Suum cuique
Название: В зеркале воды
Автор: [L]hime no mori[/L]
Бета: [J]Регис К. Ландегре[/J]
Иллюстратор: самоиллюстрирование
Персонажи/Пейринг: Хисаги Шухей/Кира Изуру, Ичимару Гин/Кира Изуру, Оторибаши Родзюро/Кира Изуру, Айзен Соуске/Хинамори Момо, Хирако Шинджи/Хинамори Момо. Прочие персонажи
Тип: джен, гет, слэш
Рейтинг: R
Жанр: драма, романс, бессовестный и беспощадный флафф, немного детектив
Размер: миди, 30 тыс. слов
Саммари: история взаимоотношений Киры, Ичимару, Айзена, Хинамори, Хирако и т.д. Фантазия на тему: кто они друг другу.
Примечания: фанфик написан на Bleach Mini Bang-2015
Предупреждения: АУ!канона, сильный ООС большинства персонажей, внимание!плагиат (некоторое количество идей заимствовано у разных авторов фандома), штампы, спойлеры манги. Ревнителям обоснуя, канона и матчасти лучше воздержаться от прочтения. Смерть персонажей. На слова, подчеркнутые в тексте, можно навести курсор, чтобы прочесть сноску сразу в всплывающем окне.
читать
В доме Киры светло и просторно. Пахнет талой водой, сухими листьями, деревом и теплом. Чай давно остыл. Хисаги что-то ворчит себе под нос, ковыряясь в бумажках, перебирает материалы для вестника, зевает, чешется, тянется к чаю, глотает его, холодный, как микстуру и, морщась, отставляет чашку подальше.
Кира тоже сидит с бумажками. Со своими. Личными. На клочке чёрной тушью нацарапано: 4+8=13. Линии размашистые с длинными стремительными хвостами-кометами. Характерный почерк. Глупая арифметика. Кира разматывает нитку памяти. Иногда эти нитки раскрываются в целые ожерелья.
Ичимару смеётся.
– Ты такой любопытный, мой Изуру.
– Я не ваш, капитан Ичимару. Я лейтенант третьего отряда.
– И правда, как я мог забыть, – его улыбка плавит мозги, и Кира чувствует, как в ответ сам глупо улыбается. – Ты у меня хорошо умеешь считать.
Непонятно, то ли это вопрос, то ли утверждение. Неважно. Кира кивает.
– Третьего. А три и пять равно девять.
Кира кивает и тут же спохватывается.
– Три и пять – это восемь.
– Нет же! Восемь и четыре – это тринадцать!
Ичимару снова смеётся.
Тогда Кира считал, дурачится. Сейчас он уверен, что говорили они вовсе не об арифметике.
Три и Пять. Капитаны третьего и пятого отрядов. Ичимару и Айзен встречались на территории капитана девятого отряда Тоусена. Слепой капитан, чувствительный к звукам и реацу. Для него построили здание в самом дальнем уголке девятого отряда. Очень удобно для встреч и обсуждений. Можно не один заговор спланировать.
– Вы неправильно считаете, капитан. Чтобы было девять, надо взять три и шесть.
Ичимару резко перестаёт смеяться, улыбка становится колючей.
– Нет-нет-нет, Изуру. Шесть очень гордая и очень важная цифра. Такая напыщенная. Надутая. Лучше возьмём другой пример.
Он выкидывает прежнюю бумажку и размашисто пишет на каком-то клочке «4+8=13».
– Подумай об этом как-нибудь при случае, Изуру.
Кира думает. Случай самый что ни на есть подходящий.
Прошел год после зимней войны, после назначения новых-старых капитанов.
«Три плюс пять по-прежнему девять», – как-то грустно замечает Кира.
Все просто, ясно и спокойно. Вот только не для лейтенанта третьего отряда. Что-то не так. Что-то тревожит. И как ни пытался он себя урезонить, что наконец-то все спокойно и хорошо – не получалось. Сидел внутри червячок сомнения и глодал, будь он неладен.
И чёрт бы с ними, с сомнениями, но хуже всего, что у Киры, по его собственному мнению, с головой творилась какая-то чертовщина.
Когда он это понял? Не так давно.
Шумиха по поводу назначения вайзардов давно улеглась, отряды привыкли, жизнь вошла в колею, и Кира все чаще покидал кабинет задолго до окончания рабочего дня.
Новый капитан его баловал и делал порой чудовищные поблажки, а Кира воспринимал их как должное.
Он заново обживал своё поместье, перетаскивал из опостылевшего кабинета несколько полезных вещей вроде запасного комплекта формы, посуды, взятой когда-то как раз из дома, и коробку...
Да-да, совсем недавно, перебирая накопившийся хлам в шкафу, он наткнулся на неё. Обычная средних размеров коробка, которую он забрал из кабинета капитана третьего отряда как раз перед приходом нового руководства. Принёс домой, поставил в шкаф и забыл.
Вот взял бы и выкинул. Из головы в том числе, но почему-то в этой голове сам собой окопался вопрос. Давний вопрос. Ещё с того раза, как всем озвучили официальную версию пленения Айзена. Зачем Ичимару так долго ждал возможности этого Айзена предать? Вот не верил Кира, что не было у пронырливого и дьявольски хитрого капитана Ичимару иной возможности напасть. Более удачной. Более выгодной. Надо хорошо знать Ичимару, чтобы понимать, что-то тут не так. Нечисто.
"Ох, Изуру, не в бровь, а в глаз".
«Капитан?»
Кира мотнул головой. Показалось. Надо бы наведаться в четвёртый отряд. Голоса в голове – это не к добру.
"Изуру, а ты у меня, оказывается, сентиментальный... Что в коробке?" – голос в голове застал врасплох. Нет, значит, не показалось.
«Не у вас, капитан Ичимару». Привычно исправил Кира, прислушиваясь к себе.
"И все такой же бука", – тянет гласные как Ичимару и тот же самый чудовищный акцент.
Кира в курсе, что посторонние голоса в голове – это точно не признак отменного здоровья. А этот конкретный голос особенно. Отложив на время все дела, Кира лёг на пол, на спину и закрыл глаза. Досчитал до десяти. Медленно. И постепенно от кончиков пальцев на ногах до мышц лица расслабил все тело. Вот ведь что говорится «повезло», все чинно сидят на медитации, а ему непременно надо лежать. Вдох-выдох, ощущение не то полёта, не то падения, и его встретил внутренний мир.
Шизофрению, прежде всего, следовало искать тут.
Кира был готов к чему угодно, но внутренний мир оказался цел и невредим. С виду точно. Бескрайняя чуть неровная поверхность из застывшей лавы. Огромный, отталкивающего вида, прикованный тяжёлыми цепями к одинокому каменному выступу-навесу монстр Вабиске, способный без малейшего усилия раздавить своего хозяина, но сейчас покорно склонивший голову. Он уперся бугристым лбом в землю и готов поклясться, что никого здесь не было с прошлого появления Киры. Странно было бы ему не верить.
Все небо, закрыв собой темноту, заняли две равновеликие сливающиеся звезды. Антрацитово-синяя и ярко-оранжевая. Там, где их поверхности соприкасались, рождались всполохи самых невероятных оттенков и форм. Кира смотрел в свой внутренний космос и думал о том, что раньше на этом месте горело северное сияние, а ещё раньше висело несколько огромных лун с широкими кольцами и все это двигалось и менялось, перетекало, словно вода в клепсидре и не было сил оторваться от этого зрелища.
Перестать смотреть вверх здесь, во внутреннем мире, всегда было самым сложным для Киры.
"Какой ужас, Изуру, эти твои звезды, они столкнутся, и будет чудовищный взрыв!"
Шизофрения, преследующая шинигами во внутреннем мире, это что-то новое.
«Я видел, как сталкиваются звезды, капитан Ичимару – ничего страшного».
"А зачем ты зверушку свою привязал? Может ему побегать хочется. А ты жестокий, Изуру, не ожидал от тебя".
«Видите ли, капитан Ичимару, я уже давно выяснил, что если вдруг стану сильно недоволен своим зампакто, тут все затопит кипящей лавой. А этот выступ единственное безопасное место».
"Страсти-то какие, Изуру. Ты в приступе гнева можешь убить собственный зампакто?"
«Нет. Вабиске не умрёт, но ему будет очень больно. Всем будет больно».
Кира, вернувшись во внешний мир сообщества душ, всерьёз намерен идти в четвёртый отряд. Такие симптомы не шутка.
"Ты так хочешь от меня окончательно избавиться, Изуру?" – голос наигранно жалобный, настолько реальный, что пробирает дрожь.
«Вы мертвы, капитан Ичимару, избавиться окончательней, чем уже есть, невозможно».
Кира невольно улыбнулся. Внутренний диалог забавлял. Прислушавшись к себе, он откладывает визит в четвертый отряд на следующий день. Потому что… Что? Он скучал? Да, пожалуй, так и было. Ему интересно? Не без этого. А может быть, потому что он уже давно сошел с ума и хранит в своем доме никому не нужный хлам. Хотя нет, для него это не хлам, а целая жизнь, океан воспоминаний, полный загадок и нерешённых головоломок. Кира верил, что там можно найти ответы и на вопрос, почему капитан ушел за Айзеном, и про истинную роль Хогиоку. Пусть не явные ответы, пусть намеки.
"Любишь трудные задачки, Изуру? Игра слов, игра смыслов, лабиринты чужой логики... Ненавижу лабиринты, особенно зеркальные. Непривлекательное зрелище".
«Вы так считаете, капитан Ичимару? Или просто пытаетесь запутать, как всегда».
Кира тогда решил, что голос в голове не так уж и страшно, главное следовало быть поспокойнее, не привлекать внимания. Хотя, с чего бы ему беспокоиться? И откуда лезут настойчиво эти странные мысли по поводу капитана Ичимару, Айзена, Хогиоку, и всей этой подозрительной истории. Да и при чём здесь он, Кира?
Может и ни при чём, просто внутреннее чувство логики буквально кричало: смотри, это ведь не может быть просто так!
Когда это началось?
Когда Хисаги начал писать о новых капитанах статью? И Кире просто резануло глаз несколько странных фактов? Когда они за уточнением деталей пошли в мир живых к Урахаре Киске, и тот с преувеличенной радостью им все рассказал, вот только у Киры сложилось стойкое ощущение, что рассказали им совсем не то, не так, и скрыли куда больше. Много больше...
– Да что ты в самом деле? Кому сейчас нужно что-то скрывать? – Хисаги подбивал материал по капитанам и недоумевал, от чего приятель Кира дёргается по пустякам.
«Действительно. Кому это нужно?»
Или всё дело было в том, что Кира начал задаваться вопросами сразу после предательства прежних капитанов. Начал, да так и не развил свою мысль, не до того было.
Зато сейчас времени было полно, страсти поутихли, а вопросы остались. И очень маловероятно, что только он один заметил странности в этой истории.
"А может быть всем просто наплевать, а, Изуру?"
«Может быть, вот заодно и узнаю».
Он уже всё для себя решил.
С чего бы начать... С главной странности. Точно, он начнёт распутывать этот клубок с капитана Ичимару, светлая ему память, чтоб его черти побрали.
"Ай-яй, Изуру, как нехорошо…"
Да, именно тогда он перебирал вещи в коробке и наткнулся на бумагу об окончании академии шинигами. Причем свою. Неведомо как туда попавшую.
Выпуск из академии – то ещё событие. Киру и Абарая распределили в пятый отряд. Момо в слезах, заперлась у себя, у неё престижное распределение в кидо корпус, завтра её торжественно проводят в отряд, а она ревёт. Бедняжка. Она больше них двоих мечтала попасть под командование Айзена.
Лейтенант пятого отряда с улыбочкой, от которой на душе становится пакостно и мерзко, рассматривает их с Абараем бумаги. В офисе пятого отряда тихо и чисто. Капитана нет на месте. Трое простых рядовых неторопливо, но усердно метут площадку перед зданием штаба. Их видно через окно. Было бы видно и получше, если бы не силуэт лейтенанта Ичимару, подсвеченный утренним солнцем и будто искрящийся в его лучах.
Кира хмурится, ему жаль Момо и неуютно в незнакомой, хотя и опрятной на придирчивый взгляд аккуратиста и вчерашнего выпускника, обстановке. Сейчас он бы с радостью уступил ей своё место...
– Кира Изуру... – тянет гласные лейтенант Ичимару, будто тянет жилы. – Ты чем-то недоволен?
Бумаги новичков неаккуратно смяты в левой руке. От лейтенанта Ичимару они не дождались ни официального приветствия, ни следования привычному этикету.
От такого вопиющего пренебрежения традициям, от невежливого тыкания Кира на миг столбенеет, но к нему обратились, нужно что-то отвечать.
Улыбка лейтенанта Ичимару не обещает ничего хорошего вне зависимости от ответа, но Кира вдруг рискует.
– К вам в отряд хотела поступить наша подруга, а её направляют в корпус кидо... Я подумал, может быть пока ещё возможно...
– Что ты там мямлишь, я не могу разобрать. – У Ичимару отвратительный акцент и он произносит слова то быстро и слитно, не поймешь сразу что сказал, то тянет как сладкую конфету долго и раздражающе, так и хочется договорить фразу за него.
– У неё мечта – попасть в отряд к капитану Айзену. Если бы Вы могли бы помочь...
– Стоп. Помолчи. – Лейтенант Ичимару рассматривает Киру сквозь прищур так пристально, что мышцы лица сводит судорогой. – Предлагаешь мне подпортить кровь кидошникам, цветочек?
Какая фамильярность, хочется ответить что-то неприятное, несмотря на воспитание, субординацию и здравый смысл. И Кира совсем не это имел в виду, он хочет сказать холодно «нет», но почему-то кивает. Абарай смотрит на друга расширившимися от ужаса глазами, а лейтенант Ичимару меняет десяток улыбок за пару секунд и останавливается на заинтересованной.
Кира не хочет знать, почему он настолько хорошо чувствует чужое настроение, но уверен: от прежнего раздражённого недовольства Ичимару нет и следа.
– А это интересно... Но что мне за это будет?
– А что вы хотите? – а ещё Кире совершенно не хочется задумываться о том, что у него чувство, будто он знает лейтенанта Ичимару всю жизнь. И даже чуть больше.
Момо счастлива и почти прыгает до потолка. Кира запретил Абараю рассказывать причину, по которой её отказ и желание служить в обычном отряде вдруг приняли во внимание. Ренджи смотрит на него странно и разве что у виска пальцем не крутит, но обещает молчать. Предвзятое отношение Абарая можно понять. У лейтенанта Ичимару такая репутация, что впору зарываться под землю при его приближении, а Кира сторговался с ним на непонятное «будешь мне должен». Впрочем, сам Кира спокоен, он почему-то уверен, что лейтенант Ичимару не потребует от него ничего ужасного.
За своим долгом лейтенант приходит спустя пару месяцев.
– Изуру, помнишь?
– Помню, – отзывается Кира, поклонившись на прощание друзьям и соратникам. Он легко идёт за Ичимару.
– Совсем не боишься?
– А должен?
– Хм...
Лейтенант Ичимару сложный, тяжёлый в общении, непредсказуемый и стремительный. Его обожают. Его ненавидят. Нет никого, кто был бы к нему равнодушен. У Киры пока нет причин его обожать или ненавидеть, он всего лишь благодарен за помощь с проблемой Момо. Пока что всё настолько прозрачно, насколько возможно, вот только он каким-то шестым чувством ощущает нетерпение или даже предвкушение со стороны Ичимару.
– Ты ведь из знати, да?
«А ты из руконгайских бродяг и что?» – хочется ответить Кире. За десять лет в обществе друга Ренджи он изрядно нахватался дурных манер.
– Моя семья занимала не слишком высокое положение, – хотя внешне Кира отвечает более чем прилично, считая, что не стоит терять лицо даже в глазах руконгайца.
– Занимала? – Ичимару внимателен.
– Родители умерли. Давно. Я остался один.
– Для семьи маловато, согласен, – ни соболезнования, ни сожаления. Никакого воспитания. Киру восхищает столь открытое пренебрежение формальностями. Кира благодарен, что его в кои веки не жалеют. И вот он уже потихоньку вливается в поток фанатов лейтенанта Ичимару.
– С кланом Кучики знаком?
Кира в недоумении.
– Наслышан, – осторожно отвечает он.
– Древнюю письменность прочтёшь? – Ичимару разве что не приплясывает от нетерпения и ожидания.
– Смотря что, – ещё больше осторожничает Кира.
– Придётся постараться, – широко улыбаются ему в лицо.
Спустя трое суток расшифровки особо редкого старого свитка дома Кучики, Кира ненавидит лейтенанта Ичимару.
Слог повествования сух и витиеват. Смысл из этого набора слов выцарапывается с трудом. Китайских иероглифов слишком много, и почти нет привычных знакомых японских. Что-то о неповиновении оружия и подчинении, о могуществе божества, о несчастном божестве... Сказки, предания… Так сразу и не поймёшь. А ещё тот, кто это писал, был феерически косноязычен. Кира готов всё бросить и просить лейтенанта исполнить долг в другой раз, другим способом, но Ичимару на удивление доволен результатом, быстро пробегает глазами расшифрованное, тянет «какой молодец» и ласково треплет макушку. Кире не нравилось, когда его трогали посторонние. До сих пор, по крайней мере, не нравилось. Он уходит от этого прикосновения и ловит понимающую усмешку. На обдумывание, к чему бы это, нет сил, единственное, что Кире сейчас хочется, – это вытряхнуть из головы монстроподобные конструкции иероглифов и вернуться в отряд для того чтобы как следует поспать. Ичимару не возражает, только намекает, чтобы Изуру не распространялся о том, чем был занят.
– А что это за предания? – спрашивает Кира без задней мысли. Просто странно с чего бы вдруг Ичимару понадобились древние сказки.
– Какой ты любопытный, Изуру, – лейтенант касается пальцем кончика носа Киры. – Не забивай себе голову.
Прикосновение к своему лицу нестерпимо хочется стереть.
На вопросы Ренджи и Момо приходится врать, что его заставили читать вслух устав. Пятьдесят раз. Кажется, теперь лейтенанта Ичимару ненавидят ещё двое шинигами.
– Ты зачем глупости болтаешь обо мне? – Ичимару подстерегает его возле полигона после тренировки.
– Надо же было что-то им говорить... – Кира отчего-то сразу понимает, о чём речь.
– А ничего умнее придумать не смог, – Ичимару недоволен. – Что ж, теперь придётся оправдывать репутацию. Пойдём.
И Кира снова идёт следом, всем нутром ощущая глухое раздражение лейтенанта Ичимару. Почему стоит к нему приблизиться, кажется, что он его чувствует как... себя.
– Все ещё не боишься? – звучит как угроза.
– Только если вы всерьёз решили меня убить?
Лейтенант Ичимару резко разворачивается и Кира почти впечатывается в него.
– Думаешь очень умный? Считаешь, что можешь дерзить, отвечать вопросом на вопрос?
Кира чувствует накатывающую ледяную ярость. Чужую, сильную, опасную.
– Вот теперь боюсь, – шепчет он искренне. – Простите, лейтенант Ичимару, этого больше не повторится.
Кира кланяется, а когда выпрямляется, опасности уже нет. Есть Ичимару с приклеенной неестественной улыбкой очень усталого человека, которому предстоит очень нудное и неблагодарное занятие.
– Устав помнишь?
– Да.
Кира действительно помнит устав. Весь. Постранично. И цитирует его всё то время, пока лейтенант Ичимару гоняет его деревянной палкой по полигону под видом тренировки, которая больше похожа на изощрённую пытку, а не на спарринг. Устав вроде бы небольшой, но к концу повторного пересказа Кира начинает регулярно пропускать по три удара подряд, и пытку прекращают.
– Средненько, но не безнадёжно, – выносит вердикт Ичимару и добавляет: – Буду тебя тренировать, пока не перескажешь мне устав пятьдесят раз.
Кривая улыбка – последнее, что помнит Кира о том бесконечно долгом дне.
На следующий день от Момо он узнаёт, что слух о чтении устава дошёл до капитана Айзена и тот строго спросил со своего лейтенанта за такую выходку. Кира чувствует себя полным идиотом.
– Изуру.
– Да.
Кира неохотно плетётся на очередной сеанс пытки. Вот только ведёт его лейтенант Ичимару не на полигон.
– Удивлён?
– Удивлён, – вторит Кира. – Осталось ещё пятнадцать.
– Прощаю, – Ичимару лучится радостью и благожелательностью. – Но взамен ты мне снова кое-что должен.
Кира гадает, что его ждёт и тем неожиданнее оказывается задание. Написать стих для девушки? В подарок? Извинение, которое не будет выглядеть как извинение. Он что, издевается?
– Но я её совсем не знаю, – пытается объяснить Кира. – О чём писать?
– Какая разница, – беззлобно ворчит Ичимару. – О чём хочешь, чтобы только красиво было. Ты умеешь, я видел твои публикации в «Сейретейском вестнике». Или ты не в курсе, что нравится девушкам?
Кира выдыхает. Вестник, ну конечно же. Это вам не древняя нудятина, лейтенант в состоянии осилить такое сам.
Кира задумчиво чешет переносицу кончиком кисточки и ловит на себе очень странный взгляд Ичимару. Придётся выдумывать. Думается, к слову, из рук вон плохо.
После трёх десятков отвергнутых вариантов, наконец, один оказывается удостоен внимания и принимается как окончательный. Кира вздыхает с облегчением.
– Только не ляпни опять какой-нибудь ерунды о том, что тут делал, – предупреждает лейтенант Ичимару.
– Тогда вы придумайте сами, что мне говорить. Чтобы уж наверняка. – предлагает Кира.
– И девушки у тебя нет, и врать ты не умеешь. Беда.
Кира молчит и на провокацию не поддаётся. В том, что это именно провокация, он почему-то не сомневается.
После смерти родителей Кира не жаждет с кем-либо сближаться. Ему достаточно службы, друзей и редкого, но насыщенного общества лейтенанта, а дома он предпочитает побыть один. Ну, с некоторых пор компанию ему иногда составляет Хисаги.
К слову, о Шухее.
Хисаги порой был той ещё головной болью. Как он оказался в доме Киры? Очень просто.
После инцидента с пустыми и до самого выпуска Киры из академии они почти не сталкивались. Но после распределения и попадания Киры в пятый отряд, Хисаги уже был четвертым офицером в девятом и носился с вестником, а Кира писал стихи, немного прозу, немного разбирался во всём подряд, и в целом, как оказалось, был более грамотным. Самое то на должность корректора, соавтора и просто толкового помощника. Кира сам привёл Шухея в своё скромное поместье. Хисаги тогда по деловому огляделся, заметил, что в отличие от помещения редакции, которая как проходной двор для всех желающих, у Киры тихо, никто не мешает и как-то само собой получалось, что лучшего места для спокойной работы над текстами им не найти. Кира не возражал. Для него это был лишний повод бывать дома и держать поместье в порядке.
Как Шухей оказался в постели Киры? Так же просто.
Непроходящая любовь к прекрасной и недоступной Матсумото Рангику распирала друга как минимум раз в два месяца. В один из таких приступов Хисаги расценил дружеское похлопывание по плечу как-то иначе, чем обычно. А Кира не стал его расстраивать ещё больше, посчитав случившееся недоразумением разового характера. Когда недоразумения переросли с стойкую тенденцию, Кира однажды поинтересовался, почему при столь явной любви к Матсумото Рангику в постель тащат его, а не какую-нибудь милую девушку?
– Если я буду спать с девушкой, значит я буду ей изменять. – трагично произнёс Хисаги. – Но ты же не девушка?
– Нет, – открестился Кира и целую минуту пытался постичь логику влюблённого, а потом решил, что не имеет ни малейшего желания разбираться с тараканами в чужой голове, свои не кормлены.
Более того, что-то похожее Кира слышал и от Ренджи, когда тот серьёзно и надолго разошёлся со своей подругой Рукией. Тогда Кира окончательно понял для себя, что видимо все руконгайцы немного ненормальные.
С Шухеем было просто, спокойно и удобно. Можно было неделями встречаться исключительно по делам, но рано или поздно он, как бумеранг, возвращался к Кире. Классические признаки возвращения были из раза в раз одни и те же. Сначала Хисаги угрюмо пил чай, потом доставал что-то покрепче, далее шло бурное обсуждение его несостоявшейся любви, ну а затем без тени вины или сомнения он тащил Киру в постель. Ренджи на осторожные вопросы Киры, что делать и когда это закончится, неприлично громко ржал и называл их отношения дружеской идиллией.
Впрочем, всерьёз прогонять Хисаги почему-то никогда не хотелось.
Сегодняшний вечер не был исключением из установившихся годами правил. Медитацию Киры на клочок бумаги прервало сопение Шухея. Он обнимал со спины и щекотно дышал куда-то за ухо. Воспоминания прошлого растворялись утренним туманом.
– Ты в курсе, что тебя все до сих пор считают помешанным на Ичимару?
Узнал почерк, надо же.
– Если думаешь, что я собираюсь оправдываться, то зря. Действительно помешан. Даже не отрицаю.
Мысли, воспоминания упорно цеплялись друг за друга и отпускать Киру не собирались.
– Может, уже забудешь хотя бы ненадолго своего предателя.
Хисаги развязывал на нем пояс, но это не мешало, да и бумажка уже была не нужна.
– Он не мой, – привычно-бесстрастно уточнил Кира и поморщился. – Не знаю, что ты ел на ужин, но вонь ужасная. Дыши, пожалуйста, в другую сторону.
Шухей недовольно фыркнул и подмял Киру под себя.
Невольно Кира припомнил, что от Ичимару всегда хорошо пахло. И неважно, был ли это чистый сладковатый запах свежести после недавнего мытья, или пряный резкий аромат его тела после долгой тренировки, похожий на горькую соль с лёгкой кислинкой, - странное, но приятное сочетание.
Иногда от капитана пахло его женщиной. Матсумото Рангику пользовалась разными духами, но основу составлял всегда именно её собственный запах. Тоже приятный. Тёплый, мягкий, с нотами молока и сахара. С некоторых пор капитан приносил с собой холодный запах песка, пыли и крови. Нет, Кира никогда не принюхивался специально, но память зачем-то услужливо подбрасывала ему эти ненужные подробности.
Память – великий рандом. Вот он подумал о Матсумото и перед глазами замелькали тени прошлого.
Тогда он пришёл извиняться, кажется. Да, просто извиняться.
Это было немного после торжественного вознесения предателей капитанов в Уэко Мундо, после истеричных разборок, кто прав, а кто виноват, суматохи, громких обвинений и спорных выводов. После возвращения риока обратно в мир живых. После всего того, что Кире и вспоминать-то не очень хочется.
– А, Кира, проходи! Выпьешь? – лейтенант десятого отряда Матсумото Рангику улыбалась немного грустно, немного загадочно и в большей степени обречённо. Не натренируйся Кира в чтении оттенков эмоций вечной ичимаровской улыбки, то принял бы такое приветствие за радушие.
– Да, спасибо.
О том, что лейтенант Матсумото – женщина непростая, он догадывался хотя бы по одному факту долгой дружбы с Ичимару. Она казалась беспечной, простоватый и доступной. На самом же деле Кира со временем обнаружил чудовищную проницательность, невероятную силу воли, изворотливость и ту особенную мудрость, которая позволяет ей выглядеть легкомысленной дурочкой.
Зачем он начал таскаться к ней в компани Хисаги и напиваться, Кира точно сказать не мог. Наверное, чтобы не думать. Забыть, забыться, вот только вычеркнуть больше половины собственной жизни как-то не получалось. Вопросы лезли сами собой, и один он всё-таки не удержался, задал.
– Вы знаете, почему. – Даже не вопрос, утверждение. Он не договорил, и так было понятно, о чем и о ком речь.
И Кира не был до конца уверен, но интуиция подсказывала, эта женщина знала куда больше, чем хотела показать. Кроме того, к счастью, на него не действовали её женские чары.
– Не лезь в это, – был весь ответ. Прозвучало так знакомо, те же слова, те же интонации, что сбилось дыхание. – Лучше ещё выпьем. Кампай.
Чары не действовали, зато действовал алкоголь.
И они пили ещё и ещё. До самой зимней войны Кира не хотел ни о чем думать, ничего ни помнить, ни знать. Матсумото Рангику отлично ему в этом помогла.
Вот только в битве над Каракурой, когда Кира вместо того чтобы убивать врагов, лечил Матсумото и Хинамори, память догнала его и накрыла с головой. У памяти была такая знакомая реацу, тонкими лентами вьющаяся вокруг, с любопытством касающаяся кожи, вызывающая мурашки по всему телу, и силуэт капитана-предателя далеко вверху. Кира мог поклясться, что смотрящий куда-то в сторону Ичимару тем не менее следит за ними.
Вслед за памятью вернулись и вопросы, главным из которых был: «Что вы задумали?». Кира уже готов был оставить раненых девушек, добраться до Ичимару и если не поговорить, то хотя бы задать один вопрос, самый-самый. Внезапно бывший капитан третьего отряда повернулся на мгновение, посмотрел прямо на них, таких маленьких и жалких внизу на земле, и аккуратно погладил кончик своего носа¹. До ненормального знакомый жест, будто не было долгих месяцев по разные стороны баррикад.
«Это моё дело» «Не лезь в это, Изуру» «Не вмешивайся» «Тебя это не должно касаться» приказы, пожелания, просьбы – всё в кучу.
Как это похоже на Ичимару.
А вот теперь перед внутренним взором Киры 4+8=13.
Что если применить ту же логику, что и с предателями? Капитан четвертого отряда Унохана и восьмого Кьёраку строят заговоры на территории капитана тринадцатого отряда Укитаке? Им на троих столько лет, что за это время можно спланировать в сотни раз больше заговоров, чем Айзен. Бред какой-то. Но одно воспоминание упорно тянет за собой другое.
Ичимару постукивает своим длинным пальцем по кончику кириного носа.
– Ты слишком любопытный, Изуру. Или ты ревнуешь меня к Кучики?
– Не говорите глупостей, капитан.
– А ты их постарайся не делать. Я серьёзно, Изуру, не суйся к Кучики. Если тебе не даёт покоя твое неуёмное любопытство, взращивай в себе тринадцать добродетелей.
– Боюсь, капитан, на тринадцать добродетелей я не найду времени. И почему тринадцать?
Ичимару пожимает плечами.
– Хорошее число, ничем не хуже любого другого.
«Кучики… 13 отряд. Надо поговорить с Укитаке…»
"Изуру, ты бесчувственная скотина. Твой дружок пытается сделать тебе приятно, а ты думаешь о числах!"
«Заткнитесь, капитан Ичимару. Просто заткни...»
Воспоминания-бусы разлетелись осколками, дыхание сбилось. Кира ткнулся мокрым лбом в сложенные ладони, чувствуя, как Шухей гладит его по спине. Приятно. Маленький бонус. Ритуал-ласка. Можно расслабиться на минуту, вот только в бок упирается ворох одежды.
– Слезь с меня, неудобно сидишь.
Кира перекатывается на пол, садится и неторопливо одевается.
– Тебе сегодня не угодить, – жалуется Шухей. – Не так сижу, не так дышу...
Он встрепанный и смешной, как нахохлившийся воробей. Глаза слегка мутные и сонные. Его всегда после тянет в сон.
– Прости, – меньше всего это похоже на извинение. – Мне надо в тринадцатый, хочу поговорить с капитаном Укитаке.
– Не поздновато для визита? – Шухей в недоумении.
Оно понятно, вечер уже поздний, но всё-таки это ещё не ночь.
– В самый раз. Ложись, я ненадолго.
Кира завязывает пояс, когда Хисаги его окликает.
– Эй, если через пару часов не вернёшься, приду тебя спасать. Надеюсь, Сентаро с Кийоне ещё не успеют тебя прикопать под каким-нибудь очаровательным кустиком.
Тепло улыбаясь и кивая, Кира уходит в шунпо.
Что бы там ни было, хорошо, что прежде всего Хисаги остаётся его другом.
В казармах пятого отряда сегодня как-то особенно много народа. То ли из-за паршивой погоды, то ли просто так сложились обстоятельства и все разом решили набиться в одно помещение. Душно, даже несмотря на открытые окна и двери, через которые щедро заливает пол летний тёплый дождь. Казалось бы, для разговора слишком много вокруг ушей, но за гомоном голосов вокруг поди разбери тихие реплики соседей.
– У тебя с этим вашим лейтенантом что-то есть? – Хисаги последний месяц ходит задумчивый и поглядывает на Ичимару с неприязнью.
Кира не сразу понимает суть вопроса, а потом хмурится. Вот и что Шухей хочет услышать?
– Да нет. Не то, что все думают... – Хисаги смотрит странно. – Ничего такого, правда. Можешь сам его спросить.
Кира не может понять, в чём дело. Хисаги с неделю как лейтенант девятого отряда. Вероятно, до него дошли какие-то слухи, поэтому ведёт он себя странно, но… Не в характере Шухея реагировать на сплетни, он всегда может спросить напрямую, что ему до каких-то там слухов?
Кира пожимает плечами и продолжает заниматься порученным отчетом. Последнее время отчеты полностью на их с Хинамори совести.
Хисаги уже собирается уходить, но натыкается на Ичимару буквально в дверях. Кира без тени тревоги наблюдает, как два лейтенанта общаются, как беспечно и преувеличенно-радостно улыбается Ичимару. То, как Хисаги мрачнеет, Кира не замечает.
А вечером Хисаги не приходит. И всю следующую неделю тоже. И Ичимару куда-то пропал. Кира не беспокоится, понимает, что у лейтенантов всегда куча дел. Возможно даже какое-то совместное задание. Кира думает о том, чтобы уточнить у капитана Айзена, но так и не решается отвлекать его пустыми расспросами.
Только спустя две недели в доме Киры вдруг появляется лейтенант Ичимару. Никогда не заходил, не напрашивался, не проявлял интереса, а тут вот, пришёл.
– Добрый вечер, – Кира немного ошарашен визитом.
– Привет-привет. – Ичимару по-хозяйски обходит дом, заглядывает, чуть ли не в каждый угол, а потом привычным движением обнимает Киру. Вот только прикосновения на этот раз ощущаются совсем иначе чем обычно. У Киры перехватывает дыхание, и волоски на затылке встают дыбом. Что это? Зачем?
– Твой дружок так неподдельно расстроился, смотрю, совсем перестал к тебе бегать. – У Киры в голове каша из мыслей и сильных противоречивых чувств. – Такой смешной. Ревнивый... Я подумал, пусть хоть ревнует не на пустом месте, нэ?
У Киры резко проясняется в голове.
– Что... – голос не слушается, сипит. – Что вы ему наговорили?
– Ничего такого, чего про нас ещё не успели придумать, – веселится Ичимару.
Прикосновения уже настолько откровенные, что Кира вдруг понимает, что испытывает отвращение и непонятную брезгливость. Ему тошно, ему плохо и неправильно от происходящего. Одним быстрым движением он высвобождается из объятий. Перед глазами все плывёт и темнеет.
– Вон из моего дома. – Кира не узнает свой голос.
Ичимару склоняет голову на бок и приподнимает бровь.
– Изуру?
– Вон. – В голосе арктический холод.
Ичимару хмыкает, разворачивается и уходит.
На следующий день Кира переводится в четвёртый отряд. С повышением. Теперь он третий офицер. В голове у него звенящая пустота и полные глаза льда. Буквально за два дня до инцидента с Ичимару капитан Айзен намекал на возможность перевода, Кира хотел отказаться, но теперь согласился бы со злости на что угодно.
С переводом в четвёртый наваливается столько дел, что об Ичимару он не думает. О Хисаги тем более.
Хисаги сам появляется у Киры дома спустя два месяца. Предлагает отметить повышение, ведёт себя преувеличенно бодро и всячески делает вид, что ничего не произошло. Кира успешно подыгрывает, в конце концов, они друзья, мало ли какая вожжа попала под хвост Шухею, но теперь ведь всё как прежде.
Что случилось в тот вечер с Ичимару, Кира так и не знает. Это двойственное чувство, когда и хочется знать, и одновременно появляется стойкое отвращение к теме. Ненависть имеет гнилой и вяжущий сладковатый привкус. О том насколько пусто в душе без ставшего привычным чувства причастности к лейтенанту пятого отряда, Кира боится признаться даже себе.
Кира останавливается перед воротами тринадцатого отряда и стряхивает с себя воспоминания, как дорожную пыль.
Наивно было бы искать капитана Укитаке в штабе этого самого отряда. В отсутствие лейтенанта Кучики Рукии, вечерами возвращающейся в поместье к обществу любимого брата, приглядывать за капитаном остаётся неизменная парочка. По ним легко было обнаружить местоположение капитана Укитаке. Котетсу и Котсубаки, не скрываясь, торчали возле Угендо. Небольшой домик на озере приветливо светился окнами.
– Кира? Ты зачем тут так поздно? – Сентаро, как обычно, был более чем прямолинеен.
– Мне необходимо поговорить с капитаном.
– А... Он занят.
– Я подожду.
– Он надолго занят, – Котетсу-младшая заступила дорогу с таким видом, будто готова вот-вот наброситься.
Иногда казалось, что эти двое - родственники. Возможно, так и было. Какие-нибудь очень дальние, но неуловимо похожие.
Кира невозмутимо смотрел сквозь неё. Свет в окне домика мигнул.
– Сентаро, Кийоне, что-то случилось? – голос капитана Укитаке разнёсся над озером.
– Да! Нет! Тут Кира пришёл! Уже уходит! – перекрикивая друг друга, заорали подчинённые вразнобой. Кира поморщился, для него звуки, издаваемые двумя третьими офицерами тринадцатого отряда, были чрезмерно громкими.
– Хорошо, пусть проходит.
Поразительно, сколько выдержки требовалось капитану Укитаке, чтобы терпеть эту назойливую парочку так долго. Ни капли раздражения или неудовольствия не проскользнуло в его голосе.
На Киру посмотрели, как на врага народа, и проводили убийственно тяжёлыми взглядами.
Идя по настилу над водой, Кира засомневался, стоило ли действительно приходить так поздно и тревожить покой не очень здорового капитана? Сомнения развеялись, как только радушный хозяин пропустил его внутрь.
В домике было, мягко говоря, тесновато.
– Добрый вечер, капитан Кьёраку, капитан Унохана, капитан Укитаке, – Кира поклонился всем по очереди. – Прошу простить за беспокойство.
А формула-то, похоже, до сих пор актуальна. Удачно он зашёл, ничего не скажешь. Сколько лет они вот так собираются и что при этом обсуждают? Явно не погоду.
– Ну, что ты, Кира, проходи, садись, – капитан Кьёраку распоряжался, как у себя дома. – Выпьешь что-нибудь?
Кира оценил набор напитков на крохотном чайном столике и покачал головой. Чай он не хотел, а на что-то более крепкое в присутствии трёх капитанов у него не хватало наглости.
– Что-то важное? Тебе нужна помощь? – капитан Укитаке само участие. Может быть, стоило прийти в другой раз и поговорить только с ним одним?
– Не уверен, что вопрос актуален, но ... Что вам известно об участии капитана Кучики в предательстве Готея-13?
Кира не хотел говорить так прямо и безапелляционно, но вопрос будто сам сорвался с языка.
Три капитана замерли. Застыли ледяными изваяниями. Даже воздух в тесном пространстве домика, казалось, стал холоднее на пару градусов.
– Кира, почему ты решил, что Бьякуя... То есть капитан Кучики замешан в той истории? – судя по голосу, Укитаке был удивлён, но в глазах было подозрительное беспокойство и задумчивость. Из разряда «убрать свидетеля сейчас или пусть ещё поживёт пару часов».
– Может быть потому, что я не верю в совпадения.
Кира глубоко вдохнул, оценил косой взгляд капитана Уноханы, кривую ухмылку капитана Кьёраку и начал излагать.
Совпадений, казалось бы, случайных и косвенных, набиралось немного, но... Начать с того, что все участники происшествия со странными пустыми, в котором Кира принимал непосредственное участие, стали лейтенантами. Все четверо. Причем довольно быстро. Трое – у будущих предателей, только Абарай позже всех и вовсе, казалось бы, у не связанного ни с кем Кучики... Но именно после назначения Ренджи лейтенантом в шестой отряд началась та пакостная и тёмная история с Хогиоку. Кроме того, во время битвы над Каракурой капитана Кучики отослали подальше, аж в Уэко Мундо. Или он сам вызвался, чтобы не сталкиваться с Айзеном? Возможно… И откуда-то руководство Готея узнало, что Айзен готов атаковать город раньше. Отдельного упоминания стоил тот факт, что Ичимару и Кучики стали капитанами одновременно, и до этого и после назначения они были достаточно дружны, лишь перед самым предательством разругавшись, будто нарочно. А ещё было упорное нежелание Кучики Бьякуи хоть как-то отсрочить или отменить казнь сестры. Да, приёмной, да, это же Кучики, и их порой не поймёшь, но после всех выходок главы крупнейшего в сейрейтее клана, разве только Кире кажется подобное поведение довольно странным? По отдельности факты не привлекали к себе внимания, но стоило собрать их вместе...
– Постой, Кира, а почему ты так уверен, что Ичимару и Кучики были давно и хорошо дружны? Они общались, конечно, но насчет дружбы это ты погорячился… – капитан Кьёраку поскрёб свою вечнодвухнедельную щетину.
– Потому что, начиная с поступления в пятый отряд и до их размолвки, закончившейся предательством, я регулярно читал, переводил или расшифровывал для Ичимару книги и свитки из личной библиотеки дома Кучики. Обсуждал этикет и особенности ведения разговоров. Иногда консультировал, что и как нужно говорить или воспринимать.
Второй раз в домике на озере повисла гнетущая тишина. Капитан Унохана придвинула к Кире чашку с чаем. Благодарно кивнув, Кира заметил, как капитаны многозначительно переглядывались, будто делились мыслями. Кире показалось, что все совпадения, о которых он говорил троице старейших капитанов, были им хорошо известны, учтены и взвешены задолго до его появления, единственное, что им не было известно, это осведомленность самого Киры и пристрастие Ичимару к чтению кучиковских архивов.
За почти семь лет, проведённых в пятом отряде, Кира познакомился, кажется, с половиной библиотеки Кучики. От откровенно порнографичных свитков аналога человеческой камасутры до невыносимо скучных и непонятных записей деяний древних воинов. Написал полтонны отчётов, натренировал кучу полезных в бою и жизни навыков, и стальные нервы в придачу. Бесчисленное количество раз покрывал отлучки неугомонного лейтенанта.
А ещё он довольно близко и хорошо узнал Ичимару, с его ужасным непредсказуемым характером, отвратительной манерой общения и зашкаливающей сильной притягательностью, которая имела на Киру странное действие.
До смешного, между ними за эти почти семь лет так и не было близости, хотя они регулярно засыпали и просыпались в одной постели. Кира ел с чужих рук, млел от осторожных поглаживаний, грелся в холода, говорил первое, что приходило в голову, и без тени смущения обсуждал личную жизнь. Свою ли, чужую… Но только наедине. Лейтенант Ичимару был ненормально уютным. Кира не переставал удивляться как такой угловатый, костлявый и с виду колючий Ичимару вдруг оказывался гибким, удобным, мягким и ненавязчивым. В его уверенные совершенно нейтральные объятия было приятно кутаться. А сдержанные без подтекстов или намеков ласки усыпляли в считанные минуты. С ним было спокойно. И этим редким спокойствием окупался весь прочий дискомфорт от экстремального общения.
При посторонних же Кира чувствовал себя иначе. Он смущался, краснел и выглядел даже на свой взгляд полным идиотом. Рядом с Ичимару все благоприобретённые свойства и навыки Киры рассыпались прахом. Одного жеста, взгляда, намёка хватало, чтобы Кира в секунду превратился из взрослого бойца, офицера с железным самообладанием и несгибаемой волей, в восторженного юнца. Когда Ичимару не было рядом, Кира ловил сочувствующие взгляды окружающих и ненавидел себя за слабохарактерность, а Ичимару за снисходительность, с которой тот принимал обожание. Это больно било по самолюбию из раза в раз, но ничего сделать с этим было решительно невозможно. Кира пытался неоднократно. Если на расстоянии хотя бы в пару метров он ещё был способен побороться за право не потерять лицо, то стоило Ичимару притянуть его к себе, и всё, прощай здравый смысл, здравствуй неконтролируемое чувство принадлежности. Будто Кира вещь. Даже не так. Часть самого Ичимару.
Глупая ассоциация. Недостойное поведение. Полный провал по всем фронтам.
Иногда Кире казалось, что их отношения похожи на замысловатую игру, где он должен угадать, что думает, подразумевает или ждёт от него Ичимару. Это раздражало. Но зато всегда после невероятных усилий, маленьких побед и заставляющих чувствовать себя глупым ребёнком поражений, наступала полоса спокойного молчаливого взаимопонимания наедине. И это было ценно.
А ещё Ичимару обладал свойством, которое иначе чем «врождённым аристократизмом» Кира назвать не мог. В него самого правила и схемы поведения вдалбливали годами, Ичимару же ловил всё на лету, понимал порой просто интуитивно и… Нарочно высмеивал, выворачивал наизнанку и превращал в фарс. Ичимару умел быть учтивым, правильно и красиво выражать свои мысли, но в конце благопристойной беседы неизменно вворачивал одну-две фразы, полностью разрушающие всё очарование разговора.
Он умел красиво и подчеркнуто аккуратно писать, явно копируя манеру капитана Айзена, но почему-то предпочитал чёркать небрежно и размашисто, превращая написанное в шифровку с художественными пятнами туши на полях. В истинном значении недомолвок, полунамёков и скользких фраз, преследующих зажатый рамками приличий мирок аристократии, Ичимару разбирался с лёгкостью и непринуждённостью, достойной главы клана Кучики. Интриги, лицемерие, вежливая язвительность - это была его естественная среда. И тут даже искажать ничего не нужно было. Почему, откуда брались эти умения, Кира не знал, теряясь в догадках, а Ичимару на все его вопросы виртуозно уходил от темы, охотно шутил, и этим всё больше уверял Киру в неоспоримой гениальности начальства.
Из омута воспоминаний Киру выдернул голос капитана тринадцатого отряда.
– Может быть, ты вспомнишь, что именно брал почитать Ичимару? – Укитаке, кажется, был раздосадован.
– Ничего запрещённого, – спустя полминуты ответил Кира. – Могу написать приблизительный список.
– Если тебе не трудно, – Укитаке выложил на стол лист бумаги и принадлежности для письма.
– Почему же ты только сейчас пришёл с этими догадками и почему сюда? – Кьёраку крутил в руках чашку с недопитым вином.
– Предлагаете подойти с этим вопросом напрямую к капитану Кучики? Или может быть обратиться во второй отряд? – Кира не хотел дерзить, вышло само, и он прикусил язык, чтобы не наговорить ещё что-нибудь лишнего. Память услужливо переключилась на названия и содержание документов, книг и свитков с пометкой великого клана, что за долгие годы прошли через его руки. Кира методично записывал мелким почерком всё подряд. Список обещал выйти за пределы одного листа, и капитан Укитаке подсунул ему ещё парочку.
– Ну что ты, зачем же так сразу... не обижайся, Кира. Просто столько времени прошло с тех пор.
– Чуть меньше двух лет. Не так уж и много. Отвечать на вопросы отдела дознания во втором отряде мне больше не хочется, как и испытывать на себе выдержку капитана Кучики. Всем известно, что капитан Укитаке когда-то был наставником у нынешнего главы клана и, возможно, он знает о Кучики больше чем кто-либо ещё. – Лучше бы он продолжал молчать.
– Боюсь тебя огорчить, Кира, но, похоже, у твоего бывшего капитана отношения с Бьякуей были куда более тёплые.
«Он не мой...» – хотелось ответить по инерции, но Кира сдержался. В голове сдавленно хихикнули, и тут же капитан Унохана резковато посмотрела на Киру. По всей видимости, она среагировала на скачок фона реацу. Или Кира просто дёрнулся в тот момент и тем привлёк излишнее внимание. В любом случае, в присутствии трёх сильнейших капитанов Готея следовало лучше держать себя в руках.
Укитаке передал первый исписанный лист Кьёраку, тот лениво проглядел список и с коротким смешком подчеркнул ногтем несколько пунктов.
– Вот это бы и я не отказался прочесть на досуге.
Кире хватило мимолетного взгляда, чтобы понять какой тематики литература привлекла внимание капитана восьмого отряда.
– А я бы не отказалась от этого, – капитан Унохана выделила старинный трактат про искусство войны, которым капитан Ичимару мучил Киру почти полгода. Странный был выбор для медика.
– Хм, а это ему зачем? – Укитаке чуть смазал непросохшую тушь. Свитки древних преданий о неподчинении зампакто. Кира тоже тогда удивился, разве такое возможно? Если верить написанному, то случаи неповиновения бывали нечасто, где-то один раз из десяти-пятнадцати тысяч. Но всё-таки бывали. Что Ичимару искал в том плохо сохранившемся и несколько раз реставрируемом труде, непонятно, но Кира помнил, как внимательно бывший капитан заставлял вчитываться в пыльные, рассыпающиеся под пальцами страницы.
– Кажется, всё, – Кира закончил писать.
– Да уж, очень приблизительный список, – сарказм капитана Кьёраку сопровождался задумчивым изучением пяти исписанных Кирой листов.
– Как тебе, наверное, уже понятно, Кира, для меня твой вопрос стал неприятной неожиданностью. – Укитаке выглядел уставшим и печальным. У Киры внезапно проснулась совесть. – Но ты правильно сделал, что пришёл с этим ко мне. К нам. Я понимаю твоё беспокойство, Айзен все ещё жив и если у него остались союзники в Сейрейтее... Нет, я бы не хотел так думать, но проверить обязан. Без огласки. Уверен, всё совсем не так, как кажется на первый взгляд.
Кира застыл изваянием. Всё не так, как кажется. Конечно. С чего он взял, что Ичимару поссорился с Кучики не нарочно? Последние несколько лет до предательства Ичимару так основательно и целенаправленно изображал из себя «самого плохого парня Готея», что только слепой не догадался бы, что тут что-то нечисто. Правда тогда Кира легкомысленно считал, что Ичимару просто так развлекается, но мог бы уже тогда понять, капитан ничего не делал просто так. Это был намёк. Все должны были поверить в его предательство, все и поверили. Вот только Ичимару никогда не совершал слишком очевидных поступков. Кира уже тогда смог, пусть не сразу, но сообразить, что к чему. Поэтому лишь поначалу на эмоциях отнёсся к уходу капитана Ичимару остро, а потом понял – всё слишком очевидно, слишком явно, должно быть второе дно. А может быть и третье... Кучики был замешан. Не мог не быть.
– Знаешь, Кира, я бы попросил тебя больше ни с кем не говорить на эту тему. Особенно в контексте капитана Кучики, но, думаю, ты и сам понимаешь...
Кира понимал.
"Не вмешивайся, Изуру... Не твой уровень", – Ичимару в голове был обезоруживающе, до обидного, честен.
– У тебя нестабильный фон реацу, Кира, что-то не в порядке? – капитан Унохана цепким взглядом осматривала бывшего подчинённого.
– Последнее время чувствую себя... Не очень хорошо.
Кире хватило выдержки смотреть прямо в глаза Уноханы. Это было тяжело и вызывало тревогу. Что она заметила? Неужели он пропустил все-таки явный разлад в своей душе? Ему казалось, внешне фон выглядит, как и раньше.
– Зайди завтра с утра ко мне, – не приказ, но настойчивая рекомендация. Кира кивнул.
«Вот и выяснится заодно насколько моё «не очень хорошо» паршиво на самом деле».
"Ой-ей-ей, Изуру, надеюсь, ты не собираешься завтра подробно останавливаться на симптомах? Как бы тебя после в порыве милосердия не залечили до смерти."
Воспоминания резким всплеском бьют по поверхности сознания.
Спустя месяц после перевода из пятого отряда Кира думает, что более глубокие знания по лечению лишними не будут, и мысль кажется ему здравой. Хотя и страшно иногда до чёртиков. Четвёртый отряд недолюбливают, но для Киры это по большому счёту не проблема. Служить в четвёртом не престижно. Более чем, но и это его не тревожит.
Тревожит Киру невозможность порой переступить через свой страх полной беспомощности. Невольный восторг у него вызывают медики, умеющие не поддаваться панике, отличать важное от мелочей, действовать, несмотря ни на что... Ему непременно хочется уметь так же.
Кира прекрасно осознаёт свои слабости, а в четвёртом приходится от них отказаться поневоле. Лечебные техники даются легко и удаются на раз. Прилежное ученичество никогда не было Кире в тягость. А ещё в четвёртом очень мало шинигами с силовым зампакто, способных удержать некоторых особенно непослушных пациентов. Кира в этом плане просто находка. Конечно, капитан Унохана способна пригвоздить к земле одним только добрым взглядом и ласковым голосом, но она одна, а своевольных больных бывает много и далеко не все послушны и вежливы. Третий офицер четвёртого отряда Кира Изуру способен успокоить, урезонить или удержать почти кого угодно. У него невероятное терпение, тяжёлый взгляд мученика и хорошая память. Особенно на лица нарушителей порядка. Забияки из одиннадцатого, попадающие в четвёртый с завидной регулярностью, признающие исключительно силу, все как один под его опекой. Кира справляется. Не последнюю роль в этом играет тот факт, что у него в друзьях Абарай Ренджи – переведённый как и он из пятого на вакантное место четвёртого офицера одиннадцатого отряда. Дружба с Абараем прибавляет авторитета в определенных кругах. Сказал бы ему кто такое в академии, и Кира бы не поверил.
Капитан Унохана что-то сказала, но слов Кира разобрать не смог, в голове странно шумело.
– Кажется за тобой пришли, а, Кира? – капитан Кьёраку улыбался добродушно и пьяненько.
И тут Кира понял, что это не шум в голове, а отголосок присутствия Хисаги неподалёку.
«И что ему не спится», – раздражение погасло, еще не оформившись в полноценное чувство. Не здесь, не при капитанах.
"Ну как же, он ведь за тебя волнуется", – прозвучало как издевательство, вот только Кира, похоже, в очередной раз так и не понял, почему.
– Да, спасибо большое за беседу, всего доброго, – Кира, соблюдая правила приличия, откланялся.
– Заходи ещё, когда захочешь, – догнало в спину напутствие Укитаке.
«Непременно, как только будут доказательства».
"Скорее догадки, Изуру, ты ведь не считаешь капитанов дураками. Особенно Кучики".
«Хорошо, капитан Ичимару, пусть догадки».
– Ты чего так долго? – встрёпанный сонный Шухей, сдерживаемый совместными усилиями Сентаро и Кийоне, выглядел забавно. Кира улыбнулся и тут же напустил на себя строгий вид.
– Нужно было кое-что выяснить, идём, – и почти потащил Хисаги за собой, резко уходя в шунпо, пусть третьи офицеры думают, что это по работе Кира являлся к капитанам, на ночь глядя. А с Шухеем он дома разберётся. Если уж и выяснять причины его непонятного проснувшегося беспокойства, то без свидетелей.
Останавливаясь у своего дома, Кира с неудовольствием отметил, что Хисаги, уходя, даже дверь не потрудился закрыть. И теперь в комнатах было довольно свежо, если не сказать откровенно холодно. Почувствовав за собой вину, Хисаги принялся оправдываться.
– Я проснулся, а тебя всё нет и... Вдруг что-нибудь случилось?
Сказанное не выдерживало никакой критики, Кира устало потер глаза.
"Кинулся тебя искать, забыв обо всём... Скажи спасибо, не вломился в Угендо, потрясая шикаем".
«Помолчите, капитан Ичимару, ваши шуточки...»
"А кто сказал, что я шучу?"
– Давай спать, – примирительно вздохнул Кира, перестилая постель.
Укладываться пришлось вместе, чтобы было теплее. Кира не любил засыпать рядом с кем-то. На заданиях ли в Руконгае или в мире живых, дома ли с Хисаги. Неудобно, непонятно, куда девать руки-ноги, да и чужие конечности были неприятно твёрдыми, острыми и создавалось стойкое ощущение, что их становилось вдвое больше. Постороннее дыхание в затылок щекотало, раздражало и холодило кожу. Хисаги вообще имел дурацкую привычку ворочаться и вздыхать, норовил закинуть на Киру руку или ногу, а то и вовсе навалиться всем телом. Если прижимался близко, то с ним было жарко, если откатывался подальше, становилось холодно. Мучение. Единственный с кем таких проблем не возникало, был Ичимару. Вот у кого был талант совместного засыпания, в том числе и под одним одеялом. Просто мистика какая-то.
Кира подтянул колени и обхватил их руками, пытаясь абстрагироваться. Получалось плохо. Так он всю ночь может потратить на неудачные попытки заснуть, а завтра работа, обязанности и тяжёлая голова после бессонной ночи будет совсем некстати.
Хисаги отвернулся, прекратив пыхтеть над ухом, стало поспокойнее.
"Скучаешь?" – голос был тихий и чуть насмешливый.
«Скучаю», – признался Кира, уж с собой-то можно быть честным, и неожиданно для себя развернулся, в темноте рассматривая очертания растрёпанной прически Шухея. Придвинулся ближе, пытаясь воссоздать по памяти то, как обнимали когда-то его. Попробовал сам стать таким же текучим и ненавязчиво уютным. Хисаги напрягся, задержал дыхание.
– Ты чего? – почему-то шепотом спросил Шухей в темноту.
– Ничего, спи, – Кире стало смешно и легко, он фыркнул в плечо Хисаги, зевнул и отключился в одно мгновение.
***
Автор: [L]hime no mori[/L]
Бета: [J]Регис К. Ландегре[/J]
Иллюстратор: самоиллюстрирование
Персонажи/Пейринг: Хисаги Шухей/Кира Изуру, Ичимару Гин/Кира Изуру, Оторибаши Родзюро/Кира Изуру, Айзен Соуске/Хинамори Момо, Хирако Шинджи/Хинамори Момо. Прочие персонажи
Тип: джен, гет, слэш
Рейтинг: R
Жанр: драма, романс, бессовестный и беспощадный флафф, немного детектив
Размер: миди, 30 тыс. слов
Саммари: история взаимоотношений Киры, Ичимару, Айзена, Хинамори, Хирако и т.д. Фантазия на тему: кто они друг другу.
Примечания: фанфик написан на Bleach Mini Bang-2015
Предупреждения: АУ!канона, сильный ООС большинства персонажей, внимание!плагиат (некоторое количество идей заимствовано у разных авторов фандома), штампы, спойлеры манги. Ревнителям обоснуя, канона и матчасти лучше воздержаться от прочтения. Смерть персонажей. На слова, подчеркнутые в тексте, можно навести курсор, чтобы прочесть сноску сразу в всплывающем окне.
читать
В доме Киры светло и просторно. Пахнет талой водой, сухими листьями, деревом и теплом. Чай давно остыл. Хисаги что-то ворчит себе под нос, ковыряясь в бумажках, перебирает материалы для вестника, зевает, чешется, тянется к чаю, глотает его, холодный, как микстуру и, морщась, отставляет чашку подальше.
Кира тоже сидит с бумажками. Со своими. Личными. На клочке чёрной тушью нацарапано: 4+8=13. Линии размашистые с длинными стремительными хвостами-кометами. Характерный почерк. Глупая арифметика. Кира разматывает нитку памяти. Иногда эти нитки раскрываются в целые ожерелья.
Ичимару смеётся.
– Ты такой любопытный, мой Изуру.
– Я не ваш, капитан Ичимару. Я лейтенант третьего отряда.
– И правда, как я мог забыть, – его улыбка плавит мозги, и Кира чувствует, как в ответ сам глупо улыбается. – Ты у меня хорошо умеешь считать.
Непонятно, то ли это вопрос, то ли утверждение. Неважно. Кира кивает.
– Третьего. А три и пять равно девять.
Кира кивает и тут же спохватывается.
– Три и пять – это восемь.
– Нет же! Восемь и четыре – это тринадцать!
Ичимару снова смеётся.
Тогда Кира считал, дурачится. Сейчас он уверен, что говорили они вовсе не об арифметике.
Три и Пять. Капитаны третьего и пятого отрядов. Ичимару и Айзен встречались на территории капитана девятого отряда Тоусена. Слепой капитан, чувствительный к звукам и реацу. Для него построили здание в самом дальнем уголке девятого отряда. Очень удобно для встреч и обсуждений. Можно не один заговор спланировать.
– Вы неправильно считаете, капитан. Чтобы было девять, надо взять три и шесть.
Ичимару резко перестаёт смеяться, улыбка становится колючей.
– Нет-нет-нет, Изуру. Шесть очень гордая и очень важная цифра. Такая напыщенная. Надутая. Лучше возьмём другой пример.
Он выкидывает прежнюю бумажку и размашисто пишет на каком-то клочке «4+8=13».
– Подумай об этом как-нибудь при случае, Изуру.
Кира думает. Случай самый что ни на есть подходящий.
Прошел год после зимней войны, после назначения новых-старых капитанов.
«Три плюс пять по-прежнему девять», – как-то грустно замечает Кира.
Все просто, ясно и спокойно. Вот только не для лейтенанта третьего отряда. Что-то не так. Что-то тревожит. И как ни пытался он себя урезонить, что наконец-то все спокойно и хорошо – не получалось. Сидел внутри червячок сомнения и глодал, будь он неладен.
И чёрт бы с ними, с сомнениями, но хуже всего, что у Киры, по его собственному мнению, с головой творилась какая-то чертовщина.
Когда он это понял? Не так давно.
Шумиха по поводу назначения вайзардов давно улеглась, отряды привыкли, жизнь вошла в колею, и Кира все чаще покидал кабинет задолго до окончания рабочего дня.
Новый капитан его баловал и делал порой чудовищные поблажки, а Кира воспринимал их как должное.
Он заново обживал своё поместье, перетаскивал из опостылевшего кабинета несколько полезных вещей вроде запасного комплекта формы, посуды, взятой когда-то как раз из дома, и коробку...
Да-да, совсем недавно, перебирая накопившийся хлам в шкафу, он наткнулся на неё. Обычная средних размеров коробка, которую он забрал из кабинета капитана третьего отряда как раз перед приходом нового руководства. Принёс домой, поставил в шкаф и забыл.
Вот взял бы и выкинул. Из головы в том числе, но почему-то в этой голове сам собой окопался вопрос. Давний вопрос. Ещё с того раза, как всем озвучили официальную версию пленения Айзена. Зачем Ичимару так долго ждал возможности этого Айзена предать? Вот не верил Кира, что не было у пронырливого и дьявольски хитрого капитана Ичимару иной возможности напасть. Более удачной. Более выгодной. Надо хорошо знать Ичимару, чтобы понимать, что-то тут не так. Нечисто.
"Ох, Изуру, не в бровь, а в глаз".
«Капитан?»
Кира мотнул головой. Показалось. Надо бы наведаться в четвёртый отряд. Голоса в голове – это не к добру.
"Изуру, а ты у меня, оказывается, сентиментальный... Что в коробке?" – голос в голове застал врасплох. Нет, значит, не показалось.
«Не у вас, капитан Ичимару». Привычно исправил Кира, прислушиваясь к себе.
"И все такой же бука", – тянет гласные как Ичимару и тот же самый чудовищный акцент.
Кира в курсе, что посторонние голоса в голове – это точно не признак отменного здоровья. А этот конкретный голос особенно. Отложив на время все дела, Кира лёг на пол, на спину и закрыл глаза. Досчитал до десяти. Медленно. И постепенно от кончиков пальцев на ногах до мышц лица расслабил все тело. Вот ведь что говорится «повезло», все чинно сидят на медитации, а ему непременно надо лежать. Вдох-выдох, ощущение не то полёта, не то падения, и его встретил внутренний мир.
Шизофрению, прежде всего, следовало искать тут.
Кира был готов к чему угодно, но внутренний мир оказался цел и невредим. С виду точно. Бескрайняя чуть неровная поверхность из застывшей лавы. Огромный, отталкивающего вида, прикованный тяжёлыми цепями к одинокому каменному выступу-навесу монстр Вабиске, способный без малейшего усилия раздавить своего хозяина, но сейчас покорно склонивший голову. Он уперся бугристым лбом в землю и готов поклясться, что никого здесь не было с прошлого появления Киры. Странно было бы ему не верить.
Все небо, закрыв собой темноту, заняли две равновеликие сливающиеся звезды. Антрацитово-синяя и ярко-оранжевая. Там, где их поверхности соприкасались, рождались всполохи самых невероятных оттенков и форм. Кира смотрел в свой внутренний космос и думал о том, что раньше на этом месте горело северное сияние, а ещё раньше висело несколько огромных лун с широкими кольцами и все это двигалось и менялось, перетекало, словно вода в клепсидре и не было сил оторваться от этого зрелища.
Перестать смотреть вверх здесь, во внутреннем мире, всегда было самым сложным для Киры.
"Какой ужас, Изуру, эти твои звезды, они столкнутся, и будет чудовищный взрыв!"
Шизофрения, преследующая шинигами во внутреннем мире, это что-то новое.
«Я видел, как сталкиваются звезды, капитан Ичимару – ничего страшного».
"А зачем ты зверушку свою привязал? Может ему побегать хочется. А ты жестокий, Изуру, не ожидал от тебя".
«Видите ли, капитан Ичимару, я уже давно выяснил, что если вдруг стану сильно недоволен своим зампакто, тут все затопит кипящей лавой. А этот выступ единственное безопасное место».
"Страсти-то какие, Изуру. Ты в приступе гнева можешь убить собственный зампакто?"
«Нет. Вабиске не умрёт, но ему будет очень больно. Всем будет больно».
Кира, вернувшись во внешний мир сообщества душ, всерьёз намерен идти в четвёртый отряд. Такие симптомы не шутка.
"Ты так хочешь от меня окончательно избавиться, Изуру?" – голос наигранно жалобный, настолько реальный, что пробирает дрожь.
«Вы мертвы, капитан Ичимару, избавиться окончательней, чем уже есть, невозможно».
Кира невольно улыбнулся. Внутренний диалог забавлял. Прислушавшись к себе, он откладывает визит в четвертый отряд на следующий день. Потому что… Что? Он скучал? Да, пожалуй, так и было. Ему интересно? Не без этого. А может быть, потому что он уже давно сошел с ума и хранит в своем доме никому не нужный хлам. Хотя нет, для него это не хлам, а целая жизнь, океан воспоминаний, полный загадок и нерешённых головоломок. Кира верил, что там можно найти ответы и на вопрос, почему капитан ушел за Айзеном, и про истинную роль Хогиоку. Пусть не явные ответы, пусть намеки.
"Любишь трудные задачки, Изуру? Игра слов, игра смыслов, лабиринты чужой логики... Ненавижу лабиринты, особенно зеркальные. Непривлекательное зрелище".
«Вы так считаете, капитан Ичимару? Или просто пытаетесь запутать, как всегда».
Кира тогда решил, что голос в голове не так уж и страшно, главное следовало быть поспокойнее, не привлекать внимания. Хотя, с чего бы ему беспокоиться? И откуда лезут настойчиво эти странные мысли по поводу капитана Ичимару, Айзена, Хогиоку, и всей этой подозрительной истории. Да и при чём здесь он, Кира?
Может и ни при чём, просто внутреннее чувство логики буквально кричало: смотри, это ведь не может быть просто так!
Когда это началось?
Когда Хисаги начал писать о новых капитанах статью? И Кире просто резануло глаз несколько странных фактов? Когда они за уточнением деталей пошли в мир живых к Урахаре Киске, и тот с преувеличенной радостью им все рассказал, вот только у Киры сложилось стойкое ощущение, что рассказали им совсем не то, не так, и скрыли куда больше. Много больше...
– Да что ты в самом деле? Кому сейчас нужно что-то скрывать? – Хисаги подбивал материал по капитанам и недоумевал, от чего приятель Кира дёргается по пустякам.
«Действительно. Кому это нужно?»
Или всё дело было в том, что Кира начал задаваться вопросами сразу после предательства прежних капитанов. Начал, да так и не развил свою мысль, не до того было.
Зато сейчас времени было полно, страсти поутихли, а вопросы остались. И очень маловероятно, что только он один заметил странности в этой истории.
"А может быть всем просто наплевать, а, Изуру?"
«Может быть, вот заодно и узнаю».
Он уже всё для себя решил.
С чего бы начать... С главной странности. Точно, он начнёт распутывать этот клубок с капитана Ичимару, светлая ему память, чтоб его черти побрали.
"Ай-яй, Изуру, как нехорошо…"
Да, именно тогда он перебирал вещи в коробке и наткнулся на бумагу об окончании академии шинигами. Причем свою. Неведомо как туда попавшую.
Выпуск из академии – то ещё событие. Киру и Абарая распределили в пятый отряд. Момо в слезах, заперлась у себя, у неё престижное распределение в кидо корпус, завтра её торжественно проводят в отряд, а она ревёт. Бедняжка. Она больше них двоих мечтала попасть под командование Айзена.
Лейтенант пятого отряда с улыбочкой, от которой на душе становится пакостно и мерзко, рассматривает их с Абараем бумаги. В офисе пятого отряда тихо и чисто. Капитана нет на месте. Трое простых рядовых неторопливо, но усердно метут площадку перед зданием штаба. Их видно через окно. Было бы видно и получше, если бы не силуэт лейтенанта Ичимару, подсвеченный утренним солнцем и будто искрящийся в его лучах.
Кира хмурится, ему жаль Момо и неуютно в незнакомой, хотя и опрятной на придирчивый взгляд аккуратиста и вчерашнего выпускника, обстановке. Сейчас он бы с радостью уступил ей своё место...
– Кира Изуру... – тянет гласные лейтенант Ичимару, будто тянет жилы. – Ты чем-то недоволен?
Бумаги новичков неаккуратно смяты в левой руке. От лейтенанта Ичимару они не дождались ни официального приветствия, ни следования привычному этикету.
От такого вопиющего пренебрежения традициям, от невежливого тыкания Кира на миг столбенеет, но к нему обратились, нужно что-то отвечать.
Улыбка лейтенанта Ичимару не обещает ничего хорошего вне зависимости от ответа, но Кира вдруг рискует.
– К вам в отряд хотела поступить наша подруга, а её направляют в корпус кидо... Я подумал, может быть пока ещё возможно...
– Что ты там мямлишь, я не могу разобрать. – У Ичимару отвратительный акцент и он произносит слова то быстро и слитно, не поймешь сразу что сказал, то тянет как сладкую конфету долго и раздражающе, так и хочется договорить фразу за него.
– У неё мечта – попасть в отряд к капитану Айзену. Если бы Вы могли бы помочь...
– Стоп. Помолчи. – Лейтенант Ичимару рассматривает Киру сквозь прищур так пристально, что мышцы лица сводит судорогой. – Предлагаешь мне подпортить кровь кидошникам, цветочек?
Какая фамильярность, хочется ответить что-то неприятное, несмотря на воспитание, субординацию и здравый смысл. И Кира совсем не это имел в виду, он хочет сказать холодно «нет», но почему-то кивает. Абарай смотрит на друга расширившимися от ужаса глазами, а лейтенант Ичимару меняет десяток улыбок за пару секунд и останавливается на заинтересованной.
Кира не хочет знать, почему он настолько хорошо чувствует чужое настроение, но уверен: от прежнего раздражённого недовольства Ичимару нет и следа.
– А это интересно... Но что мне за это будет?
– А что вы хотите? – а ещё Кире совершенно не хочется задумываться о том, что у него чувство, будто он знает лейтенанта Ичимару всю жизнь. И даже чуть больше.
Момо счастлива и почти прыгает до потолка. Кира запретил Абараю рассказывать причину, по которой её отказ и желание служить в обычном отряде вдруг приняли во внимание. Ренджи смотрит на него странно и разве что у виска пальцем не крутит, но обещает молчать. Предвзятое отношение Абарая можно понять. У лейтенанта Ичимару такая репутация, что впору зарываться под землю при его приближении, а Кира сторговался с ним на непонятное «будешь мне должен». Впрочем, сам Кира спокоен, он почему-то уверен, что лейтенант Ичимару не потребует от него ничего ужасного.
За своим долгом лейтенант приходит спустя пару месяцев.
– Изуру, помнишь?
– Помню, – отзывается Кира, поклонившись на прощание друзьям и соратникам. Он легко идёт за Ичимару.
– Совсем не боишься?
– А должен?
– Хм...
Лейтенант Ичимару сложный, тяжёлый в общении, непредсказуемый и стремительный. Его обожают. Его ненавидят. Нет никого, кто был бы к нему равнодушен. У Киры пока нет причин его обожать или ненавидеть, он всего лишь благодарен за помощь с проблемой Момо. Пока что всё настолько прозрачно, насколько возможно, вот только он каким-то шестым чувством ощущает нетерпение или даже предвкушение со стороны Ичимару.
– Ты ведь из знати, да?
«А ты из руконгайских бродяг и что?» – хочется ответить Кире. За десять лет в обществе друга Ренджи он изрядно нахватался дурных манер.
– Моя семья занимала не слишком высокое положение, – хотя внешне Кира отвечает более чем прилично, считая, что не стоит терять лицо даже в глазах руконгайца.
– Занимала? – Ичимару внимателен.
– Родители умерли. Давно. Я остался один.
– Для семьи маловато, согласен, – ни соболезнования, ни сожаления. Никакого воспитания. Киру восхищает столь открытое пренебрежение формальностями. Кира благодарен, что его в кои веки не жалеют. И вот он уже потихоньку вливается в поток фанатов лейтенанта Ичимару.
– С кланом Кучики знаком?
Кира в недоумении.
– Наслышан, – осторожно отвечает он.
– Древнюю письменность прочтёшь? – Ичимару разве что не приплясывает от нетерпения и ожидания.
– Смотря что, – ещё больше осторожничает Кира.
– Придётся постараться, – широко улыбаются ему в лицо.
Спустя трое суток расшифровки особо редкого старого свитка дома Кучики, Кира ненавидит лейтенанта Ичимару.
Слог повествования сух и витиеват. Смысл из этого набора слов выцарапывается с трудом. Китайских иероглифов слишком много, и почти нет привычных знакомых японских. Что-то о неповиновении оружия и подчинении, о могуществе божества, о несчастном божестве... Сказки, предания… Так сразу и не поймёшь. А ещё тот, кто это писал, был феерически косноязычен. Кира готов всё бросить и просить лейтенанта исполнить долг в другой раз, другим способом, но Ичимару на удивление доволен результатом, быстро пробегает глазами расшифрованное, тянет «какой молодец» и ласково треплет макушку. Кире не нравилось, когда его трогали посторонние. До сих пор, по крайней мере, не нравилось. Он уходит от этого прикосновения и ловит понимающую усмешку. На обдумывание, к чему бы это, нет сил, единственное, что Кире сейчас хочется, – это вытряхнуть из головы монстроподобные конструкции иероглифов и вернуться в отряд для того чтобы как следует поспать. Ичимару не возражает, только намекает, чтобы Изуру не распространялся о том, чем был занят.
– А что это за предания? – спрашивает Кира без задней мысли. Просто странно с чего бы вдруг Ичимару понадобились древние сказки.
– Какой ты любопытный, Изуру, – лейтенант касается пальцем кончика носа Киры. – Не забивай себе голову.
Прикосновение к своему лицу нестерпимо хочется стереть.
На вопросы Ренджи и Момо приходится врать, что его заставили читать вслух устав. Пятьдесят раз. Кажется, теперь лейтенанта Ичимару ненавидят ещё двое шинигами.
– Ты зачем глупости болтаешь обо мне? – Ичимару подстерегает его возле полигона после тренировки.
– Надо же было что-то им говорить... – Кира отчего-то сразу понимает, о чём речь.
– А ничего умнее придумать не смог, – Ичимару недоволен. – Что ж, теперь придётся оправдывать репутацию. Пойдём.
И Кира снова идёт следом, всем нутром ощущая глухое раздражение лейтенанта Ичимару. Почему стоит к нему приблизиться, кажется, что он его чувствует как... себя.
– Все ещё не боишься? – звучит как угроза.
– Только если вы всерьёз решили меня убить?
Лейтенант Ичимару резко разворачивается и Кира почти впечатывается в него.
– Думаешь очень умный? Считаешь, что можешь дерзить, отвечать вопросом на вопрос?
Кира чувствует накатывающую ледяную ярость. Чужую, сильную, опасную.
– Вот теперь боюсь, – шепчет он искренне. – Простите, лейтенант Ичимару, этого больше не повторится.
Кира кланяется, а когда выпрямляется, опасности уже нет. Есть Ичимару с приклеенной неестественной улыбкой очень усталого человека, которому предстоит очень нудное и неблагодарное занятие.
– Устав помнишь?
– Да.
Кира действительно помнит устав. Весь. Постранично. И цитирует его всё то время, пока лейтенант Ичимару гоняет его деревянной палкой по полигону под видом тренировки, которая больше похожа на изощрённую пытку, а не на спарринг. Устав вроде бы небольшой, но к концу повторного пересказа Кира начинает регулярно пропускать по три удара подряд, и пытку прекращают.
– Средненько, но не безнадёжно, – выносит вердикт Ичимару и добавляет: – Буду тебя тренировать, пока не перескажешь мне устав пятьдесят раз.
Кривая улыбка – последнее, что помнит Кира о том бесконечно долгом дне.
На следующий день от Момо он узнаёт, что слух о чтении устава дошёл до капитана Айзена и тот строго спросил со своего лейтенанта за такую выходку. Кира чувствует себя полным идиотом.
– Изуру.
– Да.
Кира неохотно плетётся на очередной сеанс пытки. Вот только ведёт его лейтенант Ичимару не на полигон.
– Удивлён?
– Удивлён, – вторит Кира. – Осталось ещё пятнадцать.
– Прощаю, – Ичимару лучится радостью и благожелательностью. – Но взамен ты мне снова кое-что должен.
Кира гадает, что его ждёт и тем неожиданнее оказывается задание. Написать стих для девушки? В подарок? Извинение, которое не будет выглядеть как извинение. Он что, издевается?
– Но я её совсем не знаю, – пытается объяснить Кира. – О чём писать?
– Какая разница, – беззлобно ворчит Ичимару. – О чём хочешь, чтобы только красиво было. Ты умеешь, я видел твои публикации в «Сейретейском вестнике». Или ты не в курсе, что нравится девушкам?
Кира выдыхает. Вестник, ну конечно же. Это вам не древняя нудятина, лейтенант в состоянии осилить такое сам.
Кира задумчиво чешет переносицу кончиком кисточки и ловит на себе очень странный взгляд Ичимару. Придётся выдумывать. Думается, к слову, из рук вон плохо.
После трёх десятков отвергнутых вариантов, наконец, один оказывается удостоен внимания и принимается как окончательный. Кира вздыхает с облегчением.
– Только не ляпни опять какой-нибудь ерунды о том, что тут делал, – предупреждает лейтенант Ичимару.
– Тогда вы придумайте сами, что мне говорить. Чтобы уж наверняка. – предлагает Кира.
– И девушки у тебя нет, и врать ты не умеешь. Беда.
Кира молчит и на провокацию не поддаётся. В том, что это именно провокация, он почему-то не сомневается.
После смерти родителей Кира не жаждет с кем-либо сближаться. Ему достаточно службы, друзей и редкого, но насыщенного общества лейтенанта, а дома он предпочитает побыть один. Ну, с некоторых пор компанию ему иногда составляет Хисаги.
К слову, о Шухее.
Хисаги порой был той ещё головной болью. Как он оказался в доме Киры? Очень просто.
После инцидента с пустыми и до самого выпуска Киры из академии они почти не сталкивались. Но после распределения и попадания Киры в пятый отряд, Хисаги уже был четвертым офицером в девятом и носился с вестником, а Кира писал стихи, немного прозу, немного разбирался во всём подряд, и в целом, как оказалось, был более грамотным. Самое то на должность корректора, соавтора и просто толкового помощника. Кира сам привёл Шухея в своё скромное поместье. Хисаги тогда по деловому огляделся, заметил, что в отличие от помещения редакции, которая как проходной двор для всех желающих, у Киры тихо, никто не мешает и как-то само собой получалось, что лучшего места для спокойной работы над текстами им не найти. Кира не возражал. Для него это был лишний повод бывать дома и держать поместье в порядке.
Как Шухей оказался в постели Киры? Так же просто.
Непроходящая любовь к прекрасной и недоступной Матсумото Рангику распирала друга как минимум раз в два месяца. В один из таких приступов Хисаги расценил дружеское похлопывание по плечу как-то иначе, чем обычно. А Кира не стал его расстраивать ещё больше, посчитав случившееся недоразумением разового характера. Когда недоразумения переросли с стойкую тенденцию, Кира однажды поинтересовался, почему при столь явной любви к Матсумото Рангику в постель тащат его, а не какую-нибудь милую девушку?
– Если я буду спать с девушкой, значит я буду ей изменять. – трагично произнёс Хисаги. – Но ты же не девушка?
– Нет, – открестился Кира и целую минуту пытался постичь логику влюблённого, а потом решил, что не имеет ни малейшего желания разбираться с тараканами в чужой голове, свои не кормлены.
Более того, что-то похожее Кира слышал и от Ренджи, когда тот серьёзно и надолго разошёлся со своей подругой Рукией. Тогда Кира окончательно понял для себя, что видимо все руконгайцы немного ненормальные.
С Шухеем было просто, спокойно и удобно. Можно было неделями встречаться исключительно по делам, но рано или поздно он, как бумеранг, возвращался к Кире. Классические признаки возвращения были из раза в раз одни и те же. Сначала Хисаги угрюмо пил чай, потом доставал что-то покрепче, далее шло бурное обсуждение его несостоявшейся любви, ну а затем без тени вины или сомнения он тащил Киру в постель. Ренджи на осторожные вопросы Киры, что делать и когда это закончится, неприлично громко ржал и называл их отношения дружеской идиллией.
Впрочем, всерьёз прогонять Хисаги почему-то никогда не хотелось.
Сегодняшний вечер не был исключением из установившихся годами правил. Медитацию Киры на клочок бумаги прервало сопение Шухея. Он обнимал со спины и щекотно дышал куда-то за ухо. Воспоминания прошлого растворялись утренним туманом.
– Ты в курсе, что тебя все до сих пор считают помешанным на Ичимару?
Узнал почерк, надо же.
– Если думаешь, что я собираюсь оправдываться, то зря. Действительно помешан. Даже не отрицаю.
Мысли, воспоминания упорно цеплялись друг за друга и отпускать Киру не собирались.
– Может, уже забудешь хотя бы ненадолго своего предателя.
Хисаги развязывал на нем пояс, но это не мешало, да и бумажка уже была не нужна.
– Он не мой, – привычно-бесстрастно уточнил Кира и поморщился. – Не знаю, что ты ел на ужин, но вонь ужасная. Дыши, пожалуйста, в другую сторону.
Шухей недовольно фыркнул и подмял Киру под себя.
Невольно Кира припомнил, что от Ичимару всегда хорошо пахло. И неважно, был ли это чистый сладковатый запах свежести после недавнего мытья, или пряный резкий аромат его тела после долгой тренировки, похожий на горькую соль с лёгкой кислинкой, - странное, но приятное сочетание.
Иногда от капитана пахло его женщиной. Матсумото Рангику пользовалась разными духами, но основу составлял всегда именно её собственный запах. Тоже приятный. Тёплый, мягкий, с нотами молока и сахара. С некоторых пор капитан приносил с собой холодный запах песка, пыли и крови. Нет, Кира никогда не принюхивался специально, но память зачем-то услужливо подбрасывала ему эти ненужные подробности.
Память – великий рандом. Вот он подумал о Матсумото и перед глазами замелькали тени прошлого.
Тогда он пришёл извиняться, кажется. Да, просто извиняться.
Это было немного после торжественного вознесения предателей капитанов в Уэко Мундо, после истеричных разборок, кто прав, а кто виноват, суматохи, громких обвинений и спорных выводов. После возвращения риока обратно в мир живых. После всего того, что Кире и вспоминать-то не очень хочется.
– А, Кира, проходи! Выпьешь? – лейтенант десятого отряда Матсумото Рангику улыбалась немного грустно, немного загадочно и в большей степени обречённо. Не натренируйся Кира в чтении оттенков эмоций вечной ичимаровской улыбки, то принял бы такое приветствие за радушие.
– Да, спасибо.
О том, что лейтенант Матсумото – женщина непростая, он догадывался хотя бы по одному факту долгой дружбы с Ичимару. Она казалась беспечной, простоватый и доступной. На самом же деле Кира со временем обнаружил чудовищную проницательность, невероятную силу воли, изворотливость и ту особенную мудрость, которая позволяет ей выглядеть легкомысленной дурочкой.
Зачем он начал таскаться к ней в компани Хисаги и напиваться, Кира точно сказать не мог. Наверное, чтобы не думать. Забыть, забыться, вот только вычеркнуть больше половины собственной жизни как-то не получалось. Вопросы лезли сами собой, и один он всё-таки не удержался, задал.
– Вы знаете, почему. – Даже не вопрос, утверждение. Он не договорил, и так было понятно, о чем и о ком речь.
И Кира не был до конца уверен, но интуиция подсказывала, эта женщина знала куда больше, чем хотела показать. Кроме того, к счастью, на него не действовали её женские чары.
– Не лезь в это, – был весь ответ. Прозвучало так знакомо, те же слова, те же интонации, что сбилось дыхание. – Лучше ещё выпьем. Кампай.
Чары не действовали, зато действовал алкоголь.
И они пили ещё и ещё. До самой зимней войны Кира не хотел ни о чем думать, ничего ни помнить, ни знать. Матсумото Рангику отлично ему в этом помогла.
Вот только в битве над Каракурой, когда Кира вместо того чтобы убивать врагов, лечил Матсумото и Хинамори, память догнала его и накрыла с головой. У памяти была такая знакомая реацу, тонкими лентами вьющаяся вокруг, с любопытством касающаяся кожи, вызывающая мурашки по всему телу, и силуэт капитана-предателя далеко вверху. Кира мог поклясться, что смотрящий куда-то в сторону Ичимару тем не менее следит за ними.
Вслед за памятью вернулись и вопросы, главным из которых был: «Что вы задумали?». Кира уже готов был оставить раненых девушек, добраться до Ичимару и если не поговорить, то хотя бы задать один вопрос, самый-самый. Внезапно бывший капитан третьего отряда повернулся на мгновение, посмотрел прямо на них, таких маленьких и жалких внизу на земле, и аккуратно погладил кончик своего носа¹. До ненормального знакомый жест, будто не было долгих месяцев по разные стороны баррикад.
«Это моё дело» «Не лезь в это, Изуру» «Не вмешивайся» «Тебя это не должно касаться» приказы, пожелания, просьбы – всё в кучу.
Как это похоже на Ичимару.
А вот теперь перед внутренним взором Киры 4+8=13.
Что если применить ту же логику, что и с предателями? Капитан четвертого отряда Унохана и восьмого Кьёраку строят заговоры на территории капитана тринадцатого отряда Укитаке? Им на троих столько лет, что за это время можно спланировать в сотни раз больше заговоров, чем Айзен. Бред какой-то. Но одно воспоминание упорно тянет за собой другое.
Ичимару постукивает своим длинным пальцем по кончику кириного носа.
– Ты слишком любопытный, Изуру. Или ты ревнуешь меня к Кучики?
– Не говорите глупостей, капитан.
– А ты их постарайся не делать. Я серьёзно, Изуру, не суйся к Кучики. Если тебе не даёт покоя твое неуёмное любопытство, взращивай в себе тринадцать добродетелей.
– Боюсь, капитан, на тринадцать добродетелей я не найду времени. И почему тринадцать?
Ичимару пожимает плечами.
– Хорошее число, ничем не хуже любого другого.
«Кучики… 13 отряд. Надо поговорить с Укитаке…»
"Изуру, ты бесчувственная скотина. Твой дружок пытается сделать тебе приятно, а ты думаешь о числах!"
«Заткнитесь, капитан Ичимару. Просто заткни...»
Воспоминания-бусы разлетелись осколками, дыхание сбилось. Кира ткнулся мокрым лбом в сложенные ладони, чувствуя, как Шухей гладит его по спине. Приятно. Маленький бонус. Ритуал-ласка. Можно расслабиться на минуту, вот только в бок упирается ворох одежды.
– Слезь с меня, неудобно сидишь.
Кира перекатывается на пол, садится и неторопливо одевается.
– Тебе сегодня не угодить, – жалуется Шухей. – Не так сижу, не так дышу...
Он встрепанный и смешной, как нахохлившийся воробей. Глаза слегка мутные и сонные. Его всегда после тянет в сон.
– Прости, – меньше всего это похоже на извинение. – Мне надо в тринадцатый, хочу поговорить с капитаном Укитаке.
– Не поздновато для визита? – Шухей в недоумении.
Оно понятно, вечер уже поздний, но всё-таки это ещё не ночь.
– В самый раз. Ложись, я ненадолго.
Кира завязывает пояс, когда Хисаги его окликает.
– Эй, если через пару часов не вернёшься, приду тебя спасать. Надеюсь, Сентаро с Кийоне ещё не успеют тебя прикопать под каким-нибудь очаровательным кустиком.
Тепло улыбаясь и кивая, Кира уходит в шунпо.
Что бы там ни было, хорошо, что прежде всего Хисаги остаётся его другом.
В казармах пятого отряда сегодня как-то особенно много народа. То ли из-за паршивой погоды, то ли просто так сложились обстоятельства и все разом решили набиться в одно помещение. Душно, даже несмотря на открытые окна и двери, через которые щедро заливает пол летний тёплый дождь. Казалось бы, для разговора слишком много вокруг ушей, но за гомоном голосов вокруг поди разбери тихие реплики соседей.
– У тебя с этим вашим лейтенантом что-то есть? – Хисаги последний месяц ходит задумчивый и поглядывает на Ичимару с неприязнью.
Кира не сразу понимает суть вопроса, а потом хмурится. Вот и что Шухей хочет услышать?
– Да нет. Не то, что все думают... – Хисаги смотрит странно. – Ничего такого, правда. Можешь сам его спросить.
Кира не может понять, в чём дело. Хисаги с неделю как лейтенант девятого отряда. Вероятно, до него дошли какие-то слухи, поэтому ведёт он себя странно, но… Не в характере Шухея реагировать на сплетни, он всегда может спросить напрямую, что ему до каких-то там слухов?
Кира пожимает плечами и продолжает заниматься порученным отчетом. Последнее время отчеты полностью на их с Хинамори совести.
Хисаги уже собирается уходить, но натыкается на Ичимару буквально в дверях. Кира без тени тревоги наблюдает, как два лейтенанта общаются, как беспечно и преувеличенно-радостно улыбается Ичимару. То, как Хисаги мрачнеет, Кира не замечает.
А вечером Хисаги не приходит. И всю следующую неделю тоже. И Ичимару куда-то пропал. Кира не беспокоится, понимает, что у лейтенантов всегда куча дел. Возможно даже какое-то совместное задание. Кира думает о том, чтобы уточнить у капитана Айзена, но так и не решается отвлекать его пустыми расспросами.
Только спустя две недели в доме Киры вдруг появляется лейтенант Ичимару. Никогда не заходил, не напрашивался, не проявлял интереса, а тут вот, пришёл.
– Добрый вечер, – Кира немного ошарашен визитом.
– Привет-привет. – Ичимару по-хозяйски обходит дом, заглядывает, чуть ли не в каждый угол, а потом привычным движением обнимает Киру. Вот только прикосновения на этот раз ощущаются совсем иначе чем обычно. У Киры перехватывает дыхание, и волоски на затылке встают дыбом. Что это? Зачем?
– Твой дружок так неподдельно расстроился, смотрю, совсем перестал к тебе бегать. – У Киры в голове каша из мыслей и сильных противоречивых чувств. – Такой смешной. Ревнивый... Я подумал, пусть хоть ревнует не на пустом месте, нэ?
У Киры резко проясняется в голове.
– Что... – голос не слушается, сипит. – Что вы ему наговорили?
– Ничего такого, чего про нас ещё не успели придумать, – веселится Ичимару.
Прикосновения уже настолько откровенные, что Кира вдруг понимает, что испытывает отвращение и непонятную брезгливость. Ему тошно, ему плохо и неправильно от происходящего. Одним быстрым движением он высвобождается из объятий. Перед глазами все плывёт и темнеет.
– Вон из моего дома. – Кира не узнает свой голос.
Ичимару склоняет голову на бок и приподнимает бровь.
– Изуру?
– Вон. – В голосе арктический холод.
Ичимару хмыкает, разворачивается и уходит.
На следующий день Кира переводится в четвёртый отряд. С повышением. Теперь он третий офицер. В голове у него звенящая пустота и полные глаза льда. Буквально за два дня до инцидента с Ичимару капитан Айзен намекал на возможность перевода, Кира хотел отказаться, но теперь согласился бы со злости на что угодно.
С переводом в четвёртый наваливается столько дел, что об Ичимару он не думает. О Хисаги тем более.
Хисаги сам появляется у Киры дома спустя два месяца. Предлагает отметить повышение, ведёт себя преувеличенно бодро и всячески делает вид, что ничего не произошло. Кира успешно подыгрывает, в конце концов, они друзья, мало ли какая вожжа попала под хвост Шухею, но теперь ведь всё как прежде.
Что случилось в тот вечер с Ичимару, Кира так и не знает. Это двойственное чувство, когда и хочется знать, и одновременно появляется стойкое отвращение к теме. Ненависть имеет гнилой и вяжущий сладковатый привкус. О том насколько пусто в душе без ставшего привычным чувства причастности к лейтенанту пятого отряда, Кира боится признаться даже себе.
Кира останавливается перед воротами тринадцатого отряда и стряхивает с себя воспоминания, как дорожную пыль.
Наивно было бы искать капитана Укитаке в штабе этого самого отряда. В отсутствие лейтенанта Кучики Рукии, вечерами возвращающейся в поместье к обществу любимого брата, приглядывать за капитаном остаётся неизменная парочка. По ним легко было обнаружить местоположение капитана Укитаке. Котетсу и Котсубаки, не скрываясь, торчали возле Угендо. Небольшой домик на озере приветливо светился окнами.
– Кира? Ты зачем тут так поздно? – Сентаро, как обычно, был более чем прямолинеен.
– Мне необходимо поговорить с капитаном.
– А... Он занят.
– Я подожду.
– Он надолго занят, – Котетсу-младшая заступила дорогу с таким видом, будто готова вот-вот наброситься.
Иногда казалось, что эти двое - родственники. Возможно, так и было. Какие-нибудь очень дальние, но неуловимо похожие.
Кира невозмутимо смотрел сквозь неё. Свет в окне домика мигнул.
– Сентаро, Кийоне, что-то случилось? – голос капитана Укитаке разнёсся над озером.
– Да! Нет! Тут Кира пришёл! Уже уходит! – перекрикивая друг друга, заорали подчинённые вразнобой. Кира поморщился, для него звуки, издаваемые двумя третьими офицерами тринадцатого отряда, были чрезмерно громкими.
– Хорошо, пусть проходит.
Поразительно, сколько выдержки требовалось капитану Укитаке, чтобы терпеть эту назойливую парочку так долго. Ни капли раздражения или неудовольствия не проскользнуло в его голосе.
На Киру посмотрели, как на врага народа, и проводили убийственно тяжёлыми взглядами.
Идя по настилу над водой, Кира засомневался, стоило ли действительно приходить так поздно и тревожить покой не очень здорового капитана? Сомнения развеялись, как только радушный хозяин пропустил его внутрь.
В домике было, мягко говоря, тесновато.
– Добрый вечер, капитан Кьёраку, капитан Унохана, капитан Укитаке, – Кира поклонился всем по очереди. – Прошу простить за беспокойство.
А формула-то, похоже, до сих пор актуальна. Удачно он зашёл, ничего не скажешь. Сколько лет они вот так собираются и что при этом обсуждают? Явно не погоду.
– Ну, что ты, Кира, проходи, садись, – капитан Кьёраку распоряжался, как у себя дома. – Выпьешь что-нибудь?
Кира оценил набор напитков на крохотном чайном столике и покачал головой. Чай он не хотел, а на что-то более крепкое в присутствии трёх капитанов у него не хватало наглости.
– Что-то важное? Тебе нужна помощь? – капитан Укитаке само участие. Может быть, стоило прийти в другой раз и поговорить только с ним одним?
– Не уверен, что вопрос актуален, но ... Что вам известно об участии капитана Кучики в предательстве Готея-13?
Кира не хотел говорить так прямо и безапелляционно, но вопрос будто сам сорвался с языка.
Три капитана замерли. Застыли ледяными изваяниями. Даже воздух в тесном пространстве домика, казалось, стал холоднее на пару градусов.
– Кира, почему ты решил, что Бьякуя... То есть капитан Кучики замешан в той истории? – судя по голосу, Укитаке был удивлён, но в глазах было подозрительное беспокойство и задумчивость. Из разряда «убрать свидетеля сейчас или пусть ещё поживёт пару часов».
– Может быть потому, что я не верю в совпадения.
Кира глубоко вдохнул, оценил косой взгляд капитана Уноханы, кривую ухмылку капитана Кьёраку и начал излагать.
Совпадений, казалось бы, случайных и косвенных, набиралось немного, но... Начать с того, что все участники происшествия со странными пустыми, в котором Кира принимал непосредственное участие, стали лейтенантами. Все четверо. Причем довольно быстро. Трое – у будущих предателей, только Абарай позже всех и вовсе, казалось бы, у не связанного ни с кем Кучики... Но именно после назначения Ренджи лейтенантом в шестой отряд началась та пакостная и тёмная история с Хогиоку. Кроме того, во время битвы над Каракурой капитана Кучики отослали подальше, аж в Уэко Мундо. Или он сам вызвался, чтобы не сталкиваться с Айзеном? Возможно… И откуда-то руководство Готея узнало, что Айзен готов атаковать город раньше. Отдельного упоминания стоил тот факт, что Ичимару и Кучики стали капитанами одновременно, и до этого и после назначения они были достаточно дружны, лишь перед самым предательством разругавшись, будто нарочно. А ещё было упорное нежелание Кучики Бьякуи хоть как-то отсрочить или отменить казнь сестры. Да, приёмной, да, это же Кучики, и их порой не поймёшь, но после всех выходок главы крупнейшего в сейрейтее клана, разве только Кире кажется подобное поведение довольно странным? По отдельности факты не привлекали к себе внимания, но стоило собрать их вместе...
– Постой, Кира, а почему ты так уверен, что Ичимару и Кучики были давно и хорошо дружны? Они общались, конечно, но насчет дружбы это ты погорячился… – капитан Кьёраку поскрёб свою вечнодвухнедельную щетину.
– Потому что, начиная с поступления в пятый отряд и до их размолвки, закончившейся предательством, я регулярно читал, переводил или расшифровывал для Ичимару книги и свитки из личной библиотеки дома Кучики. Обсуждал этикет и особенности ведения разговоров. Иногда консультировал, что и как нужно говорить или воспринимать.
Второй раз в домике на озере повисла гнетущая тишина. Капитан Унохана придвинула к Кире чашку с чаем. Благодарно кивнув, Кира заметил, как капитаны многозначительно переглядывались, будто делились мыслями. Кире показалось, что все совпадения, о которых он говорил троице старейших капитанов, были им хорошо известны, учтены и взвешены задолго до его появления, единственное, что им не было известно, это осведомленность самого Киры и пристрастие Ичимару к чтению кучиковских архивов.
За почти семь лет, проведённых в пятом отряде, Кира познакомился, кажется, с половиной библиотеки Кучики. От откровенно порнографичных свитков аналога человеческой камасутры до невыносимо скучных и непонятных записей деяний древних воинов. Написал полтонны отчётов, натренировал кучу полезных в бою и жизни навыков, и стальные нервы в придачу. Бесчисленное количество раз покрывал отлучки неугомонного лейтенанта.
А ещё он довольно близко и хорошо узнал Ичимару, с его ужасным непредсказуемым характером, отвратительной манерой общения и зашкаливающей сильной притягательностью, которая имела на Киру странное действие.
До смешного, между ними за эти почти семь лет так и не было близости, хотя они регулярно засыпали и просыпались в одной постели. Кира ел с чужих рук, млел от осторожных поглаживаний, грелся в холода, говорил первое, что приходило в голову, и без тени смущения обсуждал личную жизнь. Свою ли, чужую… Но только наедине. Лейтенант Ичимару был ненормально уютным. Кира не переставал удивляться как такой угловатый, костлявый и с виду колючий Ичимару вдруг оказывался гибким, удобным, мягким и ненавязчивым. В его уверенные совершенно нейтральные объятия было приятно кутаться. А сдержанные без подтекстов или намеков ласки усыпляли в считанные минуты. С ним было спокойно. И этим редким спокойствием окупался весь прочий дискомфорт от экстремального общения.
При посторонних же Кира чувствовал себя иначе. Он смущался, краснел и выглядел даже на свой взгляд полным идиотом. Рядом с Ичимару все благоприобретённые свойства и навыки Киры рассыпались прахом. Одного жеста, взгляда, намёка хватало, чтобы Кира в секунду превратился из взрослого бойца, офицера с железным самообладанием и несгибаемой волей, в восторженного юнца. Когда Ичимару не было рядом, Кира ловил сочувствующие взгляды окружающих и ненавидел себя за слабохарактерность, а Ичимару за снисходительность, с которой тот принимал обожание. Это больно било по самолюбию из раза в раз, но ничего сделать с этим было решительно невозможно. Кира пытался неоднократно. Если на расстоянии хотя бы в пару метров он ещё был способен побороться за право не потерять лицо, то стоило Ичимару притянуть его к себе, и всё, прощай здравый смысл, здравствуй неконтролируемое чувство принадлежности. Будто Кира вещь. Даже не так. Часть самого Ичимару.
Глупая ассоциация. Недостойное поведение. Полный провал по всем фронтам.
Иногда Кире казалось, что их отношения похожи на замысловатую игру, где он должен угадать, что думает, подразумевает или ждёт от него Ичимару. Это раздражало. Но зато всегда после невероятных усилий, маленьких побед и заставляющих чувствовать себя глупым ребёнком поражений, наступала полоса спокойного молчаливого взаимопонимания наедине. И это было ценно.
А ещё Ичимару обладал свойством, которое иначе чем «врождённым аристократизмом» Кира назвать не мог. В него самого правила и схемы поведения вдалбливали годами, Ичимару же ловил всё на лету, понимал порой просто интуитивно и… Нарочно высмеивал, выворачивал наизнанку и превращал в фарс. Ичимару умел быть учтивым, правильно и красиво выражать свои мысли, но в конце благопристойной беседы неизменно вворачивал одну-две фразы, полностью разрушающие всё очарование разговора.
Он умел красиво и подчеркнуто аккуратно писать, явно копируя манеру капитана Айзена, но почему-то предпочитал чёркать небрежно и размашисто, превращая написанное в шифровку с художественными пятнами туши на полях. В истинном значении недомолвок, полунамёков и скользких фраз, преследующих зажатый рамками приличий мирок аристократии, Ичимару разбирался с лёгкостью и непринуждённостью, достойной главы клана Кучики. Интриги, лицемерие, вежливая язвительность - это была его естественная среда. И тут даже искажать ничего не нужно было. Почему, откуда брались эти умения, Кира не знал, теряясь в догадках, а Ичимару на все его вопросы виртуозно уходил от темы, охотно шутил, и этим всё больше уверял Киру в неоспоримой гениальности начальства.
Из омута воспоминаний Киру выдернул голос капитана тринадцатого отряда.
– Может быть, ты вспомнишь, что именно брал почитать Ичимару? – Укитаке, кажется, был раздосадован.
– Ничего запрещённого, – спустя полминуты ответил Кира. – Могу написать приблизительный список.
– Если тебе не трудно, – Укитаке выложил на стол лист бумаги и принадлежности для письма.
– Почему же ты только сейчас пришёл с этими догадками и почему сюда? – Кьёраку крутил в руках чашку с недопитым вином.
– Предлагаете подойти с этим вопросом напрямую к капитану Кучики? Или может быть обратиться во второй отряд? – Кира не хотел дерзить, вышло само, и он прикусил язык, чтобы не наговорить ещё что-нибудь лишнего. Память услужливо переключилась на названия и содержание документов, книг и свитков с пометкой великого клана, что за долгие годы прошли через его руки. Кира методично записывал мелким почерком всё подряд. Список обещал выйти за пределы одного листа, и капитан Укитаке подсунул ему ещё парочку.
– Ну что ты, зачем же так сразу... не обижайся, Кира. Просто столько времени прошло с тех пор.
– Чуть меньше двух лет. Не так уж и много. Отвечать на вопросы отдела дознания во втором отряде мне больше не хочется, как и испытывать на себе выдержку капитана Кучики. Всем известно, что капитан Укитаке когда-то был наставником у нынешнего главы клана и, возможно, он знает о Кучики больше чем кто-либо ещё. – Лучше бы он продолжал молчать.
– Боюсь тебя огорчить, Кира, но, похоже, у твоего бывшего капитана отношения с Бьякуей были куда более тёплые.
«Он не мой...» – хотелось ответить по инерции, но Кира сдержался. В голове сдавленно хихикнули, и тут же капитан Унохана резковато посмотрела на Киру. По всей видимости, она среагировала на скачок фона реацу. Или Кира просто дёрнулся в тот момент и тем привлёк излишнее внимание. В любом случае, в присутствии трёх сильнейших капитанов Готея следовало лучше держать себя в руках.
Укитаке передал первый исписанный лист Кьёраку, тот лениво проглядел список и с коротким смешком подчеркнул ногтем несколько пунктов.
– Вот это бы и я не отказался прочесть на досуге.
Кире хватило мимолетного взгляда, чтобы понять какой тематики литература привлекла внимание капитана восьмого отряда.
– А я бы не отказалась от этого, – капитан Унохана выделила старинный трактат про искусство войны, которым капитан Ичимару мучил Киру почти полгода. Странный был выбор для медика.
– Хм, а это ему зачем? – Укитаке чуть смазал непросохшую тушь. Свитки древних преданий о неподчинении зампакто. Кира тоже тогда удивился, разве такое возможно? Если верить написанному, то случаи неповиновения бывали нечасто, где-то один раз из десяти-пятнадцати тысяч. Но всё-таки бывали. Что Ичимару искал в том плохо сохранившемся и несколько раз реставрируемом труде, непонятно, но Кира помнил, как внимательно бывший капитан заставлял вчитываться в пыльные, рассыпающиеся под пальцами страницы.
– Кажется, всё, – Кира закончил писать.
– Да уж, очень приблизительный список, – сарказм капитана Кьёраку сопровождался задумчивым изучением пяти исписанных Кирой листов.
– Как тебе, наверное, уже понятно, Кира, для меня твой вопрос стал неприятной неожиданностью. – Укитаке выглядел уставшим и печальным. У Киры внезапно проснулась совесть. – Но ты правильно сделал, что пришёл с этим ко мне. К нам. Я понимаю твоё беспокойство, Айзен все ещё жив и если у него остались союзники в Сейрейтее... Нет, я бы не хотел так думать, но проверить обязан. Без огласки. Уверен, всё совсем не так, как кажется на первый взгляд.
Кира застыл изваянием. Всё не так, как кажется. Конечно. С чего он взял, что Ичимару поссорился с Кучики не нарочно? Последние несколько лет до предательства Ичимару так основательно и целенаправленно изображал из себя «самого плохого парня Готея», что только слепой не догадался бы, что тут что-то нечисто. Правда тогда Кира легкомысленно считал, что Ичимару просто так развлекается, но мог бы уже тогда понять, капитан ничего не делал просто так. Это был намёк. Все должны были поверить в его предательство, все и поверили. Вот только Ичимару никогда не совершал слишком очевидных поступков. Кира уже тогда смог, пусть не сразу, но сообразить, что к чему. Поэтому лишь поначалу на эмоциях отнёсся к уходу капитана Ичимару остро, а потом понял – всё слишком очевидно, слишком явно, должно быть второе дно. А может быть и третье... Кучики был замешан. Не мог не быть.
– Знаешь, Кира, я бы попросил тебя больше ни с кем не говорить на эту тему. Особенно в контексте капитана Кучики, но, думаю, ты и сам понимаешь...
Кира понимал.
"Не вмешивайся, Изуру... Не твой уровень", – Ичимару в голове был обезоруживающе, до обидного, честен.
– У тебя нестабильный фон реацу, Кира, что-то не в порядке? – капитан Унохана цепким взглядом осматривала бывшего подчинённого.
– Последнее время чувствую себя... Не очень хорошо.
Кире хватило выдержки смотреть прямо в глаза Уноханы. Это было тяжело и вызывало тревогу. Что она заметила? Неужели он пропустил все-таки явный разлад в своей душе? Ему казалось, внешне фон выглядит, как и раньше.
– Зайди завтра с утра ко мне, – не приказ, но настойчивая рекомендация. Кира кивнул.
«Вот и выяснится заодно насколько моё «не очень хорошо» паршиво на самом деле».
"Ой-ей-ей, Изуру, надеюсь, ты не собираешься завтра подробно останавливаться на симптомах? Как бы тебя после в порыве милосердия не залечили до смерти."
Воспоминания резким всплеском бьют по поверхности сознания.
Спустя месяц после перевода из пятого отряда Кира думает, что более глубокие знания по лечению лишними не будут, и мысль кажется ему здравой. Хотя и страшно иногда до чёртиков. Четвёртый отряд недолюбливают, но для Киры это по большому счёту не проблема. Служить в четвёртом не престижно. Более чем, но и это его не тревожит.
Тревожит Киру невозможность порой переступить через свой страх полной беспомощности. Невольный восторг у него вызывают медики, умеющие не поддаваться панике, отличать важное от мелочей, действовать, несмотря ни на что... Ему непременно хочется уметь так же.
Кира прекрасно осознаёт свои слабости, а в четвёртом приходится от них отказаться поневоле. Лечебные техники даются легко и удаются на раз. Прилежное ученичество никогда не было Кире в тягость. А ещё в четвёртом очень мало шинигами с силовым зампакто, способных удержать некоторых особенно непослушных пациентов. Кира в этом плане просто находка. Конечно, капитан Унохана способна пригвоздить к земле одним только добрым взглядом и ласковым голосом, но она одна, а своевольных больных бывает много и далеко не все послушны и вежливы. Третий офицер четвёртого отряда Кира Изуру способен успокоить, урезонить или удержать почти кого угодно. У него невероятное терпение, тяжёлый взгляд мученика и хорошая память. Особенно на лица нарушителей порядка. Забияки из одиннадцатого, попадающие в четвёртый с завидной регулярностью, признающие исключительно силу, все как один под его опекой. Кира справляется. Не последнюю роль в этом играет тот факт, что у него в друзьях Абарай Ренджи – переведённый как и он из пятого на вакантное место четвёртого офицера одиннадцатого отряда. Дружба с Абараем прибавляет авторитета в определенных кругах. Сказал бы ему кто такое в академии, и Кира бы не поверил.
Капитан Унохана что-то сказала, но слов Кира разобрать не смог, в голове странно шумело.
– Кажется за тобой пришли, а, Кира? – капитан Кьёраку улыбался добродушно и пьяненько.
И тут Кира понял, что это не шум в голове, а отголосок присутствия Хисаги неподалёку.
«И что ему не спится», – раздражение погасло, еще не оформившись в полноценное чувство. Не здесь, не при капитанах.
"Ну как же, он ведь за тебя волнуется", – прозвучало как издевательство, вот только Кира, похоже, в очередной раз так и не понял, почему.
– Да, спасибо большое за беседу, всего доброго, – Кира, соблюдая правила приличия, откланялся.
– Заходи ещё, когда захочешь, – догнало в спину напутствие Укитаке.
«Непременно, как только будут доказательства».
"Скорее догадки, Изуру, ты ведь не считаешь капитанов дураками. Особенно Кучики".
«Хорошо, капитан Ичимару, пусть догадки».
– Ты чего так долго? – встрёпанный сонный Шухей, сдерживаемый совместными усилиями Сентаро и Кийоне, выглядел забавно. Кира улыбнулся и тут же напустил на себя строгий вид.
– Нужно было кое-что выяснить, идём, – и почти потащил Хисаги за собой, резко уходя в шунпо, пусть третьи офицеры думают, что это по работе Кира являлся к капитанам, на ночь глядя. А с Шухеем он дома разберётся. Если уж и выяснять причины его непонятного проснувшегося беспокойства, то без свидетелей.
Останавливаясь у своего дома, Кира с неудовольствием отметил, что Хисаги, уходя, даже дверь не потрудился закрыть. И теперь в комнатах было довольно свежо, если не сказать откровенно холодно. Почувствовав за собой вину, Хисаги принялся оправдываться.
– Я проснулся, а тебя всё нет и... Вдруг что-нибудь случилось?
Сказанное не выдерживало никакой критики, Кира устало потер глаза.
"Кинулся тебя искать, забыв обо всём... Скажи спасибо, не вломился в Угендо, потрясая шикаем".
«Помолчите, капитан Ичимару, ваши шуточки...»
"А кто сказал, что я шучу?"
– Давай спать, – примирительно вздохнул Кира, перестилая постель.
Укладываться пришлось вместе, чтобы было теплее. Кира не любил засыпать рядом с кем-то. На заданиях ли в Руконгае или в мире живых, дома ли с Хисаги. Неудобно, непонятно, куда девать руки-ноги, да и чужие конечности были неприятно твёрдыми, острыми и создавалось стойкое ощущение, что их становилось вдвое больше. Постороннее дыхание в затылок щекотало, раздражало и холодило кожу. Хисаги вообще имел дурацкую привычку ворочаться и вздыхать, норовил закинуть на Киру руку или ногу, а то и вовсе навалиться всем телом. Если прижимался близко, то с ним было жарко, если откатывался подальше, становилось холодно. Мучение. Единственный с кем таких проблем не возникало, был Ичимару. Вот у кого был талант совместного засыпания, в том числе и под одним одеялом. Просто мистика какая-то.
Кира подтянул колени и обхватил их руками, пытаясь абстрагироваться. Получалось плохо. Так он всю ночь может потратить на неудачные попытки заснуть, а завтра работа, обязанности и тяжёлая голова после бессонной ночи будет совсем некстати.
Хисаги отвернулся, прекратив пыхтеть над ухом, стало поспокойнее.
"Скучаешь?" – голос был тихий и чуть насмешливый.
«Скучаю», – признался Кира, уж с собой-то можно быть честным, и неожиданно для себя развернулся, в темноте рассматривая очертания растрёпанной прически Шухея. Придвинулся ближе, пытаясь воссоздать по памяти то, как обнимали когда-то его. Попробовал сам стать таким же текучим и ненавязчиво уютным. Хисаги напрягся, задержал дыхание.
– Ты чего? – почему-то шепотом спросил Шухей в темноту.
– Ничего, спи, – Кире стало смешно и легко, он фыркнул в плечо Хисаги, зевнул и отключился в одно мгновение.
***
@темы: МиниБэнг-2015
-
-
18.06.2015 в 20:03-
-
18.06.2015 в 21:10-
-
19.06.2015 в 22:21после объяснений автора (за них тоже, кстати, большая благодарность, долго думала, так ли я все понимаю, оказалось, что все правильно
потрясающе, насколько главные герои "проросли" друг в друга, они как маятник и гиря к нему, придают друг другу равновесие и дополняют один одного
и это тот редкий случай, когда финальная смерть кажется вполне закономерной, чем-то вроде воссоединения
Спасибо, Вы написали один из самых интересных фиков по этому пейрингу, утащу его в папочку Любимое
-
-
19.06.2015 в 23:05