне неприличную фразу.
– У меня нет ни одной техники боя на расстоянии, – признаётся он печально. – У меня вообще только одна техника боя.
Капитан облизывает пальцы, Кира сначала морщится, наблюдая за ним, а затем злорадно ухмыляется, представляя такое поведение за столом у Кучики.
– У Зараки тоже одна, а ещё у него нет даже навыков кидо, но его это не останавливает, – Ичимару подходит ближе и, заглядывая в тарелку Киры, улыбается широко и глумливо, добавляя к фразе из рисинок цветастый эпитет, проворно выложив рядом казалось бы приличный иероглиф.
– Капитан Зараки самый сильный шинигами Готея, – разочарованно тянет Кира.
– Ты так считаешь?
– Я не проверял, но даже в двенадцатом так говорят.
– Ну, раз в двенадцатом так говорят… – Ичимару нависает над Кирой, это должно бы раздражать, но вот парадокс, совсем не раздражает. – Хочешь, открою секрет. Знаешь сколько капитану Зараки лет? Точнее сотен лет?
– Много? – предполагает Кира.
– Очень. – Соглашается Ичимару. – Когда ты доживёшь до его возраста, тогда и будет понятно, что там у тебя перспективно, а что нет. Ты главное доживи.
– Угу, – Кира больше не хочет есть, особенно после того, как капитан пальцами вылавливает из его тарелки всё мясо и отправляет себе в рот.
– Ты расстроился, что провалил тренировку? – вопрос и утверждение. Утверждающий вопрос. Ичимару всегда спрашивает так, что становится понятно, ответ ему известен. – А знаешь почему? Всё потому, что тебе не нравится драться. Надо было отдать тебя на пару лет в одиннадцатый. Они бы быстро научили тебя любить драки, – и всё это говорится с набитым ртом. Кира вместо ответа косится на Ичимару скептически и неодобрительно одновременно.
– Ладно, может и не любить, но натренировали бы общаться с зампакто почаще. Ты бы поговорил со своим духом меча, может быть, он тебе откроет ещё пару секретов. Поперспективнее, – сытая улыбка Ичимару выглядит пугающе.
– Сомневаюсь, что мне бы это помогло.
И вот как признаться капитану, что зампакто Киры, мягко говоря, не очень склонно к диалогам. По правде сказать, Вабиске откровенно умственно отсталый. Нагромождение камней с зачатками разума. О чём с ним разговаривать? В теории своё оружие нужно любить, но у Киры с этим серьёзные проблемы. В свете нынешнего разговора с капитаном Ичимару, можно даже сказать, что Кира от своего оружия не в восторге. Но так нельзя. И он это знает. Своё оружие любить необходимо. Не можешь – придётся себя заставить. И Кира прилежно приходит во внутренний мир и даже пытается как-то общаться со своим оружием, но получается однобоко. В итоге Кира обычно молча садится рядом, облокачивается о жёсткий бок воплощения зампакто и смотрит в небо. Наверху всегда красиво. И сами собой сочиняются стихи. Вабиске нравятся стихи, он начинает забавно бухтеть в такт что-то одобрительное. Смешное оружие. И жалко его, и зло берёт, хотя вот последнее Кира в себе старается нещадно задавить. «Какой уж есть», – говорит он себе. – «Смирись»
– Попробуй прямо сейчас, – загорается идеей Ичимару. И Кире не остаётся выбора. Он пожимает плечами и укладывается на циновки. Капитан Ичимару удивлённо усаживается возле его головы и разглядывает Киру сверху. С такого ракурса капитан почему-то похож на одуванчик.
– Знаю, выглядит идиотски, но мне так проще, – пытается оправдаться Кира.
– Да я вообще молчу, – в притворном ужасе Ичимару всплескивает руками. – К тому же это как минимум оригинально.
Насчет оригинальности Кира бы поспорил, но вместо этого он считает про себя до десяти и расслабляется.
Во внутреннем мире неожиданно неспокойно. Слишком жарко, под ногами гудит всё ещё скрытая плотной коркой лава, но то тут, то там на поверхности появляются трещины. Вабиске смотрит на Киру испуганно и тычется мордой ему в руки. Кира же пытается не паниковать, но никак не может понять, что происходит. Он привык к статичной картинке. Странной, немного нереальной, но привычной, а это… Под лапами Вабиске ломается тонкая корка твердой поверхности, и прежде чем Кира успевает что-то сообразить, они падают в раскалённую жижу. Для того чтобы вытянуть тяжеленного монстра-зампакто, приходится применить кидо. О своих ожогах Кира не думает. Не думает он о себе и придя в сознание, глядя на бледного и обеспокоенного капитана с миской воды в руках. Судя по мокрой одежде Киры его от души поливали, пока он жарился во внутреннем мире. Все мысли Киры занимает отповедь Вабиске о том, что хозяин был им недоволен, и из-за этого недовольства, тщательно скрываемого, но возросшего сегодня в разы, и расплавилась твёрдая поверхность у них под ногами.
– Изуру, это что сейчас было? – Ичимару даже улыбаться перестал, видимо картина была та ещё.
Кира откашлялся.
– Похоже, мне придётся сделать упор на кэндо, кидо и какие ещё есть классические приемы?
– Всё так плохо? – опять вопрос и утверждение.
– Нет, всё уже в порядке, – Кира задумчиво смотрит на свои руки без признаков каких-либо увечий и решает, что теперь будет осторожнее с эмоциями в сторону собственного меча.
– Ладно, зато ты попробовал. Ну, не получилось, не беда. Перспективы, они знаешь, тоже разные бывают, – иногда кажется, что язвительного оптимизма у капитана Ичимару с лихвой хватит на весь мир. – Что-нибудь придумаем.
– Не устал? – заботливо интересуется Роуз, выдергивая Киру из транса мысленного потока.
Хочется сказать в ответ грубость, но Кира сдерживается и только мотает головой.
Ещё один заход явно закончится в его пользу. Из «нечестных» приёмов Ичимару не применялось даже половины и Кире есть ещё, чем неприятно удивить нового капитана. Уже понимая, что вот-вот проиграет, Роуз неожиданно призывает маску пустого. У Киры невольно включается рефлекс бить на поражение, но разница в силе и скорости оказывается чудовищной.
"Осторожнее, Изуру. Обычные пустые сильны и давят исключительно этой силой, но их не обучают десятилетиями воевать".
«Спасибо, капитан Ичимару, я это понимаю и без вас».
Кире приходится отступать под прикрытие леса. Там есть хотя бы небольшой шанс. На открытой местности он моментально проиграл бы.
Роуз выглядит кошмарно, и ощущается, в общем, так же. Память, воля, рефлексы шинигами, помноженные на силу пустого. Не хотел бы Кира встретиться с таким противником в бою. Спасает его от позорного поражения только обострившееся чувство опасности. Но и то ненадолго. Один мощный удар выбивает зампакто из рук, а похожий на взмах хлыста следующий останавливается в миллиметре от лица. Хищно щёлкают перед носом лепестки Киншары. Бешено бьётся сердце.
– Испугался? Прости. – Маска облетает с лица Роуза мелкой пылью. – У тебя очень хорошая реакция, знаешь?
Кира знает. А ещё он очень хочет сползти спиной по стволу ближайшего дерева куда-нибудь под неприметную корягу и там отдышаться.
"Вот Роуз позёр", - хмыкает в голове Ичимару.
«Идиот он», - вторит ему Кира.
– Ты вконец охренел, Роуз? – резкий дребезжащий голос капитана Хирако заставляет Киру остаться стоять на нетвердых ногах. – Еще банкаем тут помаши!
– Шинджи? Что ты тут делаешь? – Роуз спокоен и доброжелателен. Хамская манера общения капитана Хирако его ничуть не трогает.
– Да так, пришел посмотреть, какого хрена ты тут творишь. Половина Готея сейчас на ушах стоит, и успокоятся они не скоро.
– Простите, это моя вина, – встревает Кира.
– А тебя вообще кто спрашивал? Нет. Вот и захлопнись.
– Шинджи, прекрати, – Роуз пытается урезонить своего приятеля.
– Нет, это ты прекрати, – продолжает наступать Хирако. – Нашёл перед кем красоваться. Напомнить тебе, что твой отмороженный лейтенантик хвостом ходил за белесой тварью Айзена? Ты его натаскиваешь, а он тебя потом в спину ударит, вот увидишь.
"Капитан Хирако, какое лестное мнение о моей скромной персоне. Не бери на свой счёт, Изуру, он всегда был параноиком".
«Ну, уж нет».
– Вообще-то Айзен был лейтенантом в вашем отряде когда-то, если я не путаю, – взгляд Киры схлестнулся со злым прищуром капитана пятого отряда.
– И что ты хочешь этим сказать, гадёныш?
Какое-то мгновение Кира был уверен, что его сейчас ударят.
– Бывший капитан предателя ничуть не лучше, чем бывший лейтенант предателя, вам не кажется?
"Я горд за тебя, Изуру, а теперь будь умницей, спрячься за Роуза."
– Ах ты...
Кира не стал прятаться, Роуз сам встал между ними. Спиной к Кире, что характерно.
"Признайся, Изуру, есть желание ударить?" – ехидные ноты в голосе. Издевается.
«И вы туда же...»
– Успокойся, Шинджи, – Роуз фактически утаскивает Хирако с полигона, ничего не говоря оставшемуся лейтенанту.
Кира же, воспользовавшись отсутствием зрителей, картинно оседает на землю и начинает истерически подхихикивать. Когда напряжение спадает и нервы приходят в норму, он решает, что на сегодня может быть свободен. От всего. И в отряде больше не появляется.
А на следующий день Киру радуют новостью. На неделе запланирована совместная тренировка с пятым и девятым отрядом. Роуз хватается за голову и умоляет держаться подальше от капитана пятого отряда. Кира его опасений не разделяет, но на всякий случай собирается спросить Момо на предмет особенностей боя с капитаном Хирако. О том, что об этом можно спросить у Роуза, ему в голову почему-то не приходит.
***
– Шинджи, придурок, перестань мне названивать каждый день! И пусть Урахара носится по всему городу, разыскивая твою лабуду! – слышался звонкий злой голос в трубке.
– То есть ты искала... И тупо не смогла найти во всем городе нормальный плеер! Ты издеваешься?!
– Иди в задницу, скотина!
– Хиёри, стой, не отключайся, дура!
Момо обозначила своё присутствие вежливым покашливанием. Разговор капитана со своей подругой вайзардом до боли напоминал ссору двух супругов, проживших вместе как минимум сотню лет.
– А вы с Хиёри... – она с трудом могла сформулировать вопрос. – Давно знакомы?
Хирако задумчиво покрутил в пальцах телефон.
– Всю жизнь, – признался он. – Мы вроде как росли вместе. Я вот до капитана дорос, а она так и осталась нахальной малявкой. – Он зубасто и недобро улыбнулся.
Момо хихикнула.
– Совсем как мы с Тоширо.
– А? Капитан мини-сосулька? – Хирако как-то хитро выгнул бровь, и его лицо перекосило в невероятной гримасе.
– Не говорите так о нём, – попросила Момо серьёзно. – Особенно если он может услышать.
Она пересказала историю их с Тоширо детства, поступления в Готей и неловко замолчала. Хирако смотрел на неё и в то же время будто насквозь.
– Да, очень трогательно, – пробубнил он невпопад. – Только тут другой случай.
Было заметно, что Хирако рад бы свернуть разговор, но Момо нарочно уселась рядом с таким выжидающим видом, что он всё-таки сдался. Отрядные дела грозили не закончиться никогда, близился вечер, атмосфера располагала к душевным разговорам, в голове Хирако все ещё звенел въедливый голос Хиёри...
Такое случалось крайне редко. Подобные случаи фиксировались и раньше, но больше напоминали мифы.
Воплощение духа меча в человеческой форме среди шинигами общества душ само по себе редкость. Ещё большая редкость - полное неповиновение оружия своему хозяину.
Шинджи очень нужен был банкай, но зловредный зампакто только ругался как сапожник, швырялся в него обувью и корчил рожи одна обиднее другой.
Хиёри... Вот уж её никто не рискнёт погладить против шерсти. Да, а тогда он звал её иначе.
В какой-то момент они разругались настолько серьёзно, что зампакто вдруг не на шутку обозлилась, а потом и вовсе исчезла из внутреннего мира Шинджи. Тот даже рад был поначалу такому повороту событий. Шикай работал исправно, никто не зудел в голове противным голосом, красота одним словом. Только через три дня блаженства Шинджи почувствовал тревогу. Постоянные перепалки с Саканаде стали чем-то вроде привычки и теперь этого не хватало. Дух меча не отзывался, не появлялся и вообще ничем себя не проявлял. Чем больше времени шло, тем беспокойнее становился Шинджи. Но к кому идти с глупым вопросом: «у меня из внутреннего мира зампакто пропал, не подскажете что делать?» – он не имел ни малейшего представления. На счастье у бестолкового, но компанейского Шинджи были чуткие и понимающие друзья. Нет, над ним, конечно, изрядно поглумились, это надо же было потерять часть души и даже не заметить где, но дальше их компании новость не ушла, а деятельная Лиза, перелопатив гору тематической макулатуры, не без помощи капитана Кьёраку в итоге нашла ответ. Всё оказалось просто и сложно одновременно. Внутренний разлад в душе дал возможность зампакто выбраться во внешний мир. Зампакто следовало найти и заставить вернуться. Но ни где, ни как искать, а тем более, каким образом заставлять, сказано, разумеется, не было. Пару лет Шинджи потратил на то, чтобы отыскать беглую Саканаде. И нашёл... Совершенно случайно. В виде студентки Академии духовных искусств под именем Саругаки Хиёри. Если бы он не знал её воплощение, ни за что бы не отыскал. Её реацу несколько отличалось от обычных душ, но она так мастерски изображала шинигами, что никто ничего и не заподозрил. А если и заподозрил, то не придал значения.
– И как вы её заставили вернуться? – тихо спросила Момо, когда пауза в монологе Хирако затянулась.
– Никак, – пожал плечами Шинджи.
Он тогда поймал Хиёри возле академии и пригрозил, что всем расскажет кто она такая, тогда её исключат и ей придётся подчиняться. Шинджи был зол и, наверное груб, а Хиёри вдруг разрыдалась как обычная девчонка, и обозвав его сволочью, убежала, оставив в полном недоумении.
Разумеется, он никому ничего не рассказал. Послонявшись по территории Готея, Шинджи вдруг понял, что ему не хочется никого заставлять. А банкай, да и черт бы с ним, живут же как-то без него. Вот и он обойдётся.
Момо в ужасе смотрела на своего капитана.
– Получается, у вас нет банкая? – недоверчиво и почему то шёпотом поинтересовалась она.
– Есть, иначе я бы не стал капитаном, – успокоил Хирако и продолжил.
Когда Шинджи донёс своё решение до насупленной и непривычно тихой Хиёри, она даже рот раскрыла от удивления. Выглядела она при этом забавно и даже трогательно. Незаметно для себя, Шинджи помирился со своим не в меру вспыльчивым оружием и, наверное, со временем забыл бы горечь разочарования от того, что ему никогда не видать капитанского звания, но сразу же после выпуска из академии, Хиёри распределили в двенадцатый отряд, а там под внимательным и пытливым взглядом капитана Хикифуне Кирио, она призналась что никакая ни шинигами.
К чести Хикифуне, та никому не выдала странную парочку разделённых шинигами и зампакто. Одно то, что и Хиёри и Шинджи дослужились до первой десятки офицеров, вызывало у Кирио восторг. Она, наоборот, стала оберегать девчонку и как-то даже намекнула Шинджи, что их общую проблему можно изящно решить. Он не сильно верил, но в итоге именно Хикифуне помогла им как она выразилась «стать более полноценными». Шинджи не вдавался в подробности, он просто был рад, что ему не нужно никого заставлять, да и к отдельно бегающей Хиёри в виде мелкой надоедливой занозы он уже привык. Их «нежная» дружба и совершенно семейные перепалки давно никого не удивляли. Видимо большинство решило, что Хиёри сестра Шинджи. В какой-то степени оно так и было. Правда Кирио предупредила, что из-за отдельного существования Хиёри он лишится части собственной силы.
– И вы на это согласились? – в очаровательной головке Момо никак не укладывалось услышанное.
– Ну да, – несколько смущённо произнёс Хирако.
– А если бы заставили её вернуться, то были бы сильнее?
– Наверное. Не знаю, мне и так хватает.
***
– Кира, ты не очень торопишься? Я хотел с тобой поговорить.
Капитан Укитаке возникает неожиданно на пути следования Киры из третьего в пятый отряд. Случайно его бы вряд ли сюда занесло, так что стоит, наверное, уделить ему внимание. У него серьёзное лицо, а ещё Укитаке не стал использовать для связи ни адских бабочек, ни своего лейтенанта или офицеров, явился сам, и это немного напрягает. Особенно неприятно, что до этого Кира между отрядами бегал в шунпо и только сейчас, под конец дня, решил немного прогуляться, дать себе передышку. Выходит, за ним наблюдали. В случайности Кира давно не верит.
Всем известно, что Кира образцово-показательный лейтенант. Он всегда приходит на работу вовремя, при этом его нельзя в течение рабочего дня увидеть спокойно идущим и уж ни в коем разе размеренно гуляющим. Он постоянно немного торопится. По дороге в другие отряды или на полигон, с бумагами в руках или сурово сжимающим рукоять зампакто. Он весь день ужасно занят, хотя по правде говоря, все отчёты он легко мог бы сделать за час-два, а все дела уладить с помощью адских бабочек, но... Киру воспитывали в традиционном стиле. И поэтому ему приходилось делать видимость ужасной занятости, просиживать за бумагами по десять часов ежедневно и являться по самым пустяковым вопросам непременно лично. Даже если причиной визита было обсуждение предстоящей лейтенантской попойки, у Киры было такое лицо, будто он спешил в первый отряд с важным донесением. Так было принято, так считалось правильным. Традиции не обсуждались.
Ичимару же плевать хотел на традиции и классическое образование своего лейтенанта. Он прекрасно знал, что всю лейтенантскую работу можно легко и непринуждённо спихнуть на офицеров. Поэтому при капитане Кире приходилось отодвигать в сторону вбитые десятилетиями обучения привычки и переключаться на что-то более... нетрадиционное. Например, на обсуждения сортов ненавистной хурмы. Или особенности складывания журавликов из прошлогодних отчётов. Или несовершенства системы совета сорока шести.
– Представь, Изуру, кто-то проникнет в здание, убьет сорок шесть напыщенных никчёмных душонок и займет их место. Станет диктовать свою волю всему Сейретею. А? Каково?
– Это невозможно, капитан, – Кира отодвинул на край стола стопку отчетов и, положив руки под голову, улегся на столе. – Там система охраны. Двери открываются только изнутри. Для того чтобы проникнуть внутрь, нужно чтобы случилось нечто...
– Необычное.
– В Сейретее должно быть военное положение и всё равно остаются адские бабочки… Это же основная связь с советом.
– Допустим, бабочки вдруг перестанут летать, и будет военное положение, и кто-то придёт к зданию совета с донесением, нэ? Как думаешь, откроют?
– Только если это будет кто-то из капитанов. Да, точно, в одном из исторических справочников было упоминание. В здание совета могут войти только капитаны.
Укитаке подцепляет Киру за локоть и отводит в сторону от дороги.
– Да, разумеется, о чём вы хотите поговорить? – Кира старается быть вежливым.
– По тому вопросу... – Укитаке делает многозначительную паузу и Кира кивает.
– Я понял.
– Мне неприятно это говорить, но я бы просил тебя не вмешивать в это дело Рукию. Ты же вроде бы согласился ни с кем не обсуждать данную тему?
– Я не обсуждал, всего лишь задал несколько вопросов.
"А я говорил тебе, Изуру, не суйся к Кучики".
– Рукия ни при чём, и не стоит ей напоминать те неприятные события, – Укитаке смотрит прямо и говорит прямо, и это не просьба, почти приказ. – Думаю, мне стоит ввести тебя в курс дела. Я выяснил, что Урахара тогда согласился отдать свою разработку в обмен на амнистию, но его послание перехватил Айзен и никто кроме него не знал, что сфера внутри Рукии. Произошла чудовищная ошибка...
Кира смотрел в честные глаза капитана Укитаке и не верил ни единому слову. Перехватил послание? Это шутка? Айзен оказался настолько умён или Урахара настолько глуп? А что же остальные капитаны? Нет... Капитан Кучики точно знал, что находится внутри сестры и намеренно толкал её на казнь.
– Изуру, ты веришь, что бедная девочка заслужила такое суровое наказание?
– Боюсь, моё мнение по данному вопросу не имеет никакого значения, капитан Ичимару.
– Ты несносный, Изуру, сказал столько слов и ни одного по делу.
– Нет.
– Нет?
– Нет, не заслужила.
– Хм... Вот и я думаю. За что же её так наказывают? Или не её? Нэ?
– Что вы хотите этим сказать?
– А разве я что-то хочу сказать? Всего лишь задаюсь вопросами. Жаль, я похоже одинок в этом начинании... А впрочем… – Ичимару лизнул палец и дотронулся до кончика носа³ Киры. На коже остался холодком отзывающийся след от прикосновения. – Не бери в голову, Изуру, это я так, мысли вслух.
Неужели таким способом Айзен решил надавить на главу клана Кучики? Вот только тот решил не поддаваться и пожертвовать сестрой, но не честью. Отличительная черта Кучики. Люди для них ничто, честь всё. Получается, Рукию держали в башне раскаяния не только и не столько потому, что она была виновата, но и чтобы Айзен не добрался до неё. А он всё равно нашел способ. Поверил ли кто-нибудь, кроме наивных лейтенантов, в смерть Айзена, пришпиленного мечом к восточной стене? Хоть кто-нибудь...
А ведь Укитаке тоже всё знал. И о Хогиоку и о липовом трупе. А ещё Рукия – его подчинённая, это именно он послал её в мир живых. Это он пытался вопреки всему вытащить её из того, во что ненароком втравил. Считал, что может защитить? Или предлагал в качестве живца? Капитан Унохана наверняка заранее сообщила о поддельном трупе своим друзьям.
Кира кивнул, кажется невпопад, потому что речь Укитаке оборвалась на полуслове.
– Я вас понял, не беспокойтесь, больше ни с кем эта тема подниматься не будет. Извините, мне пора идти.
– Да, конечно. Всего хорошего, – Укитаке казался растерянным.
– До свидания.
Кира исчез в шунпо. На душе было гадко.
"Мне жаль тебя, Изуру. Не хочешь бросить своё расследование? Знаешь, есть такая поговорка: счастье в неведении".
«Пожалейте лучше себя, капитан Ичимару. Или хотите, я вас пожалею?»
"Спасибо, Изуру, не хочу".
«Вот и я тоже».
***
Кьёраку появился рядом с Укитаке внезапно, будто соткался из придорожных теней. Обманчиво расслабленный, отвлечённый, с травинкой в зубах и игривой улыбкой чуть пьяненького человека.
– Надо же, Джуширо, а ведь мальчик не поверил. Тебе... Удивительно, правда?
– Неважно. Надеюсь, теперь он оставит эту затею.
Укитаке хмурился, глядя в ту сторону, куда исчез лейтенант третьего отряда. Один из старейших капитанов Готей чувствовал беспокойство. То, что он узнал от главы клана Кучики, казалось злой выдумкой, дурным сном.
Да, оказалось, Бьякуя общался с Ичимару. Достаточно близко, чтобы последний регулярно ошивался в поместье и рассказывал наследнику Кучики сплетни, обрывки чужих подслушанных разговоров, делился неожиданными выводами и делал намёки. Множество намёков. Насколько понял Укитаке, речь Ичимару вся насквозь была одним сплошным намёком. Впрочем, Бьякуя особо не верил его словам, а порой и просто не слушал.
Укитаке подсунул бывшему ученику списки литературы, что не без ведома главы клана таскал Ичимару, и спросил про интересующую его запись. Неповиновение зампакто.
Каково же было удивление капитана тринадцатого отряда, когда оказалось, что Ичимару обсуждал с Бьякуей этот трактат и намекал на то, что он якобы является воплощением меча Айзена Соуске, и что для достижения банкая Айзену нужен Хогиоку, чтобы с помощью сферы заставить Ичимару подчиниться. Бьякуя тогда посчитал это достаточно забавной выдумкой, чтобы запомнить.
Истиной же целью Айзена, как думал Кучики, был захват Сейрейтея. Он «согласился» помочь предателю и достать Хогиоку, хотя Ичимару подначивал Бьякую оставить сферу себе. Кучики договорился с Урахарой чтобы тот отправил Хогиоку внутри Рукии в общество душ, обещая взамен посодействовать в вопросе возвращения бывших капитанов обратно из ссылки. Отдавать сферу Айзену никто не собирался. Бьякуя подумывал уничтожить всех разом. Сестру, что шла поперек законов клана, капитана пятого отряда, пойманного с поличным, опасный артефакт Хогиоку, своё чувство вины и терзания на тему долга и обещаний. Разрубить узел одним ударом.
К несчастью, самоуверенность Бьякуи сыграла с ним злую шутку. Айзен сымитировал свою смерть, спутав все карты. Кучики потерял контроль над ситуацией, запутался в собственных чувствах и стремлениях. Не вмешайся тогда риока и Укитаке, он бы убил сестру, в попытке доказать неизвестно кому, что он истинный Кучики. Выполнил бы долг перед кланом и обществом. И проиграл бы без возможности что-то исправить. Он чуть не сгорел со стыда, как мальчишка, понимая, что о его участии в планах Айзена стало известно. Не стоило выпускать его из поля зрения. Но за свою глупость он уже достаточно поплатился, невольно помогая предателям. К чести Урахары, тот ни словом не обмолвился про Бьякую. Не приди Кира в Угендо со своими подозрениями, об этом так никто бы и не узнал.
***
– Зачем тебе это нужно? – Момо хлопала своими огромными наивными глазами.
Они отошли от здания штаба к казармам. Кира не хотел лишний раз маячить перед капитаном Хирако и вытащил Момо на улицу.
– Так получилось, что вчера на полигоне мы с капитаном Хирако немного… не сошлись во мнениях.
Кире не хотелось тревожить подругу открытой неприязнью к капитану её отряда, поэтому пересказывая ей произошедшее, он как мог, сгладил некоторые откровенно острые моменты.
– А мне капитан ничего об этом не говорил, – немного обиженно пролепетала Момо и уставилась на свои руки. – Знаешь, у него такое интересное оружие…
Она рассказала Кире про свои тренировки с капитаном, ответила на все вопросы, но выглядела при этом слегка неуверенной и рассеянной.
– Спасибо, – поблагодарил Кира, но уходить не торопился. – Момо, у тебя всё хорошо? Похоже, тебя что-то тревожит?
– Нет… Не то чтобы… Ничего страшного, Кира. Не волнуйся за меня, – она натянуто улыбнулась.
– Да? Ну ладно.
– Хотя…Ты когда-нибудь слышал о том, что зампакто может не слушаться своего хозяина?
Кира нахмурился. Совсем недавно он об этом вспоминал. Начало карьеры в пятом отряде. Ичимару. Документы из библиотеки Кучики…
– Очень давно. Встречал упоминание в рукописи, – осторожно ответил Кира и весь напрягся в ожидании. – Представляется как маловероятное. А откуда ты это узнала?
– Капитан рассказал… Наверное неправильно, что я тебе об этом говорю, но ты ведь никому не передашь?
Дальнейшее Кира слушал и ловил себя на мысли, что это сказка. К словам Момо примешивался тонкий писк, будто в ушах звенело.
– Возможно ли, чтобы зампакто не подчинялось? Разве так бывает? Да ещё при этом быть капитаном... Сколько же сил должно быть изначально. – Момо поёжилась, на улице стало прохладно, да и стемнело уже давно. Кажется.
«Капитану Хирако не подчиняется зампакто?»
/Не подчинялось, Изуру, а сейчас… Хотя и сейчас в какой-то степени не подчиняется, но это не то, что вы думаете, детишки/, – хмыкнул голос Ичимару.
– Много, Момо. Очень много.
Кира не был уверен, что последнюю фразу сказал именно он, но голос определённо был его.
– Лейтенант Хинамори, капитан просил…
Этого офицера Кира ни разу не видел, кто-то из новеньких, наверное.
– Да, сейчас иду. Прости, Кира, мне пора. Если ещё что-то захочешь спросить, приходи завтра. – Момо неловко взмахнула рукой на прощание и убежала.
Кира медленно поплёлся к себе. В услышанное верилось с трудом. У него раскалывалась голова, и было непреодолимое желание кого-нибудь ударить.
"Изуру, ты зачем такой агрессивный стал?"
«Вашими стараниями, капитан Ичимару», – огрызнулся Кира сам себе.
"Как несправедливо сваливать всё на других…"
«Почему она мне это рассказала?»
"Может быть потому, что это не секрет? Неужели ты думаешь, что бывший капитан двенадцатого отряда, несравненная Хикифуне, действительно никому ничего не сказала?"
Кира не стал ввязываться в диалог. Вместо этого он пытался ухватить какую-то упорно ускользающую от него мысль. Она оформилась внезапно. Зачем Ичимару понадобилось читать про неподчинение зампакто спустя приличное количество лет после изгнания капитанов-вайзардов?
"Разве я не мог интересоваться чем-то из праздного любопытства, Изуру?"
«Праздное любопытство, как же…»
***
Атаки капитана Мугурумы сильные, мощные. Каждый удар будто вбивает тебя в землю. Кира едва успевает блокировать, подставляет Вабиске. Раз, второй... Ещё немного, и нож в руке капитана потяжелеет настолько, что... Хук слева застает Киру врасплох. Вабиске вылетает из руки и его утяжеляющее действие сходит на нет.
– Ну, ничего так, держался молодцом, – добродушного басит капитан девятого отряда, подавая руку и помогая Кире подняться.
Очень хочется потереть садняющую скулу, и не видеть, какими глазами в их сторону смотрят Роуз и Шухей. Оба напряжённые. Не будь здесь отрядов, уже подлетели бы с предложением помощи. С этой одуряющей, душащей заботой.
Кира криво улыбается и кланяется капитану Мугуруме. Вот уж кому в голову не придет его, Киру, жалеть. Впрочем, на полигоне есть и ещё один капитан, не проявляющий к нему жалости. Даже скорее наоборот.
Капитан Хирако. Хмурый, но поза показательно расслабленная. Кира ловит на себе неприязненный взгляд и не отводит глаз.
"Осторожнее Изуру, он неприятный и опасный противник".
«Неприятнее и опаснее вас?»
"Это грубая лесть или попытка пошутить? Первое не в моем вкусе, второе не смешно".
– Что, лейтенант, готовы продолжить тренировку? – капитан Хирако весь словно состоит из прямых линий. Косая линия волос, некрасивая, но идеально ровная линия зубов, свободная линия обманчиво расслабленной руки, четкие прямые складки на форме и капитанском хаори. И спина капитана, прямее некуда. Такая обманчивая прямота.
– Шинджи, не надо, – а вот и Роуз. Влез всё-таки со своей заботой.
– Не лезь, не убью я твоего лейтенантика, – улыбка у капитана Хирако под стать его прямоте. Ровная, но вызывает непроизвольное отторжение.
Нападает он тоже в открытую, нарочно подчёркивая каждое движение. Со стороны это наверняка напоминает классическую схему боя. Удар, блок, поворот. Удар, встречный удар, шаг в сторону. Не то шашки, не то поддавки. Капитан Хирако начинает двигаться быстрее. Кира в ответ тоже ускоряется. Позволяет себя вести, следит за движениями, стараясь не упустить тот момент когда…
Шикай капитана Хирако вызывает тошноту. Равно как и сам капитан Хирако. Кира подключает кидо, но его неумолимо укачивает.
«Пусть бьёт, к черту…»
"Соберись, Изуру, не смей раскисать!"
Непонятно, почему все в Готее, как сговорившись, решили, будто Ичимару над кем-то из рядовых в отряде издевался. Глупость несусветная. Отряд его обожал, и не просто за так. Обладая на редкость неприятной внешностью, Ичимару умудрялся быть исключительно обаятельным, внимательным и по-своему справедливым. Он легко мог расплеваться с любым из капитанов ради кого-то из своих рядовых, независимо от того, кто прав, а кто виноват. И весь Готей знал, с третьим лучше не связываться, себе дороже, но при этом безнаказанности не было и в помине, просто дальше отряда степень и метод наказания не распространялись. Ичимару в прямом смысле мог убить словом, и попасться на суд капитану не хотел никто. Обманывать капитана также никто не рисковал. Был единственный прецедент, так того офицера больше никто не то что в Готее, в Руконгае не видел. У капитана было одно непререкаемое табу. С равным, с сильным можно зло шутить, можно язвить, выставлять дураком, провоцировать и наслаждаться реакцией, а с теми, кто слабее, младше, что за интерес? Кира понял это не сразу, а когда понял, испугался. Выходило, что капитан считал его достаточно сильным. Или достаточно равным. Сам Кира поначалу так не считал, но отступать было некуда. И как-то быстро сквозь завесу злых шуток и острых слов он научился различать истину. Видеть суть, учиться, хотя методы обучения у капитана Ичимару были совсем не академическими. После особенно "удачных" рабочих моментов или тренировок, Хисаги всякий раз уговаривал Киру подать рапорт на капитана. Кира же вздыхал и отказывался. Объяснить истинное положение вещей не получалось, лишь подогревая беспокойство Шухея. Со временем Кира наловчился менять планы и находить отговорки, чтобы не беспокоить друзей своим потрёпанным видом. Помогало слабо, а Ичимару, глядя на его старания, лишь посмеивался.
Пожалуй, только незримое присутствие капитана Ичимару и дьявольское везение спасают Киру от злых, жалящих атак Хирако. Да и то ненадолго.
Мир в привычном ракурсе кажется подарком. Хочется вечно лежать на земле и смотреть в далёкое синее небо над головой. Щуриться на солнце в зените. И плевать, что ноет рассечённая рука, а в спину будто воткнули десяток раскалённых спиц.
Капитан Хирако сидит рядом и задумчиво жуёт травинку. Куда их, интересно, занесло? Ни отзвука реацу, ни намёка на чьё-то присутствие. Кира пытается сориентироваться. Бесполезно, гадкая сила зампакто капитана Хирако сбила чувство направления. Нужно встать и подняться выше деревьев, выше леса, выше… Откуда будет видно хоть что-нибудь, кроме листвы и неприятного капитанского профиля.
– Ладно, ты, наверное, прав. Бывший капитан предателя ничем не лучше бывшего лейтенанта.
Это что, извинение? Кира искоса смотрит на капитана Хирако и ловит себя на том, что ему нечего сказать в ответ.
– Но ты не расслабляйся, лейтенантик. Ты мне всё равно не нравишься.
– Взаимно, – тихо произносит Кира, ожидая худшего, но Хирако лишь криво ухмыляется и ждёт, пока он встанет.
– Давай уже, потопали отсюда быстрее, пока Роуз нас не нашёл и не начал нудеть.
Кира невольно кривится, как от кислого саке, и тут капитан Хирако, глядя на него, от души громко хохочет.
По отрядам они расходились не друзьями, но и врагами уже точно не были.
***
После тренировки на полигоне Момо собрала отряд, похвалила отличившихся, постыдила лентяев и уклонистов, распустила всех по казармам, написала отчёт и, приведя себя в порядок, явилась в кабинет капитана за… дальнейшими инструкциями. Так звучала бы официальная трактовка её визита. На деле инструкции Момо были нужны не больше, чем пресловутой собаке пятая нога. Зачем же она тогда пришла? Определённо, капитан Хирако ей просто очень нравился. Как и всё, что было с ним связано, так или иначе.
Какой надо было быть беспросветной ограниченной дурой, чтобы считать педантичность и аккуратность за благо?
У капитана Хирако в кабинете феерический бардак. Важные документы перемешаны с комиксами порнографического содержания. Рядом с принадлежностями для письма сломанная головоломка, три гвоздя, яркий люминисцентно-желтый шарик со смешной рожицей, непонятный резиновый червяк с тремя глазами, клубок перепутанных между собой галстуков и башмак. Капитан Хирако завёл себе недавно маленький аквариум с серебристой рыбкой и сейчас пинцетом вылавливает из кулька с мотылём самого жирного, чтобы прокормить любимицу. Капитан Хирако сосредоточен, глаза прищурены, весь напряжённый, скрюченный, со сжатами до белизны губами, будто от его действий зависит судьба мира.
Момо прячет улыбку в рукав и садится прямо на стол, поджав под себя ноги.
– Поймал!
Мотыль отправляется в воду, выписывая идеальные восьмерки своим гибким тельцем, и живёт ровно четыре секунды до того как маленькая серебристая рыбка заглатывает его целиком.
– Совещание капитанов через две минуты, – сообщает Момо и смотрит, как на лицо капитана ложится апатия.
– Опять...
– Предыдущее было неделю назад, – удивляется Момо.
– Опять смотреть на стрёмную рожу Маюри.
– Но вы же сами поменялись...
– Ага. Потому что смотреть на трио злюки, врача и мистера вишенку выше моих сил. – Капитан Хирако опирается на подоконник и досадливо вздыхает, его речь почти в точности копирует президента женской ассоциации шинигами Ячиру Кусаджиши. – Хинамори, ты сидишь на отчёте для первого отряда.
– Нет, капитан, не сижу. – Момо прикусывает губу, чтобы не захихикать.
У капитана Хирако ужасно подвижное лицо и каждая эмоция преувеличенно чётко видна в складках губ, в напряжении мышц, только глаза улыбаются.
– Не хочешь сказать мне, что собрание капитанов уже началось, и я опаздываю?
Момо делает вид что задумалась. Она свешивает одну ногу со стола и болтает ей в воздухе.
– Нет.
– Нечестно. А меня-то все уверяют, что ты самый ответственный офицер в готее, – капитан Хирако осуждает лицом, но глаза всё так же смеются.
– Врут, капитан. Кира хуже.
Она не выдерживает и всё-таки хихикает, прикрываясь рукавом. Секунда – и капитан исчезает из кабинета, мимоходом захватив отчёт и ласково потрепав её по макушке.
Момо легко и радостно. Она смотрит на серебристую рыбку в маленьком аквариуме – третью за месяц. Она собственноручно выкинула предыдущих двух, когда те всплывали кверху брюхом и заменяла на новую. Она уверена, капитан Хирако заметил, но упорно продолжает всем говорить что рыбку зовут Мио и она живёт у него полгода.
Момо спрыгивает со стола и пытается найти на нём новые важные документы, которые её капитан погрёб под комиксами или запихнул в ящик стола, в котором сломать ногу могут сразу десять чертей, но только не Момо. С документов она сделает копии и отнесёт к себе в свой скучный аккуратный кабинет. На всякий случай. Подстраховать капитана.
Под огромной кружкой с неочищаемым налетом чая находится приказ о завтрашней миссии. Момо думает, кого бы на неё послать из отряда и пишет на полях свои предложения. Коробка с печеньем закрывает собой три докладные и один список по закупке нового обмундирования. Момо жуёт печенье, прикидывая бюджет. Она проглядывает докладные и возвращает их под коробку. В столе на самом верху Момо находит одобренный запрос на тренировку их с капитаном. Завтра на полигоне, прямо перед самым окончанием рабочего дня. Момо улыбается и прикусывает губу.
Момо застывает перед дверями кабинета капитана и прижимает к себе стопку отчётов так крепко, будто это спасательный круг, а она тонет в бушующем океане.
– Кучики с нами, как и планировалось, – улыбается Ичимару.
Нет, Момо не видит его улыбки, но чувствует этот неприятный змеиный прищур и тонкую изогнутую линию губ всей кожей.
– Значит согласился? Дурак.
– Как знать, как знать… Ещё немного интересной информации из двенадцатого отряда: никто не может связаться с малышкой Рукией, даже найти её не могут. К слову, Кучики вызвался сам забирать сестру из мира живых. Думаю, стоит ему помочь и подкинуть полезное устройство из двенадцатого. Не хотелось бы лишний раз сталкивать их с Урахарой.
– М… Да, делай что считаешь нужным.
– А ещё Кучики подкинул совету сорока шести идею запереть нашу очаровательную курьершу в башне раскаяния. Там до неё будет сложновато добраться, но совет решил, что угроза слишком велика и собирается сжечь и девчонку и камешек в огне Сокиоку.
– Отлично. Значит, нам нужно всего лишь проникнуть в здание совета и подкорректировать приговор. Извлечём из этого пользу. Я свяжусь с Урахарой от имени Кучики, пусть подготовит мальчишку к штурму Сейретея.
– Считаешь, этот сопляк сможет пройти?
– Ему помогут. А ты присмотришь за тем, чтобы он не сильно торопился.
– Как скажешь.
Момо едва успевает убраться с дороги капитана Ичимару и благодарит давно несуществующих богов за то, что она тоже часть плана Айзена, иначе её обязательно узнали бы по реацу ещё на подходе к кабинету и… О том, что было бы дальше, Момо думать не хочется. Кучики Рукию ей совсем немного жалко. Чуть-чуть. Айзен говорит, жертвы неизбежны. Впрочем, Момо и сама считает так же.
– Момо? Ты уснула что ли? – капитан Хирако нависает над ней, свернувшейся в клубочек в огромном плюшевом красном кресле. За окнами стремительно темнеет. Сон-воспоминание распадается темными хлопьями и тут же забывается. Момо трёт глаза и зевает, прикрывшись ладошкой. Она проспала половину дня и ей ни капельки не стыдно, вот ужас-то.
– Надеюсь, ты выспалась, потому что у нас впереди вся ночь и у меня есть для тебя подарок.
Это может означать что угодно. От внеплановой экскурсии в мир живых, до давно обещанного посещения сотого округа Руконгая. Момо кивает и садится ровно, складывая руки на коленях как прилежная ученица. Она уже заметила, что у капитана Хирако за спиной огромная коробка и от предвкушения у Момо зудят кончики пальцев на руках и ногах.
– Это тебе. С размером помог Роуз, так что если не подойдёт – скажи, и я ему голову откручу.
Коробка не тяжёлая. Сорвав ленту, Момо заглядывает внутрь и задерживает дыхание.
– Это...
– Позавчерашний проигрыш, – напоминает капитан Хирако, – Ты одеваешься в то, на что я укажу.
У Момо трясутся руки и подкашиваются ноги. Она уходит в свой кабинет и, не веря ещё в то, что видит, достаёт из коробки маленькое платье глубокого сине-сливового цвета с ярким желтым принтом из клякс, будто на ткань брызнули краской. Оно оказывается ей слегка свободно в бёдрах, но этого незаметно со стороны. В зеркало смотреть страшно и волнительно. Идти в таком виде к капитану страшнее и волнительнее в разы. Замерев на пороге, Момо видит, как у капитана Хирако натурально отваливается челюсть. Краска бежит к щекам Момо, вспыхивают кончики ушей. На неё ещё ни разу никто так не смотрел. Она лишь немного жалеет, что у неё нет подходящей обуви к этому наряду, и чувствует, как лёгкий сквозняк лижет пальцы босых ног.
– Охренеть, – сипло выдавливает капитан Хирако и это, наверное, лучший комплимент, который она слышала. Момо осторожно садится в кресло, ей непривычно и хочется натянуть юбку на голые коленки, но она мужественно борется с этим недостойным желанием.
– Куда мы идём? – Момо проводит плечами, привыкая к платью.
– Гулять под стенами Сейрейтея, конечно. – А вот это уже её вчерашнее желание. Гулять вокруг Сейрейтея и петь песни. Вернее капитан Хирако должен петь. Пока Момо его не остановит. Что-то ей подсказывает, что остановит она его не скоро.
У капитана под чёрно-белой одеждой шинигами оказывается костюм в широкую клетку и галстук, точно повторяющий цвет и мотив рисунка её платья. Пока капитан переобувается, Момо беспомощно смотрит на свои босые ступни. Придётся идти босиком.
– А вот об этом я признаюсь, не подумал, но у меня есть идея, – слышит она над ухом, а потом её попросту перевешивают через плечо и уносят как трофей по направлению к десятому отряду.
Последние несколько метров перед воротами капитан нарочно проходит пешком, не торопясь, и Момо хохочет и брыкается, представляя, как они выглядят сейчас со стороны. Почему-то её совершенно не беспокоит, что в таком наряде и в таком компрометирующем положении её могут узнать. А что подумают, на то ей откровенно плевать. Похоже образ мыслей капитана Хирако заразен. Он ставит Момо на ноги перед дверями в кабинет лейтенанта десятого отряда. Уважаемая лейтенант Рангику, ну конечно, как она сразу не догадалась. Кое-как пригладив растрепавшиеся волосы и поняв, что от скромного хвостика не осталось и следа, а веревочка окончательно потеряна, Момо смело шагает за своим чудесным капитаном.
Приятно наблюдать второй раз за вечер как твой внешний вид действует на знакомых шинигами. Особенно приятно видеть обалдевшее лицо Тоширо, даже не пытающегося закрыть рот.
– Уважаемая Матсумото, не подберёте ли вы моей очаровательной спутнице подходящую случаю обувь? Очень надо. До зарезу.
Лейтенант Матсумото подхватывается и чуть ли не прыгает от восторга вокруг Момо.
– Ах, какая ты славная, малышка Момо, тебя прямо не узнать! У меня есть... Да, точно они подойдут! Мне маловаты, но тебе будет в самый раз. – И ныряет куда-то за шкаф с документами, грохоча, будто там кто-то палит из пушек.
Тоширо смешно закрывает и открывает рот, как серебристая аквариумная рыбка.
– Просто скажи – красивая. – Громко советует капитан Хирако.
Обувь, добытая лейтенантом Матсумото похожа на двух маленьких чёрных монстров. Сама бы, без помощи, Момо не смогла бы их надеть. Огромная подошва приподнимает ее над землей почти на целую ладонь, и двигаться получается только с поддержкой. Впрочем, похоже капитан Хирако не собирается её отпускать, и Момо с чистой совестью почти повисает на его руке. Пока она ковыляет до выхода из расположения десятого отряда, а капитан делает вид, что так и надо ходить и вообще все так ходят, из штаба доносится душераздирающий вопль Тоширо.
– Матсумото! Я не спрашиваю, откуда у тебя это, но зачем ты дала их Момо? Как на таком вообще можно ходить?!
– У твоего дружка отходняк, – капитан придерживает Момо за талию. Они непозволительно, неприлично близко друг к другу. У Момо заходится дыхание, но она пытает уверить себя, что это от ветра. Просто шунпо капитана слишком быстрое.
Они выбирают далеко не самый тихий участок для своей прогулки. Первый район южного Руконгая никогда не спит. Круглосуточный базар, наполненный светом, запахами и гулом. Излюбленное место торговцев, пройдох и развлечений на любой вкус. Если бы не капитан Хирако, Момо уже стало бы не по себе, и она поспешила уйти, но с капитаном всё иначе. Капитан способен перевернуть привычный мир одной конкретной Момо и без способностей своего зампакто. Они прогуливаются вдоль рядов, и Хирако сначала мурлычет мотив под нос, потом начинает петь громче, а потом на них начинают оборачиваться и провожать взглядами. Голос у капитана с лёгкой хрипоцой, в нижнем диапазоне пробирает до мурашек. Момо уже не обращает внимание на непривычную обувь, на чужие взгляды, неодобрительные гримасы или наоборот весёлые улыбки. Она впитывает каждое мгновение этой безумной прогулки, блики фонарей, звуки голоса, вплетающегося в шум улиц, прохладу ветра на горящих щеках.
Репертуар капитана меняется несколько раз. Он не замолкает ни на минуту. Момо пытается его остановить, но он не слушает. Спустя несколько минут Момо смелеет настолько, что пытается закрыть рот капитана руками, но он или уворачивается, или продолжает мычать сквозь ладони. Момо смеётся, ей нравится эта игра – заставь замолчать капитана Хирако. Когда она тянется, чтобы закрыть рот капитана Хирако своим, он не сопротивляется. Колечко пирсинга в языке капитана – Нет, Шинджи – это за пределами доступного понимания для Момо и она широко распахивает глаза, и видит, что именно на такой эффект Шинджи и рассчитывал.
– Сегодняшняя игра будет на раздевание, – шепчет он на ухо.
– Ты, как всегда проиграешь первым, – шепчет она в ответ.
***
Когда друг приходит к нему внезапно очень злой и очень нетрезвый, Кира поначалу даже не понимает, в чём дело. Шухей хватает его за волосы, резко тянет на себя и запрокидывает Кире голову.
– Ты издеваешься надо мной, Кира?
Дыхание Хисаги тяжёлое, с долгим резким выдохом, будто он бежал. Он пытается удержать Киру и избавить их обоих от одежды. Обманчивая покорность не сопротивляющегося друга ослабляет его бдительность. В следующую секунду в Хисаги летит сильное заклинание связывания. Следом ещё одно послабее. И как итоговая точка, поверх всего этого ставится барьер, глушащий звуки и реацу.
Кира невозмутимо поправляет одежду и уходит, не оборачиваясь. В голове у него тяжёлые тёмные мысли.
В основном о том, что Хисаги стал странным. Последнее время его как подменили. Резкий, грубый, требовательный. Кира не понимал в чём дело, но эти перемены ему не нравились.
Неужели так сложно какое-то время оставить его наедине с собой? Кире всего лишь нужно подумать. Вчера. Завтра. Сегодня. И не в присутствии Хисаги с его нелепыми претензиями. От одного вида приятеля у Киры раскалывалась голова. Хотелось выгнать друга вон, хотя Кира прекрасно понимал, что не хочет портить отношения. Не так много у него тех, кого он действительно готов назвать друзьями. Поэтому на этот раз он сам ушёл. Уж лучше бродить по Сейретею, рискуя столкнуться с кем-нибудь из знакомых.
В конце концов, ноги сами привели Киру в Готей, в родной третий отряд. Ещё на подходе к зданию штаба он услышал печальную мелодию. Гитара. Капитан Оторибаши музицировал. Здравый смысл подсказывал, что пора разворачиваться и идти домой выяснять отношения с Хисаги. Здравый смысл был проигнорирован. Тем более капитан наверняка его уже засёк. Это Кира, весь из себя грозовая туча, ходит, не видя и не замечая никого вокруг, пока носом не упрётся.
– Изуру...
– Капитан... То есть, Роуз. Добрый вечер.
– Что-то случилось?
– Нет. Просто гулял и как-то по привычке дошёл сюда. Задумался.
– Гуляешь в одиночестве?
– Я люблю одиночество.
"Лжец..." – шипит в голове Ичимару. – "Когда это мой Изуру научился лгать так гладко?"
«Я не ваш, капитан...»
"Ах, оставь это, надоело уже".
– А почему вы так поздно в отряде, а не у себя? – не то чтобы Кире было интересно, можно было закончить этот пустой разговор прямо сейчас, развернуться и уйти, но...
– В отличие от тебя, Изуру, я в одиночестве схожу с ума. – Взгляд у Роуза странный, отрешённый.
– Вы могли бы кого-нибудь пригласить.
– Например, тебя?
Кира слишком поздно понимает, что сказал и как это прозвучало.
– Я не это имел в виду, – а вот теперь точно пора домой.
– Я знаю, не беспокойся. – Роуз печально улыбается. – Можем просто посидеть молча на веранде. Если хочешь.
Кира задумывается. Всё же лучше, чем слоняться по тёмным улицам в сопровождении таких же мыслей.
– Да, пожалуй. Вы что-то играли, когда я пришёл и...
– Тебе понравилось?
– Да. Красивая мелодия.
Роуз снова начинает перебираться струны, мысли Киры неожиданно рассыпаются цветными осколками. Шухей отходит на второй план, а потом и вовсе забывается. Вперёд выходят мысли о Хогиоку, об Айзене. Что он знает наверняка, факты. Что косвенно. Что похоже на откровенные домыслы.
Мелодии перетекают одна в другую, тасуются стекляшки-мысли, никак не желая собираться в единую картину. Кира уже понимает, что зашёл в очередной тупик, но ещё не хочет себе в этом признаваться.
– Ты совсем замёрз, Изуру, – тёплые руки, тёплое дыхание в висок.
Сколько времени прошло? Как долго они здесь сидят? Кира едва чувствует свои онемевшие от холода пальцы.
– Это тупик, – шепчет, признается себе Кира, утыкаясь холодным носом в шею Роуза.
– Пойдём, сделаю тебе горячего чая.
Кира идёт, в голове туман, густой, липкий.
В скромном для капитана жилище полумрак, но даже при плохом освещении заметно, что помещение ещё не обжили. Киру усаживают на небрежно застеленную постель, накрывают одеялом. Роуз уже рядом с чаем наготове. Заклинанием он его готовил что ли? До этого было почему-то терпимо, но сейчас Киру начинает трясти от холода. Чашка с чаем подпрыгивает в ладонях и расплескивает содержимое на руки, на колени.
– Изуру, осторожнее!
Кира не чувствует ожога долгих секунд двадцать, а потом морщится. Боль терпима, но всё равно неприятно. Роуз пытается что-то сделать, дует на обожжённые пальцы, промокает салфетками мокрую ткань формы – Кира так и не успел переодеться дома и до сих пор разгуливает в форменной одежде. Кира смотрит на то, как Роуз суетится и видит его беспомощность. Страх, что он, Кира, сейчас уйдёт, нежелание его отпускать и тут же горечь понимания, что не может удержать. Кира волен выбирать сам, уйти или остаться. Промолчать или сказать что угодно. У этой свободы привкус безнадёжности и отчаяния, всё как он любит. Всё для него.
Кира переплетает пальцы, соприкасаясь с чужой ладонью, тянет Роуза на себя, молча прижимается всем телом, чувствуя живое тепло. Его гладят по спине, проводят с нажимом по плечам. В голове под звуки скрипок и флейт плавится стекло, смешивается струйками, перетекает в иную форму, выстраиваясь в верном порядке, образует рисунок, трёхмерную фигуру. Музыка звучит все громче, почти оглушает. Это что-то от готики и той мрачной красоты, что никак не похожа на жизнь, но и смертью такое язык не поворачивается назвать. От давления этой мелодии дыхание перехватывает, и жаркая волна прокатывается по всему телу. Кира вдруг видит-ощущает, каких частей не хватает для завершения стеклянной вещицы, где рисунок обрывается, где недостаточно цвета.
Картинка гаснет, музыка обрывается на пике. Кира открывает глаза и чувствует, как Роуз гладить его по лицу.
– Ты моя муза, Изуру. Моё вдохновение, – тихо шепчет он. – Хотел бы я быть там. В твоих мыслях.
– Я не... – Кира хочет сказать «не ваша», но понимает, что привычная схема в данном случае неуместна.
"Похоже, Изуру, тебя обыграли". – Ичимару доволен, чуть ли не мурлычет.
– Я польщён, – выдавливает Кира. На краю сознания он слышит тихую грустную мелодию. Кожа ставится чувствительной к малейшему прикосновению. Хочется потереться об Роуза, хочется, чтобы погладили, и его действительно гладят, и это обоюдное удовольствие.
– Ещё, – шепчет Кира, недвусмысленно подаваясь вперёд. Роуз в замешательстве, будто не может поверить в то, что происходит. – Я тоже это слышу, – выдыхает Кира ему в губы, но не даёт себя поцеловать, зато почти требует: – Ещё.
Мелодия набирает обороты, громкость, приобретает вес и топит Киру. Заставляет задыхаться, судорожно искать воздух и зажмуриваться до звона в ушах. Перед глазами в мелькающих чёрных точках в пятнах недостающих Кире фактов, переливаются совершенные контуры Хогиоку.
На утро болит всё тело. Волосы Роуза лезут в нос, Кира чихает и морщится. Ох уж эти безумные капитанские кудряшки…
"Намекни, что тебе больше нравятся мужчины с короткими стрижками", - совершенно серьёзно предлагает Ичимару.
«Угу. Вы еще посоветуйте с Мугурумой пофлиртовать, и Роуз от горя побреется налысо. Нет уж, спасибо».
Кира одевается не спеша, осторожно, стараясь лишний раз не морщиться от неприятных последствий бурной ночи.
Капитан Оторибаши поит его чаем и настоятельно советует провести этот день дома. Выспаться, отдохнуть. Кира не хочет спорить. Отряд действительно справится без него.
Дома Кира в некотором недоумении смотрит на закованного в бакудо Хисаги. Надо же было вчера столько на него навешать... Разрушая собственные заклинания, Кира надеется только на то, что Хисаги не продолжит вчерашнее. Последним растворяется барьер.
– Кира, прости... Я...
– Потом поговорим, иди.
– Кира... – смотреть на винящегося Шухея не хочется.
– Тебе пора на службу, у меня выходной, поговорим вечером. Я серьёзно. Иди.
Хисаги уходит, исчезает. Кира не раздеваясь, укладывается спать. На границе сна он слышит издевательски до боли знакомые нотки
"Ты моё наказание, Изуру".
«Капитан Ичимару, честное слово, это не смешно».
"Согласен, Изуру. Плакать хочется..."
***
– Да, это было ещё до того как подняли стену, – заканчивает историю своих студенческих приключений Шинджи. – Мирное было время, скучное.
– Разве стена не всегда была поднята? – Момо удивлена и поражена. Тупица Момо, вместо того, чтобы спрашивать капитана, пошла бы в библиотеку и выяснила бы всё сама. Но капитан… Нет, Шинджи, рассказывает так живо, так интересно. Доступно. С непередаваемой небрежностью, присущей только ему.
И, да. Оказывается стена не всегда отгораживала Сейрейтей от Руконгая. Были периоды, когда проход в город оказывался свободным для любой, даже самой слабой души.
– Ты думаешь, жители Сейрейтея отгородились от простых душ из вредности? Или из-за боязни? Ха!
Честно говоря, Момо именно так и считала раньше, но сейчас она сильно сомневается в своих домыслах. И правда, простые души не так сильны, даже собравшись вместе, они ничего не смогут противопоставить и обычному офицеру, не то что лейтенанту или капитану. Тогда зачем нужна стена? Что и от кого она защищает?
– Шинигами нужны для того, чтобы поддерживать баланс душ между мирами, помнишь? – наставительно начинает Шинджи и заразительно зевает, подперев рукой щёку.
Начальный курс академии искусств шинигами. Каждый знает это. Момо кивает и всё ещё не может взять в толк, к чему Шинджи ведёт.
– О каком, нафиг, балансе может идти речь, когда любой капитан одной только активацией шикая может отправить на перерождение неограниченное число простых душ в пределах видимости?
Об этом Момо как-то не задумывалась. А ведь действительно, даже при нападении пустых, стоит появиться на задании кому-то уровня лейтенанта, и среди душ остаются только относительно сильные. Те, кто может хоть что-то противопоставить чужому давлению реацу. Остальные возвращаются в круг перерождений.
– Выходит, стена нужна…
– Стену поднимают, когда происходит прецедент. Когда большое количество душ отправляется в мир живых, а чтобы вернуть баланс нужно время. Поэтому Сейрейтей закрывают. До тех пор, пока в Руконгае не восстановится численность. Живущие здесь кланы и те, кто им прислуживают, как правило, обладают достаточной силой, чтобы выдержать давление реацу нескольких капитанов. Кто больше, кто меньше, но все.
Момо чувствует себя студенткой, не выучившей урок. Её щёки горят. И уши тоже горят. Ей ужасно, ужасно стыдно перед Шинджи. Нет, перед капитаном Хирако.
– Да, конечно, - лепечет Момо. – Я всё поняла, но… почему тогда нельзя просто сделать жизнь обычных душ чуть лучше…
– А ты думаешь, никто не пытался?
Под испытующим взглядом капитана Момо окончательно сникает и решает в ближайшее же время отправиться в библиотеку и всё разузнать на этот счёт.
Глупая, какая же ты глупая, Момо. Капитану Хирако приходиться подсказывать тебе очевидные вещи. И нет, ты серьёзно решила, что за столько лет ты единственная, кто захотела сделать жизнь руконгайцев лучше? Как можно быть такой наивной? Хотела изменить мир, ну да. И даже не потрудилась узнать, а не пытался ли кто-то ещё сделать то же самое.
Поистине, капитан Хирако прав: «Глупец пытается перевернуть мир, мудрец стремится его улучшить. И только гений совершает почти невозможное – пробует оставить мир в покое».
***
Лейтенантское собрание, организованное Рангику на территории десятого отряда в связи с отсутствием капитана Хитсугаи на рабочем месте, как всегда плавно и незаметно скатилось в банальную пьянку. Кира улучил момент, когда всем стало не до него, особенно Шухею, которому в кои-то веки призывно улыбалась Матсумото. И вышел на веранду. Собственное реацу рваной медузой, бьющейся о берег, колыхалось вокруг, вызывая приступы тошноты пополам с головной болью. Если обхватить руками опорную балку, прижаться лбом к прохладному дереву и закрыть глаза, можно почти поверить, что стало лучше.
– Изуру, ты ведь собирался домой... – паршиво, откуда здесь взялся Роуз со своей манией его оберегать?
– Не лезли бы вы не в своё дело, капитан третьего отряда, – и чего Шухею не сиделось в компании с тёплой и мягкой Матсумото?
– Ему плохо с утра было, и не стоило сюда идти, а я...
– А вы взяли его в оборот и кудахчете вокруг. Отрываете от коллектива, хотите себе прибрать? – Шухей пьян и несдержан на язык, его несёт, пожалеет же потом.. – Это я подговорил Абарая, чтобы он притащил Киру на собрание. И знаете, что… Ему и похуже случалось надираться, ничего, не развалится.
Шухей тянет Киру на себя. Шухей в общем-то прав. Они порой так напивались, что теперешнее состояние далеко не критичное.
– Вы пьяны, лейтенант Хисаги, идите, проспитесь, – Кира впервые слышит такие ледяные интонации в голосе капитана Оторибаши. Роуз тянет Киру в противоположную сторону, к себе. Кире равно не хочется ни пить дальше, ни принимать навязчивую заботу капитана. Он обнял опору и хочет, чтобы его перестали, наконец, трясти.
"Изуру, смотри, они из-за тебя сейчас подерутся!"
– Отцепитесь от меня... – Кира устаёт ждать, когда его перестанут тянуть в разные стороны и стряхивает чужие руки. – Отцепитесь, оба.
Он устало бредёт домой, борясь с тошнотой и болью в висках. Придумали тоже, герои-любовники.
"Сердитый Изуру, разбить два сердца одним ударом".
«А не пошли бы и вы, капитан Ичимару?»
"Уже ушел, милый Изуру, уже".
Они над ним издеваются. Все. А у Киры отвратительное настроение и, кажется, он устал это скрывать.
– Капитан Ичимару, вы надо мной издеваетесь?
– Издеваюсь? Это кто тебе так сказал?
– Все говорят.
– Все говорят, и ты веришь, да? А я, значит, издеваюсь? В дурное верится легче, так Изуру?
В дурное верится легче... С тех пор он перестал верить чему-либо вообще. И, по возможности, поменьше думать. Наверное, поэтому Кира относительно быстро оправился после предательства Ичимару. Убедил себя, что капитану лучше знать, виднее, и ничего дурного в том, что Киру не посвятили в планы начальства. Так было нужно.
Иногда, правда, будто накатывало что-то. Тоска пульсировала под горлом тугим комком, и если обстоятельства позволяли, Кира проваливался во внутренний мир, где Вабиске глухо и невнятно жаловался, что больно, так больно... А у Киры не было сил, чтобы его успокоить. Он просто садился рядом и переплавлял, вытаскивал чёртов комок в слова или стихи. Становилось легче. Дышать, думать, жить.
Порой Кира приносил этот концентрат тоски и отчаяния в редакцию к Шухею. Вестнику периодически не хватало материала для затыкания «дыр». Друг читал, хмурился, говорил:
– Слишком мрачно. Удавится от такого хочется на ближайшей сосне.
– Тогда не публикуй, – безразлично отвечал Кира и тянулся забрать листы. Ему, правда, было все равно. Отболело, ушло на бумагу, утекло строчками, словами, привычными, совсем не страшными знаками. Чёрточки, штрихи – вот и вся тоска.
– Ну, нет, – Хисаги заново прочитывал, морщился, как от горькой микстуры, и противно цокал языком, так что Киру невольно передёргивало. – Вот это возьмём. Красиво написано.
Кира кивал, соглашался и уходил, ощущая в каждом своём шаге противоестественную лёгкость и спокойствие смертника, которому сообщили, что вместо назначенной казни он умрёт от неизлечимой болезни.
Кира чувствует, как внутри взрываются, столкнувшись две звезды и тоскливо воет в чёрное небо Вабиске.
После того вечера голос капитана Ичимару пропадает почти на три месяца.
***
Кире давно пришло в голову предметно посетить двенадцатый отряд. Некоторые концы, так или иначе, ведут туда. Конечно, это следует делать в обход руководящего состава, благо с Аконом они в достаточно хороших отношениях и если информация не засекречена, то добраться до неё будет не сложнее чем обычно.
"Изуру, что ты задумал?"
«Снова здравствуйте и не ваше дело, капитан Ичимару».
"Двенадцатый отряд – это очень плохая идея. Очень".
«Я рад вам, но сейчас прошу, не вмешивайтесь».
Разнообразие интересов третьего офицера двенадцатого отряда даёт массу возможностей. Как-то за накидки, скрывающие реацу, Кира наловил ему десяток средней величины пустых. Благо зампакто позволяет делать это без особого напряжения. А за парализующий состав пронёс из мира живых полугодовой запас сигарет, спасибо хорошему знанию кидо и репутации унылого, но ответственного исполнителя. Никто и не подумал, что Кира на такое способен.
"Изуру, стой".
«Поздно, капитан Ичимару».
Кира уже выходил из дома, когда его накрыло знакомым ощущением реального присутствия капитана, будто тот стоял рядом. Например, за спиной.
– Остановись! Хватит! Не лезь туда!
В голосе было пополам гнева и... страха? Кира встал как вкопанный. Медленно обернулся – никого. Огляделся, – те же деревья, та же дорога, ограда, дома напротив через улицу, слабый ветер колышет листву. Когда голоса в голове перестают оставаться там и слышатся наяву, это надо точно обращаться не в двенадцатый. Это куда ближе...
***
– Всего лишь переутомление на фоне нестабильного реацу, – у капитана Уноханы приятный голос. Мягкий, журчащий, обволакивающий. Если не смотреть ей в глаза, то можно впасть в транс. Кира так и делает. – Резкие скачки, так часто бывает у тех, кто вот-вот достигнет банкая.
Кира кивает. Ему откровенно плевать на банкай. Да, последнее время он зачастил во внутренний мир, но не с целью обрести контроль над полной формой своего оружия, скорее просто для того, чтобы успокоиться. Поверхность внутреннего мира медленно, но неотвратимо нагревалась. Вабиске нервничал, а Кира не понимал в чём дело, вроде бы он был вполне доволен зампакто.
– Следует снизить нагрузки и отдохнуть пару дней, а лучше неделю. Я поговорю с Оторибаши...
– Спасибо, капитан Унохана, не стоит. Думаю, у меня не возникнет проблем с отпуском.
Кира впервые не верит капитану четвёртого отряда. Переутомление, как же. Да он последнее время даже дела отряда спихнул на младших офицеров и бесконечно доброго к нему Роуза. Но раз ничего ужасного у него так и не выявили, есть повод радоваться и всё-таки попытаться посетить Акона, хотя бы во внерабочее время.
Идея была неплохая, вот только Акон с порога сказал прямо без обиняков «не до тебя сейчас, дел по горло», и это могло означать что угодно, от надвигающегося апокалипсиса до разбитой пробирки с вонючим реактивом. Кира не стал докучать, но к сведению принял. Больно много странностей творилось вокруг. Слухи ходили разные. Ребята из одиннадцатого поговаривали, что в дальних районах Руконгая пропадают души целыми деревнями. А двенадцатый, видите ли, занят.
Кира хмурый и задумчивый возвращается домой, едва переставляя ноги.
"Не забивай себе голову ерундой, Изуру".
«Хороша ерунда...»
Ночью было тепло и уютно. Просыпаться не хотелось. За все три месяца, прошедших с того дня, как он грубовато, но честно отшил Роуза и Шухея, Кира ни дня не пожалел о содеянном. Одному было лучше. Гораздо легче, проще, дышалось свободнее, мыслилось яснее.
"Изуру ты эгоист и садист. Не жалеешь никого. Им же плохо, нэ?"
«Зато мне хорошо. Я всего лишь хочу ото всех отдохнуть. Немного. Мне это даже в четвёртом капитан Унохана посоветовала».
"Раз сама Унохана посоветовала, то конечно... От меня тоже хочешь отдохнуть?"
«Ерунду говорите. От вас я и так буду отдыхать всю оставшуюся жизнь».
***
Акон находит Киру вечером следующего дня в маленьком баре-забегаловке на окраине юга Сейрейтея. И даже не пытается сделать вид, что он тут случайно. Впрочем, место известное и часто посещаемое из-за того, что в хозяин лоялен и к шинигами, и к простым душам, лишь бы платили.
– Что хотел-то? – без лишних предисловий, без расшаркиваний и глупых приветствий. Иногда Кире кажется, что он тоже так бы мог. Наверное, он неправильный аристократ. Ненастоящий.
– Что у вас есть с битвы Айзена и Куросаки? Той, в которой Айзен проиграл. – Уточнение, видимо, было лишним, потому что Акон кривится, как от кислоты.
– Не очень много, – обтекаемая формулировка, Кира явно влезает в дебри, в которые законопослушному примерному шинигами лезть не следовало бы. – Смотря что тебе интересно.
– Мне всё интересно, – явный намёк на то, что Кира готов рассмотреть любые предложения. Если Акон не отказал сразу, значит, ему есть чем поделиться.
– Пойдём, – вот так просто. – Оба Куротсучи заняты и до утра не появятся.
Акон допивает заказанное Кирой вино и выходит, не оглядываясь. Ничего личного, только дело. И чем быстрее они закончат дела, тем быстрее разойдутся к обоюдному удовольствию.
В двенадцатом отряде тихо. Равнодушно проводит мутным взглядом визитера жабоподобный Хиётсу. Кира едва кивает ему в знак приветствия и топает за Аконом мимо закрытых дверей технического корпуса, мимо лабораторий, куда-то, непонятно куда.
– В архив, – отвечает на незаданный вопрос Акон. – Там есть записи. Картинки не будет, только графики и коротко конспект хода событий. Устроит?
– Да.
Кира сам не знает толком, за чем он пришёл. Что хочет тут найти? Найдёт ли?
"Шёл бы ты домой, Изуру". – Тихо и как-то напряженно шепчет голос в голове.
«Неужели вам совсем неинтересно, что там произошло, капитан Ичимару?»
"Представь себе, нет. Этот рогатый только выглядит безобидно, а на самом деле все они... Лишь бы на опыты кого пустить". – Голос приобретает драматические преувеличенно трагичные ноты, таким обычно маленьких детей пугают.
– Что-то с тобой не то, – только сейчас становится заметно, как странно Акон смотрит на Киру, будто под микроскопом разглядывает. Щурится, задумчиво тянет ко рту сигарету.
– В смысле? – Кира слегка пугается.
– Не знаю, странный ты стал. Вот, смотри, – перед Кирой раскладывают целую кипу графиков и пухлую пачку записок, плохо читаемым почерком накарябанных на чём попало.
"Ты же не станешь ковыряться в этой ерунде, Изуру?"
«Вы нарочно меня отвлекает, капитан Ичимару?»
Кира только начинает вникать в хитрое переплетение разноцветных линий и подписей, как его бесцеремонно хватают за локоть. Акон хмуро следит пальцем одну из пунктирных линий на ближайшем графике, а потом смотрит на Киру, сквозь него. И снова на график. Неопрятной серой кучкой падает на бумагу пепел.
– Хм...
– Что? – неприятный холодок по спине, Кира сам начинает безотчетно хмуриться.
– Странно, – роняет Акон рассеянно.
"Валить отсюда надо, Изуру. Валить немедленно".
«Да подождите вы...»
Кира читает расшифровочную подпись: «Реационный фон зампакто». Пунктирная линия обрывается где-то к концу графика. Там, на месте обрыва, стоит целых три восклицательных знака.
– Что это значит? – спрашивает Кира.
– Это момент когда Айзен лишается зампакто. Было предположение, что он его поглотил.
Кто кого поглотил, Кира так и не понял. Толи Айзен свое оружие, толи Хогиоку Айзена, возможно, что всё это произошло одновременно.
– А на меня ты зачем так пялишься? – Кира высвободился из неприятной хватки и понятия не имеет почему, но ему как-то тревожно.
– А чёрт его знает. Странный ты. Надо с тебя показания снять на всякий случай. Может потом пригодится.
Кира хотел бы возразить, но никак не может придумать достойного повода. Ковыряться в графиках уже больше не хочется. Зато очень хочется поскорее отсюда уйти.
– Я пойду, – малодушно говорит Кира.
– Ага, – соглашается Акон, сгребая бумаги.
– Я что-нибудь тебе должен? – спрашивает Кира. Ему не хочется оставлять долги офицеру двенадцатого отряда.
– Нет, – отвечает Акон и ведёт к выходу.
– Всего хорошего, – прощается Кира.
Акон смотрит на него так, будто знает что-то такое, что Кира сам о себе не знает. И даже не догадывается.
– Ты заходи, если вдруг надумаешь, – странно прощается Акон и прикуривает очередную сигарету.
"Заморочили тебе голову. А, Изуру?" – кажется Ичимару очень рад, что они наконец-то выходят за пределы двенадцатого отряда.
Кира кивает непонятно кому, видимо обоим сразу, и исчезает в шунпо, чтобы через пару минут оказаться дома. Ему не хочется думать сейчас о визите в двенадцатый отряд. Несмотря на то, что ещё довольно рано, он ложится спать и на удивление быстро засыпает. Ему снится пунктирная линия. Она то взлетает до высшей границы значений, то падает. В этих взлетах и падениях Кире чудится биение сердца.
На следующее утро голоса в голове нет, будто и не было никогда. С какой-то стороны это даже неплохо, но почему-то Кира чувствует себя одиноким, даже среди соратников-офицеров на патрулировании. Он ходит сам не свой, хотя и отвечает по делу, и с виду сосредоточен.
Вторжение квинси, как и любое вторжение происходит не вовремя, застаёт посреди улицы, посреди мыслей. Кира не успевает толком ничего. Он даже не увидел противника. Глупо вышло. А ведь он почти успел понять что-то очень важное...
***
Ичимару появился внезапно, соткавшись из воздуха, или нет, всего лишь откинул полу маскировочного плаща, прошёлся по темноте, полюбовался на слегка фосфорицирующие контуры Айзена, замотанного лентами, поглощающими реацу.
– Здравствуйте, владыка. Хотя, какой вы тут к чертям владыка, так, украшение в подарочных ленточках.
– Всё язвишь? Зачем ты пришёл? Я-то думал, ты добился своей свободы и сбежал. – Губы Айзена не двигались, единственный видимый глаз был прищурен, будто Айзен там под повязками улыбался.
– Свобода, да...
– Или тебе так не понравились вторженцы?
Айзен был неподвижен, но выглядел расслабленно и уверенно, не высказывая ни малейшего намёка на то, что ему неудобно. Будто это место было совершенным и наиболее уместным, а чёрные ленты лучшей одеждой.
– Я пришёл исполнить условия сделки.
– Неужели? Уверен, что она меня ещё интересует?
Непонятно было, как Айзен умудряется говорить с закрытым ртом да к тому же так непринуждённо. Даже на вид казалось, что ленты не дают ему нормально дышать.
Ичимару сглотнул и достал три ключа.
– Уверен.
Лёгкое кидо, поворот ключей в пальцах Ичимару, и Айзен снова свободен.
– А мне кажется, ты уже слегка подзапоздал. Я даже отсюда чувствую, что одна из твоих любимых игрушек безнадёжно испорчена.
Ичимару прислушался к фону, в распахнутых на секунду глазах мелькнуло беспокойство, в следующий миг его уже не было в камере.
Зато явились гости-квинси. Занятные со своими смешными обещаниями. В чём-то наивные. Айзен даже позволил себе их немного подурачить, а после их ухода и грандиозного взрыва спокойно, не торопясь выпутался из удержателей и покинул камеру, никем не замеченный. На его месте остался морок. Айзен лишь хмыкнул, глядя на собственную копию, укутанную чёрными ремнями, будто коконом. Чуть отпустил реацу, создавая на себе привычные белые одежды, и сладко потянулся. Свобода и белый свет нравились ему куда больше беспросветной тьмы. После того, как квинси разрушили почти всю территорию первого отряда, выбраться из темницы не составило труда. Даже несмотря на усиленную охрану.
Своего бывшего капитана и бывшего же лейтенанта он обнаружил неподалёку.
Хирако стоял на возвышении, следя за перемещением какого-то квинси вдалеке. Хинамори в двух шагах позади него с тревогой и какой-то истеричной весёлостью вглядывалась в затылок своего капитана.
– Привет, Шинджи. – Айзен зашёл со спины, ожидая, что Хирако обернётся, удивится, но тот даже не вздрогнул. – Ты не рад мне?
Хирако молчал, продолжая следить за квинси, не оборачиваясь, не реагируя на голос. Зато Хинамори уже вовсю таращилась своими огромными глазами и разевала рот беззвучно, словно рыба, выброшенная на берег.
– Момо, уходи. Это приказ. – Хирако всё ещё не оборачивался.
– Думаешь, я позволю ей уйти? – Айзен подошел ближе и теперь стоял справа чуть позади, ловя на себе косой и неприязненный взгляд Хирако. – Ненавидишь меня?
– Да кому ты нахрен нужен. – Слова прозвучали глухо и устало. – Отвали.
– Шинджи, ты ведь до сих пор так ничего обо мне и не знаешь.
Айзен лишь поморщился и уклонился от удара меча Хинамори. Маленькая Момо с остервенением молча, нападала на безоружного Айзена, оттесняя его всё дальше от Хирако. Бывший капитан лишь уклонялся, улыбаясь с пониманием и сочувствием.
Когда они были уже достаточно далеко, Айзен покачал головой, глядя на застывшего, сгорбившегося внизу Хирако.
– Что же ты, Момо? Неужели передумала и хочешь меня убить?
– Даже если бы хотела, то не смогла. – Атаки стали более продуманными и менее импульсивными, но от этого не стали точнее и вреда Айзену не причиняли.
– Хочешь поговорить? Прости, я бы рад повесить морок для твоего капитана-неудачника, но у меня больше нет зампакто, кажется...
– Я знаю. Это неважно, просто уходите. Хотите власти – она ваша, вам никто не станет мешать, просто оставьте его в покое. И меня тоже... Я ошибалась. – Решительный взгляд, сжатые до белизны губы.
Айзен вздохнул.
– Ты разочаровываешь меня, Момо, но будь по-твоему. Желаю тебе удачи с капитаном-неудачником.
Миг и Айзен исчез, оставив Хинамори с неприятным чувством проигрыша. Переводя взгляд на капитана Хирако, она поняла, в чём проиграла. Пока гонялась за Айзеном, капитан нашёл себе цель – девушку-квинси, взрывающую всё вокруг. Момо на пределе возможностей успела встать между ними, успела сплести защитное кидо вокруг Хирако, успела услышать последнее:
– Уйди в сторону! Дура!
Взрывы сжали голову стальным кольцом, оглушили, оставив тонкий неприятный звон в ушах.
Когда Момо в следующий раз открыла глаза, она увидела расплывающиеся пятна, нехотя складывающиеся в знакомые черты капитана. За плечом Хирако стоял Айзен. Айзен! Момо попыталась встать.
– Не дёргайся ты, глупая, – голос капитана Хирако доносился издалека.
– Трогательно. Шинджи, а ты в курсе, что она мне помогала? Всё это время. Она тоже предатель...
«Ты мне будешь нужна над Каракурой». Дата и время.
Айзен часто присылал ей бабочек с короткими сообщениями или без них, подразумевая, что понятливая Момо сама догадается об интересах своего капитана и в ответе сообщит необходимую информацию.
Эта бабочка ответа не требовала. Она была очень похожа на своих родственниц из сообщества душ, вот только едва заметный тонкий налёт белой пыли из пустыни Уэко выдавал её истинное происхождение. Если не присматриваться, и не увидишь разницы...
Момо рассматривала вестницу в потоке солнечного света. Бабочка застыла, вцепившись в палец и лишь изредка шевелила тяжёлыми крыльями. Момо было жалко бабочку, которую следовало как можно быстрее уничтожить. И если честно, было жалко себя. Совсем немного. Момо откровенно не очень хотелось появляться в мире живых. Она была ещё очень слаба и... Она предполагала... Нет, знала почти наверняка, зачем её позвал Айзен.
Напроситься в зону боевых действий для лейтенанта несложно. Тем более милосердная капитан Унохана дала добро. Момо не удивилась бы, узнав, что именно Унохана настойчиво посоветовала не препятствовать лейтенанту пятого отряда, если та изъявит желание участвовать в битве.
Момо пришла. И сделала всё, чтобы её действия соратники из Готея трактовали в нужном направлении. Её никто не заподозрил. Даже когда она решительно смотрела на завесу огня в небе, и когда отвлеклась и позволила себя ранить чудовищу. Когда делала вид, что без сознания, в то время как Кира рядом пытался сохранить жизнь Рангику.
Иллюзия вкралась в реальную картину мира осторожно. Втекла исподволь. Исказила реальность и подменила собой.
– Здравствуй, Момо.
– Капитан Айзен.
Момо поднялась и встала перед своим, ставшим таким незнакомым, богом, слегка пошатываясь. Ей не нравился новый вид капитана. Его форма, его жесты, его новые чужие интонации. Он сильно изменился за те месяцы, что провёл в Уэко.
– Отойдем подальше от случайных глаз.
Момо растерялась поначалу, а потом увидела пристальный острый взгляд Ичимару.
– Но вы ведь говорили, что все в Готей видели шикай Кьёка Суйгетсу?
– Да. Но насчёт возможностей некоторых личностей я не до конца уверен.
И улыбка у капитана была чужой. Зловещей, неприятной, колючей. Миг, и они перенеслись в закрытый дворик лже-Каракуры. Дома, будто пустые картонные коробки. Ни признака жизни в этом фальшивом месте.
Муляж города в натуральную величину... Иллюзия зампакто капитана Айзена... Есть ли хоть что-то реальное в этом странном мире? Момо казалось, что она сама превратилась в безвольную куклу. «Да, капитан Айзен. Конечно, капитан Айзен. Как скажете». Всё для вас, моё жестокое божество.
И снова притворяться.
Сначала вернуться туда, где Кира всё ещё восстанавливает их прекрасную, но неудачливую подругу. Лечь на пыльную землю и ждать.
Ждать, когда смешной наивный человеческий ребёнок появится, чтобы попытаться убить её капитана. Её странного, пугающего, чуждого Айзена.
Ждать ожидаемого промаха и разочарования на ещё детском лице Куросаки. Ждать...
И появиться ровно в тот момент, когда капитаны Готей и движимые местью вайзарды общими усилиями нападут.
Умирать почти не больно. Знакомое чувство чужого меча внутри. Знакомый холод родной реацу за спиной.
«Пусть будет трагично», пожелал Айзен.
Пусть будет.
– Тоширо? За что?
– Не пытайся выглядеть ещё большим идиотом, чем ты есть, Соуске. Это было понятно и над Каракурой. Она просто запуталась. – Хирако морщился и дёргал уголком губ, верный признак, что Айзен его раздражал.
– Не думаешь ли ты, что это я её запутал?
– С тебя станется. Но ты ведь просто воспользовался. Как удобно, когда чужие идеалы подходят к твоим планам. Вот только она искренне хотела что-то изменить, а ты просто мразь.
Момо не могла поверить в услышанное. Хирако знал. Всё это время. И пытался её понять, оправдать. Она не хотела реветь при капитане, но слёзы сами потекли.
– Не плачь, глупая, держись. Хинамори... Момо!
Лицо Шинджи смазалось и поплыло в сторону. Момо казалось, что она падает.
– Ты не можешь отнести её в четвёртый и не можешь никого из них позвать, – констатировал Айзен.
– Но ты можешь? – глухо спросил Хирако, уже понимая, что счёт жизни Момо идёт на секунды.
– Нет. Не могу. Точнее, не хочу...
– Тогда чего ты здесь торчишь? – Хирако начал злиться.
– Знаешь, я подумал, я могу всё исправить. Серьёзно. Ты наверняка даже ничего не поймёшь...
– С чего это ты вдруг решил помочь? – Хирако судорожно пытался найти какой-то выход из ситуации.
– Я же сильнее и могу себе позволить быть великодушным. Впрочем, к чему я тебя спрашиваю? Благодарности от тебя не дождёшься, а с правильным выбором у тебя всегда были проблемы.
– Какого хрена ты делаешь?! – Хирако вскочил и попытался схватить Айзена за отворот одежды.
Тело Момо таяло на глазах и тут же будто пересобиралось, создаваясь заново.
– Успокойся и не мешай, - Айзен легко толкнул своего бывшего капитана в грудь.
– Капитан! Капитан! – Момо подлетела с решительностью камикадзе в глазах и дрожащими руками начала накладывать какое-то ужасно кривое лечебное кидо. Вокруг ни души, где-то слышались взрывы, где-то рушились здания, но всё как будто в параллельном мире.
Хирако попытался вспомнить что-то важное. Что-то связанное с Айзеном, но голова болела невыносимо. И ну его к черту, думать о каком-то ублюдке. Момо ласково улыбнулась.
– Меня Кира учил кайдо, я сама тоже немного читала, но совсем немного, потерпите чуть-чуть, ладно?
– Не бухти ты, глупая. Как будто у меня есть выбор. – Хирако прикрыл глаза.
Момо чуть повернулась, будто высматривая что-то в руинах, Хирако, не обращая внимания на боль, тоже взглянул в том направлении, и на мгновение ему показалось, будто там стоял треклятый Айзен. Прежде чем морок развеялся, тот поднял руку в прощальном жесте.
***
За углом здания две фигуры в капитанских хаори наблюдали за происходящим.
– Две аномалии друг за другом. Как думаешь, Джуширо, это возможно?
– Это не к добру, Шунсуй. Но кто спрашивает наше мнение?
– Хикифуне напрасно вмешалась тогда в ту историю.
– Она всё сделала верно. Сразу было понятно, что Шинджи худший претендент за всё существование общества душ.
– А Айзен по твоему лучший?
– Айзен хотя бы готов к такой судьбе.
– Вот как… Что ж. Береги себя, Джуширо.
– И ты тоже… Будь осторожен.
Незамеченные никем капитаны растворились в пыльном воздухе разрушенного войной Сейретея.
***
Небытие длится, но точной продолжительности Кира назвать не может. Звуки слышатся будто издалека. Эхо взрывов. Чьи-то далёкие голоса. Кира плывёт во времени как в киселе. Сил нет. Мыслей тоже нет.
Тёплые руки обнимают, притягивают, такое знакомое чувство.
– Изуру, очнись.
«Отстаньте, капитан Ичимару, дайте спокойно умереть».
– Глупый мой Изуру, совсем замёрз.
– Капитан... Ичимару? – веки тяжёлые, кажется, их не поднять, но Кира упрямо пытается сбросить ватную дремоту.
– Надо же, не спорит, – Ичимару улыбается немного грустно, прижимает к себе бережно. – А я ведь уже не капитан, Изуру.
– Ну да. Вы же умерли...
– Изуру, это общество душ, тут все умерли.
Так долго Гину ещё не приходилось держать умирающего на грани. Вот когда он пожалел, что не знает ничего толкового про лечебные техники. Да, он мог залечить пару царапин, но не такое обширное повреждение. Он и трогать Изуру боялся сначала, но потом стало ясно, что если не перетащить, не скрыть ото всех, то умрёт и без того держащийся на честном слове Кира куда раньше. Он и сейчас умирал. Гин видел это. Ощущал, понимал. Не поможет четвёртый отряд, не вытащит. На время боя четвёртым запретили покидать территорию отряда не просто так. Перебьёт противник медиков, и кто будет тогда лечить раненых?
Сидя в неудобной позе на камнях, удерживая изо всех сил гаснущего на глазах Киру, он снова и снова сомневался, стоило ли оставаться на одном месте, может, рискнул бы и протащил этот полутруп к Унохане? Она бы смогла... Но нет. Не в таком состоянии, не через весь Сейрейтей, не по полосе препятствий, где то взрывы, то всполохи, то чёрт ещё знает что. Слишком много сил тратится на то, чтобы просто держать.
– Не знаю как все, но я вообще-то тут родился. – Кира выплыл из очередного приступа бессилия.
Ичимару смеётся ему в макушку.
– Как я мог забыть, что ты у меня особенный, – в голосе тоска и нежность.
Кире очень хочется обнять беглого капитана, почувствовать его вещественность, реальность. Сказать что-то, но даже на то, чтобы просто дышать, уходят последние силы. Их общие силы. Впрочем, на что Кире сейчас воздух.
– Вы не шинигами больше, да? Кто вы?
– Тебе это так важно?
– Нет.
– И это тоже ответ на твой вопрос. Прощай, Изуру, я буду скучать.
Сознание ещё цепляется за ускользающую реальность, но тяжесть слишком сильная. Его тянет вниз или вверх, не понятно. Его тянет куда-то. Одно хорошо – Кире совсем не больно. Он проваливается в свой внутренний мир, будто падает с огромной высоты, но дна в конце полёта не предвидится.
Вместо наплывов застывшей лавы мелкий чёрный песок. Вдалеке, насколько видит Кира, круглой лужей разливается озеро. Гладкое, неподвижное. Лёгкий ветер приносит с той стороны запах пресной воды и мокрого песка. В небе причудливым цветком распускается планетарная туманность. Кира всё ещё падает, чувство полёта не отпускает ни на секунду. Даже когда ноги уже стоят на твёрдой, пусть и не очень ровной поверхности.
Вабиске оказывается рядом и становится похож на дурную помесь нескладного щенка и длинноногой ящерицы. Кира счищает с морды песчинки, под ладонями гладкое тепло чешуи. Раздвоенный язык быстро касается пальцев и существо срывается в бег к подступающей воде. По дороге лапы будто вжимаются в тело и в воду скользит уже огромная жемчужно-белая змея.
– Изуру? – тихий голос Ичимару, тёплое дыхание в затылок. Кира кутается в знакомые объятия и чувствует, как перестаёт быть. Исчезает. Растворяется. Сливается, становится частью того, кому все это время на самом деле принадлежал. Это падение в пустоту больше всего похоже на полёт.
Вода подступает всё ближе, облизывает ноги, напитывает влагой ткань одежды. Ичимару стоит один, обнимая себя за плечи, и смотрит только вперёд. В огромной глади воды отражается вселенная. Бесконечность миллиарда миров, готовых стать иллюзией или реальностью. Ему больно от этой картинки.
Не удержал. Не сумел. Всё.
– Прекращай это, смотреть тошно.
У реальности спесиво поджатые губы и залитые лиловым цветом глаза без признаков зрачка.
– О, господин Айзен, вы как всегда не вовремя. – Ичимару не отпускает тело своего лейтенанта. Гладит по щекам, по холодным губам.
– И сделай что-нибудь со своим лицом, ты жалок.
Привычная улыбка наползает на Ичимару не полностью, он выглядит, будто его парализовало.
– Привязанности есть слабость? Так, кажется, звучит откровение по айзеновски?
– Гин, у нас нет времени на препирательства, эти квинси ещё более убогие, чем мне казалось. – Айзен настаивает, Айзен требует.
– У вашей жажды власти привкус безумия. – Невпопад отвечает Ичимару, и тонкая лента блестящих частичек реацу Киры оплетает его руки.
– Вот значит как? – Айзен удивлён. По-настоящему удивлён, и это редкость. – Он ведь не знал, да, Гин? Ты так хотел себе свободы, а сделал свободным его? Смешно. Нет, правда, я оценил. Скажи, мне стоило убить их двоих ещё там, в Каракуре? Или... Нет. Нет, конечно, тогда бы ты точно не вернулся торговаться за их жизни. Жаль, опоздал. Квинси сделали мне огромное одолжение. Твоя подружка превратилась в зомби, а мальчишка и вовсе отошёл... У тебя больше нет никого. Ты один? Или всё-таки со мной? Помнишь, ты однажды сказал, что я должен стать богом, чтобы всё вернуть? Посмотри внимательно, Гин, я уже есть бог.
Ичимару молчит. Сейчас он ненавидит Айзена сильнее, чем когда-либо.
– Власть – это одиночество. В одиночестве нет счастья, – зачем-то говорит Ичимару.
– Счастье для идиотов. Хватит слов. Вставай. Иди ко мне.
Кира исчез. У Ичимару дрожат кончики пальцев. Он едва не падает, поднимаясь.
– Как скажете, хозяин, – издёвка в голосе и не двигается ни на шаг.
Айзен ждёт.
– Брось, Гин, я наделаю тебе таких поделок, сколько пожелаешь и играйся дальше, у тебя будут миллионы миров и миллиарды жизней, выбирай любую или все разом, а сейчас надо торопиться, Королю душ осталось недолго. Нулевой отряд уже в пути. Мы можем не успеть на это представление. Ну же!
Ичимару делает неровный шаг и обхватывает ладонью запястье Айзена. Одежду обоих окрашивает алым, Контуры тела Ичимару расплываются, из груди торчит клинок. Айзен сжимает рукоять меча, в воздух тяжело падают слова.
– Бан-кай. Серебрянный цвет луны, отражённый в воде.
¹ Указывание пальцем на собственный нос – «Я говорю о себе»
² Питейное заведение японии, современной точно, ориентированно на компанию людей.
³ Лизнуть палец и дотронуться им до чего-то – означает: «Это моё»
— — — — — — — — — — — — —
От автора. Послесловие.
Много букв про идею, фанон, а также уточнения и пояснения, не вошедшие в текст.
— — — — — — — — — — — — —
Спасибо всем, кто оставит комментарии к рассказу.
И сцена с Оторибаши интересная (у Кирочки прическа такая мальчишеская!))
Особенно зашли образы Бьякуи, Хинамори и Хирако. И почему-то именно второстепенные линии понравились больше основной. Все, что написано про этих героев, понравилось очень, эпизоды аж перечитывала!
Жаль, конечно, что все так ангстово закончилось, зато прекрасно раскрыты мотивы Айзена, тут я бы всецело поддержала - именно такой он и есть. Мне почему-то кажется, он не задержится на новом месте - ну не держатся с такими мотивами на своих местах (это, наверное, личное).
Автор, обнадежьте меня, скажите, что его победят)) (Простите, вырвалось)
Это же встреча с Вабиске, да?
Она самая.
И почему-то именно второстепенные линии понравились больше основной. Все, что написано про этих героев, понравилось очень, эпизоды аж перечитывала!
Автору приятно, автор мурлычет.
Автор, обнадежьте меня, скажите, что его победят))
Он сам себя победит) Такие, хм, личности хорошо никогда не заканчивают. Судьба, карма, все дела)
Вот! *многозначительно поднимает палец вверх* Это я и имела в виду - сам себя! Угробит сам себя!
это восхитительно, автор.
Нет, я еще не дочитал. И надо, наверное, сделать перерыв - а то мне тоже понадобится в Четвертый отряд по причине съехавшей крыши :-). Но это, повторюсь, восхитительно - и по стилю, и по сути. И интересно по сюжету, и аж щемит где-то от того, какие же у вас персонажи. - Каждый раз, просто проваливаясь в такие вот тексты (но их, надо сказать, немного), думаю, как же это авторам удается, что у них всё гораздо ярче и глубже - и достовернее - чем в манге и даже ярком движущемся аниме.
Беседы в голове Киры - прекрасны отдельно.
А когда я увидел первый арт, я вообще чуть не умер, - спасибо и артеру :-). В голове сразу щелкнуло некогда пламенно-любимое "Это я, фиолетово-черный" - мне всегда казалось, что половина песен "Пикника" это про Киру. - Радостно найти свой кинк там, куда его даже не клали - это уметь надо
В общем, спасибо огромное, ваше произведение сделало мне эти выходные, в "реал" я из него выберусь нескоро (да и не очень-то хотелось, собственно говоря).
Стальной Лотос, приятно, когда текст нравится) и не надо в четвёртый, съехавшие крыши имеют свойство самостоятельно возвращаться. Иногда.) И да, я знаю несколько песен Пикника и теперь мне тоже кажется, что оно сюда подходит %)
Артер, в лице меня же, отдельно рад, что картинка пришлась по душе.
Спасибо за комментарий.
Артер, в лице меня же,
Про Киру у "Пикника", мне кажется, чётко идут "Иероглиф" и "Железный орех"
Или в хурмуПриятно встретиться с единомышленником!
ну вас, наверное, хотя бы не кинкануло
а вообще, сидишь вот над таким артом - и думаешь: мало! еще хочу!!!
Но я-то думала, я одна тут сижу восторгаюсь, и тут вижу Ваш камент касательно первого арта. Я как заору:"Ура, и меня, и меня поняли!!!"
:-))