Автор: Доктор Айзен
Бета: Terra Celtika
Иллюстраторы: Rudaxena, Taro Amoretti
Персонажи/Пейринг: Базз Би/Юграм Хашвальт, ОМП/Юграм Хашвальт, другие квинси
Тип: слэш
Рейтинг: R
Жанр: романс
Размер: ~25 000 слов
Саммари: Базз Би всегда знал: в мире, созданном из духовных частиц, где люди ходили по воздуху, а глубоко в подземелье спал настоящий бог, могла случиться любая фигня.
Примечание: фанфик написан на Bleach MiniBang-2015
Предупреждения: нон-кон, AU, херт/комфорт, немного мата
Ссылка на скачивание текста: fb2, doc, rtf
Ссылка на скачивание иллюстраций:1,2,3.
Пролог
Все началось, когда курсант Юграм Хашвальт — одиннадцать лет, чистокровный квинси, рожден в Ванденрейхе — проснулся и увидел незнакомого темноволосого мальчишку, качавшего пресс в проходе между кроватями.
— Привет, я твой новый сосед по комнате. — Мальчишка улыбнулся на выдохе, широко и искренне, словно приветствовал потерянного в раннем детстве брата, и непреклонно добавил: — Покажешь мне, как тут у вас развлекаются? И вообще — давай дружить.
Хашвальт сразу понял, что шансов у него нет.
Все началось, когда главнокомандующий элитной стражи Жерард Валькирия опустил руку на плечо пареньку, который исправно таскал ему кофе на ночные дежурства, быстро оглянулся по сторонам и прошептал:
— Могу пустить тебя в гробницу. Только быстро, и чтоб ни одна живая душа, ага?
Все началось, когда Базз Би — чистокровный, родился и вырос в Мире Живых, призван Ванденрейхом в возрасте двенадцати лет — спросил своих друзей:
— Эй, ребята, хотите посмотреть на императора Яхве?
Все началось, когда Отец всех квинси впервые за тысячу лет сна коснулся души одного из своих детей.
Глава 1
— Хэй, Юго!
В затылок прилетело снежком — этой зимой Базз Би изобрел новый способ здороваться. Хашвальт согнал с лица улыбку и обернулся.
— Однажды кто-нибудь подобьет тебе глаз, — грозно пообещал он.
Базз Би шел к нему сквозь снегопад — короткая куртка распахнута на груди, руки небрежно засунуты в карманы. Хашвальту при виде этой картины хотелось натянуть шапку пониже. Позер. Позер и показушник, перед кем только выделывается?
Принципиальный Базз Би мерз как собака, но наотрез отказывался носить «этот ваш идиотский зимний плащ, жопоруким одноглазым меносовым ублюдком сшитый». Даже в последнюю неделю февраля, когда Ванденрейх по температуре воздуха мог конкурировать с лунной поверхностью. Причем Луна в этом состязании явно проигрывала.
Хашвальт отвел взгляд от голой шеи — опять страшно захотелось обмотать вокруг нее свой шарф.
— Ага, — согласился Базз Би, когда подошел достаточно близко. — Может, и второй подобьет — вот только соберет выбитые зубы сломанными руками. Юго, тебя хочет видеть канцлер. Прямо сейчас. Тень тебе разблокировали, так что давай — одна нога там, другая тоже уже там.
— Меня? — Хашвальт отгородился ладонью от колкой снежной крошки. — Ты ничего не перепутал?
Канцлера Хейлица он видел один раз в жизни — когда на очередной прием в Силберне зачем-то пригласили курсантов. Хашвальта, кажется, представили как весьма перспективного, умного и целеустремленного молодого человека. Канцлер посмотрел на него, как на стенку, кивнул и вернулся к прерванному разговору. Это было два-три месяца назад, а может, и больше — Хашвальт не сохранил в памяти дату. Да и мимолетное знакомство с канцлером ему не очень запомнилось. Очередная фигура на троне, человек с достаточно сильной реяцу, чтобы править, пока не пробудился император Яхве.
Ничего особенного, сколько их уже было.
Базз Би потер лоб, изображая задумчивость.
— Ну... Канцлер, может, чего и перепутал, а вот мне полчаса назад определенно назвали твое имя. Разве что со мной в комнате, в тумбочке или под ванной, тайно проживает еще один Юграм Хашвальт. Может, это он у меня носки ворует? А то сегодня проверял — опять половина непарные, интересно, какая зараза…
— Как думаешь, он мог узнать про саркофаг? — перебил его Хашвальт.
— Юго, блин, нахрен так жить? — громко возмутился Базз Би. — Саркофаг был менос знает когда, а ты все мандражируешь. До старости будешь вспоминать, что один раз нарушил правила?
Хашвальт пожал плечами. Он где-то читал, что любого человека можно закрыть в камере лет на десять, и в конце концов он припишет себе какое-нибудь преступление.
Хашвальт точно приписал бы — впрочем, у него уже был саркофаг.
— В конце концов, — Базз Би подергал его за шарф и положил руки на плечи, — это моя идея была. А значит, и песочить должны меня, ну.
— Понятно, — вздохнул Хашвальт.
Ему не было понятно. Канцлер никогда не приглашал курсантов в свою резиденцию.
— Вот и не ссы. — Базз Би с ухмылкой вогнал ему локоть под ребра. — Ну, сунут тебе очередную красивую бумажку с печатями, в которой написано, что ты стреляешь круче всех на курсе. Повесишь ее на стенку к остальным, покажешь какой-нибудь красотке и скажешь, что вот эта конкретная хрень вручена лично лидером Ванденрейха. И тебе, Юго, сразу дадут.
Хашвальт воскресил в памяти прямой равнодушный взгляд и снова прислушался к себе, пытаясь найти причину беспокойства. Глухо.
— Ладно, — сказал он наконец. — Выясним.
В конце концов, почему у канцлера не может быть какого-нибудь поручения для него? Курсанты — это вечное принеси-подай-пошел вон, даже отличники боевой подготовки.
— Если что, я буду на полигоне с китайской мордой, — подмигнул Базз Би. — Приходи, посбиваем мишени на скорость. В этот раз я тебя точно побью.
— Китайскую морду зовут Цан Ду, — напомнил Хашвальт. — А Ванденрейх, кстати, территория, свободная от расизма.
Базз Би сделал страшные глаза и спросил громким шепотом:
— А что, ему мало быть китайской мордой, он еще и расистом заделался?
Хашвальт отвесил ему подзатыльник.
— Не делай вид, что ты меня не понял. Мы не задираем новичков. Мы помогаем им влиться в коллектив.
Цан Ду был гемиштом, как и Базз Би, но держался, как родной сын императора Яхве. Это раздражало всех, кроме Хашвальта. Он отлично понимал, что за этим вызовом скрываются неуверенность и страх оказаться хуже, чем чистокровные.
— Ага,— Базз Би потер затылок. — Придешь?
Хашвальт посмотрел на часы и вздохнул с сожалением.
— У меня через двадцать минут занятия. Завтра?
Тренировка была отличным способом разогнать кровь и согреться — особенно тренировка с Базз Би. Он заряжал Хашвальта своей шумной кипучей энергией, лук собирался легко, и стрелы находили мишень чаще и быстрее. По-хорошему, во всех грамотах, которые Хашвальт получал за меткую стрельбу, должно было стоять еще одно имя, но об этом даже не стоило заводить разговора. Хашвальт еще помнил, как один раз немного подыграл Базз Би на очередной тренировке — видел, как сильно тот хочет выиграть, и решил сделать доброе дело.
За этим неумным поступком последовали очень длинные семнадцать дней, наполненные тяжелым злым молчанием, и демонстративный уход на другой конец длинного стола в курсантской столовой. На восемнадцатый день они сначала подрались, а потом помирились, и Хашвальт дал обещание «никогда больше не корчить из себя кретина великодушного».
— Ага, завтра.
Базз Би помахал ему рукой и скрылся за поворотом, а Хашвальт снял капюшон, стряхнул с него снег и шагнул в Тень.
Резиденция канцлера занимала весь третий этаж Силберна и была оформлена со сдержанной роскошью, всегда раздражавшей Хашвальта своей неуместностью. Хорошо, что он бывал он здесь от силы пару раз в месяц, выполняя мелкие поручения старших офицеров.
В приемной его встретила секретарша, высокая темноглазая блондинка, у которой почему-то всегда был печальный и одновременно торжественный вид. Однажды Хашвальт притащил сюда очередной запечатанный пакет и ждал ответа восемь часов, а она периодически приносила ему крепкий черный кофе и развлекала вежливой беспредметной беседой.
— Рада снова вас видеть, господин Хашвальт. Вашу верхнюю одежду, будьте добры. И ваш крест квинси.
Стягивая плащ, Хашвальт пытался выудить из памяти нужное имя. Кажется, Вилда... Или Волда... Или вообще Криста? Ладно, неважно, он спросит потом. И пригласит на кофе — в благодарность за прошлый раз. Может, даже предложит прогуляться вдоль набережной, если погода будет хорошая.
Хашвальт остановился и придирчиво осмотрел новенький мундир — нет ли где пятна — и пригладил волосы.
— Сюда, пожалуйста, — Вилда-Волда-Криста распахнула перед ним неприметную дверь. — Прямо по коридору и налево, только сначала постучитесь.
Кабинет у канцлера был на удивление небольшой, и основную его часть занимали высокие деревянные шкафы с книгами. Хашвальт остановился посреди комнаты — точно в трех шагах от массивного письменного стола, — коротко поклонился и отчеканил:
— Курсант Юграм Хашвальт прибыл по вашему распоряжению.
Сидящий к кресле человек поднял голову.
Канцлер Георг Хейлиц чем-то напоминал Его Величество, которого Хашвальт видел много раз — на витражах в католическом храме, на иллюстрациях в учебниках по истории квинси. Но это было очень отдаленное сходство. Канцлер не отличался таким мощным телосложением, у него были гладко выбритые щеки и глубоко посаженные светло-серые глаза.
И сейчас эти серые глаза опять смотрели на Хашвальта, как на стену.
Нахлынула неловкость, какая бывает, если зайти в ванную комнату и обнаружить, что унитаз уже кто-то оседлал.
Солнечные лучи бросали неровные пятна на полированную поверхность стола. Часы на каминной полке тикали. Хашвальт стоял.
Может быть, Базз Би все-таки напутал? Но тогда секретарша, девушка с многовариантым именем, не пустила бы его дальше неприметной двери. Непонятно. Странно.
Когда Хашвальт уже решил, что перед ним статуя, которая может двигаться, но не издавать звуки, канцлер заговорил:
— Вы сильно выросли за эти полтора года.
Голос у него был такой же невыразительный, как и взгляд.
— Да, — сказал Хашвальт. Никакого другого ответа в голову не пришло. Он действительно вырос, раздался в плечах и не выглядел на свой возраст.
— Распустите волосы.
Хашвальт моргнул. Просьба удариться лбом об стол удивила бы его куда меньше. Его вызвали, чтобы отругать за прическу не по уставу? Базз Би целый год лелеял мечту о малиновом ирокезе, пока не узнал, что вылетит из академии, как только заявится на лекции в таком виде. Неделю потом искал, с кем подраться, и нашел. Оставил Цан Ду шрам, в ответ получил четыре.
В сложные моменты Хашвальту почему-то всегда вспоминался Базз Би.
Коса была длинная — работы минут на пять, и это если торопиться. «Еще год, и ты на свои патлы сесть сможешь», — говорила Бамбиетта, даже и не думая скрывать зависть. Хотя у нее тоже было чем похвастаться.
Волосы вились под пальцами — зря вчера поленился высушить и лег с мокрой головой. Эти кудри раздражали Хашвальта, сколько он себя помнил, но намекать родителям на более практичную прическу было бесполезно. Традиция такая — мужчины рода Хашвальт носят длинные волосы. На этом — все.
Закончив, Хашвальт вопросительно посмотрел на канцлера. Тот еле заметно кивнул и сделал неопределенное движение рукой, словно раскручивал волчок.
— Повернитесь.
Хашвальт послушался и сразу ощутил, что теперь канцлер смотрит именно на него. Взгляд ввинчивался между лопаток, шарил по телу сотнями невидимых пальцев. Хотелось стряхнуть его, как севшее на плечо насекомое. А потом раздавить, пересилив брезгливость.
Хашвальт изучал вымпелы на стене — серый-голубой-белый, серый-голубой-белый, цвета Ванденрейха — и покусывал губы от нарастающего раздражения.
Его сейчас будут стричь прямо здесь или что? Ножниц на столе точно не было.
— У вас очень красивые волосы. И мне бы хотелось, чтобы вы иногда приходили сюда и распускали их передо мной.
У Хашвальта в голове наконец-то щелкнуло. Яхве милосердный, так он что, из этих?
— Вы имеете в виду сексуальные отношения? — спокойно спросил он, поворачиваясь.
Канцлер откинулся обратно на спинку кресла и одобрительно кивнул.
— Я опасался, что вы до последнего будете делать вид, будто не понимаете, о чем речь. Но вижу, вас не зря рекомендовали как человека умного и сообразительного.
— И целеустремленного, — скрипнул зубами Хашвальт. Вернулось ощущение, что по нему ползет насекомое. Нет, полчища насекомых.
Канцлер снова его разглядывал. Ждал.
— Прошу прощения. Я не гомосексуалист, — коротко произнес Хашвальт.
Изнутри рвалась какая-то слепая звериная ярость, но изображать негодование было глупо и унизительно. И, пожалуй, небезопасно.
— Проверяли, курсант? — поинтересовался канцлер. Густые брови насмешливо приподнялись.
Хашвальт все-таки не сдержался — поморщился. Ну что за человек?
— Я не вижу смысла проверять очевидные вещи.
К мужчинам его не тянуло никогда. Не тянуло и к женщинам, но это пока, он еще и не искал ту единственную, свою. Жизнь длинная — будет еще время для любви.
— И не хотите открыть для себя новые горизонты? — очередной неприятный вопрос вытряхнул Хашвальта из философских размышлений. Его неприязнь прогрессировала словно военная мощь Ванденрейха — семимильными шагами.
Он не будет открывать для себя никакие горизонты. Не с этим человеком.
—Нет, — ответил Хашвальт, даже не пытаясь искать другие слова.
Впрочем, канцлер не выглядел оскорбленным.
— Ага, — произнес он, и в пустых глазах впервые вспыхнуло подобие интереса. — Характер.
В его голос вплелись новые, какие-то алчные нотки. Хашвальту очень хотелось уйти, перестать дышать одним воздухом с человеком, сидящим за письменным столом.
— Мой характер соответствует моим целям, — сухо произнес он. — Я здесь, чтобы служить Ванденрейху.
— Ну так и служите, — полные губы раздвинулись в улыбке. — Или же, — короткую паузу он сопроводил кивком в сторону вымпелов, — вы разделяете Ванденрейх и своего канцлера?
И тут пришел страх, ввинтившийся в затылок ледяным сверлом и сковавший сознание холодом. За него даже не было стыдно. Неподчинение приказу — это всегда трибунал, но пугал не расстрел, пугало то, что может произойти непосредственно перед ним. А еще Хашвальт вдруг понял, что если все кончится хорошо, он никогда больше не назовет Хейлица канцлером — по крайней мере, мысленно. Канцлеры не должны быть... такими.
Хейлиц — отныне всегда только Хейлиц — покачал головой.
— Я вижу, что меня поняли неправильно. Я не имею привычки использовать свое положение таким образом. Это был не приказ, а предложение.
Это звучало искренне, даже доброжелательно. Хашвальт не поверил ни одному слову.
— Тогда я отказываюсь.
— Вы уверены, что вам не надо подумать?
— Я думаю очень быстро.
От напряжения гудели и ноги и спина, хотя прежде Хашвальту несколько раз приходилось стоять в карауле и не по двадцать минут — или сколько они уже разговаривают?
Хейлиц покачал головой и улыбнулся — и опять безо всякой досады, скорее с мягкой укоризной. Как терпеливый родитель непослушному чаду.
— И все же такие решения не принимаются за одну минуту. Давайте договоримся: я дам вам неделю. Если измените свое решение, приходите... — зашелестели страницы ежедневника, — ...приходите ко мне в следующий понедельник, шестого марта, и мы продолжим наш разговор.
— Хорошо, — соврал Хашвальт. — Хорошо.
Он знал, что не придет, даже если в среду Силберн наводнят полчища голодных пустых, и единственным безопасным местом будет эта комната. Но готов был дать любое обещание, если оно означало конец разговора.
Хейлиц словно заглянул в его мысли.
— Ну, тогда я вас не задерживаю, ведь у вас, кажется, занятия? Идите, курсант.
В приемной Хашвальт наскоро заплел косу, а потом вышел на улицу, зачерпнул полные ладони снега и стоял, окунув в них лицо, пока снег не растаял.
* * *
— ...пришел на лекции в платье, сел в первый ряд и сказал, что он девочка, и его теперь нужно называть Жизель! Ты представляешь? Эй, какого черта вы все здесь ходите?
Красная от эмоций Бамбиетта летела сквозь толпу маленькой сердитой торпедой. Хашвальт молча шагал рядом, выискивая знакомые лица, точнее — то единственное лицо, по которому успел соскучиться, и считал от одного до десяти. По-английски, по-французски, а потом по-немецки.
— И знаешь, что самое главное? Это, блин, мое платье! Аккутрон теперь уверен, что это наша затея. Отправил меня на пересдачу. Козел. Все козлы!
— Все, — покладисто отозвался Хашвальт. Ничего, зато языки подтянет.
Они с Бамбиеттой чуть не столкнулись лбами, одновременно выскочив из Тени перед входом в общежитие. Хашвальт сам вызвался дотащить тяжелый рюкзак до нужного этажа, за что и страдал.
— Я со злости вчера все стены покрасила, и теперь у меня черная спальня. А ты что на выходных делал, Юго?
Внезапный вопрос застал Хашвальта на середине французской линейки.
Он мог точно сказать, чего не делал — не думал о Хейлице. Ну или, по крайней мере, очень старался, хотя между лопаток время от времени расползался неприятный холодок, и тогда Хашвальт отчаянно злился и приказывал себе не быть девчонкой. Хейлиц сказал, что будет искать дальше — значит, будет. Может, нашел уже.
— Читал. Спал. Учил племянника собирать лук,— отчитался Хашвальт. — Теперь должен фрау Хелльберг, нашей соседке, два горшка с геранью и новую кошку. А еще на следующих выходных я крашу ее забор.
— С ума сойти, вот ведьма, — посочувствовала Бамбиетта. — расскажи Базз Би, пусть притащит из Мира Живых самую злобную и блохастую скотину. Он, кстати, все еще там, знаешь? Встреть у Солнечных Ворот и разверни назад, все равно этот придурок демонстративно дрыхнет на первых занятиях.
— Учту, — рассеянно пообещал Хашвальт, возвращая рюкзак.
Обычно они так и делали — встречались у Ворот и вместе шли в учебный корпус, обмениваясь новостями и впечатлениями. А сегодня Хашвальт битый час прогуливался туда-сюда под подозрительными взглядами охраны, сдерживал зевки и думал, как Базз Би будет выкручиваться на этот раз — заевшие замки и старушки, срочно нуждающиеся в переводе через улицу, исчерпали себя как аргументы еще в прошлом месяце.
В итоге выкручиваться пришлось самому Хашвальту — Базз Би не пришел на занятия и не объявился на тренировке. Даже не заглянул в комнату, чтобы раскидать вещи — Хашвальт понял это вечером, когда решился все-таки сунуть нос в чужой шкаф и обнаружил пустые полки.
Знакомый холод приветливо куснул кожу между лопаток.
Утро нового дня началось с Аскина. И с простых новостей, которые не укладывались в голове.
— Сцепился с дозорным? — Хашвальт медленно моргнул и вытер лицо ладонью. — Серьезно?
Последний раз он испытывал нечто подобное в детстве, когда на спор полез на очень высокое дерево и уже наверху почувствовал, как под ногой ломается ветка. Мир плыл вокруг, и даже просто дышать было страшно.
Тогда Хашвальт изо всех сил верил, что тихий хруст ему почудился. Сейчас — что Базз Би влетит из коридора и заорет: «Я же говорил, мой друг Юго не поведется на такую хрень!»
Аскин сидел на его кровати, сплетая и расплетая тонкие пальцы, и смотрел с сочувствием, от которого хотелось рычать. За дверью, кажется, кто-то подслушивал— еще бы, арест курсанта, такое событие. Хашвальт ощущал сразу несколько реяцу, разбираться, где чья, было некогда. Да и какая, в сущности, разница?
— Дозорный, кажется, погиб, — осторожно продолжил Аскин. — Должны, по идее, учесть как смягчающее обстоятельство, но, сам понимаешь, если о нас узнает Готей…
Хашвальт стиснул зубы. Не забывай скрывать реяцу, не вздумай убивать пустых и уж тем более обходи по широкой дуге шинигами — правила посещения Мира Живых были очень простыми, и Базз Би всегда их соблюдал.
— Пойду. — Хашвальт поднялся на ноги и раскрыл Тень. Это как прыжок в ледяную воду — надо действовать быстрее, чем страх заставит тебя передумать.
— Пускают только родственников, — предупредил Аскин. — А у Базз Би, кажется, никого.
У Базз Би был дедушка, по меркам Ванденрейха действительно никто. Он отказался присоединиться к доблестной армии Его Величества и осел где-то в Японии, растил второго внука. Хашвальт представил, как вываливается из Тени посреди гостиной и жестами рассказывает незнакомому человеку про карцер и все остальное.
— Тебя в любом случае не ждут, — голос Аскина приплыл откуда-то со стороны.
Хашвальт пожал плечами. В горле щекотало, но он боялся, что если рассмеется сейчас, то не сможет остановиться. Ветка ломалась, и он падал в пустоту — снова и снова.
— Меня ждут в другом месте.
* * *
Девушка с тремя именами — вот досада, он так и не узнал, как ее зовут — виновато улыбнулась и сказала:
— Канцлер сейчас очень занят. Подождите немного, возможно, он вас примет.
— Хорошо, — ответил Хашвальт, кивком отказываясь от кофе. Можно было смело спорить на свой крест квинси, что никаких дел у Хейлица нет.
Ждать, тем не менее, пришлось целых четыре часа. Хашвальт разглядывал узор на ковре и время от времени позволял себе помечтать, что никто его не примет. Он вернется в общежитие и попытается помочь как-нибудь по-другому. Например, пойдет к отцу и попросит его перетряхнуть свои связи.
Отцу, да и маме тоже всегда нравился Базз Би. Хашвальт вдруг представил, как приходит домой и буднично сообщает родителям, что сегодня у него стало на одного друга меньше. Картина была такой яркой, что он чуть не подпрыгнул на диване, услышав негромкое: «Вы можете войти».
В кабинете канцлера царил мягкий полумрак. Где-то над головой шуршал кондиционер, гоняя туда-сюда прохладный сухой воздух. Тем не менее, рубашка почему-то липла к лопаткам. Мерзкое ощущение.
— Курсант Юграм Хашвальт, — насмешливо протянул Хейлиц, не отрываясь от какого-то документа. — Который здесь, чтобы служить Ванденрейху. Разве сегодня шестое число?
Хашвальт почувствовал, как в горле копится раздражение. Для кого этот спектакль?
— Мы оба знаем, что вы ничего не пишете, — холодно ответил он.
— Не лучший тон для того, кто пришел договориться, — покачал головой Хейлиц, но перо отложил. — Из тебя получится плохой дипломат.
— Из вас получился плохой канцлер.
— Я был бы плохим канцлером, — Хейлиц едва заметно нахмурился и указал на кресло, — если бы рискнул безопасностью Ванденрейха для того, чтобы один красивый, но глупый мальчик понял, что важные решения нельзя принимать так быстро. Ты правда думаешь, что я послал кого-то убить дозорного?
Хашвальт молчал. По правде говоря, он и не рассматривал другие варианты.
— Шинигами убивают пустых, — продолжил Хейлиц. — Пустые убивают шинигами. А дурные молодые квинси, такие как твой друг, иногда оказываются в нужном месте в нужное время. Понимаешь, курсант Юграм Хашвальт?
Хашвальт понимал. Человек, который видел, как Базз Би убил дозорного, а тело завернул в плащ с символом Ванденрейха и подбросил в Готей, обязательно найдется. То есть, не человек, конечно, а квинси, благородный и заслуживающий доверия.
В голове шумело.
— Зачем? — Хейлиц, казалось, читал его мысли. — Мои люди убедят его признать свою вину.
Хашвальт практически видел, как собирает лук и стреляет в гладкое спокойное лицо — и плевать, что крест квинси остался у девушки с тремя именами.
— Тебе стоит сказать ему спасибо. Благодаря этим пустым первый урок прошел для тебя безболезненно.
— О чем вы? — Хашвальт оцепенел, уже догадываясь, что услышит.
— Твоей сестре, кажется, чуть за тридцать, — охотно пояснил Хейлиц,— Отличный возраст, чтобы произвести на свет еще одного ребенка, если что-то случится с этим. Эти луки так часто взрываются, особенно в детских руках.
Последний раз Хашвальт дрался в шестилетнем возрасте, не поделив с соседским мальчишкой сувенирную фигурку меноса. В памяти осели недовольные слова отца: «Благородные квинси не дерутся друг с другом. Благородные квинси не машут кулаками, как ругонгайские оборванцы». Хашвальт кивал, украдкой ковыряя пластырь на подбородке, и обещал, что больше никогда. И уж, конечно, не мог представить, что следующим, на кого он замахнется, будет канцлер Ванденрейха.
Хейлиц смотрел спокойно. Не пытался уклониться, перехватить руку или ударить своей реяцу, хотя и малой толики хватило бы, чтобы переломать Хашвальту все кости. Словно знал, что в последний момент тот поймет — самоубившись о первое лицо в Ванденрейхе, он не решит ни одну свою проблему. Скорее, создаст своей семье парочку новых.
Хашвальт медленно опустился обратно в кресло, за что удостоился одобрительного:
— Глупый мальчик. Но учишься быстро.
Тишина звенела все оглушительней. Хашвальт вспоминал про французского аристократа, который с криком «Лучше смерть, чем ее ожидание!» рвался к гильотине вперед своих товарищей. Сейчас он понимал его как никто другой.
— Знаешь, что такое минет? — спросил Хейлиц таким тоном, будто интересовался, холодно ли на улице.
— В теории, — процедил Хашвальт. Его познания о сексе ограничивались журналами, которые иногда приносил Аскин, и фантазиями в душе. И ни то, ни другое сейчас не годилось.
— Кажется, в начале нашей беседы я сказал, что не стоит торопиться, принимая важные решения. — Хейлиц откинулся в кресле. — Так вот, думай об этом как об исключении, которое подтверждает правило. У тебя есть тридцать секунд. И ты все еще можешь уйти.
Хашвальт встал. Эти тридцать секунд были лишними — он принял решение в тот момент, когда открывал Тень.
Воздух вдруг стал горчить. Он не сможет. Его вырвет. Или он сомкнет челюсти. Последний вариант казался особенно привлекательным, но Хашвальт уже сейчас понимал, что не решится. Вот Базз Би… Впрочем, нет, Базз Би с порога полез бы бить морду.
Хашвальт вскинул голову.
— Но мы с вами договорились?
И едва не шарахнулся, когда его погладили по щеке — бережно, почти ласково.
— Я отпущу его, — пообещал Хейлиц. — Если буду тобой доволен.
Его пальцы были шершавыми от частого применения квинси-техник и пахли вишневым табаком. Похоже, он курил те же сигареты, что и отец. Хашвальт любил этот запах, он ассоциировался с семьей и домом, но сейчас от него мутило.
Он выдохнул и медленно — собственное тело вдруг стало очень тяжелым — обогнул стол и опустился на колени перед Хейлицем. Вопросительно посмотрел и, получив короткий кивок, потянулся к застежке брюк. В его мыслях тихо смеялся Базз Би, а тихий голос сестры рассказывал племяннику сказку про Короля.
Хашвальт облизнул губы и подался вперед.
Потом его все-таки вырвало, но Хейлица это не разозлило, а, скорее, позабавило. Он даже подставил корзину для бумаг и подержал волосы. Хашвальт прикрыл глаза, переживая новый прилив дурноты, но в желудке, кажется, ничего не осталось.
— Вы довольны? — услышал он свой голос, на удивление спокойный и четкий. В голове кто-то кричал во всю глотку.
— Вполне. — Хейлиц протянул ему салфетку, Хашвальт машинально ее принял. — Приведи себя в порядок и иди встречать своего друга. Или напейся. Делай что хочешь, но в субботу я хочу видеть тебя в хорошем настроении. Дозорные умирают нечасто, но их есть кем заменить.
Вывалившись из кабинета, Хашвальт глубоко вздохнул и отшвырнул наконец салфетку. Его разбили на части, и собрали что-то совсем новое и очень мерзкое. Что-то, с чем он никогда не сможет ужиться.
Проведя ладонью по лицу, Хашвальт понял, что плачет.
Глава 2
Базз Би опять снился этот сон. Он брел куда-то по колено в тумане, а высоко над головой гигантским причудливым фонарем светилась эта ерундовина, напоминающая очертаниями букву «H».
Ерундовина никогда не менялась — в отличие от того, что окружало Базз Би. Иногда это было болото, иногда лес из сухих деревьев, иногда лабиринт с кучей ложных ходов. Базз Би слышал, что у каждого шинигами был свой внутренний мир, и, в принципе, допускал наличие такого же у квинси, но одного не мог взять в толк: если внутренний мир — это отражение личности хозяина, то почему здесь так мокро и холодно, и где круглосуточный бар с тридцатью сортами бесплатного пива?
Еще Базз Би не покидала уверенность, что однажды он найдет здесь что-то важное. Он осознавал это так четко, будто кто-то вскрыл ему голову и записал эту мысль на внутренней стороне черепа.
Вообще-то, Базз Би не верил во всякую мистическую ерунду — вещие сны, гороскопы и параллельные миры, — но это было до Ванденрейха. Сейчас-то он точно знал: в мире, созданном из духовных частиц, где люди ходили по воздуху, а глубоко в подземелье спал настоящий бог, могла случиться любая фигня.
Проснулся Базз Би резко, как от тычка под ребра. Реальность сперва показалась ему продолжением сна: холодно, темно и свет с потолка — правда, такой тусклый, что, вытяни руку, и не разглядишь своих пальцев. А потом Базз Би вспомнил — карцер. У Солнечных Ворот двое подхватили его под руки и куда то поволокли.
Базз Би жил по принципу «не можешь изменить ситуацию — измени отношение к ней». То есть, сначала он честно буянил, пинал дверь, швырял мебель — пытался швырять, но единственный в карцере стул был крепко прикручен к полу, — и требовал объяснить, какого хрена вообще. А потом вытянулся на жесткой койке и вырубился в одно мгновенье. И ничего, отлично побродил по лесу в поисках неизвестно чего.
Уж лучше бы ему снилась та фигуристая новенькая с шотландской фамилией. Или пропущенный в субботу футбольный матч — Германия против Пруссии. Или Юго.
Базз Би прошелся по камере, покрутил головой, разминая шею, с сомнением посмотрел на каменный пол и лег на живот. Карцер — это нихрена не повод пропускать тренировку, все равно тренажерка сегодня не светит, а у него, черт побери, режим. Заодно и согреется.
Когда вошел охранник, Базз Би заканчивал традиционные пятьдесят отжиманий, последние десять — с хлопком. Сложный трюк, отожрал у него целую неделю тренировок, но оно того стоило.
— Как жизнь? — поинтересовался Базз Би у охранника. — Давай присоединяйся.
Сердце стучало как бешеное — куда сейчас поведут? — но со счета Базз Би не сбился ни на миг. Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят, все!
— Давай на выход, — охранник дернул подбородком и добавил, словно прочитав мысли: — Тебя отпускают.
От накатившего облегчения хотелось расхохотаться и пройтись колесом по камере. Ничего такого Базз Би, конечно, не сделал — поднялся, отряхнул сначала руки, а потом штаны и рубашку. И деловито поинтересовался:
— А ужин?
Жрать хотелось безумно — последним, что ему перепало, был хот-дог с чем-то, что притворялось куриной сосиской.
— Будешь умничать, организуем, — беззлобно пообещал охранник, — и ужин, и все, что к нему прилагается. Уходишь или остаешься?
Базз Би скорбно вздохнул. Ему не терпелось наружу — увидеть солнце, или луну, или даже ту серую муть, которой затягивало купол, когда на нем скапливалось слишком много рейши.
— Рюкзак-то хоть отдадите? — встревоженно поинтересовался он, вспомнив про завернутую в свитер бутылку шпанса.
На улицу Базз Би вышел через полчаса— злой и порядком сбитый с толку.
Во-первых, ему ничего не объяснили, и это раздражало. Базз Би случалось нарушать правила, но в Мире Живых он всегда вел себя безупречно. Даже нарвавшись однажды на пустого величиной с трехэтажный дом, он просто ушел в Тень, хотя гордость квинси требовала материализовать арбалет и жахнуть по ублюдку со всей дури.
Во-вторых, вместе с пропуском ему выдали какую-то серую бумажку с печатью и личной подписью канцлера Хейлица. Стены давили, не хотелось задерживаться в этом месте даже на секунду, поэтому читал он уже на улице, стоя под фонарем. Читал, не верил своим глазам и бормотал на каждой строчке:
— За что, мать твою?
Курсанту Базз Би на два месяца запрещено посещать Мир Живых. За нарушение — отчисление из академии без права восстановления. Гадство. Базз Би стиснул зубы и пнул фонарный столб. Лампа осуждающе заскрипела, закачалась, наполняя аллею хищно прыгающими тенями. Базз Би смотрел на них и чувствовал, как в груди здоровенной огненной змеищей — анакондой, он видел такую в зоопарке Филадельфии — зарождается злоба. Два месяца — это не навсегда, но Базз Би не любил откладывать жизнь на потом.
Змеища была с ним согласна и расплетала кольца одно за другим. Жар заполнял тело — клетку за клеткой, сосуд за сосудом.
Мир Живых всегда нравился Базз Би. Там были дед и мелкий — все, что осталось от его семьи, с тех пор как отцовский «Ниссан» занесло на горном серпантине. Там были красивые девушки и правильная музыка, а в гараже ждал своего часа скутер, подаренный на совершеннолетие. Там была…
Сначала Базз Би почувствовал запах, напомнивший ему, как в детстве они с приятелем жгли в подворотне газеты, и только потом опустил глаза.
Бумажка горела.
Сначала вспыхнули верхние углы — со стороны казалось, что у бумажки выросли огненные рога. Потом пламя побежало по кромке вниз и радостно вгрызлось в подпись канцлера.
Бумажка горела, а Базз Би стоял и смотрел. Пытался понять — это уже реальность, или он все еще в камере, видит сто пятьдесят пятую версию своего сна про болото.
— Что за…
Очнулся он, когда огонь лизнул пальцы — больно, блин! — и погас. Базз Би стряхнул с ладоней пепел, медленно снял перчатки и с опаской посмотрел на свои руки. Казалось, что пальцы вот-вот вспыхнут, как свечки на именинном пироге.
Базз Би даже огляделся в поисках сугроба побольше. Сердце стучало где-то в затылке.
Прошла минута или две. Под куртку забрался холод, пульс успокоился, а в голове немного прояснилось. Базз Би коротко рассмеялся. Конечно, он не может поджигать силой воли, ни один квинси не может. Огонь — это к шинигами. А это — Базз Би посмотрел на пепел у своих ног — а это просто какая-то странная хрень.
Думать про хрень не хотелось. Хотелось сигарету, глоток кофе и под горячий душ.
Базз Би поправил лямки рюкзака и зашагал к общежитию.
Первое, что бросилось ему в глаза в холле — светлые волосы на фоне черной стены. Юго сидел на стуле под самодельным плакатом, предупреждавшим: «Вернетесь до двенадцати — увидите хорошие сны. Вернетесь после двенадцати — увидите коменданта», и пялился в книгу. Именно пялился, а не читал, судя по стеклянным глазам.
Волновался, понял Базз Би, и в груди разлилось тепло. Хоть что-то хорошее за этот поганый день.
— Привет,— он подошел и сдернул с колен Юго книгу, повертел ее в руках. — «История благородных семейств», ну надо же. Вот и нашелся чудак, который берет из библиотеки эту тоскливую муть. А про вас тут есть?
Юго поднял на него глаза.
— Двадцать пятая глава, половина двенадцатой и немного во вступлении.
О своей семье он рассказывал много и охотно. По семейной легенде его дальний предок первым получил от императора — тогда еще просто странствующего целителя — глоток божественной крови, а вместе с ней и силу убивать пустых. Хашвальтов в Ванденрейхе до сих пор так и называли — первые квинси. Правда, Юго морщился каждый раз, когда слышал такое в свой адрес. Он считал, что уважения нужно добиваться самому, а не почивать на лаврах предков.
Базз Би очень одобрял такой подход. Как и то, что Юго не считал зазорным жить в одной комнате с гемиштом. А еще дружить с гемиштом, тренироваться с гемиштом и смотреть с ним кино с одного планшета.
Нет, Базз Би не стеснялся своего происхождения, не собирался ни перед кем извиняться за то, что его мать была обычным человеком, а в ответ на любые претензии он просто бил — зло и сильно. Но ему нравилось, что не все чистокровные высокомерные мудилы.
О том, что ему нравятся еще и ресницы Юго, Базз Би старался не думать.
— Понятно, — протянул он. — С утра тут торчишь?
— Не льсти себе. — Юго встал, остро глянул из-под челки и коротко поинтересовался: — В порядке?
Базз Би неопределенно пожал плечами. Пять минут назад у него в руках горела бумага, а в остальном все было зашибись.
— Ну, насовали зуботычин, — он ощупал челюсть. Вроде уже и не болело, врезали ему только один раз, в воспитательных целях. А ведь могли бы и к стенке поставить за нападение на старшего офицера. — Но я первый полез на рожон.
— Хорошо. — Пальцы Юго едва заметно дрожали, когда он забирал книгу обратно. Накрутил, что ли, себе лишнего, пока ждал? Хотя, будь Базз Би на его месте, тут бы уже звенело стекло и летала мебель.
В комнате на него накатила апатия. По-хорошему, надо было разобрать рюкзак и спрятать шнапс на случай внезапного досмотра, но, рухнув на койку, Базз Би понял, что встанет, только если в комнату войдет канцлер Хейлиц. Встанет, размахнется и даст ему по морде так, чтоб в коридор вылетел.
Эх, мечты, мечты.
— Прикинь, меня закрыли на два месяца, — пожаловался Базз Би потолку. Черт с ним, со скутером, всплыла другая проблема, о которой он сначала не подумал. — Как бы мой старик дуба не врезал. Я ведь каждое воскресенье хожу отмечаться, что пустые не сожрали. Хренов канцлер.
Базз Би замер. За «хренова канцлера» обычно прилетало: либо подзатыльник либо лаконичное «За языком следи». Иногда и то и другое.
На этот раз Юго не стал распускать руки — только поморщился слегка. От Базз Би не укрылось, что глаза у него все еще стеклянные.
— Ты бы объяснил своему старику, что пустые в Ванденрейхе — это все равно что квинси в Готее. Те, что в лаборатории, не в счет, им все равно не выбраться.
— Да нахрен идут твои квинси в Готее. У тебя что, дедушки никогда не было?
Базз Би прикрыл глаза. Усталость накатывала волнами — как будто он двадцать раз обежал вокруг Силберна с Бамбиеттой на плечах. Ну что за дурацкий день.
Где-то над головой протяжно вздохнул Юго.
— Давай координаты для Тени. Схожу в эти выходные, успокою дедушку.
— Не выйдет ничего. — Базз Би с сожалением приоткрыл один глаз. — Он не говорит по-немецки. А ты не говоришь по-японски. Но спасибо.
— Базз Би, — судя по голосу, Юго с трудом сдерживал улыбку, — я буду сидеть и смотреть, пока до тебя не дойдет.
Базз Би коротко выругался и стукнул себя по лбу. Похоже, мозги он забыл в карцере.
— А, ну точно, письмо. Кинь мне рюкзак.
— Ты напишешь, как есть? Про дозорного? — поинтересовался Юго, выполнив просьбу.
— Вот уж не знал, что я похож на дау… — Базз Би сел так резко, что комната закружилась перед глазами. — Погоди, про кого я должен написать?
Юго ответил удивленным взглядом.
— В Мюнхене вчера погиб дозорный. Ты был единственным квинси в городе, вот тебя и задержали до выяснения обстоятельств. Я думал, тебе рассказали.
— Выяснили? — зачем-то уточнил Базз Би. Еще как выяснили, иначе его старику писал бы другой человек.
— Да. Пустые его порвали. Какой-то новый вид. Сильные, быстрые и регенерируют практически мгновенно. Ягдарми уже дали задание отловить одного для опытов.
— Эволюционируют, паразиты, — скривился Базз Би.
Юго мрачно кивнул.
— Если обычный занпакто на него не действует, непонятно, что будет с нашими стрелами.
— У того мужика был кидошный. — Базз Би напряг память. В прошлую субботу он несколько часов таскался за мюнхенским дозорным — очень уж хотелось увидеть, как сражается настоящий живой шинигами. Ближе к вечеру его усилия были вознаграждены: дозорному попался пустой. Здоровенный, похожий на уродливого краба, он пытался вскрыть машину с вопящей от ужаса парочкой. Базз Би наблюдал за дракой с крыши ближайшего дома, приплясывал от невозможности поучаствовать и гадал, можно ли считать пожелание удачи врагу государственной изменой. — И какой-то хитро скрученный, шаровые молнии пускать умел.
Парня дозорный все-таки спас, а вот девчонку — нет. Примчавшиеся медики долго суетились вокруг нее, а потом накрыли простыней и загрузили в скорую. Сердце, наверное, оказалось слабое.
— И знаешь что, Юго? — Базз Би наконец нащупал в рюкзаке то, что искал — тетрадь, купленную только ради обложки со Сплинтером. — Мне тогда впервые пришло в голову, что эти шинигами не все такое говно, как нам рассказывают.
Юго отстранился и с серьезным выражением посмотрел ему в лицо.
— Ты только не выноси эту светлую мысль за пределы комнаты, хорошо?
Базз Би скорчил рожу и помахал в воздухе тетрадью.
— Но ты же со мной согласен?
Напряжение потихоньку отпускало, и хотелось трепаться — да хоть бы о шинигами, тем более что Юго, кажется, был не против. Базз Би вспомнил, как однажды разбудил его посреди ночи, потому что только что дочитал «Отверженных» и хотел срочно с кем-то обсудить, какой мудак этот Мариус, раз пошел на баррикады не за идею, а потому что девка бросила. Они тогда говорили до утра — о революции, о том, что Гюго ненавидит всех своих героев, ну и о девчонках, конечно.
Это было здорово.
— В Ванденрейхе есть квинси, которые гораздо хуже, чем шинигами. — Юго возился с будильником так ожесточенно и сосредоточенно, словно действительно нуждался в нем, чтобы проснуться вовремя. — Я это знаю точно. На полшестого или на шесть?
— Кому-то надо помочь упасть с лестницы? — ненавязчиво поинтересовался Базз Би. В груди нехорошо кольнуло. Даже если у этого засранца проблемы, признание из него не вытрясешь. — На шесть, я и так сегодня не доспал.
Одеваться придется как мобилизованному — по горящей спичке, но от этого умирают.
Юго пристроил будильник на тумбочку и усмехнулся. Сложно было понять, сколько в в этой улыбке искренности.
— Нет, я это риторически. Скажи честно — в карцере было страшнее, чем в усыпальнице?
От возмущения Базз Би аж поперхнулся воздухом.
— Ну ты сравнил Лес Меносов с клумбой!
* * *
Тот день отпечатался в памяти до мельчайших, нахрен не нужных подробностей. Например, на завтрак давали на редкость мерзкие рыбные котлеты. И если сосредоточиться, можно было снова почувствовать на языке их вкус.
Но Базз Би вспоминалось другое.
Как он плюхнул поднос на стол, сел между Бамбиеттой и кем-то из Ллойдов — их никто не различал, Базз Би не был исключением, — и спросил, заговорщически понизив голос:
— Эй, ребята, а хотите увидеть императора Яхве?
Сначала никто не впечатлился.
— Мы и так каждый день его видим. — Бамбиетта отодвинула свою тарелку подальше от его локтя. — Портрет висит в каждой аудитории. А еще есть такая забавная штука, называется учебник, очень рекомендую.
— Ведьма, — беззлобно отозвался Базз Би. — Я имею в виду, хотите пойти со мной в усыпальницу?
Повисла плотная тишина. Ллойды удивленно переглянулись, Бамбиетта что-то фыркнула в стакан с соком — наверняка очередную гадость, а Юго нахмурился.
— Это запрещено. И невозможно.
— Возможно, если очень хочется, — поправил его Базз Би. — И если капитан элитной стражи твой друг.
— Жерард Валькирия твой друг? — прыснула Бамбиетта. — А он в курсе?
— Расклад изменился. — Базз Би стащил с ее подноса печенье. — Бастербейн пойдет, только если извинится и покажет сиськи.
Бамбиетта молча вылила ему на голову сок из своего стакана.
— Ладно, какие у тебя нахрен сиськи. — Базз Би зашипел, стряхивая капли с ресниц, и потянулся за салфетками. — Вы, ребята, что скажете?
Ллойды снова обменялись долгими взглядами, а потом синхронно кивнули. Аскин всегда говорил, что у них одно сознание на двоих и, кажется, не врал.
— Юго? — Базз Би переключил внимание на соседа по комнате. Они и знакомы-то были всего ничего, но Базз Би подозревал, что с ним будут проблемы. Конечно, Юго не крыса и не сдаст, но по мозгам проедется обязательно. — Ты согласен или ты согласен?
— Не уверен, что мы поступаем правильно…
Базз Би коротко простонал — ну вот, началось.
— …чтобы посетить усыпальницу, нужно личное разрешение канцлера. Или ты и с ним успел подружиться?
— Это элитная стража, — терпеливо ответил Базз Би. — У них нет канцлера, у них есть только Яхве. И если они говорят можно — значит, можно.
Юго пилил рыбную котлету с таким лицом, словно эта конкретная рыба когда-то была его личным врагом. В неодобрительном молчании отчетливо читалось: «Ладно, кто-то же должен следить, чтобы вы, придурки, не натворили дел».
— Это же отец всех квинси! — вовремя вступила Бамбиетта. — Хранитель вашего рода. Неужели не интересно?
Юго вздохнул и отодвинул поднос.
— Ну, если капитан Валькирия не возражает.
Капитан Валькирия возражал. Хотя и не в тех выражениях, которые ожидал от него Базз Би. Впрочем, он не был уверен, что хочет увидеть добродушную гору мышц в настоящей ярости.
— Эй, малец, мы вроде договаривались, что ты будешь один, — гора покачала головой и аккуратно взяла его за ухо. — Это тебе не кинотеатр.
— Нет, мы договаривались про «быстро и тихо», — уточнил Базз Би. Было больно, но он старался не морщиться. — Мы все быстрые и очень-очень тихие. А вот этот белобрысый вообще староста. Он скорее язык себе отгрызет, чем признается, что был здесь. Ну, пожалуйста, жалко вам, что ли?
Валькирия разжал пальцы. Ллойды и Бамбиетта его не заинтересовали — в отличие от Юго.
— Смотри-ка, а похож, — сказал он, так и не уточнив, на кого, а потом зачем-то обернулся на своих товарищей — стрелка и непонятную фигуру в капюшоне. Базз Би не успел запомнить их имена. — Ты ведь из первых квинси, мальчик?
— Я просто Юграм, — коротко ответил Юго.
Валькирия внимательно смотрел на него — недолго, секунды три, а потом вдруг расхохотался и снова повернулся к Базз Би.
— Значит, так, раз привел делегацию, то и отвечать за нее будешь сам. Слушай правила. Внизу не орать, не топать, лозу не трогать и к саркофагу ближе, чем на пять шагов, не подходить. Я жду полчаса , а потом начинаю сердиться. А когда я сержусь, люди теряют уши. Если понял, то кивни.
— Что, и открутить ничего нельзя? — не удержался Базз Би. — На память?
— Можно, — Валькирия похлопал его по плечу. — А я тебе потом тоже чего-нибудь откручу. На память.
Дверь в усыпальницу была совсем невысокой. Это потому, объяснил Валькрия, что люди должны преклонять головы, когда входят к богу. За дверью начиналась лестница, ведущая в усыпальницу. Гладкие каменные ступени убегали в черноту.
— Ну, кто первый? Бастербейн, может, ты? — воодушевленно спросил Базз Би. — Говорят, если тысячу раз обойти вокруг саркофага, то грудь вырастет.
— А если две тысячи — то мозги, — немедленно отозвалась та. — Жаль, ты за полчаса не успеешь.
— Ладно, я пошутил. Вперед идут четкие парни.
Темнота была густой и почти осязаемой — казалось, что можно нарезать ее на куски. А еще слишком легко было представить, что у лестницы нет конца — так и будешь спускаться, спускаться и спускаться, пока не состаришься. Базз Би отвлекался, считая ступени. Он не полагал себя трусом, но на третьей сотне грудь сдавило неприятное чувство. Успокаивало только тихое дыхание Юго за спиной.
— Ты хочешь загадать желание? — спросила темнота голосом Юго.
— Желание? Нет. — Базз Би держался за стену — ступеньки стали совсем крутыми, зато стала попадаться светящаяся лоза, а значит, они уже близко. — Я не верю в эти бабкины сказки «предложи душу, и саркофаг исполнит твою мечту». У меня совсем другой интерес, вот смотри.
Он вытащил из кармана старенький потертый фотоаппарат. Снимки на нем выходили не ахти, но стипендию начисляли в конце месяца, а значит, на лучшее рассчитывать не приходилось.
— Камера. А Валькирии ты про нее сказал? — Юго поравнялся с ним. Теперь, когда они шли, почти соприкасаясь плечами, стало совсем спокойно и хорошо.
— Нет. Он же не спрашивал.
— Ты знаешь, что она может взорваться от реяцу?
— Знаю, я в детстве поломал две микроволновки и пылесос. Правда, я кота пытался почистить, так что пылесос не считается. — Базз Би оторвал кусок лозы и обмотал вокруг запястья, так было чуть-чуть светлее. — Понимаешь, мой старик мечтает хоть раз преклонить колено перед императором, прежде чем вернуть ему душу. Я подумал, хоть усыпальницу ему покажу, чтобы поменьше думал о всякой фигне.
Все эти разговоры про «вернуть душу» Базз Би ужасно не нравились — старикан казался ему бессмертным. Подумаешь, поседел за последние годы, и морщин прибавилось, разве же это повод пускать в голову дурацкие мысли?
Сейчас Базз Би удивлялся самому себе. Про старика и вообще семью он не рассказывал никому в Ванденрейхе. Не любил откровенничать и ворошить прошлое.
Темнота вздохнула с облегчением:
— Ну, это не страшно.
Базз Би чуть не споткнулся.
— А ты думал, я его будить полезу?
— Я бы не удивился, — дипломатично ответил Юго. — Так, кажется, пришли. Теперь надо дождаться остальных.
Усыпальница была огромной, высокие потолки терялись в темноте. Базз Би немедленно почувствовал себя Аладдином, стоящим на пороге пещеры чудес, не хватало только факела и вертлявой обезьяны на плече. Захотелось проверить, есть ли здесь эхо, но он дал Валькирии кучу обещаний и собирался сдержать хотя бы одно — не орать.
«Не подходить к саркофагу» он благополучно утопил в глубинах памяти.
В зале было светло. Базз Би вертел головой, разглядывал напольную мозаику в виде крестов квинси, почему-то не бело-голубую, а черно-красную, и обвитые разросшейся лозой скульптуры на стенах. Кажется, такие назывались каким-то заумным слово. Фрески или барельефы. Барельефы, точно.
— А гробница где? Под землей, что ли?
Вчера Базз Би собирался почитать про усыпальницу, но вспомнил об этом только вечером — ровно через час после того, как закрылась библиотека.
Юго снисходительно улыбнулся.
— Саркофаг чуть дальше. А это зал Истории. Думаю, твоему дедушке будет интересно.
Базз Би угукнул и поднес к лицу камеру.
Самый большой и красивый барельеф располагался над неприметной дверью в конце зала — император Яхве, окруженный толпой квинси. Приглядевшись, Базз Би понял, что они ничем не отличаются от тех, кого он каждый день видит на лекциях и тренировках, даже форма почти та же самая — китель, высокие сапоги, плащ с обязательным крестом по центру. Правда, у квинси с барельефа почему-то были…
— Крылья! — голос у Бамбиетты был звонкий и высокий, эхо тут же растащило его по всему залу. — Вот бы и нам такие же.
Базз Би понадобилось несколько секунда, чтобы восстановить дыхание и убедиться, что он не выпрыгнул из штанов. Со спины подкралась, ведьма!
— Что, Бастербейн, от тебя метла сбежала?
— Гребаный ты мудак, Базз Би, — вздохнула Бамбиетта. — Умеешь испортить момент.
— Не выражайся в присутствии Его Величества, а то он вылезет и съест тебя, правда, Юго?
— А еще император не любит, когда в его присутствии ссорятся, поэтому, скорее всего, он съест вас обоих, — откликнулся этот предатель. — Идите лучше все сюда, я покажу вам генерала Ямамото. Только он зарос весь.
Генерала они расчищали в четыре руки, а когда закончили, Базз Би почувствовал себя обманутым.
Человек, который победил... Нет, не так, человек, который сражался с императором и случайно оказался чуть-чуть сильнее, просто обязан был выглядеть по-другому: два метра ростом, клыки, злобная ухмылка, плечи шириной с одну из башен Силберна. Груда черепов под ногами, а за спиной обязательно — полыхающие развалины.
Но из-под лозы показалась фигура немолодого хмурого мужика в кимоно и с лысиной и дурацким пучком. В правой руке он держал обнаженный дымящийся клинок. Все как в японских фильмах про самураев, где в конце кто-то обязательно протыкает себе пузо. Ничего интересного.
Но снимок Базз Би все-таки сделал, а потом спросил:
— Что значит этот дым?
— Рюджин Джакка — огненный меч, — ответил один из Ллойдов.
— Он может поднимать мертвецов, — продолжил второй, — если они пали от его ударов.
— Ну, если огненный, тогда другое дело, — пробормотал Базз Би и потянулся, чтобы коснуться меча. Вспомнилось, как Юго спрашивал что-то про желания — пожалуй, Базз Би не отказалась бы от такой штуки, только чтобы без мертвяков. Посылать кого-то сражаться вместо себя совсем не круто, да и убить он еще никого не успел. — Пойдем, глянем, что тут еще есть, чего на шинигами пялиться.
Камеру он не убирал.
Когда были живы родители — сейчас это время казалось очень далеким, — они много путешествовали всей семьей. Например, накануне той катастрофы успели побывать в Каире и вдоволь погулять по музеям. Базз Би откручивал голову сувенирной фигурке Осириса и слушал рассказы отца про египетских богов.
Сейчас вместо отца был Юго и иногда Ллойды — эти парни вдруг стали на редкость разговорчивыми, словно условное присутствие императора развязало им языки, но суть не поменялась. Базз Би слушал про черное дитя, про закладку Силберна и про великую войну с пустыми и чувствовал себя на экскурсии. Он бы ничуть не удивился, если бы в соседнем зале их встретил улыбчивый торговец с корзиной, полной плюшевых верблюдов, открыток и магнитов.
Но в зале не было ничего, кроме саркофага. В воздухе парил простой каменный короб без украшений, даже без привычного креста. Впрочем, судя по барельефам и портретам в учебниках, император был очень скромен в предпочтениях — его одежда ничем не отличалась от формы обычного квинси. Не было ни мантии, ни даже короны, полагающейся королю.
Базз Би почесал затылок. Повелитель, который не отделял себя от своих подданных, был ему по душе.
— С низкими дверями могли и не заморачиваться. Чувствуете?
Духовная сила давила на плечи с такой силой, что хотелось упасть на колени, а то и вовсе распластаться по каменному полу. Даже просто двигаться было тяжело — словно шагаешь по морскому дну, и каждая нога весит тонну.
— Может, не пойдем дальше? — усомнился за спиной кто-то из Ллойдов. Странно, что не Юго. — Да и пора уже.
— Не ходите. Я здесь, чтобы увидеть императора, а вы как знаете. — Базз Би уверенно шагнул через порог и не особенно удивился, когда Бамбиетта скользнула за ним.
— Знаешь, Бастербейн, если сбросить со счетов твой паскудный характер, то ты просто девушка мечты. Красотка со стальными…
— Глядите, — перебила Бамбиетта, указывания на стену. То ли не захотела слушать продолжение, то ли на самом деле впечатлилась увиденным. — Юго!
Базз Би скользнул взглядом вслед за ее рукой и согласился.
— Ну, похож.
Единственный в зале барельеф изображал юношу с длинными волосами и красивым спокойным лицом. Юноша улыбался так, словно узнал все тайны Вселенной и нашел их не особо занимательными.
Базз Би снова полез за камерой — картинка обещала выйти красивой. Благодаря мастерству строителей складывалось ощущение, что юноша держит саркофаг в ладонях.
«Юграм Хашвальт, первый квинси» — гласила надпись у самого пола.
— Еще и тезка впридачу, вот это совпало, — присвистнула Бамбиетта.
— Не совпало, а традиция, — Юго вклинился между нею и Базз Би. — Одного мальчика в поколение, обычно старшего сына, называют Юграмом в честь друга и советника императора. В этом поколении честь выпала мне.
На мгновение его голос стал чужим, а сам он — очень далеким и печальным. Базз Би снова повернулся к барельефу.
Еще у юноши был меч, и выглядел он куда солидней, чем та дымящаяся полоска стали. Такие мечи существовали для того, чтобы одним махом разрубать целые армии и сметать с лица земли города.
— Я всегда думал, у квинси только луки, — Базз Би вытянул шею, разглядывая гарду. Луки он признавал — отличное оружие против твари, которая сама по себе является смертельным ядом. И еще пистолеты, но пистолет в Силберне был только у старика Аккутрона. А ведь Базз Би всегда считал, что он родился раньше, чем изобрели колесо.
— Честно говоря, о мече я ничего не знаю, — признался Юго, — но вряд ли мой предок носил его для красоты. Выглядит довольно тяжелым.
— Как, разве у вас дома нет семейной сокровищницы, где хранится эта железка? — искренне удивилась Бамбиетта. Базз Би видел особняк Хашвальтов — массивные стены действительно навевали мысли о сокровищницах, портретах в тяжелых рамах и фамильных призраках.
— Недавно мы переделали ее в комнату для жертвоприношений, — серьезно ответил Юго. — А когда отец вскрывает кому-то горло во славу Яхве, он пользуется кухонным ножом.
— Моя школа, — Базз Би одобрительно присвистнул и показал большой палец. — А сверху что за ерундовина?
Над головой первого квинси красовалась гигантская чаша, украшенная крестом. К ней крепилась массивная цепь, звенья убегали вверх по стене и растворялись в черноте, с которой не справлялась светящаяся лоза.
— Может быть, чаша, из которой он пил кровь Его Величества? — неуверенно предположила Бамбиетта.
— Такая здоровенная дура? — усомнился Базз Би. Чаша напоминала ему нечто совсем другое, что-то очень простое, но он никак не мог понять, что. — Я в нее залезть могу и еще для тебя место останется.
Юго пожал плечами.
— А крылатых квинси ты видел когда-нибудь? Это просто символ.
— Логично, — согласился Базз Би. — Слушай, я сейчас подойду к саркофагу, а ты меня сфотографируешь, хорошо?
— И думать забудь, — сухо ответил Юго. — Это неуважение.
Базз Би решил, что он, в принципе, прав. Но коснуться саркофага хотелось до боли в кончиках пальцев. Каменный короб вдруг заполнил всю вселенную, вытеснив из головы обещание, данное Валькирии, и страшные истории о том, что император ест гемиштов.
До саркофага было ровно пять шагов, но Базз Би не помнил, как сделал их. Кажется, он сбрасывал с запястья чьи-то пальцы и грозным голосом требовал, чтобы те, кто боится, возвращались наверх. Он очнулся, когда ладонь легла на поверхность саркофага. Та была очень гладкой — неудивительно, плиты, наверное, полировали часами — и, как ни странно, теплой. Базз Би застыл и прислушался. Казалось, он вот-вот почувствует пальцами чужое дыхание.
Но пока он чувствовал только духовную силу, сжимающую его плотно, как водолазный костюм, и тепло, волнами исходящее от саркофага.
— Базз Би, идиот несчастный! — злой голос Бамбиетты плохо вязался с ее белым лицом. — Или ты сейчас же вернешься, или мы все расскажем Валькирии! Он тебе открутит все, что откручивается.
— Не ори, разбудишь императора. Я отсюда слышу, как он ворочается.
Юго задумчиво повертел в руках камеру, а потом поднял на Базз Би нечитаемый взгляд.
— Сейчас я ее уроню. Случайно.
— Вот сволочь!
— Считаю до пяти, — предупредил Юго. — Один…
— Ладно, ладно, — поморщился Базз Би. — Как с вами скучно, в следующий раз Накк Ла Варра позову, он хоть пожрать…
То, что произошло потом, возвращалось к нему в кошмарных снах еще года два.